Игра Нептуна

XIV

В десять утра Адамберг покидал Клиньянкур с полным желудком, чисто выбритый, в выглаженной одежде и с частично просветленным рассудком — благодаря исключительной доброте Клементины. Эта восьмидесятишестилетняя женщина умела отдавать не считая. А он? Он привезет ей что-нибудь из Квебека. Там наверняка шьют теплую одежду, какой в Париже нет и в помине. Уютную домашнюю куртку из медвежьих лоскутов или ботинки из лосиной кожи. Что-нибудь из ряда вон выходящее, как она сама.

Перед визитом к окружному комиссару он с беспокойством припомнил советы лейтенанта Ноэля, одобренные Клементиной. «Врать самому себе — это одно, а легавым — иногда просто необходимо. Нечего лезть в бутылку из-за чести. Честь — сугубо личное дело».

Окружной комиссар Брезийон высоко оценивал результаты работы Адамберга, но не испытывал симпатии ни к самому Адамбергу, ни к его образу существования. Тем не менее он помнил, как много пережил комиссар во время расследования сложнейшего «дела четырех», когда министерство едва не сделало его крайним. Как истинный служитель закона Брезийон знал, чем обязан Адамбергу. Но стычка комиссара с бригадиром смущала и — главное — удивляла его, потому что зачинщиком оказался беспечный комиссар. Он допросил Фавра, и ему не понравилась тупая грубость бригадира. Он выслушал шестерых свидетелей — все твердо защищали Адамберга. Но разбитая бутылка была серьезной отягчающей деталью. У Адамберга в отделе внутренних расследований были не только друзья, и голос Брезийона станет решающим.

Комиссар коротко изложил факты. Он грохнул бутылку, чтобы поставить на место Фавра, приструнить его. «Приструнить». Это слово пришло Адамбергу в голову по дороге, и он решил, что оно очень хорошо ложится в его историю. Брезийон слушал с озабоченным видом, и Адамберг почувствовал, что патрон склоняется на его сторону, хотя дело еще не окончено.

— Делаю вам серьезное предупреждение, комиссар, — сказал он на прощание. — Решение вынесут через месяц-два. Все это время ходите по струнке. Будьте тише воды, ниже травы, понятно?

Адамберг кивнул.

— И примите мои поздравления в связи с делом Эрнонкур, — добавил Брезийон. — Рана не помешает вам вылететь в Квебек?

— Нет. Врач объяснил, как мне себя вести.

— Когда вы улетаете?

— Через четыре дня.

— Удачно. О вас успеют забыть.

На этой двусмысленной прощальной фразе разговор завершился, и задумчивый Адамберг покинул набережную Орфевр. «Будьте ниже травы, понятно?» Трабельман повеселился бы. Шпиль Страсбургского собора, сто сорок два метра. «Мне смешно это слышать, Адамберг, просто смешно».

В два часа дня семь членов квебекской команды собрались на инструктаж. Адамберг раздал им листовки с изображением знаков различия и званий ККЖ, которые и сам еще не выучил.

— И никаких промахов — вот наш девиз, — начал Адамберг. — Внимательно изучите знаки различия. Вы встретитесь с капралами, сержантами, инспекторами и суперинтендантами. Не путайтесь в званиях. Нас будет принимать старший суперинтендант Орель Лалиберте — пишется в одно слово.

Раздались смешки.

— И нечего хихикать. Их имена и фамилии не похожи на наши. В королевской жандармерии служат Ладусеры, Лафрансы и даже Луисезы.[3] Не ржать. Вы познакомитесь с Жинеттами и Филиберами, которые будут моложе вас. Никакого смеха — ни по поводу акцента, ни из-за манеры выражаться. Когда уроженец Квебека говорит быстро, его не так-то легко понять.

— Например? — спросил любивший точность Жюстен.

Адамберг повернулся к Данглару.

— Например, — откликнулся тот, — наночтоль засядем?

— Переведите, — попросил Вуазне.

— Всю ночь, что ли, просидим?

— Так-то, — сказал Адамберг. — Старайтесь понять и откажитесь от иронии, иначе миссия будет провалена.

— Квебекцы, — мягко перебил его Данглар, — считают Францию прародиной, но не любят и боятся французов. Они считают нас высокомерными снобами и насмешниками, которые думают, что Квебек — далекая провинция, где живут одни козлы и дровосеки.

— Я на вас рассчитываю, — продолжил Адамберг, — не ведите себя как туристы из Парижа, которые всегда слишком громко разговаривают и на все смотрят свысока.

— Где мы будем жить? — спросил Ноэль.

— В Халле, в шести километрах от здания ККЖ. У каждого будет отдельная комната с видом на реку и канадских гусей. Нам предоставят служебные автомобили. Там никто не ходит пешком, все ездят на машинах.

Инструктаж длился еще около часа, потом люди разошлись, довольно перешептываясь, — все, за исключением Данглара, который волочил ноги, как приговоренный к смерти, бледно-зеленый от страха. Если скворцы каким-то чудом не залетят в левый мотор на пути туда, значит, на обратном пути в правый мотор затянет канадских гусей. А один гусь равняется десяти скворцам. Там, в Канаде, даже у птиц совсем другие размеры.