Глава 25

Марк.

Мне в ней нравится все. От пухлых губ до кончиков пальцев. Будто кто-то специально создал эту прелесть, не забыв учесть каждую мелочь, которая может быть, хоть чуточку, мне важна. Даже то, как она облизывает пальцы, не стараясь выглядеть презентабельно и удерживая запеченную курицу в руке, вызывает во мне больше эмоций, чем все женщины до нее вместе взятые.

Если бы еще, она не была такой упрямой и неприступной…

Каждый раз чувствую себя малолетним пацаном, когда она, вильнув бедрами, проплывает мимо. Коснуться пальцами шелковой кожи… Потрогать это чудо… Кажется, я превращаюсь в одержимого.

— Красивый закат, — улыбается моя одержимость, глядя на солнце.

— Ага, — отзываюсь, не в силах оторвать взгляд от ее лица.

Схватить ее в объятия и целовать, пока этот упрямый рот не послал меня к черту.

Стоило подумать, как она облизнула губы, а меня, будто, ошпарило кипятком. Член дернулся, не опускаясь ни на минуту, пока она рядом.

И все бы ничего, протянуть только руку. Я могу заставить ее. Я могу настоять, она и сама меня хочет, я же чувствую, вижу, как дрожит, стоит лишь коснуться. Но… не могу… Уже тысячу раз пожалел о том, что ляпнул ей тогда сгоряча. Вроде бы взрослый мужик, а повел себя, как малолетний придурок. С ней всегда так, мозг отшибает напрочь.

— Ты часто тут бываешь? — спрашивает, повернувшись и глядя мне в глаза.

— Нет, у меня очень мало свободного времени.

— Обидно, наверное?

В глаза мне заглядывает, чуть склонив голову набок. Пальчиками виноград перебирает, отщипывает одну виноградинку и в рот кладет. Издевается, блять. А, ведь, я не железный. Даже от купания в прохладной воде не полегчало. Тело горит, будто его на вертеле поджаривают.

— Не знаю, я об этом не задумывался, — говорю осипшим от волнения голосом.

Знала бы ты, детка, как действуешь на меня. Башню сносит от одного твоего взгляда.

— Тебе нравится? — спрашиваю, лишь бы что-то спросить и не пялиться на ее губы.

— У моего отца была почти такая же яхта, — говорит, сверкнув глазами.

В такие мгновения она похожа на дикую кошку. Безумно сексуальную кошечку, которую мне до боли в паху хочется разложить на этом столе. Прикрываю глаза. Делаю глубокий вдох, выдыхаю и открываю глаза. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как она задумчиво грызет ноготь.

Будто, я не знаю, о чем ты думаешь, малыш. Все мысли написаны на твоем прекрасном личике. Думаешь, забрал ли я яхту твоего отца вместе со всем остальным? Нет, милая, этого добра мне не нужно. Скорее всего, посудина Аралова скоро уйдет с торгов и пополнит коллекцию какого-нибудь идиота, уверовавшего в то, что это принесет ему удачу. Никогда не верил в это дерьмо. Но дураков в мире хватает.

— Спрашивай, — говорю ей, когда истерзанный ноготь все-таки обиженно хрустнул.

— Что? — отбросив размышления, словно, вспоминает о том, что не одна.

— Если хочешь что-то узнать, спрашивай.

Она убирает руку от лица, но закусывает губу. Невысказанный вопрос так и повис между нами. Вероника упрямо отворачивает голову и смотрит на уходящее солнце. Ее кожа, покрытая легким румянцем, в отблесках последних лучиков солнца, словно, светится изнутри. Во взгляде столько решимости, отчаянного сопротивления, что я готов схватить ее за плечи и трясти, пока не вытрясу всю эту упрямую чушь из ее головы.

Как ты не понимаешь, принцесса? Тебе некуда деваться. Блять, да я и не отпущу тебя!

— Налей мне еще вина, — просит она, будто очнувшись от раздумий.

Выполняю ее просьбу, себе наливаю тоже. Выпить сейчас нам обоим не помешает. Интересно, получится ее споить до нужного состояния?

Блять, о чем я думаю?! Совсем крышей поехал, дурак озабоченный! Таких принцесс надо брать трезвыми. Ловить кайф от добровольной податливости. Секс по пьяни, когда она утром будет смотреть на меня волком, не принесет удовлетворения никому из нас.

Ты, ведь, моя принцесса. Моя же?

— А ночевать мы на яхте будем? — спрашивает моя прелесть.

Ночевать… Надеюсь, что вместе мы ночевать будем. Спальня тут одна, зато с большой кроватью. Не придумал ничего лучше, чтобы затащить тебя в постель, детка. Дожил, бля. Такими приемами я пользовался так давно, что мне почти стыдно. Детский сад, ё-моё!

— А ты хочешь вернуться в особняк?

Вот же придурок, зачем спрашиваю? Все равно, не повезу ее обратно. Не для того замутил эту историю с приемом. Мне вообще не нужно было тащиться сюда сегодня, ничего полезного в этом визите нет. Зато пыли в глаза напустить получилось. И все ради маленькой принцессы. Слишком упрямой и независимой, даже для моей железной выдержки.

— Нет, не хочу, — мотает головой мое чудо.

Отпивает вина, а я снова пялюсь на ее губы. Самые вкусные губы в моей жизни!

Пространство наполняют звуки музыки. Красивая мелодия. Я, блин, даже это продумал, точно время рассчитал. Она уже выпила, музыка как раз вовремя.

Вероника вздрагивает, крутит головой, не понимая, откуда идет звук.

— Потанцуй со мной, — протягиваю ей руку.

А что, если она упрямо откажется? Смотрит на меня немного затуманенным от вина взглядом. Думает, соглашаться или нет. А я, как мальчишка, боюсь ее отказа. Даже капля пота по позвоночнику скатилась.

Я болен. Ею. И это не лечится.

Вероника вкладывает свои пальчики в мою ладонь, а я усилием воли подавляю облегченный выдох. Все слишком шатко у нас, почти призрачно. Но это хоть какой-то шаг мне навстречу. А эта малышка нечасто балует меня такими авансами. Тот всевидящий парень наверху не даст соврать, совсем нечасто.

Притягиваю ее к себе, по инерции вдыхая ее вкусный запах, разбавленный запахом моря. Она идеальна. Во всем. Даже спутавшиеся от морской воды волосы вызывают во мне какой-то трепетный голод. Зарываюсь в них носом, не в силах противиться порыву.

Ее рука сжимает ткань халата на моей груди. Я так крепко прижал девушку к себе, что теперь мне слышно, как суматошно бьется в груди ее сердце. Когда женщине все равно, сердце так не бьется, уж это я точно знаю. Это придает уверенности в себе. Тянусь к ее губам и впиваюсь в них поцелуем.

По позвоночнику прокатывается электрический разряд, когда она начинает отвечать на поцелуй. Ее губы, со вкусом вина и соблазна, такие мягкие и вкусные. Даже, если она опомнится и снова укусит меня, плевать, оно того стоило.

Сжимаю в кулак ее волосы, фиксируя голову, оттягивая назад. Мне нужно все. Все ее эмоции, все стоны. Хочу ее всю, без остатка. Ни с кем не стану делить эту прелесть. Она почти тут же, будто очнувшись, дергается, пытается оттолкнуть меня. Но ей это не удается. А я не сразу понимаю, что происходит. Это протест.

Отрываюсь от ее губ. С трудом, мать ее, отрываюсь. Эта девочка вертит мною, как хочет. А я окончательно сошел с ума, если ведусь на ее капризы. В паху ноет, а в голове туман. Только ее губы и вижу. И глаза еще. Злые, упрямые.

Бляяяять!

— Отпусти меня! — не просит, требует.

Мои пальцы, словно их заклинило, продолжают сжимать ее талию. Отпустить? Отпустить…

Опять отпустить?..

— Почему? — шиплю на нее.

Это больно. Оказывается, с каждым разом это все больнее. А я не чертов мазохист, чтобы такое динамо мне понравилось.

— Потому, что я не хочу! — шипит она в ответ.

Точно кошка! Дикая, блять. И за какие грехи мне досталось это счастье?!

— Не хочешь…, - мой голос кажется слишком хриплым и далеким, даже я его не узнаю. — Я, по-твоему, пацан, которому можно навешать лапши на уши? Ты уже потекла, милая. Я же вижу, что хочешь меня. Так какого черта?!

Все напряжение последних дней вылилось в последние слова, которые я прокричал ей в лицо.

Вероника чуть отшатнулась, но быстро взяла себя в руки. Сжав руки в кулачки, она гневно сверкает глазами. Не кошка, львица. Такой характер только в горизонтальной плоскости укрощать. А мы тут, как двое малолеток, фигней страдаем.

— Не переоценивай себя, Одаевский, — сощурив глаза, шипит мне в ответ. — Не настолько ты хорош!

Вот же сучка!

— Не настолько хорошо, говоришь? — рычу ей в губы, притягивая к себе эту, мать ее, принцессу.

Мозг окончательно поплыл, я почти не соображаю, что творю. А она, будто нарочно, злит еще больше. Дразнит меня и не подпускает. Как заправская соблазнительница со стажем. Не знал бы точно, что передо мной вчерашняя девственница, решил бы, что в ее постели побывала пара сотен мужиков.

Или у принцесс умение бесить мужчин в крови? Как врожденный дар, будь он неладен!

— А насколько тебе нужно, м?

Дергаю край ее халата, обнажая плечо. Тут же впиваюсь в него губами, жадно посасывая и оставляя засосы. Кайфую от этих отметин на ее молочной коже, они выглядят, как метка для посторонних. Пусть все знают, что она моя.

Моя!

— Снова возьмешь силой? — ее вопрос врывается в мозг, как бронепоезд на космической скорости.

Будто молотом по башке, бьет. Мощнее кувалды. Больнее острия ножа. Эффективнее холодного душа.

Разжимаю объятия, отпускаю девушку.

Во рту горчит. Зато в голове прояснилось.

— Уходи, — говорю ей.

Она тут же дергается с места, сбегает в каюту. А я стою и, как придурок, пялюсь на море. И пофиг мне, насколько красиво выглядит его спокойная безмятежность. Разворачиваюсь и, махнув рукой, сметаю все со стола. Тарелки с едой, приборы, бокалы, недопитая бутылка вина — все летит на пол с громким звоном.

Будто это поможет унять ноющую боль внутри?!

Она права. Мне нет оправдания.

Дерьмово мы начали.

Такого не прощают.

Загрузка...