Игрушка для Шакала (СИ)

Глава 39

Ника.

С некоторых пор Одаевский таскает меня на каждое мероприятие, куда ходит сам. Он сказал, что никаких угроз моей жизни больше нет, и мне можно не опасаться нового покушения. Я спросила его, откуда такая уверенность, и он ответил, что всех нейтрализовал.

Только, я не настолько наивна, чтобы поверить в то, что он, как супергерой, атаковал каждого возможного желающего покуситься на наследство моего отца. Скорее всего, все дело в том, что имущество и активы Аралова полностью перешли в руки Шакала, и теперь в моей смерти смысла нет. А на самого Одаевского никто покушаться не решится, разве что, самые отчаянные. Хотя нет, даже отчаянные головы теперь примолкнут.

Мне больно осознавать все это. Как и то, что руководить тем, что принадлежит мне по праву, Одаевский мне не позволит. Ни при каких обстоятельствах.

И что будет о мной потом? После того, как Шакалу надоест его игрушка?

Сейчас, в ресторане, Одаевский почти все время не выпускает из рук мою ладонь. И это несмотря на то, что с нами за одним столом сидят его деловые партнеры с супругами. Разговор идет о каких-то сделках, которые могут принести выгоду им всем. И мне внезапно стало тошно, как никогда раньше.

Несмотря на все слова о любви, мужчина не побрезговал забрать у меня все, что мне дорого и важно. Разве так любят?

Нет, скорее, это просто игра. И моя роль в ней подходит к концу. Совсем скоро он найдет себе новую игрушку.

Поворачиваю голову, смотрю на профиль мужчины. Он выглядит сильным и решительным. И очень властным. Жесткие, немного резкие черты лица, квадратный подбородок. Густые черные волосы зачесаны назад и резко контрастируют с воротником идеально белой рубашки. А глаза, когда они смотрят на меня, могут испепелить черным огнем.

Пора признать, он оказался слишком силен. И мне не под силу одолеть эту глыбу. Если бы у него были хоть какие-то слабости… но их нет!

Мне резко стало тошно от всего происходящего. Оглядываю людей за столом, и вижу только фарс, в который меня втянули против воли. В груди больно кольнуло, стало трудно дышать. Даже рука Одаевского, лежащая поверх моей ладони, показалась слишком тяжелой. Резко встаю из-за стола, и не сразу осознаю, что почти в тот же миг все присутствующие среагировали на мой выпад.

— Куда ты? — спрашивает Одаевский, глядя на меня в недоумении.

— Мне нужно… в дамскую комнату, — придумываю на ходу. Я просто не могу сейчас здесь находиться, мне нужно выдохнуть и успокоиться. Всего пара минут в одиночестве, и я верну себе самообладание.

— Все хорошо? — он встает и шепчет мне на ухо.

И голос такой ласковый, участливый. На публику работает?

— Да, — отвечаю, — не волнуйся, я скоро вернусь.

Одаевский успокаивается моим спокойным и уверенным ответом, отпускает. Будто, есть вариант, при котором я могу не вернуться? Он же из-под земли меня достанет! Это же Шакал! И только он решает, что со мной будет дальше!

Черт! Как же невыносимо чувствовать себя игрушкой, пусть и любимой!

Я много раз пыталась намекнуть мужчине, что хочу учиться. Всему, что мне нужно знать. Я бы даже согласилась на управляющую должность в одной из компаний отца, чтобы со временем решить, как можно вернуть все украденное. Только бы не чувствовать себя такой беспомощной! Но нет, Одаевский и слушать об этом не желает. Он всякий раз меняет тему, эффектно съезжая и выставляя меня маленькой глупенькой дурочкой, которая все равно ничего не поймет.

«Зачем тебе все это, принцесса?» — так и звучит в ушах его голос.

Пять минут, мне нужно только пять минут. Иначе, мой мозг просто вскипит!

Закрываюсь в кабинке туалета, чтобы просто побыть одной. Меня внезапно накрыло панической атакой, и теперь я пытаюсь восстановить дыхание. Такого со мной не было уже очень давно, последний раз в детстве, когда меня напугала большая сторожевая собака, которую купил отец для охраны дома.

Все стало слишком зыбким. Когда я пряталась от возможных покушений, когда сбегала от снайпера, тогда все было все более-менее понятно. Мне нужно было спастись, и я была уверена, что потом найду способ сбежать. Теперь же я совсем не знаю, как поступать.

Спокойно, Вероника, тебе совсем не обязательно что-то решать прямо сейчас.

Вдох-выдох.

Выхожу из кабинки, подхожу к раковине. Включаю воду, подставляю руки под прохладную струю воды. Так намного лучше, и дыхание уже успокаивается.

Внезапно дверь в комнате открывается. Вздрагиваю от щелчка, резко оборачиваясь.

— Что вы здесь делаете?! — взвизгиваю возмущенно.

Калинин проворачивает щеколду замка и делает два шага вперед.

— Тихо, Вероника, — говорит мужчина, — нам надо поговорить.

— Другого места для разговора не нашлось? — я стараюсь не выдавать волнения.

Не убьет же он меня, в конце концов. А иначе, зачем было спасать в прошлую нашу встречу?

— Тебя охраняют, как государственного преступника, — говорит, криво усмехнувшись. — Пришлось искать варианты.

Несмотря на подобие улыбки, его глаза смотрят холодно, даже равнодушно. Еще в прошлый раз я заметила, какой у него давящий взгляд. Такое ощущение, словно, он смотрит не на меня, а сквозь меня. Или же, видит меня насквозь?

— Вы искали встречи со мной? Зачем?

Холодный взгляд замер на моем лице. Пронзительные глаза встретились с моими, немного напуганными.

— Почему вы помогали мне в тот раз? — спрашиваю, только, чтобы что-то сказать.

Его взгляд давит. Его фигура — как монолит. От этого человека за версту веет властью и нерушимостью.

— Я не мог иначе, — говорит спокойным голосом.

Моя бровь, помимо воли, приподнялась от неожиданного ответа.

— Вы же меня совсем не знаете. Зачем я вам?

Мужчина шумно вдохнул. На какое-то мгновение мне показалось, что он решается на что-то для себя важное. Но, наверное, это только мои фантазии.

— Вероника, я — твой отец, — говорит Калинин.

Такого абсурда я еще не слышала. Не удержавшись, прыскаю со смеху.

— Очень смешно! — говорю ему, немного успокоившись.

Калинин даже не улыбнулся. Он молча выдержал мою реакцию. Не делая ни одного движения. Кажется, даже мышцы на его лице замерли, сделав бледное лицо похожим на маску.

— Вам заняться нечем? — отворачиваюсь к раковине и смотрю на мужчину сквозь отражение в зеркале. — К чему этот цирк?

Калинин подходит ко мне, теперь его холодные, как сталь, глаза стали еще ближе.

— Я не шучу, — говорит мужчина.

Это какой-то бред! Нет, это не может быть правдой! Я хорошо помню своего отца. Пусть его нет в живых, но всю мою жизнь он был рядом. Или я должна была. По мнению Калина, внезапно впасть в амнезию?!

Пытаюсь разглядеть в его лице какие-то признаки вранья. Есть же реакции тела, так, по крайней мере, говорят. Но это бесполезно. Мужчина или уверен, в том, что сказал, или он очень хорошо владеет собой.

Но, ведь, это же не может быть правдой?! Моя жизнь просто не может стать еще абсурднее, чем теперь!

Резко разворачиваюсь к мужчине и заглядываю в глаза. В низ нет ничего, кроме железобетонного спокойствия и уверенности в себе.

— Я знаю, кто мой отец, — заявляю ему с вызовом, — и вы на него ни капельки не похожи.

Я больше не хочу участвовать в этой комедии! Иду к выходу, но замираю, едва взявшись за щеколду замка.

— Ты так похожа на свою мать, — прилетает мне в спину все тем же уверенным тоном.

Мама. Как он смеет давить на память о моей матери?! Он, совершенно посторонний для нашей семьи человек!

Резко отпускаю замок, поворачиваюсь снова к мужчине.

— Вы знали мою мать? — спрашиваю.

Внутри все клокочет, но я стараюсь держать себя в руках.

— Я любил ее, — говорит Калинин.

Его голос чуть заметно дрогнул. И это прозвучало настолько странно, насколько вообще возможно от, настолько уверенного в себе, человека.

Моя мама, всегда такая красивая и правильная, неужели у нее могло быть что-то общее с Калининым?

— Я вам не верю, — выплевываю Калинину в ответ.

Это неправда. Просто не может быть правдой. Мама, папа… как же так? Я всегда знала, кто есть кто. И всегда старалась брать пример со своих родителей. А Калинин… все, что он сказал — наглое вранье. И слушать его я не намерена!

— Чушь! — выдыхаю, устало потерев лоб.

— У тебя будут доказательства, — говорит мне вдогонку мужчина. За пару секунд до того, как я, открыв замок, выхожу из комнаты.