Марк.
Я превращаюсь в озабоченного пацана. Хочу ее постоянно. С каждым днем все сильнее, становясь все одержимее, я удивляюсь самому себе. Девчонка сводит меня с ума. Стоит увидеть ее фигуру, заглянуть в глаза, вдохнуть запах, и желание обладать этим чудом пересиливает здравые доводы рассудка. Вижу, как иногда она, уже с опаской, косится на меня, но ничего не могу с собой поделать.
Эта малышка полностью подчинила меня. И хорошо, что пока она об этом не знает.
Прошло всего две недели, а я уже не могу уснуть без нее. Не могу не позвонить, хотя бы раз за день. И не хочу, чтобы у нас были раздельные спальни.
Поэтому ее вещи были перенесены в шкаф в моей спальне, пока нас обоих не было дома. Моя принцесса дулась недолго, потому, что она упряма. Но я тоже умею убеждать. Да и кровать в моей спальне больше. И ванная комната просторнее.
Девчонка наглеет, с каждым днем все больше ощущая свою безнаказанность. Она и раньше была не робкого десятка, а сегодня обнаглела до того, чтобы копаться в ящиках моего стола. За чем я ее и застукал. Любая другая, оказавшись на ее месте, была бы тут же выкинута вон из особняка на веки вечные.
Любая, да. Но не эта.
Эту я наказывал своим любимым способом. Прямо на столе, дурея от ее стонов.
Я болен. Неизлечимо. Этой маленькой занозой, которая слишком глубоко засела в сердце.
Девочка хочет фактов, ищет информацию, не может отпустить ситуацию и просто плыть по течению. Аралов воспитал себе достойную преемницу. Только теперь навыки ищейки и строптивый характер ей не помогут. Да и что она станет делать с бизнесом своего папаши? Это не в кукольные домики играть, там знания и опыт нужны.
Только вложить нужные умения в эту прелестную головку Аралов не успел. А я и не собираюсь этого делать. Мне она нужна не в качестве бизнес-партнера, а в роли ласковой кошки. И эта задача у нее выходит мастерски, интуитивно, я бы сказал.
Вероника, будто услышав мои мысли, прогнулась в спине и, потянувшись рукой к моему лицу, провела ноготком по отросшей щетине. Дыхание перехватило от этого обыденного жеста. Ловлю ее запястье и подношу к губам. Там, на сгибе, пульсирует венка, по которой я провожу губами. Мозги заклинило, как только увидел мою одержимость, и теперь вдыхаю запах каждой минуты этого вечера.
Из кабинета мы больше никуда не переместились. И сейчас вальяжно разместились на диване. Я лежу на спине, а она, в моей рубашке, на мне. Вместо ужина — сырная нарезка, фрукты, шоколад и красное полусладкое.
Моя принцесса поворачивает голову, смотрит на меня. И я почти чувствую удивление в ее глазах. Она всегда смотрит недоверчиво, будто не верит в то, что я могу быть нежным.
Сам виноват. Не с того мы начали. Девочку нужно было приручать постепенно, а я повел себя, как животное.
Обхватываю пальцами ее подбородок, заставляя запрокинуть голову. Целую нежно, со вкусом, стараясь распробовать вкус моей девочки. Отпускаю ее губы, выдыхаю.
Ее вкус на губах.
Все решает послевкусие. То, что чувствуешь после. С ней любое торнадо станет шоколадной вечеринкой. Скольжение бедра по моей коже ощущается мягче шелка. Терпкий запах вина немного разбавляет вкус моей маленькой принцессы. Умопомрачительное послевкусие ее губ, которое невозможно ни с чем сравнить. Как вселенская уверенность в том, что это именно то, что ты искал всю жизнь. И сладкое ликование, принесенное пониманием, что это все мое.
— Почему ты не выпускаешь меня из особняка? — сквозь дурман своего опьянения этой малышкой, слышу ее голос.
— Глупости, — говорю, — мы только вчера ездили на прием к Звариным.
Вероника выдыхает, дует губки. Так бы и сожрал их. А она, будто, специально провоцирует.
— Это не считается, — заявляет упрямо.
Она даже сердится красиво.
— Почему не считается? — спрашиваю эту упрямицу, поглаживая ее по спине.
— Я по магазинам хочу. А ты меня тут, как в тюрьме держишь.
По магазинам? Точно, девчонка. Маленькая еще, бесстрашная. Забыла уже, как в нее стреляли. Юность беспечна.
— У меня нет времени ходить по магазинам, малыш, — говорю ей. — Скажи Ирине, она все принесет, что тебе нужно.
Вероника хмурит лоб, задумчиво замолкает.
— Раньше я сама выбирала себе одежду, — заявляет.
Да уж, принцесса! Точно королевских кровей, не иначе.
— Это не очень разумно, детка, — говорю, сам удивляясь тому, как мягко звучит мой голос.
С любой другой разговор был бы коротким. Я бы дал бабла на новые шмотки, и плевать, что там будет куплено. Черт, о чем я вообще? Какой другой? Нет других баб! Их больше не существует в моей реальности.
Вероника выгибается, со стоном прижимаясь ягодицами к паху. Осмелела девочка. Мне на погибель. Задом трется о мой стояк, провоцирует. Остатки логики из башки вышибает.
— Пожалуйста, — выдыхает со стоном.
И я ведусь, как придурок последний. Жаль, не знал раньше, какое счастье видеть свою женщину счастливой.
А что? Пусть развеется девочка. С охраной, разумеется, пойдет по своим магазинам. Ту гниду, которая заказала покушение, я вычислил. И теперь у мужика столько проблем, что ему не до новых подвигов. Тем более, намек, что это только аванс, этот недомерок получил. Вряд ли рискнет геройствовать и идти против меня. Знает, что я и на том свете достану.
— Хочу, — шепчет Вероника томно, потираясь ягодицами о мой стояк, — по магазинам, — добивает окончанием фразы.
Быстро учится девочка. Можно выдавать аттестат с отличием по манипулированию. По слабому месту бьет. И очень успешно. Не понимает еще, что все в ней — моя большая слабость. Хорошо, что не понимает. Иначе, хана мне.
— Попроси меня, — шепчу внезапно осипшим голосом.
— Как?
Вот же стерва! Мелкая, но талантливая. С огоньком.
— Ты сама знаешь, как.
Меня ведет от ее активности. От того, что она проявляет инициативу. Сама.
Вероника замирает, переворачивается на живот, в глаза мне заглядывает. А меня уже понесло, я пьян своей девочкой. Расплываюсь скользкой лужей от одного ее взгляда. Так умеет смотреть только она. Будто на прицеле держит и в душу заглядывает.
Сладкая моя, не томи. Едва сдерживаюсь, чтобы не схватить ее в охапку и под себя не подмять. Только мне от нее активных действий хочется. Чтобы сама, по своему желанию.
Девчонка приподнимается, к брюкам моим тянется. Ширинку расстегивает, пальчиками ствол сжимает. Кислород с шипением вырывается из легких. А она в глаза мне все заглядывает, словно, пробует на вкус свою власть. Дурак я, окончательно свихнулся рядом с ней.
Но на этом она не останавливается. Спускается вниз, губами член обхватывает, языком по всей длине проводит. Как оголенным проводом по нервам. Слишком острые ощущения, как впервые в жизни, будто раньше я никого в рот не трахал. С ней всегда так. Как по краю пропасти. Того и гляди, свалимся с ней вместе.
Она обсасывает головку, вбирает в себя ствол. А у меня перед глазами черные точки от кайфа. Вот-вот отключусь. Не выдержу так долго.
— Стой, — шепчу чуть слышно, — хватит.
Вероника замирает, приподнимается. На член сверху садится, со стоном насаживаясь до упора. Осмелела моя девочка. С ума меня свести решила. С рычанием ее ягодицы сжимаю, пока она, замерев, не двинулась дальше. Разжимаю пальцы, даю ей возможность двигаться, что она и делает. Насаживается сначала плавно, потом все резче. Стонет сладко, внутри сжимается. Уже на грани глаза распахивает, в мои пьяные заглядывает, почти тут же кончая.
Просить она умеет, как никто другой.
Делаю пару толчков, подхватываю ее под ягодицы и приподнимаю, чтобы успеть выйти.
— Ты получишь свои магазины, — выдыхаю, открыв глаза.
Она наклоняется к моим губам, целует нежно, чуть касаясь.
Теперь у меня не осталось сомнений. Она больше не кукла, а кукловод.