Игрушка для Шакала (СИ)

Глава 26

Ника.

Возвращаюсь в каюту, которая тут служит спальней. Вернее, влетаю, будто за мной кто-то гонится. Тут же спотыкаюсь о развалившийся на полу открытый чемодан, и, вскрикнув от боли, прыгаю на одной ноге. Блин, ну почему всегда мизинцем?!

— Ай!

Так даже лучше!

Не хочу думать о чертовом Шакале, который все не спешит выходить из головы. Будто приклеил его кто-то к моим мыслям. А я такого не заказывала! Как и не заказывала мурашек на коже, и жаркого кома в низу живота, вкупе со сбившимся дыханием. Не должна я так на него реагировать! Ну, не должна же!?

Это просто несправедливо. Он разрушил мою жизнь, а я каждый раз сгораю в его руках. И черные глаза больше не пугают, и его запах не раздражает, а совсем наоборот. И руки у него сильные. И, мать его, тело, как у олимпийского бога.

Будто, мой главный враг не мог быть не таким сексуальным!? Так ему еще надо постоянно меня касаться. Причем, так умело, что колени трясет до сих пор.

Чертов Одаевский! Откуда ты взялся на мою голову?!

Сбрасываю халат, снимаю влажный купальник и развешиваю его на стуле. Быстро надеваю пижаму и забираюсь под одеяло.

Тело все еще горит, меня почти подкидывает от желания вернуться на палубу и позволить мужчине продолжить начатое. Но я упрямо сжимаю руки в кулаки, не давая себе сорваться.

Чертов Одаевский!

Я ненавижу его! Ненавижу!

Еще и за то, что меня так сильно к нему тянет.

Как магнитом. Того и гляди, сорвусь. Сама сдамся в лапы зверя.

Нет! Не бывать этому!

Ворочаюсь в постели, переворачиваясь с боку на бок. Мне все кажется, что вот сейчас дверь в каюту откроется, и мужчина появится на пороге комнаты. Нет, кажется, это я дико хочу, чтобы так было. Только он, вот же гад! все не идет. Неужели, теперь точно все, и лимит отказов исчерпан? Ну, и ладно! Значит, не так уж сильно ему надо!

Шумно выдыхаю и раздраженно отворачиваюсь спиной к двери. Почти в то же мгновение слышится, как она скрипнула, а я замерла, не дыша и ожидая того, что будет дальше.

Сердце громко бьется в груди. Мне даже кажется, что мужчина может легко расслышать его удары. Разве может хоть что-то ускользнуть от внимания хищника? Нет, это невозможно, он все знает и все понимает. Он намного сильнее. И во много крат опаснее любого, кого я встречала раньше.

Так почему меня так и подмывает повернуться к нему и, обхватив за шею, притянуть к себе его губы?!

Секунды тянутся мучительно медленно, сливаясь в минуты. Или это мне кажется, что время остановилось? Но ничего не происходит, и кровать рядом со мной по-прежнему пустует.

А потом я слышу скрип двери и понимаю, что он ушел. Вернее, чувствую это всей кожей. Как собака хозяина. Будто, какая-то невидимая нить между нами натянулась, когда мужчина решил отдалиться от меня. И это ощущение просто невыносимо! Хочется сорваться и бежать за ним следом, но я гордо продолжаю лежать. И ненавижу себя за это!

И его ненавижу. Чертов Одаевский!

Зачем только приходил?! Стало еще хуже…

Долго ворочаюсь, и все-таки засыпаю. Но, даже во сне, мне нет покоя.

Чертов Одаевский!

Он пробрался даже в мои сны, и смотрит на меня горящими глазами. Как черные бездны, они манят адским огнем и обещанием чего-то дикого, необузданного, страстного, доступного только ему. Мне нужно бежать, чтобы спасти себя. Но я даже не пытаюсь это делать. Потому, что ноги приросли к полу. И потому, что я сама хочу сгореть в этом адском пламени. И, стоило мужчине протянуть руку и коснуться моей кожи, как меня обдает жаром.

Я вздрагиваю, подскакиваю в постели. И, осознав, что никого рядом нет, чувствую себя маленькой дурочкой. У которой еще и слезы на глаза навернулись.

Будто мало мне моих проблем!

Будто я могу простить себе свои реакции на этого мужчину!?

Одеваюсь и выхожу из каюты, поднимаюсь на палубу. На горизонте замаячил рассвет. Яхта почти не шевелится, настолько море сейчас спокойно. Все, словно, замерло в ожидании солнца.

В любой другой день я бы осталась стоять, наблюдая яркие краски раннего утра. Но сейчас меня, будто магнитом, тянет к тому месту, где мы вечером ужинали. Странное чувство, словно потеряла там что-то важное для себя, не дает покоя. Оно будоражит. Но ровно до того момента, как мой взгляд выхватывает крупную фигуру Одаевского, который сидит и задумчиво смотрит вдаль.

Подхожу к нему сзади. Сейчас мне кажется, что он даже не ложился спать. А, может, это просто наваждение, и, конечно, мужчина не станет всю ночь смотреть на море только потому, что какая-то неопытная девушка ему отказала.

— Завтрак сейчас подадут, — говорит Одаевский, даже не обернувшись.

К горлу подступил ком. Есть что-то такое в его голосе, отчего мне не по себе.

— А потом? — выдавливаю из себя с трудом.

— Потом мы возвращаемся домой.

Его голос настолько спокоен, что, кажется, в нем звенит сталь. Неприятно скребет по нервам. И спорить с ним таким совсем не хочется.

Мужчина встал и, так и не повернувшись в мою сторону, ушел. А потом, и вовсе, скрылся в каюте.

За всю обратную дорогу он не обронил ни слова. Сначала пялился в телефон, потом в ноутбук. Будто меня и нет рядом. И раньше я была бы невероятно счастлива такому повороту.

Раньше, да. Но только не теперь. Что-то надломилось, будто сорвали слой с рваной раны. И, если до этой поездки не знала, как мне вести себя, то теперь я вообще ничего не понимаю.

Мне невыносимо хочется коснуться его. Он так рядом, но так далеко! Будто между нами внезапно образовалась трещина, величиной с каньон.

Когда мы вернулись в особняк, Одаевский уехал. Пропал на неделю. А потом вернулся, чтобы отвести меня на очередной прием, где ему полагается быть с невестой.