Игры Эн Ро Гримм

Глава 13. ЗЫБКИЕ ТРОПЫ

Земли Эн Ро Гримм напоминали одеяло, сшитое из лоскутов – прочно, однако не без изящества, словно иголка с ниткой были в смелых и опытных руках…

Но всё-таки единым целым клочки так и не стали.

Северо-запад, близ Захолмья, точно погрузился в предзимнее безвременье. Пологие холмы, желтовато-сизо-серые; сухая трава, шелестящая, ломкая, вымерзшая; корочка льда, которая появлялась в низинах у реки, там, где вода чуть подтапливала берег; тихие, оцепенелые леса, где пахло гнилушками, хвоей и смолой, где овраги медленно зарастали колючей ежевикой, и не слышно было ни птичьего крика, ни звериной поступи… Всё словно ожидало наступления стылого зимнего сна. Чуть южнее земля оживала, наполнялась красками и звуками. Густой, ватный туман укутывал долины, рощи и города; иногда там шёл дождь, как в окрестностях Рога и Гиблого ущелья, и тогда горьковатый аромат вянущих листьев становился сильнее… А очень-очень редко можно было даже увидеть цветущий лютик или одуванчик. Пожалуй, больше всего это напоминало середину октября, когда уже рукой подать до настоящих холодов, но дыхание лета всё ещё ощутимо и зримо.

И если Захолмье и Рог хотя бы походили на одну и ту же местность, просто в разные времена года, то болота словно принадлежали другому миру.

Воздух здесь был влажным, затхлым; даже ночью от почвы исходило тепло. Джек вытянулся на спине посреди густой травы и цепких лоз вьюнка, на относительно сухом островке. Всё вокруг полнилось жизнью, бессмысленной, хищной, злой. В бочагах что-то булькало, бултыхалось; на глубине таились рыбы, чуть выше обитали тритоны, лягушки и жабы. Змеи переползали с кочку на кочку; в ветвях необхватных, расколовшихся от старости ив ухали совы, дремали в камышах журавли, сновали туда-сюда мыши, ласки и крысы…

У многих тварей глаза пылали красным, а когти были из железа.

А от некоторых пахло недобрым колдовством – или погибелью.

Насекомые роились над водой, но то и дело сквозь тучи гнуса пролетали огоньки, синие и зеленоватые; каждый был как лампа, и за сиянием смутно виднелся силуэт крылатого существа. Красивая чёрно-зелёная змея, которая проползла совсем рядом с сапогом Джека, нырнула в бочаг и сразу без плеска ушла на дно, как камень, но вскоре появилась на другой стороне, и чешуйки у неё слабо сияли. Иногда можно было заметить карлика, полощущего в воде колпак, или огромную чешуйчатую лапу, которая шарила по берегу.

Тут было опасно, да; надо было уходить.

Но Джек всё тянул.

– В этот раз я действительно виноват, – пробормотал он. – И как теперь всё исправить?

– Может, для начала перекусить? – вкрадчиво поинтересовались заросли аира.

– Чего? – недоверчиво переспросил Джек, приподнимаясь на локтях.

Заросли хихикнули, зашелестели и расступились, выпуская рослого лиса с роскошным рыжевато-красным мехом. Лис остановился, топнул лапой…

…и обернулся высоким зеленоглазым красавцем, с головы до ног облачённым в красное и багряное. Высокие сапоги с серебряными застёжками и штаны из тонкой замши, вышитый узорчатый жилет – всё это было цвета старого вина; длиннополый сюртук и шёлковый платок на шее – киноварные, а рубашка со стоячим воротником – ярко-ярко-алая. На пальцах у него сверкали перстни с рубинами, а узел платка скрепляла опаловая брошь в виде рябиновой грозди.

– Для начала надо перекусить, – повторил Эйлахан, а это был именно он. И улыбнулся: – Много раз я ошибался, много раз оказывался в дураках, но об одном никогда не жалел: о том, что поверил человеку. Или в человека. Вот и ты не жалей… Идём-ка за мной.

Джек вспомнил, как исказилось от ярости лицо Сирила, и усомнился в том, что всё решится так просто.

«С другой стороны, Сирил ведь умный парень, – подумалось ему. – А значит, ну… ещё не всё потеряно?»

Эйлахан, Король-Чародей, словно подслушав его мысли, подмигнул – и поманил за собой.

Тропа развернулась среди топей словно по волшебству.

Идти пришлось долго. Огрызок луны потяжелел и скатился ниже к горизонту, наливаясь тревожной желтизной; ветер окончательно стих. Сперва тропинка виляла по болоту от кочки к кочке, а иногда приходилось срезать путь прямо через трясину – по стволу поваленного дерева, по выступившим из глубины корням. Топь беспокойно вздыхала, из глубины поднимались большие пузыри и лопались с тихим звуком, словно рвалось тонкое тесто – пф-ф-ф! Но постепенно почва под ногами становилась надёжней и суше. Водолюбивые ивы почти исчезли. Зато стали появляться буки, тополя, мощные, кряжистые дубы… Встретилось даже оливковое деревце, одинокое, робкое, точно оно заблудилось и выросло тут по ошибке. Но остановился Эйлахан под раскидистым тисом, таким старым и высоким, что казалось, будто это несколько стволов, впаянных друг в друга. По левую руку дышал покоем разнотравный луг; по правую простирался ежевичник.

Джек невольно улыбнулся.

«А колючки-то здесь такие же, как на севере».

– Тут нас точно не подслушают, – улыбнулся Эйлахан и огладил кончиками пальцев ствол тиса. – Уж мой-то старинный друг об этом позаботится… Ну как, Джек, нравятся тебе Игры?

– Настолько, что хоть в болоте топись, – мрачно откликнулся Джек и плюхнулся на землю, машинально кутаясь в лисий плащ.

– О, ну это всегда можно успеть, – вкрадчиво откликнулся Эйлахан. Прищёлкнул пальцами – и вспыхнул огонь, просто так, на ровном месте; с запозданием выполз из травы хворост, нырнул в пламя, и колдовской костёр стал похож на настоящий. – Но сначала…

– Сначала поесть, я помню. Я вообще умный.

Эйлахан рассмеялся.

Между корней тиса обнаружилась плетёная корзина, покрытая салфеткой. Внутри было с дюжину картофельных клубней, несколько сильно перчёных колбасок, пресный творожистый сыр, пара лепёшек и бутыль кислого сидра. Свернув из лопуха кулёк, Джек набрал вдобавок сладкой ежевики, а в роще неподалёку нашёл немного орехов. В это время Король-Чародей, нисколько не смущаясь чёрной и низкой работы, запёк картофель и поджарил колбаски.

Ужинали молча. Аппетит проснулся даже не лисий, а волчий: хлеба и морса на целый день, конечно, было мало, после всех-то трудов и переживаний… Постепенно припасы подошли к концу; остался только сидр, орехи и ягоды. И только тогда Джек отважился спросить:

– Это ведь не колдовство было, да? То, что сделала Белая.

– Ты и сам знаешь, что не нужно колдовства, чтоб поссорить людей, – ответил Эйлахан без улыбки, покачивая в пальцах серебряный кубок. – Слово там, слово здесь… У той, которую ты назвал «Белой», много имён. Из трёх подруг она младшая. Её назвали Фуамнах, и это имя сделало её ревнивой – потом её, собственно, и величали Белокурой Ревнивицей. И ещё Злым Оком, и Хитроумной, и Той, что знает уловки, и Той, что держит прялку, и Паучихой. Вот она и плетёт сеть из слов, пытаясь заполучить то, чего ей не принадлежит; оттого и любое питьё для неё кислей уксуса, оттого и любой отказ ранит… Хочешь, научу тебя убивать одним прикосновением? – предложил вдруг Эйлахан. – Тогда и не придётся бояться, что тебя самого убьют. Надо только положить ладонь человеку на грудь, туда, где бьётся сердце, и…

Джека бросило в ледяной пот.

– Не надо! – вырвалось само собой. Хотя неуважительно перебивать Короля-Чародея он, конечно, не собирался. – Большое спасибо, конечно, но этому я учиться не хочу. Да и к тому же прикончить кого-то можно и более простым способом, – вздохнул он и провёл себе ребром ладони по шее. – Было бы желание.

– А у тебя его, видимо, нет, – задумчиво откликнулся Эйлахан и глянул на него, кажется, одобрительно. – Чего же ты хочешь тогда, приятель?

«Вернуться назад, – подумал Джек. – Вернуться и всё исправить».

Но что-то ему подсказывало, что, явись он сию секунду перед Сирилом, тот даже слушать не станет – ну, по крайней мере, пока у него арбалет под рукой и чёрт знает что ещё в дорожной сумке.

– Я хочу поговорить с Сирилом, – произнёс он наконец, утыкаясь взглядом в собственные пальцы, сцепленные замком. Костяшки побелели от напряжения. – Ну, и желательно остаться при этом живым и относительно целым. Связать его, что ли, сначала…

– Подсказать тебе, где раздобыть волшебную верёвку, которая сама вяжет узлы? – вскинул брови Эйлахан.

Глаза у него смеялись.

Джек невольно улыбнулся в ответ:

– Идея соблазнительная, но, боюсь, он после этого вообще откажется со мной разговаривать, с его-то гордостью. Гораздо надёжнее сразу повалиться в ноги и, это, чего он там говорил… начать лизать сапоги?

– Ни в коем случае! – очень серьёзно ответил Эйлахан. – Поверь моему богатому опыту: когда просишь прощения, важно смотреть в глаза. Ни разу не отвести взгляд – уже половина успеха!

– А вторая?

Нет, не то чтобы он надеялся и впрямь получить волшебный рецепт…

– Искренность. Но с этим-то у тебя никаких проблем, да, приятель?

Они выпили ещё немного сидра, освежающего и щиплющего губы, словно яблочная газировка. Край неба начал светлеть; на сердце стало чуть полегче. Зато веки отяжелели, словно усталость за прошедшие три дня навалилась вся разом… Джека неумолимо клонило в сон.

«Бывало и хуже, – крутилось в голове. – Гораздо хуже. Как-то же я справлялся?»

– Одержи победу, – попросил вдруг Эйлахан тихо. Он смотрел в сторону – чёткий профиль, тёмный силуэт на фоне разгорающегося востока. Бокал в его руках истаивал серебристым дымком, а дым поднимался кверху; опустевшая бутыль рассыпалась цветочными лепестками. – Одолей хозяина Эн Ро Гримм в его же вотчине – собери ключи, найди замок и займи трон. Единственный способ остановить Игру – закончить её.

– Ага, – сонно согласился Джек. – Если только Сирил не найдёт меня первым и не прикончит. У него есть компас, который показывает дорогу…

– Значит, тебе надо научиться прятаться, – хохотнул Эйлахан. – Самое время – искать сокрытое ты уже умеешь, вон, даже меня тогда разглядел за палатками, хотя я прикинулся грудой ветоши. Слушай. Исчезнуть из виду, конечно, нельзя, но можно отвести чужой взгляд. Главное, чтоб воля была тверда – а ещё надо скрестить пальцы, вот так, или шнурок на поясе завязать вот таким узлом, или сапог с правой ноги надеть на левую, а с левой – на правую, или…

Эйлахан шептал и шептал, и шёпот его всё больше напоминал шелест ветра в ветвях. Джек погрузился в сон, а когда очнулся, то светило уже яркое солнце, и день перевалил за середину. От вчерашнего костра осталось только еле заметная подпалина на траве, от трапезы – крошки сыра, половина лепёшки и недоеденный кусок колбаски.

Зато разговор впечатался в память накрепко.

– Значит, нужен узел, – пробормотал Джек, открывая сумку. – Где-то у меня был моток верёвки… Или нет?

Ни верёвку, ни шнур он так и не нашёл, и в итоге узел завязал прямо на поясе, понадеявшись, что сойдёт и так. Оставшихся припасов как раз хватило на завтрак, а завтрака – на то, чтоб хорошенько поразмыслить обо всём, что произошло, и решить, что делать дальше. Приступ хандры миновал. Конечно, Джек по-прежнему ощущал себя идиотом, но уже не настолько тонул в жалости к самому себе, чтоб валяться на кочке посреди болота и ждать, когда придёт злая бука и сожрёт его.

Дожидаться, пока по его душу явится разгневанный Сирил, он не собирался тоже.

План вырисовывался простой.

– Итак, надо выбраться из болот. Потом дойти до нормального поселения и понять, куда меня занесло, – длинно выдохнул Джек, прихлёбывая из фляги. В последний раз он пополнил запасы у ведьм, на волшебном источнике, и сейчас исцеляющая вода пришлась как нельзя кстати. – А дальше… дальше по обстоятельствам.

Гипотетическая сцена воссоединения с Сирилом уже не представлялась в таких чёрных тонах. Но чутьё подсказывало, что лучше бы подготовиться к встрече заранее – например, добыть достаточно впечатляющий трофей и щедрым жестом бросить его к чужим ногам, извиняясь.

«И это должна быть не куропатка и не кролик, – размышлял Джек, собирая свои немудрёные пожитки. – Я обещал ему настоящую пиццу, но сейчас это мелковато смотрится. Может, достать где-нибудь ещё пару ключей? Или просто совершить героический поступок, что-нибудь достаточно позёрское, чтоб все восхищались? Кажется, Сирилу нравится всё крутое…»

О просьбе Эйлахана – непременно одержать в Играх победу и заполучить трон – он старался не думать.

Ведь это означало, что однажды они с Сирилом действительно станут врагами, уже без шуток.

По-настоящему оценить плащ на лисьем меху Джек сумел только спустя несколько часов, когда наконец добрался до наезженной дороги и осознал: солнце припекает по-летнему, а ему совсем не жарко.

Наоборот – мех словно бы холодил кожу, как колодезная вода.

– Как и ожидалось от шкуры, снятой с чародея, – хмыкнул Джек.

Настроение у него изрядно улучшилось.

Отыскать тракт оказалось легче, чем он думал. Если север был пустынным – сплошь огромные, дикие, необжитые просторы, то здесь жизнь била ключом. Дороги напоминали рыболовную сеть: хочешь не хочешь, а неминуемо попадёшься, если будешь достаточно долго идти прямо и прямо… хотя это не всегда получалось. Коварные, топкие участки встречались на пути слишком часто. Сперва Джек смело пересекал их, пользуясь звериными тропами, но потом, после того как едва не провалился в трясину, уже не рисковал. Запахи дыма и человеческого жилья доносились то справа, то слева, сбивая с толку, а однажды даже померещилась вдали печальная музыка.

«Скрипка? – ухнуло сердце в пятки. – Нет… кажется, флейта».

Но, так или иначе, Джек выбрался к тракту ещё до того, как стало вечереть.

А дальше идти стало намного легче.

Во-первых, больше не нужно было опасаться топей – ни самой трясины, ни тварей, которые там обитали. Во-вторых, дорога оказалась вымощенной самым настоящим камнем, слегка ноздреватым, напоминающим известняк, но более твёрдым – на фоне красноватой, жирной, плодородной земли юга он выглядел совсем светлым и едва ли не сиял в сгущающихся сумерках. Ноги теперь не проскальзывали в жидкой грязи и не проваливались, как раньше, в надёжную с виду кочку – иди себе да иди в своё удовольствие… В-третьих, то и дело встречались на пути то скрипучие телеги, то роскошные экипажи, то стремительные кавалькады всадников, то целые торговые караваны, не говоря уже об одиноких путниках, и мест для отдыха было обустроено предостаточно.

Родники и колодцы; укрытия от дождя или палящего солнца; наконец, трактиры.

– Добрый вечер, уважаемый! Не подскажете, далеко ли тут до какой-нибудь гостиницы? – вежливо обратился Джек к купцу, который задержался у колодца, чтобы напоить впряжённых в телеги лошадей.

Купец, немолодой мужчина с головой как пшеничный сноп, подпрыгнул от испуга на месте – только взметнулись полы великоватого синего сюртука, сильно расшитого блестящей нитью и длиной напоминающего плащ.

– Ох, приятель, и откуда ты только взялся!

– Да дремал тут на лавке, но от шума проснулся, – дружелюбно заулыбался Джек. Естественно, соврал: он успел пройтись прямо перед колодцем туда-сюда, но, вероятно, колдовской узел и впрямь подействовал, раз купец разглядел чужака только что. – Видать, вы меня и не заметили… Так есть ли поблизости место, где переночевать и перекусить? Вы-то, сразу ясно, человек бывалый, не то что я…

Охранники, стоявшие ближе к телегам и помогающие ухаживать за лошадьми, сперва насторожились, но потом, повинуясь нарочито вальяжному жесту хозяина, вернулись к работе. А сам купец, повнимательней глянув на чересчур роскошную лисью шубу и тощую дорожную суму, сощурил светлые глаза:

– Не игрок ли ты случаем, приятель?

– Сейчас я посыльный – несу письмецо для родичей Сайко-торговца из Поющего Города, – не моргнув глазом, соврал Джек. – А там посмотрим, куда дорога выведет…

– Поющий город отсюда далековато, к востоку надо забирать, – ответил купец, поглядывая всё так же с подозрением. – Что же до ночлега, то скоро будет развилка. Если пойти направо, то через два часа пешего хода доберёшься до реки, у той реки стоит деревенька, а в деревеньке один-единственный захудалый трактир. Кормят там, прямо скажу, неважно, да и эль разбавляют не иначе как ослиной мочой, но зато местечко для путника всегда найдётся. Если же на развилке пойти налево, то через три часа быстрым шагом доберёшься до холма; на холме растёт большой дуб, а под холмом дорога снова расходится, и там стоит старый трактир. Вывески у него нет, только волчий череп над входом приколочен, но кормят там отменно, да и комнаты чистые – нашлась бы только свободная.

– Спасибо за совет, добрый человек! – махнул Джек рукой, отступая к дороге. – Спасибо и доброго пути!

Только добравшись до развилки, он сообразил, что купец послал его в сторону, обратную той, куда ехал сам… а ещё не попрощался.

«Впрочем, я бы тоже с подозрением отнёсся к незнакомцу, который выскочил непойми откуда, и послал бы его подальше от себя, – рассудил Джек. – Радушие куда подозрительней».

На развилке же он подбросил монетку – и, положившись на удачу, отправился по левой дороге.

…то расстояние, на которое у человека ушло бы три часа, лис пробежал за час – и то не разом, а дважды остановившись, чтоб подслушать разговоры путников. На дикого зверька, шныряющего в придорожных кустах, обращали внимания даже меньше, чем на колдуна, отводящего любопытные взгляды. Так Джек узнал, что близ деревни Истуканов пропадают люди, и недавно там исчезла молодая красавица, выехавшая поохотиться со свитой, на лошадях и с собаками; безутешный отец назначил вознаграждение для того, кто сумеет её разыскать и вернуть домой, живую или мёртвую. В городке Тощая Плешь, что к северо-западу, случился большой пожар, выгорело несколько складов с овечьей шерстью, и это означало, что вскоре взлетят цены на шерстяное сукно – и всё, как говорили, по вине огненной птицы. На реке Жемчужинке чудище повадилось топить путешественников; посреди болот кто-то увидел сундук, полный сокровищ; Книжная башня, город-библиотека, закрылась на целую дюжину дней, и серокрылые вестники перестали разносить газеты от севера и до юга, от востока и до запада…

Джек понимал не всё, но слушал и мотал на ус.

О Книжной башне рассуждали две всадницы, одна постарше, лет шестидесяти, с двумя седыми косами, а другая совсем молоденькая, конопатая и курносая. Пока их лошади, белоснежные, без единого пятнышка, пили из лохани воду и фыркали, женщины курили, передавая друг другу трубку. У них были одинаковые синие бархатные береты и плащи; старшая при себе имела волшебную тетрадь, в которую записывала новости, и тотчас же ровно такая же запись появлялась в большом фолианте на верхнем этаже Книжной башни. Самые интересные новости отбирали и включали потом в газету, которая выходила каждые три дня.

«Получается, они кто-то типа корреспондентов? – рассуждал Джек, не на шутку заинтересовавшись путницами. Хвост у него дёргался из стороны в сторону. – А серокрылые вестники – курьеры? В больших городах, похоже, есть и свои, местные газеты, по крайней мере, в Роге были… А как бы заполучить экземпляр этой?»

Обсудив Книжную башню, всадницы принялись проверять припасы и сокрушаться, что не удалось купить в дорогу пирогов. По обмолвкам стало ясно, что речь идёт о пирогах из гостиницы, где они останавливались на ночлег – и не только прекрасно выспались, но и всласть наплясались накануне вечером под боуран и волынку.

– Только уж больно похмелье тяжёлое. Кабы не оно, глядишь, и выехали б пораньше, – вздохнула старшая всадница. И вдруг сощурилась, повернувшись к Джеку: – Какой хорошенький! Сыру хочешь, хвостатый? На, на, поди сюда…

Джек, у которого ещё живы были воспоминания о ведьмах, от греха подальше дал дёру – и лишь потом запоздало сообразил, что всадницы говорили о той самой гостинице под холмом, которую присоветовал купец.

«Что ж, если две женщины там переночевали, и с ними ничего не случилось, то место это безопасное», – мысленно подбодрил себя Джек.

Но оптимизм оптимизмом, а нож он, подходя к гостинице, переложил со дна сумки на пояс.

Гостиницу было видно издалека – и слышно.

Навскидку основание холма занимало площадь, примерно равную двум-трём футбольным полям, а вершина его терялась в облаках. Прямо перед ним дорога раздваивалась, верней, расходилась на три части, но третье ответвление больше напоминало звериную тропу, чем человеческую. Сильно пахло дымом – он поднимался из трёх десятков труб – и кухней: свежим хлебом, жареным мясом, грибной похлёбкой… У Джека даже желудок подвело, и пришлось сглотнуть слюну.

Сама гостиница выглядела довольно нелепо: к основному зданию лепились пристройки, одновременно расползаясь вширь, вдоль основания холма, и вверх по склону. Наособицу стояли конюшни, несколько сараев и флигель, от которого пахло мылом и стираным бельём. Из распахнутых окон нижнего этажа лился свет, оранжево-жёлтый, тёплый, и доносились голоса – брань, смех, песни и разговоры, и им вторило надрывное бренчание на чём-то вроде лютни. Двери были распахнуты. У входа то там, то здесь стояли люди, которые вышли подышать свежим воздухом. Кого-то шумно выворачивало поодаль под кустом; старуха-нищенка сидела на пороге, жалобно потряхивая подолом; прямо у входа шумно ссорились супруги – верней, бородатый мужчина в кожаном фартуке мямлил оправдания, прикрывая голову руками, а рыжая тётка с шалью на плечах охаживала его ложкой на длинной ручке, приговаривая:

– Кто там девок щипал? А? А? Кто? Стыдно!

Над дверями красовался звериный череп – пожалуй, великоватый для волчьего. Вывески и впрямь не было, зато неподалёку, у перекрёстка торчал указатель, и там на деревянной доске красовалась надпись: «Благородный и гостеприимный дом сынов Файлида, славных многими добрыми делами, в искусстве охоты непревзойдённых…»

На третьей или четвёртой строчке Джек окончательно потерялся в славословиях, но усвоил, что путников здесь действительно не едят.

Наоборот – кормят.

Проходя мимо старухи-нищенки, Джек наугад бросил ей в подол несколько монеток – оказалось, что две медные и одну серебрушку, затем увернулся от бранящейся парочки, миновал открытые двери…

…а через мгновение его подхватили под локоть и увлекли в танец.

– Хэй, хэй, хэй! Веселей! – гаркнула плечистая черноволосая девица. В ушах у неё блестели золотые кольца, крупные, как у пиратки, на плечах был красно-зелёный клетчатый платок, в тон пышным юбкам. – Хэй, хэй, пляшем!

От неожиданности Джек позволил крутануть себя раз или два, а потом спохватился – и мягко ускользнул в сторону. Девица, ничуть не смутившись, тут же выдернула из толпы какого-то пузатого мужичка и уволокла его в круг танцующих, как русалка в омут – зазевавшегося простофилю. Джек же, мысленно сосредоточившись на том, чтоб снова стать незаметным, кое-как пересёк зал и добрался до стойки, где великан, плечистый и желтоглазый, цедил в кружку из бочки эль. Седая борода торчала, как лопата; рукава у рубахи были закатаны, обнажая мускулистые руки сплошь в шрамах, особенно ближе к кулакам, словно его дикие звери драли.

«Наверное, это и есть хозяин».

– Уважаемый! – окликнул его Джек. – Как насчёт ужина и комнаты для уставшего путника?

Желтоглазый сперва шумно втянул воздух – аж ноздри затрепетали – и только потом обернулся.

– Фа-а-а, человека или зверя к порогу принесло? – выдохнул он. И тут же заулыбался: – Ну, мы-то с братьями всем рады, лишь бы платили честно. В долг не кормим, не наливаем, а если просто переночевать надо – так за сараем или конюшней можно устроиться, денег не возьмём. Нет там ни мягкой перины, ни лохани с горячей водой, а всё же звери и лихие люди близко не подходят.

При слове «лохань» Джек мысленно взвыл и зачесался с ног до головы, особенно в районе подбородка, за три дня обросшего клочковатой щетиной.

– Сколько? – Рука сама легла на кошель. – За ужин, комнату с периной и лохань?

Желтоглазый назвал цену; серебра в кошеле ощутимо поубавилось, но Джек жалеть не стал – наоборот, порадовался, что избавляется от денег, которые нагрёб у великана в пещере.

«Будет надо – как-нибудь заработаю, – промелькнуло в голове. – Вон, там девица со свитой пропала, за неё вознаграждение дают – чем не честный заработок?»

Местечко в зале удалось найти не сразу: за иным столом теснилось сразу несколько компаний. Если в городе публика казалась более однородной, то сюда кого только не занесло! Торговцы с охраной и без; путешественники – кто-то ехал навестить родственников, кто-то по делам, кто-то – просто мир повидать, и почти что у всех были заветные мешочки с землёй при себе. Аптекарша с помощниками за угловым столом листала большой атлас и вслух объясняла, какую такую редкую лекарственную траву надо отыскать на болоте; охотники бахвалились друг перед другом добычей – и некоторые нет-нет да и поглядывали на Джека с завистью, верней, на его шубу. Двое мужчин, наворачивавших уже по второй миске похлёбки, вполголоса обсуждали, куда лучше проехать, чтобы добыть хорошего торфа; дровосек, прихлёбывая кислый ягодный морс, рассказывал своей дочери, девочке лет двенадцати, как правильно точить топор; женщина в мантии с капюшоном читала книгу – бледные тонкие запястья, пальцы сплошь в кольцах, искорки колдовства вокруг… Вооружённых людей хватало, и городскую стражу или, скажем, личную гвардию какого-нибудь местного князька Джек не отличил бы от наёмников – разве что по разговорам. Ловкая девица – та самая, что увлекла его танцевать – срезала кошелёк у купца-простофили и передала пареньку-сообщнику; чуть дальше, у окна, шлёпала картами шумная компания.

Джека – случайно или нет – усадили неподалёку от картёжников. Пока он дожидался своего ужина, то успел присмотреться и сообразить, что на дюжину человек за столом честных там – половина, не больше.

«Сыграть, что ли? – пронеслась мысль. – Хотя лучше не стоит. С удачей или нет, но сейчас я выиграю разве что у подушки».

И тут же, словно подслушав его, обернулся один из участников, судя по манерам и припрятанным в рукавах картам, не слишком-то честный. Тощий, высокий, с пышными каштановыми кудрями и тонкими усиками, одетый в серо-голубой камзол и штаны из мягкой замши, он явно прикидывался богачом, но ставил понемногу, а из кошеля у него пахло не столько медью, золотом и серебром, сколько железом.

«Фальшивомонетчик ещё, что ли, вдобавок?» – мельком удивился Джек… и, встретившись с ним взглядом, поспешно отвернулся и накинул капюшон.

Очень хотелось снова завязать на поясе узел, отводящий глаза… если б не подозрение, что тогда дождаться ужина будет сложновато.

– Эй, ты, мохнатый, держи, – послышалось над ухом тут же грубоватое, и рослый детина – точь-в-точь как великан за стойкой, только помладше, лет этак пятнадцати – брякнул на стол поднос. – Если ещё что надо будет, кликни меня или сестру… Учти, нахлестаешься – никто тебя, пьяного, наверх не понесёт. Хэй, хэй, иду! – отвернулся детина тут же к кому-то в зале. – Чего надо? Ещё свиных ушей? Будет!

И Джек остался наедине с ужином – ну, если не считать полутора сотен других едоков, танцоров, музыкантов и тех, кто храпел под лавками, упившись местным элем.

После яств в Ведьмином доме, явно приготовленных с помощью волшебства, здешняя еда казалась восхитительно обыкновенной – и настоящей. Густую, наваристую уху из трёх видов рыбы повар немного пересолил, а в заливное не пожалел горчицы. У двух сладких пирожков с ягодами из полудюжины немного пригорело дно. В терпком травяном отваре сильно ощущался привкус мёда… Хоть Джек и не любил ни мёд, ни рыбу, ни горчицу, он смёл с тарелок всё едва ли не быстрее, чем распробовал толком.

Спёртый воздух в зале пах дымом, пищей, старым деревом и людьми, хотя не только ими, конечно.

«Оказывается, я соскучился по человеческому обществу».

…ещё Джек скучал по городам – по настоящим, большим городам, – но в этом боялся признаться даже себе.

Где-то вдали, снаружи, глухо гремело – видимо, собиралась гроза. Прикрыв глаза, он вслушивался в глухое рокотание; разговоры в трактире тоже сливались в равномерный, слитный ропот, и лишь иногда из него выбивался чересчур громкий вскрик или хохот.

– …вот так камнем по лезвию води, сильнее. Плохо наточишь – ни деревце не подрубишь, ни голову зверю одним ударом не снесёшь.

– …а я ему и говорю: ты мне десять серебряных должен! Он в бега…

– …пять медяшек за вышитый платок…

– …невеста-красавица сбежала прямо свадьбы со всем золотом и каменьями…

– …и плетью его насмерть засекла, ух, и страшна королева…

– …подай мне ягнёнка целиком!

– …и такой ведь был учёный человек! Похвалялся, что сквозь очки мог видеть правду. И всё равно пропал, сгинул – дюжину дней как нет его. А если он не нашёл сокровище, то кому найти-то?

– …топь людей пожирает…

Вскоре веки стали неподъёмно тяжёлыми. С трудом проморгавшись, Джек сообразил, что ещё немного – и он уснёт под столом без всякого эля. Благо хозяйский сын на зов явился быстро, довольно засопел, принимая комплименты для повара, и затем указал путь до комнат. Идти пришлось долго, по открытой галерее с внутренней стороны трактира, в самую дальнюю пристройку – но зато и в самую новую, там даже пахло ещё свежим древесным спилом. Прогулка по ночному воздуху немного взбодрила Джека, тем более что ветер доносил уже отдельные холодные капли надвигающегося дождя…

«Видимо, скоро ливанёт».

– За две ночи оплачено, если завтра до вечера не доплатишь – наутро выселим, – важно сообщил хозяйский сын. – Вода в лохани горячая, но второй раз греть не будем. Отхожее место – вон, из окошка видать. Если надо попить, так вот в кувшине есть. А лишнее одеяло, смотрю, тебе без надобности, – заключил он, окинув взглядом плащ на меху. – Ну, доброй ночи. Станешь шуметь и соседям мешать – деда голову откусит.

Главной загадкой было то, как лохань вообще затащили на четвёртый этаж, потому что она занимала ровно треть комнаты. Пожалуй, даже великан из-за стойки поместился бы тут без труда, целиком, с ногами, разве что в плечах было бы узковато. Над водой курился ароматный пар; почудилось, что она немного пахла вереском, можжевельником и шалфеем, а потом Джек и впрямь разглядел на дне полотняный мешочек с травами, небольшой, с половину детской ладошки.

– Надо же, какая забота…

Губы сами дрогнули в улыбке.

Трудней всего оказалось, пожалуй, побриться без зеркала, но кое-как Джек справился – обошёлся всего двумя порезами. Потом он долго, пока не остыла вода, лежал в лохани и пялился в окно. Гроза издали сердито сверкала, но когда налетела наконец, то словно устыдилась и притихла. Дождь лил напористый, но тихий; когда вспыхивали молнии, то редколесье за перекрёстком высвечивалось контрастно, как на чёрно-белой фотографии.

«Я не дома, – осознал вдруг Джек совершенно ясно. – Я чёрт знает где, в зачарованной стране, под холмом, и дороги отсюда нет».

Он и прежде ловил иногда отзвук этого ощущения – когда засыпал прямо на перроне от изматывающей усталости и просыпался от свистка констебля; когда в третий, в десятый, в сотый раз учился у случайного человека новому ремеслу, чтобы поработать несколько дней или недель и двинуться дальше; когда выхватывал в толпе смутно знакомый профиль или силуэт, но всякий раз оказывалось, что это не мачеха, не сестра и тем более не умерший давно отец… Но даже тогда Джек подспудно понимал, что если ему по-настоящему захочется вернуться, он может это сделать.

А сейчас – нет.

Ощущение стало вдруг настолько невыносимым, что он нырнул в лохань с головой, упираясь руками в борта, и вылез, только когда в глазах стало темнеть от нехватки воздуха.

– Да пошло оно всё, – пробормотал Джек, выбираясь, и потянулся к плотной холстине, заменявшей тут полотенце. Свеча, которая горела на ящике у кровати, мигнула и погасла, как от сквозняка. – Чтоб тебя! Вовремя, ничего не скажешь…

Кое-как обтерев влагу, он забрался в постель как был, голым, и укрылся меховым плащом. Дождь снаружи припустил сильнее; шум его постепенно вытеснял и воспоминания о доме, и глухую, необъяснимую тоску, пока не убаюкал окончательно.

И Джек уснул.

Сперва сон был тревожным; мерещилась неуютная, пугающая темнота, длинный-длинный каменный туннель – точь-в-точь тот, который вёл к Ведьминому дому, только раза в три уже. Сквозь него приходилось едва ли не продираться, ладони саднили, фиолетовый фонарь то и дело наклонялся и гас… А туннель всё не кончался, и мерещилось даже, что он постепенно начинает смыкаться. По счастью, гром грянул как-то особенно громко. Джек сбросил вязкий, затягивающий кошмар, перевернулся на другой бок, перекатившись на прохладную часть кровати, а затем снова уснул – на сей раз спокойно и без видений.

Проснулся окончательно уже ближе к вечеру.

Стояла ясная, тихая погода; солнце уже опускалось за горизонт; пахло сырой землёй, умытым лесом, дымом от трактира, отчего-то мокрой шерстью – и ещё совсем немного болотной гнильцой.

С хрустом Джек потянулся; спросонья голова была дурной, и всё произошедшее у ведьм тоже казалось сном.

«Ну, что ж, по крайней мере, тут я отдохнул».

Застирав в остывшей воде грязное бельё и носки, он протянул между кроватью и подоконником запасной пояс и развесил вещи сушиться, рассудив, что как раз до утра всё должно просохнуть. Затем умылся, плеснув себе на руку из кувшина, с удовольствием убедился в том, что щетина на подбородке пока не прощупывается, навестил удобства во дворе и уже уверенным шагом бывалого путешественника отправился добывать завтрак.

Хозяин любезно согласился поджарить несколько яиц с беконом, и вскоре грандиозный омлет, дополненный горкой солений и двумя толстыми ломтями хлеба, прибыл к столу. Для идеальной трапезы не хватало только кофе, но сейчас Джек скучал по нему уже меньше – пожалуй, смирился, тем более что крепкий травяной настой бодрил не хуже. Людей в зале стало чуть меньше, чем накануне, а лица были по большей части новые. Видимо, здесь и впрямь останавливались проездом, по дороге, и стремились скорей двинуться дальше.

«Хотя лично я б задержался на день-другой».

Знакомыми показались только несколько компаний – в основном, торговцы с помощниками и охранниками. Кое-кто дожидался партнёров, чтобы прямо тут провести сделку и двинуться дальше с новым товаром, кто-то просто отдыхал… Неизменное веселье и оживление царило только за столом, где играли в карты, да и рожи там были всё те же.

«Ну точно шулеры, – подумал Джек. – Таких, пожалуй, не жалко».

И когда, приметив скучающие взгляды, его позвали сыграть разок или два – он не отказался. Но на сей раз повёл себя иначе, нежели тогда, в Захолмье, и не стал изображать простачка.

– Ты, братец, никак, игрок, из этих самых? – поинтересовался один из картёжников; тоже мошенник, как и две трети сидевших за столом, но осторожный – ставил он понемногу, жаловался на неудачу и вообще явно намеревался вскоре выйти из игры. Он был белобрысым, мелким и легко краснел, что шулеру, конечно, не на руку. – Плащ у тебя приметный.

– Хочешь поставить против своей шкуры? – ухмыльнулся Джек, глядя чуть исподлобья. На секунду он пожалел, что не обладает ценным талантом Сирила испепелять одним взглядом, но потом оценил, как побледнел собеседник, удовлетворился эффектом. – Шучу, приятель. Я с людей шкуру живьём не снимаю… Но карту из рукава лучше убери – не люблю нечестной игры, а у меня на неё чутьё. И на злое колдовство тоже – от него аж внутри всё горит.

И, откровенно рисуясь, он выдохнул в сторону клуб огня.

После этого двое шулеров, те, что постарше, сбросили карты и вышли из партии, сославшись на невезение. Остальные доиграли без особого энтузиазма; победил, конечно, Джек. Ему предложили ещё партию – вяло, равно рассчитывая на отказ, но он согласился, предупредив, что это последняя.

– У меня ещё есть дела, – бросил он небрежно, посматривая на дверь, словно ожидал вот-вот увидеть приятеля.

Шулеры кисло переглянулись, не скрывая уже даже сговора. Зато оживились те, кто играл честно: немолодая матрона с кружевным чепцом поверх шиньона; братья-охотники, продувшие связку шкурок; усатый купец, на которого издали неодобрительно поглядывала жена… Вторая партия тоже осталась за Джеком. Выигрыш был невелик – пара горстей медяков, с десяток серебрушек. Вчерашний франт с пышными каштановыми кудрями, поставивший в этот раз больше всех, пошарил по карманам… и неожиданно отозвал Джека в сторону.

– Ты послушай, только не сердись, – горячо зашептал он Джеку на ухо, встав на цыпочки. – Я могу и серебром заплатить, вот только есть у меня кое-что другое, и тебе, игроку, оно нужнее.

«Ловушка», – спокойно подумал Джек. А вслух спросил:

– И что же это?

– Секрет, как пройти к сундуку с золотом, тому самому, про который все болтают, – ответил тут же франт, с показной опаской оглянувшись по сторонам. – Ну как, возьмёшь мой секрет вместо серебра? Клянусь, не прогадаешь! Там и впрямь целое состояние!

«Что ж ты сам туда не пойдёшь в таком случае?»

– Говори, – разрешил Джек, рассудив, что для образа «крутого парня», каким он нынче прикидывается, это вполне логично.

И франт зашептал снова, описывая маршрут.

Джек заставил его трижды повторить, пока не затвердил путь наизусть, а затем громко, на весь зал, гаркнул:

– Да на кой мне сдались твои услуги? Проиграл – так плати серебром! Сколько ты там должен, две дюжины монет? Эй, друзья, он ведь столько и задолжал? – спросил Джек громко, обернувшись к столу.

Обчищенный купец и матрона в чепце охотно подтвердили, что так и есть. Франт злобно зыркнул, но карманы вывернул и расплатился, погасив долг до последней монетки. Джек, насвистывая бодрую песенку от избытка хорошего настроения, сгрёб деньги, часть щедро ссыпал другим честным игрокам и вышел на крыльцо – подышать свежим воздухом.

Солнце уже почти село.

Снаружи было тихо, даже, пожалуй, слишком. Лесоруб распрягал лошадь; его дочурка сидела на телеге, гружённой дровами, и любовалась наточенным топором. Торговец у конюшни что-то обсуждал с вчерашним подавальщиком, хозяйским сыном… У порога стояла на коленях – прямо в размокшей от дождя глине – та же старушка-нищенка, что и накануне, бормоча себе что-то под нос и протягивая руки.

– Шла бы ты согреться, красавица, – вздохнул Джек и, порывшись в карманах, бросил ей ещё одну серебрушку. – А то сыро.

– Для кого сыро, а кому в самый раз, – скрипучим голосом ответила нищенка, и из-под косматых спутанных волос блеснули яркие голубые глаза. – А тебе, сынок, в благодарность за твою щедрость дам совет: не ходи за золотом на болото, сгинешь. Уже двое сгинули: женщина с копьём, которое всегда бьёт в цель, и учёный человек. Западня это! Может, и есть там богатство, но охраняют его злые люди, ох, злые…

Солнце окончательно опустилось за горизонт.

Резко стало темнее – и холоднее.

– Знаю, что западня, – вздохнул Джек и, прищурившись, глянул на пламенеющее небо. – Но если раньше сомневался, то теперь уверен, что надо идти. Чёрт с ним, с сундуком золота, но кто этих злых людей остановит, если не я?

Старушка-нищенка захихикала и сгорбилась, делаясь ещё меньше прежнего. А отсмеявшись, сказала:

– Ну, тогда вот тебе ещё один совет: если зазвучит флейта – заткни уши и не слушай, будут наливать – не пей, а станут просить пощады – так не давай.

– Насчёт флейты понятно, а вот со вторым сложнее, – пробормотал Джек.

– И привет тебе от моего двенадцатиюродного внучатого племянника, – добавила вдруг старушка. – Он просил кланяться и передавать спасибо за яблоки – и за доброту.

«Коротышка?» – промелькнуло в голове.

Джек обернулся; старушечье хихиканье ещё висело в воздухе, но самой нищенки уже как не бывало.

…зато в мокрой глине отчётливо виднелись отпечатки – крошечных-крошечных босых ног.