Индия наизнанку

Глава 6. Бхопал. Хайдарабад

— Бхопал — самый бомжацкий город Индии, из всех, в которых нам довелось побывать, — заверял меня мой друг Демин, с которым мы встретились на побережье индийского штата Гоа месяцем позже.

— Я видел и побомжовней, — возражал я, но спорить особо не стал: действительно, редкого туриста может заинтересовать город Бхопал. — Зато люди тут хорошие. По крайней мере, один местный житель взял и просто так устроил мне экскурсию по городу на мотоцикле.

Чувствовался ислам: много мечетей, а мой бесплатный помощник оказался не индуистом, а мусульманином, которых тут почти сорок процентов. Многие говорили на урду.

Но действительно, а что здесь было, за исключением мечетей и стандартного индийского набора: рикш, бомжей и замусоренных подворотен?

Из бросающегося в глаза был только неизвестно как затесавшийся сюда ресторан «Волга», где, впрочем, не нашлось русских блюд и работники которого так и не смогли внятно объяснить, откуда взялось это исконно русское название.

Из интересных исторических фактов — только то, что этим Бхопальским княжеством более века (с 1819 года по 1926 год) правили женщины. Чистоты городу этот факт, правда, не придавал: слишком большой срок прошел с тех пор.

Подавляющее большинство населения штата — и, соответственно, его столицы — было индуистами, однако город таил в себе и мусульманские кварталы, мечети, рынки, а с ними — и доступное куриное мясо, которого мне так не хватало в путешествии по Индии (впрочем, как и любого другого мяса, ведь с мясом в немусульманской Индии большие проблемы).

Прослонявшись с полдня по городу, я без сожаления продолжил свой путь дальше, в Хайдарабад, оставляя бхопальцев жить в своей большой полуторамилионной мусорке с мечетями.

Вокзал Бхопала, пожалуй, баловал большим количеством развлечений, нежели остальная часть города. В ожидании вечно задерживающегося поезда я развлекался с огромными механическими весами, которые за одну рупию выдавали маленькую карточку с весом поставленного на них груза — успел измерить свой вес с рюкзаком и без. Со вздохом заметил, что индийская пища делала меня худее и легче.

Штаны тоже начинали спадать, однако я не отчаивался.

Наконец, прибыл и поезд.

Поездку в нем омрачили лишь появившиеся рано утром трансвеститы.

Обвешанные бубенцами, в красочных шмотках и с размалеванными лицами, они приставали к сонным пассажирам, выпрашивая у них деньги. По неизвестным мне причинам, нарушителей общественного покоя никто не прогонял, а как раз наоборот покорно поддерживали рублем, вернее, рупией. Возможно, трансвеститы у них, у индусов, сродни нашим юродивым: обижать их не принято. Хотя на очень бедных они похожи не были. Я поддерживать их не стал, лишь немного разозлившись на то, что они меня разбудили своими криками и улюлюкиваниями. Те же, обнаружив, хоть и не сразу, во мне иностранца, отвязались.

А наутро, оставленный трансвеститами, я очутился в Хайдарабаде — в семистах километрах к югу от вчерашней точки. Тут уже были настоящие тропики: пыль и визг рикш перемешивались с огромными кучами ананасов и кокосов, продаваемых прямо с тротуара.

Сразу с поезда, не пытаясь найти себе жилье (у меня уже был билет на вечер, на следующий поезд, на юг, в сторону Бангалора), я отправился изучать город, а конкретнее — центральный музей штата Андра Прадеш, столицей которого и являлся Хайдарабад.

Включив наблюдательность, я заметил, что длительное исламское господство — гораздо более длительное, нежели господство большевистское в северной и холодной России — оставило в наследство Старому Городу Хайдарабада существенное количество мусульманских кварталов, мечетей и прочих зданий.

Разные пласты истории — не только исламские — стали причиной того, что город (да, в общем, как и любой крупный город в мире, развивающийся без особого плана) выглядел пестро, резко, контрастно. Просто в Индии, в отличие от замерзающей России, события происходили не так стремительно: резни, революций с миллионами расстрелянных тут не было, Ганеши заплевывались медленней, чем проводилось раскулачивание, а продразверстка и НЭП вовсе заменялись безоблачным существованием под английским владычеством.

Но — как следствие бурной истории — сходство с Россией тут ощущалось.

Примерно так же нелепо, как брежневская застройка вперемешку с плохо отреставрированными дореволюционными церквями в какой-нибудь Туле — причудливо соседствовали явно пакистанского происхождения рабочие мастерские с прибитыми напротив Ганешами, Буддами и другими элементами индуистской и буддийской культур. Вместо двуглавых орлов и пятиконечных звезд местные крепости увенчивались исламскими полумесяцами и индуистскими свастиками. Постепенно развивающийся капитализм, с его неизменными атрибутами: рекламой, бесконтрольной торговлей и отелями разного уровня паршивости, а также вездесущие рикши, дополняли картину.

Несмышленый турист (коих тут было не сказать, чтобы много), вполне возможно, ощущая весь этот беспорядочный колорит, делал вывод о «таинственной и загадочной индийской культуре». Ум же пытливый, аналитический, разложив все происходящее по полочкам, мог, скорей всего, посочувствовать жителям перенаселенного города. И, как это ни смешно и грустно, город Хайдарабад отдаленно напоминал Москву. Но в несколько другом формате.

«В общем, как везде» — сделал вывод я и продолжил прогулку в центральный музей, предварительно заправившись кокосами, в изобилии продававшимися на улице.

Из экспонатов музея больше всего мне запомнилась настоящая египетская мумия, лежащая в отдельной комнате и обдуваемая вялым вентилятором.

— Откуда она тут взялась?

— Как она сюда доехала почти целой?

Вопросов было больше, чем ответов.

В свой последний визит в Египет — страну пирамид и мумий — я мог лицезреть тамошние мумии только в саркофагах, за стеклом. Вход в музей охранялся сторожем и стоил больших (для иностранцев) денег. Мумия как-никак, мировое историческое наследие…

А здесь же, в центральной Индии, до этой мумии — хоть и настоящей, египетской — никому не было дела. Плати десять рупий за вход в музей и смотри, сколько хочешь. Только, кажется, фотографировать было нельзя.

«Вот она — мумия, достояние мировой истории — лежит, расхристанная, с размотавшимися и подгнившими бинтами. Хочешь — трогай, хочешь — пни ее, никто тебе ничего не скажет, — думалось мне. — Настоящая Индия!»

Единственным видимым атрибутом порядка была просьба к входящим в комнату с мумией снимать обувь.

«Разуйся! — гласила надпись на входе на нескольких языках. — Тут лежит мумия!».

Входа как такового не было, так как не было и двери к мумии. Разуваться никто не спешил. Мумия мирно покоилась на деревянных нарах, под лениво крутящимся вентилятором. Вентилятор крутился настолько медленно, что даже не мог согнать мух с древней мумии. Мумия явно страдала от изобилия летающих насекомых.

Индусу-смотрителю же было на мумию плевать: он спокойно читал газету, восседая в кресле, сгоняя мух, в первую очередь, с себя и время от времени прося посетителей не забывать снимать обувь.

Подумать только! Где-то в Египте, под Каиром, все эти мумии аккуратненько засунуты в проветриваемый саркофаг, огорожены заборчиком, охраняются смотрителями и государством. Египтяне кропотливо собирают доллары с туристов, на содержание мумий, саркофагов и температурного режима. Египет — страна тоже раздолбайская и пофигистичная; но даже там, где такая же, почти индийская жара, где уровень жизни не выше индийского, мумий чтут и охраняют.

Ну а в Хайдарабаде?

Куда там!

Мы в Индии. А это значит, что мумия должна быть настоящая, индийская: грязная, покрытая мухами и никем не охраняемая.

«Действительно, зачем? Пусть так лежит», — я полюбовался мумией и пошел изучать остальные части музея.

Прочие залы были не так интересны. Обычный краеведческий музей какого-нибудь города Абакана: с черепками кувшинов под стеклом, орудиями труда древних жителей, населявших эту территорию, скупые сведения об истории буддизма и прочие средне-абаканские экспонаты. Во дворе музея, под крышей от дождя, находилась огромная древняя карета, высотой с трехэтажный дом — такой кареты я прежде не видывал. Карету окружали металлические пушки. Больше интересностей в музее не наблюдалось.

Куда более познавателен был музей, расположенный по соседству: так называемый Музей Здоровья.

Пыльноватый, почти полностью английский и по-музейному тихий, он больше был похож не на музей, а на выставку болезней. Болезни, приехавшие из разных штатов: чумная лихорадка из Бенгалии, дифтерия из Мумбаи. Ну и так далее.

Все же, клятва Гиппократа на английском языке была центральным его экспонатом.

В «Музее Здоровья» располагался, конечно, «уголок здоровья».

«Чисти зубы!»— значилось в уголке над нарисованной схемой правильности чистки зубов.

«Регулярно мойся!» — и нарисован индус, тщательно натирающий свои подмышки.

На контрасте с этим небольшим уголком остальные девяносто процентов экспозиции занимало красочное описание, какие болезни существуют, а с какими уже успели справиться в Индии.

Вот — новорожденный, у которого сгнили пальцы от какой-то неведомой чумы.

А вот тут — другой ребенок, у которого вырос лишний орган, т. к. мама неправильно питалась. Или не питалась вовсе.

Вот — рахитичный индус, еле сидящий на земле от недостатка пищи. Рядом — информационная табличка: «Как правильно питаться» — и список, необходимый для того, чтобы у вас не развился рахит: рис, специи, овощи.

Далее — как распространяются эпидемии: чихающий индус, рядом с ним — другой, а потом — длинное описание того, как передаются болезни от индуса к индусу и что нужно делать, чтобы победить эту цепную индусскую реакцию.

Цинготные зубы, заячьи губы, оспяные тела — все то, и даже более того, что можно было увидеть на многочисленных индийских вокзалах, рынках, в приютах и трущобах — объединил в себе этот музейный уголок.

«Музей Болезней», а не «Музей Здоровья» правильней было бы назвать это заведение.

Встречались и мудрые слова, достойные уст Джавахарлала Неру: «Человечество неспособно достигнуть экономического благополучия на горбах нездоровых людей».

В экспозиции были обозначены и достижения индийской медицины. «К 1958 году мы победили тропическую оспу!» — и рядом две колонки: до 1958 года — умирающие от оспы индусы; после 1958 — цифры и факты по снижению смертности от оспы. «Мы ввели обязательную вакцинацию от малярии!» — и вот, рядом с малярийными ужасами — довольные немалярийные дети.

Этот музей как нельзя лучше вписывался в суровую индийскую реальность, хотя он был весьма стар и экспозиция не обновлялась уже лет, наверное, тридцать.

Эволюция идет своим чередом, люди рождаются и умирают, а болезни, эпидемии и смерти — по-прежнему остаются актуальными для человечества и сопровождают нас на протяжении всей нашей жизни. Наука изобретает все новые и новые лекарства, побеждая старые и новые болезни, эти лекарства внедряются в жизнь общества, а кто-то свыше придумывает для нас все новые и новые испытания.

С такими мыслями я вышел на воздух, от души поблагодарив работников музея и оставив благодарственную надпись в книге для посетителей.

Финансовых пожертвований музей не принимал.

В очередной раз я убедился, что самые интересные музеи — это музеи неизвестные, малопосещаемые, забытые. Именно в них заключается весь колорит и истина, а не в Тадж-Махале и в египетских Пирамидах. Что первый, что второй туристический объект давно прекратили выполнять свою истинную задачу: просвещать посетителей; обросли торгашами, попрошайками, жуликами и малограмотными гидами и — что самое грустное — перестали культурно насыщать посетителей.

Где-то в тысяче с лишним километрах к северу отсюда, в бомжацком городе Агре туристы тратят по двадцать пять долларов, только лишь для того, чтобы понажимать на спусковой механизм фотоаппарата и запечатлеть себя на фоне белокаменной мечети и крепости, имеющей хоть и большое культурное, но малое информативно-воспитательное значение. Здесь же, в городе Хайдарабаде, в бесплатном музее, можно составить достаточно полное представление и об индийских болезнях, и о способах их излечения, и о правильном, здоровом образе жизни. Вполне себе самодостаточный музей, хоть немного и пыльный.

Посещение экспозиции доставило мне неописуемое удовольствие и мысленно вернуло ощущение того, что я все-таки пока в Индии.

Мой культурный уровень резко повысился, поэтому я позволил себе немного расслабиться и, попивая купленный на улице свежевыжатый тростниковый сок, отправился на лодке к самой большой в мире каменной статуе Будды, расположенной на искусственном острове посреди центрального хайдарабадского озера.

Да, есть тут и такие объекты. Вообще, Хайдарабад показался мне относительно культурным и цивильным городом, по сравнению с остальными индийскими.

Без шуток — статуя является самой большой в мире из всех каменных статуй Будды, когда-либо сооружавшихся на планете.

Приплыв на остров в сопровождении прочих индусов, я стал слушать скупые речи экскурсовода, по привычке мысленно вставляя свои саркастические замечания.

— Создание статуи заняло пять лет и завершилось к 1990 году.

«Пять лет строили какую-то статую» — мысленно интерпретировал я. –

«Бюрократия. Волокита. Сочинские олимпийские строители позавидовали бы».

— Однако аккурат перед моментом торжественного открытия, пока семнадцатисполовинойметровая и трехсотпятидесятитонная статуя водружалась на постамент, по неосторожности водружавших, она упала и затонула, — продолжал экскурсовод.

«Подумать только: утопили статую, святыню, Будду!» — ухмылялся я.

Утопив статую, индусы расстраиваться не стали, а плюнули на нее и забыли на целых два года.

«Еще и два года статуя лежала на дне озера. Пофигизм. Раздолбайство.»

Но индуизм — не сталинизм. И расстреливать, конечно, за утопленную статую, халатность и вредительство никого не стали. Вместо этого статуя провалялась на дне озера, откуда ее достали в 1992 году — целую и невредимую.

То, что статуя не развалилась за два года лежания в иле, индусы сочли за чудо, отмыли ее и водрузили на специальную непотопляемую платформу. С тех пор высоченный Будда радует глаз индийских и иностранных туристов.

Моя экскурсионная хайдерабадская жизнь подходила к концу. Вернувшись на берег с острова, где располагалась самая большая в мире статуя Будды-амфибии, я неспешно направился в сторону вокзала.

По пути, вычитав в путеводителе о другом месте паломничества туристов — Форте Голконда, я решил завернуть и туда. На входе сидел бдительный контролер, отфильтровывая неиндусов от индусов. Стоимость входа для последних была в двадцать раз ниже стоимости для первых. Вообще говоря, Форт этот был мусульманским и я стал убеждать контролера, что специально приехал из Пакистана, чтобы посетить этот объект исламского искусства. Но, к сожалению, торговаться с индусами трудней, чем, скажем, с арабами или узбеками.

— Нет, только индийцы могут пройти за пять рупий, — отрезал он.

Платить цену, в двадцать раз превышающую цену нормальную, мне показалось неразумным. Не жадность двигала мной, а чувство справедливости. Тем более, за день я посетил уже немало всяческих платных туристических объектов, неплохо поддержав туристическую экономику столицы штата Андра Прадеш.

«Видимо, хватит с меня на сегодня достопримечательностей» — сделал вывод я и побрел через темнеющие мусульманские кварталы в сторону вокзала.

Вместо бомжующих коров эти кварталы были заселены менее прожорливыми, но такими же тощими козами. Козы рылись в мусорках, ища себе пропитание. За исключением этого, а также арабских — вместо хинди — букв на вывесках и заборах, эти кварталы от остальных частей города, на первый взгляд, не отличались. С практической же точки зрения, тут можно было найти мясо. Пусть это мясо совсем недавно рылось в окрестных помойках, но все же это был белок, так необходимый в путешествии.

Живые куры на улицах Хайдарабада тоже продавались, и даже дешевле, чем в Ашхабаде, в котором мне довелось побывать за год до этого. В отличие от двухдолларовых ашхабадских они стоили тут всего доллар.

Насытившись курятиной и козлятиной, я полностью восстановил свои силы и добрался, наконец, до вокзала.

Дожидаясь поезда, я коротал время в привокзальном интернет-кафе.

«Не плевать!» — гласила вывеска внутри. Тем не менее, стены мне показались достаточно заплеванными. Многие индийцы постоянно жуют какую-то красную дрянь — аналог среднеазиатского нацвая — постепенно заплевывая все вокруг: туалеты, вокзалы и даже святые места.

Отгоняя от себя мысли наподобие той, что «нескоро эта страна избавится от печального звания «страны третьего мира», покамест в приличных заведениях будут предупреждать посетителей о недопустимости плевать на клавиатуру» — я поджидал свой поезд. Я уже привык к индийской реальности и порой закрывал глаза на такие мелочи, как опаздывающий на час с лишним поезд, и умудрялся наслаждаться некоторыми действительно полезными вещами: дешевизной фруктов, доступностью поездов, повсеместными интернет-кафе и надписями на английском.

«Во всем нужно искать плюсы» — размышлял я.

Ведь Индия, при всей своей шоковости для приезжающего впервые, при всей своей грязноте и нищете — страна, намного более удобная для иностранцев, нежели, например, Россия. Круглогодичное тепло, многочисленные интернет-кафе и вывески на английском, почти бесплатные столовые и пятидолларовые гостиницы — разве это не плюс при путешествиях? Виза делается гораздо проще, чем виза российская, получение которой связано с массой наших отечественных бюрократических процедур. Регистрация для иностранцев? Какая регистрация — по Индии можно месяцами слоняться не то чтобы без регистрации — да хоть без штанов — и ни один полицейский ничего не скажет. Порой отели просят копию паспорта, но это так, скорей для порядка. А безразличие ментов — разве это не плюс? Никто не станет опекать, охранять, что-то проверять и досматривать.

«Нет, Индия определенно положительная страна, даже несмотря на задержки поездов, свирепствующую малярию в восточных штатах и отсутствие питьевой воды. Вот где оно, счастье. Там, где тонут Будды, а не рушатся мосты на остров Русский, там, где музей здоровья болезней заменяет Эрмитаж, а вместо рубиновых пятиконечных звезд и Лениных с оторванными руками путешественника окружают бесконечные свастики и Ганеши с оторванными хоботами» [6]. Время моего пребывания в Индии составляло чуть более полумесяца, а я уже становился чуточку философом и чуточку индусом.

Поезд, разумеется, задерживался. Помимо табло с расписанием почти на каждом крупном индийском вокзале наличествует и табло с задержками поездов. Оно так и называется «Табло задержек». Часто такое табло не в силах уместить все задерживающиеся поезда, так как задерживаются в Индии, особенно не на начальных, а на промежуточных станциях, чуть менее чем все поезда.

К услугам пассажиров на вокзале находились огромные весы для измерения массы сумок и других грузов. Кажется, в Индии даже существуют какие-то нормы на провоз багажа по железной дороге, правда, вряд ли их кто-то соблюдает. Закидывая однорупиевые монетки в монетоприемник, я попеременно измерял вес себя, вес себя с рюкзаком, тем самым хоть как-то коротая время до прибытия опаздывающего поезда.

Наконец-то, вдоволь навзвешивавшись и наинтернетившись в заплеванном кафе, я дождался паровоза, следующего из Дели четко на юг, в Бангалор.

Глубокой ночью, погрузившись на верхнюю полку (о чудо!) настоящего плацкартного поезда с отдельным местом, я отправился в ашрам всемирно известного Саи Бабы.