Индия наизнанку

Глава 9. Пондичерри. Ауровиль

Следующий город, встретившийся мне на пути — Пондичерри — в переводе с тамильского языка означал «новая деревня». В нормальном понимании деревней Пондичерри назвать было трудно: население агломерации давно перевалило за миллион.

Исторически он являлся французской колонией. Так же интересен административно-территориальный статус города — союзная территория, а не штат.

Главным отличием союзной территории от штата является то, что губернатора тут как такового и нет: управление территорией ведется напрямую из Дели. Это примерно как если бы наша Чечня управлялась не Кадыровым, а непосредственно Путиным. Всего таких территорий в Индии — семь штук, одной из которых как раз и является Пондичерри. Долгое время эти территории были иностранными колониями, и некоторое время сохраняли свой колониальный статус даже после объявления независимости Индии, а впоследствии вошли в состав Индии, но на особых правах.

Несмотря даже на то, что территория его полностью окружена штатом Тамил-Наду, Пондичерри по сей день остается независимым образованием. Хотя, при должном умении властей, маленький клочок давно уже канувшей в лету Французской Индии, запросто можно приклеить к штату Тамил-Наду, точь-в-точь, как какой-нибудь Усть-Ордынский Бурятский автономный округ был упразднен и отдан Иркутской области.

Кстати, излюбленный российскими туристами курорт Гоа тоже в свое время был подобной территорией, однако в конечном итоге добился статуса штата (хоть и самого маленького по площади).

Бывшая колониальность города, конечно, чувствовалась: французские надписи и архитектура это подтверждали. По старой привычке сюда приезжали отдыхать настоящие французы.

Все-таки, в первую очередь благодаря океану, верней Бенгальскому заливу, относительно даже чистому, в Пондичерри было не так гадко: одуряющая жара сменялась прохладным ветром с моря, индусы сорили не так сильно, а тот сор, что появлялся — уносило океаном.

История Пондичерри, в первую очередь, была связана с именем Шри Ауробиндо, а также его напарницы — старухи под кодовым названием «Мать». Они-то и основали известный на всю Индию ашрам.

Ашрам разбросан по городку: молельня в одном месте, питальня — в другом, администрация и талоны на питание — в третьем. Все это делает Шри-Ауробиндовский ашрам не таким домашним и изолированным, как Саи-Бабовский. Кроме того, духовные лидеры (Мать и Ауробиндо) давно ушли в мир иной, а поклоняться картинкам, наверное, не так интересно, как живому аватару. Библиотеки, общаги — это все тоже имеется в ашраме и доступно паломникам.

В ашраме мне удалось понаблюдать разукрашенных слонов и паломников, в большом количестве (хоть и в не таком, как у Саи Бабы). Тем не менее, ни цветные слоны, ни мирно митингующие неподалеку какие-то тамильские коммунисты (увешавшие всю улицу флагами с серпами и молотами) меня не впечатляли. Я поехал автостопом чуть на север, по направлению к Ауровилю, или «городу рассвета», как его еще называют, — другому творению Шри Ауробиндо и Матери, предварительно, конечно, насытив свой желудок в ашраме, купив специальный талон.

***

Уехав мотостопом на север от Пондичерри, в сторону Ауровиля, я вырвался из городской суеты и оказался на чистом пляже. Впервые на территории Индии мне повстречался водоем, в котором можно было купаться: не было бомжей, моющих раны, собак и помоев. Я стоял на берегу Бенгальского залива и наблюдал закат.

Помимо индусов из соседней деревни, которые жили своей простой жизнью: стирали белье и выходили в море за рыбой — пляж населяли и индийцы приезжие.

Приезжали сюда, в основном, дикарем — обитали, конечно, не в палатках, но в дешевых бунгало[15] и домиках, разбросанных по побережью.

Среди таких приезжих индусов оказались и студенты из Ченная, прибывшие сюда на выходные и подошедшие ко мне знакомиться. На тот момент я выглядел довольно странно: купленный у Саи Бабы желтый сарафан, лысая голова и усы, а также рюкзак и почти развалившиеся кеды, делали меня лицом неопределенной национальности. Что-то индийское во мне угадывалось, но до настоящего индуса мне было еще далеко.

Недаром у Саи Бабы кто-то вычислил во мне инопланетянина.

Студенты сами рады были такому повороту событий: приехав с материка в душный и смрадный Ченнай в начале семестра, они впервые выбрались за его пределы и, похоже, не жалели, общаясь с иностранцем и попивая пиво.

Поскольку пляж располагался поблизости от какой-то деревни, то основным занятием жителей, конечно же, была рыбалка. Ежедневно, с рассветом, они выходили в море, а вечером приходили домой с уловом, паркуя свои лодки на песчаном пляже.

И как же было здорово, что им не нужно было ни ездить на метро, ни кутаться в шарфы и телогрейки, чтобы выйти на улицу. Юг Индии — это почти круглогодичное лето… В Москве в это время только заканчивалась астрономическая зима, но зима настоящая, снежная уходить никуда не собиралась: по сводкам метеобюро в Москве было минус 20. Эти же индусы, жившие почти первобытным строем, изредка получая блага в виде электричества и кока-колы, радовались тому, что дарило им море и редкие путешественники. Босые дети, нехитрые вегетарианские блюда на столах, впряженные в повозки буйволы… Почти вся жизнь проходила на улице: торговля, стирка белья, крикет, какие-то непонятные мне ритуалы…

Романтика романтикой, но спать мне было где-то нужно и я, распрощавшись со студентами, посчитал, что лодка — очень неплохое для этого место, и залез внутрь, когда стемнело, укутавшись в спальный мешок.

Было тепло, лунно, звездно и пустынно. Даже море, находившееся в десятке метров от меня, не шумело, стараясь дать мне поспать.

Утром же, на самом рассвете, я был разбужен хозяевами лодки, которым — как и десятки и сотни лет назад — нужно было выходить в море, на работу.

Они слегка удивились, увидев меня спящим в лодке.

— Давайте помогу вам спустить лодку на воду, — предложил им я.

Индусы удивились еще больше, но от помощи отказываться не стали.

— Поплыли с нами, — на плохом английском они попытались пригласить меня с собой.

Я отказался, так как все-таки планировал попасть в Ауровиль, город рассвета и счастья.

Рыбаки уплыли, помахав мне на прощанье, а я продолжал наблюдать за просыпавшимся побережьем.

Какие-то птицы, вроде бы чайки, слонялись по песку в поисках пропитания.

Дети, найдя старую покрышку от автомобиля, играли с ней, ни о чем не думая.

Большая часть мужского населения, никого не стесняясь, вышла на набережную для утренних испражнений. Спустив штаны и сев лицом по направлению к морю и рассвету, они, не обращая ни на кого внимания, занимались своими утренними процедурами, наслаждаясь наступлением нового дня.

Как стая орлов, они сидели, смотрели на всходящее солнце, гадили, о чем-то друг с другом разговаривая или просто медитируя без штанов на корточках.

Кто-то при этом умудрялся чистить зубы.

Результаты их деяний через несколько секунд уносило океаном, а через пару часов на пляж выползали отдыхающие — из других индийских регионов, и даже редкие иностранцы…

«Это Индия…» — подумал я, забросил рюкзак на спину и поплелся в Ауровиль — город счастья, братства и взаимопонимания.

Так что же такое Ауровиль?

Под Ауровилем понимается некий инновационный город, расположенный в лесу, который изобрели французы почти пятьдесят лет назад. Город был призван стать местом, где не важны религии, цвет кожи и происхождение. Поскольку Индия, в виду своей раздолбайности, мягкой бюрократии, а также хорошего климата и природы, была идеальным местом для конструкции такого города, да еще на тот момент эта территория (относившаяся к Пондичерри) являлась тогдашней Французской Индией, то долго французам место искать не пришлось. Они расчистили небольшую площадку — мечтая о мирной жизни для будущих поколений, о совместных трудах на благо своего сообщества, о медитации и экологии.

«Назначение Ауровиля состоит в том, чтобы ускорить проявление на земле супраментальной Реальности» — так звучит в его кодексе.

За основу идеологии своей будущей коммуны ауровильцы взяли учение Шри Ауробиндо (в едином лице и Маркс, и Энгельс). В качестве Ленина-строителя выступила упоминавшаяся выше Мать — она-то (со своими сподвижниками- Бухариными и прочими) и начала возводить счастливое будущее.

«Осуществить внутреннее изменение человека, сделать Ауровиль творческой моделью общества, где можно было бы конструктивно исследовать материальные и духовные решения проблем, с которыми сталкивается человечество, — эти цели являются одними из главных для ауровильского эксперимента», — декларировалось Матерью.

В истории человечества известны многие попытки хороших и плохих людей построить новое общество, счастливое и справедливое. Взять хотя бы историю нашего государства и бушевавший на его территории пожар в начале прошлого века.

Но если СССР Ленина-Троцкого зиждился на идеологии Маркса и распространился на шестую часть суши, то масштабы Шри Ауробиндо были несколько скромнее. Отрадно, что при строительстве Ауровиля не погибло ни одного человека, что не скажешь о марксистском эксперименте на территории нашей страны: Революция и Гражданская война унесли миллионы жизней. Революционным катком прокатившаяся по Европе и Азии большевистская мясорубка, снесла и сожгла почти все на своем пути. Для строительства Ауровиля же потребовалось лишь договориться с индусами и очистить лес от мусора.

Если отбросить всю «супраментальную» и прочую духовную мишуру, то получилось вполне неплохо. Люди, живущие тут годами, впрочем, как и я, приехавший в гости всего на неделю, — чувствовали себя неплохо.

Вступление и выход из коммуны — добровольные, пожертвования — по мере возможностей, но гораздо больше ценятся навыки жителей: строительные, духовные, воспитательные.

И что происходит в Ауровиле на данный момент, спустя почти полвека после его основания?

Кто-то работает или учится, кто-то что-то изобретает, кто-то слегка покуривает травку… В общем, существование и вправду мирное. Все финансовые потоки, поступающие в Ауровиль распределяются специальным Фондом, действующим под управлением индийского Министерства развития человеческого капитала (есть тут и такое).

Электричество — от солнца, машин — почти нет, мусора — тоже. Почти каждый временный житель платит, хоть и достаточно высокую для Индии сумму, однако получает за это многое: жизнь в экопоселении, без машин и на здоровой пище и — почти наверняка — снабжается бесплатным велосипедом.

Логическим, географическим и духовным центром этого самого Ауровиля является огромный позолоченный шар, внутри которого проходят регулярные медитации — местных жителей и гостей. Медитации возможны строго в установленные часы и по записи. Я хоть медитатор так себе, записался на сеанс, прошел собеседование со специальным человеком и получил добро на вход (лишь на следующий день). Небольшой формальностью с налетом легкой бюрократии градоначальники Ауровиля, по всей видимости, пытаются сохранить некую таинственность вокруг золотого шара. Выглядит он и впрямь необычно, сказочно и слегка даже инопланетно.

Однако, к Матримандиру, а точней к его внутренностям и духовным сущностям, мы еще вернемся, а пока же остановимся на Ауровиле в целом.

До планировавшихся пятидесяти тысяч населения к 2000 году Ауровиль, к счастью, не дотянул. Да и не надо ему этого: вполне достаточно той пары тысяч живущих там постоянно и трудящихся на благо себя и социума. Живут люди достаточно изолированно, даже друг от друга, по причине джунглей и невысокой плотности, встречаясь на ежедневных медитациях или же культурных программах, проводимых в здании администрации Ауровиля. Как сложно назвать Ауровиль городом — так же сложно назвать администрацию администрацией. Еще бы: возле местной администрации не видно ни Ленина на постаменте, ни полицейских, проверяющих документы у приезжих.

Ну а все поселение из космоса напоминает какую-то спиралевидную улитку, нарисованную посреди джунглей. Все транспортное сообщение — преимущественно на велосипедах — осуществляется по этим спиралям. В лесу-джунглях встречаются детские сады (интернациональные), мини-фермы, пара школ. Выучить, что где находится, несмотря на небольшие размеры города, даже за неделю, достаточно трудно. Но — на радость гостей — повсюду встречаются указатели, на английском.

Внутри здания администрации постоянно крутят фильмы о Шри Ауробиндо, экспонируются какие-то выставки об истории, религиях и французах-основателях города, а рядом можно отведать пищи — конечно же, вегетарианской. Есть даже целое экологическое направление, за изучением которого лучше отправляться не в администрацию, а по конкретным адресам — на фермы, на очистные станции.

Все это, еще раз отмечу, в лесу, под круглогодичным солнцем и зарядом позитивной энергии. В администрации можно выхлопотать себе жилье, подселиться к кому-то — за деньги или за так, раздобыть какое-то благо (интернет мной не проверялся, но, например, велосипеды всегда к услугам гостей), узнать расписание медитаций, кружков и мастер-классов.

Ну а устал от джунглей, мангустов и экологичности — сел на велосипед и за полчаса добрался до океана.

Почти что рай, в общем.

Ежедневно общаясь с американцами, французами и прочими национальностями, я узнавал, чем они живут. Нравилось абсолютно всем. Еще бы: насильно сюда никого не сгоняли.

Одну немецкую девчонку, например, сюда привезли родители, она поучилась тут с полгода в школе, восхитилась Ауровилем, да и осталась, а родители вернулись в свою Германию. К десятому классу она знала уже несколько языков. Ктото занимался тут музыкой, а кто-то изобретал альтернативные источники энергии.

Нашлись тут и русские. Я встретил супружескую чету пенсионного возраста неподалеку от Матримандира. Старики занимались озеленением территории.

— Ну, расскажите, товарищи русские, в чем же такая уникальность Ауровиля?

Чем он может поразить гостя, за исключением Матримандира? — допытывал я их, когда мы уже немного познакомились.

— Э-эх, — вздыхал пожилой мужик откуда-то из Калуги. — Чтобы это понять, тебе нужно прожить тут… Понимают только избранные. — Мужик явно считал себя избранным. Жена же его вовсе молчала.

— Ну, чтобы принять решение о целесообразности проживания тут, мне нужна информация от очевидцев, — не унимался я.

Мужик лишь хмуро посмотрел на меня и стал опять бормотать что-то про избранных и тому подобные вещи, продолжая озеленять святое место. На откровения он не был настроен.

Так обычно ведут себя сектанты, но на секту весь Ауровиль был явно не похож: не было ни регулярных сборищ, за исключением медитаций и кружков, да и то вовсе не обязательных для посещения, ни больших партийных взносов от жителей- «сектантов» — все делалось на чистом энтузиазме, волонтерстве и вере в светлое будущее. Да и остальные его жители были явно подоброжелательней. Со слов того же мужика, в Ауровиле проживает несколько десятков русских. Однако же ни одного из постоянно проживающих тут русских, за исключением неразговорчивой четы, за всю следующую неделю я не повстречал.

Поскольку — по негласному кодексу жителей и гостей Ауровиля — каждый должен был внести посильную лепту в становление города — я вызвался помочь этим русским в озеленении околоматримандирной территории.

Перетаскав несколько кубометров земли из одной точки в другую, я решил закончить свою миссию. Разговорчивость моих новых русских знакомцев особо не повысилась, поэтому я поспешил распрощаться.

Это была не первая встреча с русскими в Ауровиле. Правда, встреченный мной русский был не длительно проживавшим, а таким же, как и я, гостем. Пока я первый раз брел от океана к Ауровилю, сзади меня остановился мотоцикл.

— Ду ю нид хелп? — с русским акцентом спросил меня мотоциклист.

Мы познакомились. Москвич Артем слегка удивился тому, что я тоже был москвичом.

Подбросив меня по спиральной тропе до администрации, он рассказал, что приехал сюда со своей женой на месячный отдых между работами и возвращаться в Москву не особо хотел. Москвичи, как я уже отметил, не относились к категории постоянных ауровильцев, и даже жили за его чертой.

Почему-то ребята не желали нарушать экосистему Ауровиля своим присутствием, предпочитая обитать в хижине возле океана, изредка наведываясь к Ауровилю посредством мотоцикла — на всякие тусовки, медитации и культурные вечера. Сдружившись, мы иногда ходили друг к другу в гости: я — в их большое бунгало возле океана, они — ко мне, в маленькое лесное.

Более того, оказалось, что учились мы на одном факультете МГУ, только Артем закончил его на год раньше меня; нашлись даже общие преподаватели.

Я уже привык к массе совпадений, которые поджидали меня в Индии, поэтому особо удивляться не стал.

Отсюда, из Индии, очень странным было вместе вспоминать студенческую жизнь, которая, казалось, лежит в другом измерении.

Щедро поддержав ауровильское сообщество рублем, верней, рупией, в администрации я получил направление на проживание в отдельном бунгало-курятнике, на деревянных сваях, без двери, но зато с утренней кормежкой и велосипедом. И даже снабдили меня москитной сеткой — истреблять комаров в счастливом обществе еще не научились (ни эвкалиптов, ни рыб-гамбузий сюда не завезли).

Вместе со мной в лесу, практически лишенном звуков неестественного происхождения, обитал худой дед из Британии, бывший хиппи, музыкант, художник, приехавший в Индию за тишиной. Не найдя тишины в индийских мегаполисах, несколько лет назад он открыл для себя Ауровиль — и с тех пор стал частым гостем в этом городе рассвета.

— Fucking motorbikes! — ругался он, слыша очень редких мотоциклистов, и поплотнее натягивал на уши свои огромные наушники. — I hate this noise[16]!

Мы с ним иногда проводили вечера, лежа в гамаках, рассуждая о музыке, путешествиях и обо всем.

А управляла нашим бунгальным комплексом какая-то итальянская, не очень довольная жизнью тетка, ворчавшая и на меня, и на британского деда, и на всех остальных временных жителей.

Дед, в конце концов, не выдержал редкого шума и ворчания тетки и сбежал из нашего местечка.

В одну из ночей ко мне в бунгало забралось неведомое животное, в поисках пропитания.

Поскольку двери никакой не было, а ночевал я под москитной сеткой, то животное пролезло безо всяких проблем и начало рыться в моем рюкзаке.

«Что это?» — спросонья подумал я. «Кошка?.. Собака?..».

Поначалу я даже слегка испугался, но быстро взяв себя в руки, швырнул ботинком в существо, и оно скрылось, успев вытащить и разгрызть целлофановый пакет, в который я коллекционировал монеты.

Пол был дырявый, и все монеты просыпались на улицу, в густую траву, росшую под моим курятником.

Наутро, собирая в траве монеты и рассказывая о ночном госте постоянным обитателям Ауровилля, я выяснил, что это был за зверь.

— Ха! — смеялись они, слушая мой рассказ. — Да это же мангуст!

Да-да, тот самый мангуст, который в книжке Киплинга боролся со змеями, стащил у меня мелочь в надежде ею полакомиться.

Так я познакомился с мангустом.

Были и другие знакомства, например, однажды я направился на день открытых дверей в детский сад. Откровенно говоря, дни открытых дверей в Ауровиле — почти везде и всегда, на то он и Ауровиль, город счастья и открытости.

В одном месте находятся дети и воспитатели из разных стран. Основной язык — английский, но из-за всеобщей интегрированности, дети осваивают несколько языков сразу. Очень чисто и много игрушек; в остальной Индии все гораздо беднее. В детском саду мне понравилось, дети совсем не боялись иностранцев и позволяли с собой играть и разговаривать и с удовольствием лезли фотографироваться.

Также в один из дней состоялось мое знакомство с Матримандиром — главной достопримечательностью, духовным и медитативным центром поселения.

Как я уже упоминал, в Матримандире — огромном золотом шаре — проводились периодические медитации. Заблаговременно записавшиеся обязаны были в полной тишине, ровным строем в белых носочках (разуваться — обязательно) пройти по хитросплетению лестниц под самый купол шара и, затихнув на пятнадцать минут, предаться медитативным вибрациям.

Даже я, прожженный скептик и реалист, ощутил некие такие вибрации — если не внутри себя, то снаружи: энергетика шара колоссальная.

По вечерам на приматримандирной площади, небольшой арене, похожей на поле для гладиаторских боев, с трибунами и акустическими колонками, проходили лекции Матери. Как будто с того света (а на самом деле — из колонок) вещала она на английском о сущности бытия, произносила глубокие мысли об Ауровиле и жизни вообще.

«Абсолютно необходимы не только сердечные, но и дружеские взаимоотношения с жителями соседних деревень. Первым шагом в осуществлении Ауровиля должно быть установление истинного братства между людьми, и любой недостаток в этом отношении является серьезной ошибкой, способной поставить под сомнение всю проводимую работу».

«В Ауровиле запрещены наркотики. Тот, кто их принимает, поступает бесчестно. Идеальный ауровилец, стремящийся к тому, чтобы воспринимать Божественное Сознание, не употребляет ни табака, ни алкоголя, ни наркотиков» — так говорили колонки голосом Матери.

Происходили и различные другие события в моей ауровильской жизни: ежевечерние походы в гости к жителям, которые рассказывали — и с удовольствием показывали, чем они занимаются. Понаблюдать за тем, как ауровильцы «конструктивно исследовали материальные и духовные решения проблем, с которыми сталкивается человечество», мне, кажется, не удалось, но проникнуться атмосферой поселения и его идеями у меня получилось.

Я тут пробыл с неделю и сделал вывод, что город вполне пригоден для жизни, встречи старости или воспитания детей.

И твердо пообещал себе вернуться сюда рано или поздно.

Примерно на этом этапе моего путешествия дала о себе знать моя троюродная сестра из Киева, неожиданно появившаяся в Гоккарне — деревушке на юго-западном побережье Индии, неподалеку от всемирно известного растаманско-хипповского курорта Гоа. Договорившись о встрече, я начал искать пути перебирания на противоположную сторону южной Индии, ибо так называемый йога-тур, в рамках которого моя сестра очутилась в Индии, подходил к концу, а встретиться и посмотреть на своего обындусившегося родственника она очень хотела.

Я уже упоминал в начале этой книги, что накануне своей поездки в эту интересную страну мне довелось выступать в каком-то московском йога-клубе, где русские йоги надавали мне адреса и теплые слова пожеланий своим индийским друзьям.

В Ауровиле мне нужно было разыскать какого-то дядьку по имени Сельвано, матерого гуру, дабы передать приветы и записку от россиянина Эдуарда. Некоторое время ушло у меня на поиски этого гуру. Сельвано был уважаемым человеком и почетным ауровильцем.

К сожалению, мне сообщили, что гуру умер, оставив светлую память о себе в сердцах жителей и гостей эко-поселения.

«Эдуард, — написал ему в Москву. — Твой друг умер».

Ничто не вечно. Даже в Индии. Даже в Ауровиле.[17]

***

Отдельно стоит рассказать про мое попадание с юго-восточной Индии в Индию юго-западную, с Бенгальского залива к Индийскому океану.

Как всегда, на вокзале ощущалась острая нехватка билетов в нужном мне направлении. Основная часть поездов тащилась на север: в Бенгалию, в Дели и Раджастан. Существовал лишь один почтовый поезд сообщением Ченнай-Мумбаи, проходивший мимо нужной мне Гоккарны. Взяв кое-как билет в вагон без места, я с ужасом представил, что почти сутки мне предстоит ползти в скотовозке, наглухо забитой людьми и тюками. Но делать было нечего: нужно было как-то перемещаться в Гоа-Гоккарну, где меня уже ждала троюродная сестра и со дня на день должны были прилететь друзья из Москвы. В поезде я не стал особо надеяться на слабую вероятность выжить в бомж-вагоне и просочился в вагон плацкартный, в расчете на то, что проводники выделят мне, хоть и за взятку, любое место, где можно будет лежать.

К моменту прихода проводника[18] я уже познакомился с пассажиром-индусом, который когда-то давно учился медицине в Краснодаре и даже мог связать пару слов по-русски.

Чопорный, очкастый проводник в затертом пиджаке вопросил:

— Где ваш билет, молодой человек?

Я сунул ему свой билет, обычный, в бомж-вагон.

— Да-а, надо бы вам другой билет…

— Надо, — вздохнул я и протянул ему мятую сторупиевую купюру, которая тут же исчезла во внутреннем кармане, а индус-проводник стал что-то заполнять.

— Но в этом вагоне нет мест, я не смогу предоставить тебе тут место.

— Что же делать? — понимая, что мои сто рупий уже никто не вернет, раздосадованно вопросил я.

— Все, что я могу сделать, — это выписать условное разрешение на проезд в вагоне-плацкарте, а место ты будешь уже искать сам. Можешь к кому-нибудь подселиться, но а) нужно согласие этого человека, б) этот человек должен состоять с тобой в родстве и в) я должен это документально оформить.

Задача могла бы показаться невыполнимой, если бы это была не Индия.

Краснодарский индус решил выступить в роли моего… отца, и проводник выписал мне апгрейд[19]-бумажку в вагон-плацкарт, на его же место, взяв еще какую-то небольшую дополнительную взятку и успокоившись на этом.

За окном, верней, за решетками, уже стояла тьма, а мы так и ехали на одной койке: я, высунув за решетку ноги, обдуваемые жаркими ветрами, и мой индийский, документально подтвержденный «папаша». Даже ночью, в конце февраля, жара в южной Индии стояла невыносимая, поэтому, как всегда, спасало отсутствие окон. В конечном счете, я перебрался на пол, раскатав свой матрас и освободив койку, поскольку жара и теснота были невыносимыми. Каково приходилось пассажирам бомж-вагона, оставалось только догадываться. Когда же мой индийский «родственник» сошел под утро на каком-то полустанке, я занял свою полноценную койку, подтвержденную клочком бумаги, который более никто не проверял. К обеду следующего дня наш раскаленный от жары поезд приполз в Гоккарну.