Последний поход по Гималаям приказал долго жить моим очередным кедам.
И как я ни штопал свою, уже четвертую с момента въезда в Непал, пару, для возвращения в Москву опять пришлось покупать новые. Как ни крути, а найти качественную повседневную обувь в этой стране подделок и самопального текстиля — проблематично. Суммарно, уже пятые по счету семидолларовые кеды за последние три месяца красовались на моих ногах. Каждой пары хватало всего на пару недель — таков уж рельеф местности: камни, горы, постоянные спуски и подъемы. И даже моя бесконечная поддержка местных обувных дел мастеров не помогала: новых швов хватало буквально на несколько дней носки.
Пару последних дней в Катманду я провел в походах по магазинам, закупая одежды фальшивых марок и прочие сувениры. За исключением этих забот, из дома я не выходил, залечивая свое обуглившееся на солнце лицо и помогая родителям Соню по хозяйству, за поливкой грядок и переборкой риса.
Наконец, настал день отлета.
Забастовка в городе заканчиваться не собиралась, автобусы не функционировали, и поэтому в единственный международный аэропорт Непала — Катманду, мне пришлось идти пешком, часа три. Меня провожали пустые улицы с редкими торговцами. На мое счастье, работники авиакомпаний не бастовали, да и летел я индийскими, а не непальскими авиалиниями; мой рейс даже не задержали.
Впервые за всю жизнь, за больше, чем полсотни перелетов, мой рейс не был московским — ни начальной, ни конечной точкой моего маршрута Москва не значилась: из Катманду я летел в Дели. С тех пор, как развалился Союз и «Аэрофлот» перестал быть самой мощной авиакомпанией мира, в начале девяностых, прямые рейсы из Москвы в Катманду отменили, и я летел с пересадкой.
За окном открывался, пожалуй, самый красивый вид на Эверест: девятитысячный горный массив, хоть и лежал немного ниже нашей железной птицы, летящей на высоте десять тысяч метров, выглядел сурово и гораздо внушительней хлипкого самолета. Его вершины нависали над облаками и над всем миром, показывая пассажирам, кто в этом мире хозяин. Тем временем, с разных сторон, на этот Эверест ползли люди, пытаясь его покорить, но разглядеть их было невозможно, из-за масштаба.
Тут, на высоте десяти тысяч метров, где-то между Непалом и Индией, уже запахло Россией. Какая-то русская склочная тетка, уж не знаю, как попавшая в этот самолет, пыталась на жутком английском впарить индусу-стюарду свои непальские рупии и купить самолетный корм. Ей не приходило в голову, что рейс индийский, и расплатиться в нем непальскими фантиками попросту невозможно. Она еще больше злилась и ходила по проходу, удивляясь, почему ее не понимают.
— Неаполи рупиз — окей?? — негодовала она.
Индус вполне резонно отказывался ее понимать, тем более что рупии она не демонстрировала, а лишь размахивала руками и удивлялась тупости стюарда.
Мешать я не стал. Объяснять, что Неаполь и Непал — это разные вещи, и в Неаполе не водятся рупии, было так же бесполезно, как втолковать ей, что самолет индийский, а не непальский. Язык Саи Бабы в помощь. Я отвернулся к иллюминатору и стал наслаждаться уплывающим Эверестом.
Спустя полтора часа после взлета мы приземлились в аэропорту индийской столицы — в самом обманчивом заведении в стране. Большой, красивый, с фонтанами и пальмами в кадках, нафаршированный электроникой и чистотой, он кардинально отличался от того, что творилось за окном: трущобы, помойки, нищие… Служащие индусы, почитая за честь работать в делийском аэропорту, имели вид достойный: галстуки, бейджи и чистые костюмы. В это же время европейские бич-пакеры, бродяги и путешественники, развалившись на полу в спальниках и с ноутбуками, ожидали своих рейсов в Бельгии, Голландии и Германии, возвращаясь транзитом из Непалов, Цейлонов и Бирм. Индийской визы, даже транзитной, у меня не было, поэтому половину суток мне пришлось тусоваться в аэропорту, ночуя вместе с остальными европейцами на мягком, застеленном коврами полу, и в полудреме ожидая, пока «Аэрофлот» объявит посадку на Москву.
Наконец, мы взлетели. Индусы, сидя в позах орлов, справляя свою нужду прямо на улице и задрав головы, провожали наш самолет взглядами, но летящим в нем пассажирам на этих индусов было уже все равно: люди, в большинстве своем, возвращались домой…
Москва встретила теплом, значительным количеством русской речи на улицах и обслюнявленным собаками рюкзаком, выехавшим на ленту выдачи багажа.
Наверное, собаки пытались найти наркотики в моем рюкзаке.
По сравнению с Дели Москва казалась какой-то тихой и чистой провинцией, где никто никуда не спешит, беспрерывно не сигналит, не жжет покрышки и даже не гадит на обочинах.
Я мысленно распрощался с Индией и с Непалом, надолго, но не навсегда.
Мое почти полугодичное путешествие окончилось.