13 дней до визита Эйстерии
На утро первым делом направилась к Виру. Мой молчаливый слуга лежал в кровати с перевязанным боком. Неподалеку Или-Тау готовила мазь, интенсивно смешивая ингредиенты в миске. Завидев меня, Вир попытался встать и сделать вид, что он бодр и здоров, так что пришлось спешно укладывать здоровяка обратно в постель.
От всей души поблагодарила его за храбрость, и за то, что помогал вчера Маркусу. У Или-Тау уточнила насколько серьезная рана и облегченно кивнула, когда девчонка подтвердила вчерашние слова Маркуса о том, что порез неглубокий и заживет довольно быстро. Вира попросила отлежаться хотя бы несколько дней и не спешить вставать с кровати, потому что хорошо знаю его характер.
Взяв с Вира слово, что он не будет заниматься никакими делами и даст Или-Тау долечить его, отправилась к Маркусу с просьбой проконтролировать этот момент. А заодно мне хотелось узнать, как теперь брюнет станет вести себя. Продолжит игнорировать, как до нападения или что-то поменяется?
Однако выяснить это не получилось: увидев меня, свободно разгуливающей по дому, Маркус сказал, что я ненормальная и заставил вернуться в постель.
— А как же мои занятия у Ликеи? Мне все равно придется сегодня выходить из дома.
— Нет. Если хочешь, я отнесу ей записку и все объясню, — Маркус упрямо довел меня до спальни и уложил на кровать.
— Но мне надо зарабатывать, — я вяло протестовала, почувствовав, как начинает накатывать тошнота и слабость.
Похоже, меня вчера неплохо так приложили головой об пол.
— Напиши записку, и я со всем разберусь, — сказал арамерец, не желая слушать мои оправдания.
Пришлось сдаться, потому что не было сил, чтобы продолжать спор.
— В кабинете в столе есть ящик, в нем свиток, разрешающий рабу передвигаться по городу без сопровождения, — объяснила я.
— Хорошо. Сейчас скажу Дилизию, чтобы принес тебе завтрак, — произнес Маркус, после чего вышел из спальни, оставив меня лежать одну в постели.
Вот и что это было? Вроде проявляет заботу, общается, а в тоже время видно, что настроение скверное. Из-за меня злится?
Только когда Маркус ушел вместе с разрешением на свободное перемещение в городе, до меня дошло, что я натворила. Он ведь сам не раз говорил, что готов был сбежать. Что остался только из-за желания помочь мне. А теперь, когда мы поссорились, он ведь уйдет!
Хотела вскочить и пойти его искать, но головная боль, а следом за ней и пришедший лекарь заставили вернуться в постель. И вот что делать? Вира не послать — у него тоже постельный режим. Ему нельзя ходить. Дилизия отправлять тоже сомнительный вариант, да и как он справится против Маркуса?
О-хо-хо… Вот это я сглупила.
С другой стороны, он ведь спас меня от грабителей? И я видела, как он за меня испугался. Ведь не бросит же он меня в больном состоянии?
Первые часы я себя успокаивала и надеялась, что Маркус скоро вернется. Вспоминала все его добрые поступки, оправдывала. Но время шло, можно было успеть уже раза три дойти до Ликеи и вернуться обратно, а брюнета все не было.
Дилизий принес обед — непривычный суп с пряными травами, который сварила Или-Тау. После супа меня сморило в сон.
Проснулась ближе к ужину, на удивление весьма отдохнувшая. Лекарь, кстати, сказал, что у меня сотрясение мозга и ушибы, но в целом жить буду. Главное пока не перенапрягаться.
Маркуса по-прежнему не было. Меня вновь охватила тревога. Надо было еще с утра идти к городской страже и говорить, что раб выкрал разрешение на выход в город, чтобы брюнета начали искать. Тем более, арамерец, довольно приметный среди местных. Был бы шанс перехватить, а теперь что делать — не понятно. Наверняка военнопленный успел покинуть город.
Эйстерия говорила, что отдала за Маркуса шестьсот далариев. Сумма не сказать, что чудовищная, но для меня — очень высокая. Мне придется вернуть задаток, который я почти весь проела. С Ликеи я заработаю четыреста, плюс по пятьдесят за Или-Тау и Дилизия. Их не хватит, чтобы расплатиться за сбежавшего раба. Не говоря уже про то, чтобы вернуть предоплату, выплатить компенсацию, а еще оплатить расходы на дом, на еду… Боже мой…
Я со стоном опустилась на пол, прямо в коридоре, где стояла.
— Вам плохо? — ко мне подбежал Дилизий. — Голова болит? Божечки, я же не знаю, что делать. Ну что Вы молчите? Вы хотите, чтобы мое сердце не выдержало и разорвалось от переживаний?
Мальчишка суетился и болтал без умолку.
— Все нормально. Я жива. Все хорошо.
Бесполезно, он даже не слышал меня, продолжая упиваться собственной трагедией.
— За что Далар меня проклял и отправил к Вам? Как я теперь найду хозяйку, если Вы умрете? Я останусь здесь с этим молчуном? На всю жизнь? Я не вынесу этого.
— Дилизий! — мне пришлось через силу рявкнуть, чтобы раб перестал причитать.
— Давайте я помогу Вам дойти до спальни.
— Лучше до гостиной. И принеси вина.
— А Вам можно? Лекарь сказал воздержаться от крепкого алкоголя, я все слышал.
— Дилизий!
Паренек страдальчески закатил глаза.
— Вы меня без лопаты закапываете! Как я должен за Вами следить, если Вы сами хотите убить себя? Придет Маркус — я ему все расскажу о Вашем поведении!
— Не придет, — зло бросила я, сама направляясь к кладовой за вином.
Голова побаливала, но после супа Или-Тау я чувствовала себя лучше и даже шла увереннее. Когда передвигалась по дому утром, приходилось держаться стен, чтобы не упасть.
— Как это Маркус не придет? Почему? Вы его выгнали? Нашего Маркусечку-пусечку? За что? — Дилизий подхватил меня под руку, не забывая картинно охать.
— Он сам ушел. Воспользовался тем, что я была не в себе, узнал, где я храню свитки для выхода в город, забрал их и ушел.
Мы медленно брели через вечерний сад, двигаясь от моей спальни к кладовой. Сколько же я проспала, раз на улице успело стемнеть?
— Фу! Напугали! Зачем вы так плохо думаете про нашего Маркусечку? Он вернется. Просто задержался. Он мне говорил, что пойдет по делам, и чтобы я следил за нашей госпожулей-обижулей и обязательно покормил ее обедом.
— Дилизий! Я тебе сколько раз говорила не коверкать обращение ко мне! Я тебе точно плетью отхожу — еще раз такое ляпнешь!
— Боюсь-боюсь, — захихикал Дилизий, открывая передо мной дверь в кладовую и освещая комнату факелом.
— Иди достань бутылку вина и головку сыра.
— Маркуся мне рассказал, как Вы вчера всех этих ушлепков плеткой раскидали. Такой мрак! Вот эту бутылку? Или соседнюю?
— Обе.
— Вы когда нас в дисциплинарную завели, я такой думаю: «Что эта львица-тигрица замыслила?» А Вы мне еще такая: «Скажу три и беги». Я стою думаю: «Что происходит? Куда бежать? Когда будет три?» А вы там такая что-то про камни и сокровища рассказываете. Потом смотрю — начинаете считать. Я еще не понял сначала. А Вы потом такая: «Беги!» И все, до меня дошло! Я как побегу из комнаты! Выбежал, ору как потерпевший, чуть в Маркуса не впилился. Смотрю — Маркусичек уже раз и у борова того ножик отбирает. Боров Маркусечке НА! Прямо в бок. Маракусечка в ответ НА по яйцам. Боров согнулся. Маркуся нашу Илисечку отпихивает, нож отбирает, еще НА ему удар под ребра. Вир такой оп и схватил борова. А Маркуся к Вам побежал. Я за ним. Добежал, смотрю, Вы на полу лежите, Маркуся того второго бьет. Думаю, ну все, караул, щас тут всех поубивают. А Маркуся такой РАЗ — этому удар в челюсть. РАЗ — того рыжего с вас оттащил. Ой, Вы бы видели, как Маракуся за Вас дрался.
— Дилизий, я дождусь сегодня вина? — становилось тяжело стоять, а от непрерывной трескотни Дилизия вновь начинала болеть голова.
— А, ну да, — парнишка достал обе бутылки и потянулся за сыром. — Я это к тому, что Маркуся Вас так любит, что я прям не могу. Стал бы он сбегать, когда у него такие чувства к Вам?
— Что ты несешь? — я забрала у болтуна головку сыра и кивком указала открыть соседнюю дверь на кухню, чтобы мы взяли бокалы.
— Ничего я не несу. Правда. Да Вы же сами знаете.
А вот это уже интересно. Почему я должна знать, что Маркус меня любит?
— Так, бери два бокала и за мной в гостиную, — я отодвинула головную боль на второй план, решив расспросить мальчишку о том, что ему известно.
— Два бокала?
— Да. Посидим, поболтаем.
Юнец заверещал от восторга, бросился на кухню, приговаривая, что давно мечтал «посидеть как богатые с бутылкой вина прямо у дорогого камина на креслах». Еще там, конечно, были фразы про то, что он уписается от восторга, и как он одобряет мое решение, и прочие визги-писки, но это я все опущу. Саму меня сейчас больше всего интересовало, с чего этот болтун решил, что Маркус меня любит?
— Рассказывай все, что знаешь, — велела я, дождавшись, когда Дилизий разольет вино по бокалам и сделает первый глоток.
— Ой, боженьки-сапоженьки … как же это вкусно…
— Дилизий!
— Да ща, ща. Дайте посмаковать момент. Нельзя быть такой безжалостной! Ох… Вот это я понимаю — жизнь! — кудряш откинулся на спинку кресла и зажмурился от восторга.
Пришлось дождаться, когда он выцедит весь бокал и нальет второй.
— Почему ты сказал, что Маркус меня любит?
— Так он сам это ляпнул.
— Когда? — я вся напряглась.
Для меня действительно было важно услышать ответ, потому что сама я уже запуталась в чувствах Маркуса. Сначала мне казалось, что между нами всего лишь сексуальное влечение и не более того. Потом, когда арамерец предложил сбежать вместе с ним, я испугалась, что за этим стоят более сильные чувства. Но если так, то почему он не признался в любви? Почему не попытался переубедить меня и так легко сдался? Я успела изучить характер Маркуса и знала, что, когда ему что-то по-настоящему важно, он всех на уши поставит, но своего добьется.
Раз так быстро принял отказ, значит мой переезд в Арамерию не так уж и значим, и обида Маркуса не от того, что я ранила его трепетные чувства, а просто потому, что задела самолюбие.
В этом плане он относился к себе с большим достоинством. Причем, не сказать, чтобы лез ругаться с каждым, кто говорил что-то неприятное в его адрес. Например, я не раз видела на рынке, как торговцы подшучивали над его арамерским происхождением, и Маркус не злился, а присоединялся к веселью. Он и сам мог легко иронизировать над собой.
Но когда ситуация по-настоящему угрожала его самооценке, он требовал уважения к себе. А в моем случае, видимо, предпочел закрыться и избегать общения, чтобы не разругаться окончательно.
Поэтому, когда Дилизий сказал, что Маркус меня любит, это вызвало бурный интерес.
Зеленоглазый мальчишка отпил еще вина, выдержал паузу и только после этого заговорил:
— В общем, там помните было дело, когда мне сон приснился, что мы с Вами вместе? И у нас такая прям любовная любовь и все так ярко, красочно. Я тогда еще к Вам пришел обо всем рассказать.
— Допустим, — помимо этого я вспомнила, как Дилизий набросился на меня с объятиями, а Маркус прошел мимо, даже не попытавшись помочь.
Обидный момент. Не потому, что мне так уж сильно была нужна эта помощь, просто я за последние недели настолько привыкла к заботе Маркуса, что когда он демонстративно отказался помогать — это задело за живое. Чувство было такое, словно меня предали. Хотя прекрасно понимала, что брюнет мне ничем не обязан, но все равно на душе было гадко.
Я осушила еще один бокал вина и открыла вторую бутылку.
— Ко мне потом Маркуся подошел, — продолжал мальчишка. — Такой злой был — я чуть не уписался от ужаса. Просто мрак! Думал, он меня на месте убьет. Мы поговорили. Маркуся сказал, чтобы я держался подальше и не распускал руки. Ну и все, сразу стало ясно, что он влюблен до глубокой икоты.
— Я не поняла. Так он тебе сам сказал, что любит меня или это ты сделал такой вывод?
— Да какая разница? Ну не сам, но видно же, что любит. Он так за Вас дрался. Вы пока без сознания лежали, он один против двоих. Мрак что творилось! Думал его там убьют. А он такой раз одному, другому!
Понятно. Дилизий как обычно что-то там нафантазировал. Но меня порадовало, что, оказывается, Маркус все-таки за меня заступился. Пусть и не явно, так, чтобы я об этом не узнала. Даже несмотря на обиду все равно позаботился. И вчера дрался за меня, выхаживал.
Но куда он пропал? Ушел к Ликее и его все нет и нет.
Мы выпили еще по бокалу, когда в захмелевшую голову пришла неожиданная догадка:
— А если с ним что-то случилось и поэтому он так долго не возвращается? Вдруг его поймали и убили?
— Нашего Маркусю? Точно! Вдруг те бандиты были не одни? У них наверняка были сообщники! Они схватили нашего Маркусечку и пытают!
Я как сидела с поднесенным ко рту бокалом, так и застыла. А ведь правда. Обычно, разбойники объединяются в банды. Засылают небольшую группу в дом, а сами караулят снаружи. Не дождавшись подельников, увидели, как с утра Маркус выходил из дома и поймали его!
— Дилизий! — я вскочила, расплескав вино по полу. — Нам нужно идти к страже! Пойдем! Вставай! Нужно спасать Маркуса!
— Ой божечки, опять страсти-здрасьте. Госпожа, я боюсь. Моя тонкая душевная организация не готова к таким частым потрясениям!
— Идем, я сказала! — я бы и одна пошла, если бы не боялась упасть в обморок по дороге.
Рассудив, что за домом по-прежнему могут наблюдать разбойники, мы с Дилизием вооружились тем, что нашли. Я — кочергой для камина, он — сковородой из кухни. Прохвост разом отпил добрую треть вина, прямо из бутылки, сказав, что это для храбрости. Я тоже знатно хлебнула, руководствуясь той же логикой. Замотались в теплые плащи, потому как на улице успело похолодать, и двинулись из дома.