Искушение. Мой непокорный пленник

ГЛАВА 21

Я наблюдала, как Маркус завладел вниманием публики, которая слушала его, затаив дыхание. Но самое интересное, что он не просто пересказывал события ночи. Маркус вплетал в повествование нужную для нас информацию, чтобы продать Или-Тау. Как бы невзначай он упомянул, что вейтанка обладает редкими знаниями в области медицины, рассказал, как быстро она смогла залечить раны на теле Вира и поднять меня на ноги, несмотря на сотрясение мозга. И что у нас есть очередь из желающих заполучить рабыню. Нужно было видеть, как оживились гостьи, начав наперебой расспрашивать о девушке.

Не успела я обрадоваться намечающейся сделке, как Маркус заявил, что у нас уже есть покупатель на вейтанку.

«Что? Какой покупатель? Что ты несешь?!» — чуть было не ляпнула я вслух. Хорошо, хватило ума сдержаться.

К моему удивлению, отказ лишь подхлестнул интерес аристократок. Гостьи требовали организовать торги прямо сейчас. Я полагала, что Маркус с готовностью ухватится за эту идею, но он, наоборот, начал всячески отнекиваться и говорить, что это нанесет урон моей репутации.

Я сидела и думала: «Почему ты отказываешься? Ведь они готовы купить. Разве не этого ты добивался? Они ведь сейчас передумают!»

Но похоже, что я понятия не имела, как размышляют богачи. Невозможность заполучить Или-Тау еще сильнее разожгла азарт. Гостьи уверяли, что готовы заплатить за моральные издержки и требовали назвать сумму, за которую мы условились продать вейтанку.

Когда Маркус озвучил цену — я чуть вином не подавилась. Он сказал, что рабыня стоит… мне даже мысленно озвучивать это страшно… тысяча триста далариев! Господи, да я даже при самом удачном раскладе едва ли могла рассчитывать продать девчонку дороже шестисот. Какие тысяча триста?

Я как эту сумму услышала, подумала, что на этом разговор про Или-Тау закончится. Кто в здравом уме станет тратить столько денег на рабыню? Конечно, девочка — умница. Делает прекрасные лечебные мази, немного понимает в кремах и косметике. Но, извините меня, она не единственная такая среди рабов. Тем более, в империи кризис, все стараются потуже затянуть пояса.

Но я точно ни грамма не смыслила в поведении богатых. Названная сумма не отпугнула аристократок. Наоборот, гостьи принялись повышать ставки. Они готовы были купить рабыню и за полторы тысячи, и за тысячу шестьсот, и за тысячу семьсот.

Я это когда слушала, пошевелиться боялась. Мне казалось, что я сплю. Господи, да на эти деньги можно было целую лавку приобрести. Причем вместе с лекарем и лекарствами! А тут такие сумасшедшие деньги за одну девчонку.

Когда Маркус завершил торги, договорившись с женой судьи на тысячу восемьсот пятьдесят далариев, на мне лица не было. Разумеется, с этих денег нужно будет отдать долю Фогу: четыреста далариев — изначальная стоимость рабыни и пятьдесят сверху, в виде комиссии. Но даже после этого я смогу купить кучу рабов и сдавать их в аренду, как предлагал Маркус!

Ох… мне аж дурно стало. Честно, я не верила, что это происходит со мной на самом деле. И особенно пугало то, с какой легкостью арамерец проворачивал эти сделки.

Но это были лишь начало. После того, как было определено кому достанется Или-Тау, гостьи принялись расспрашивать, кто еще есть у меня в наличии. Причем, опять-таки, все обращались непосредственно к Маркусу, будто меня не существовало. А тот вновь удивил. Он не стал говорить, что у нас есть не пристроенный Дилизий, а туманно сообщил, что все рабы уже имеют хозяев и перекупить не выйдет. И буквально только с одним подвешенная ситуация. Потому что изначально его присмотрела для себя жена влиятельного сенатора. Причем, она приехала из самой столицы, но денег за Дилизия не вносила и пока лишь на словах выразила желание купить мальчишку. Поэтому формально раб еще свободен, но по факту столичная аристократка может явиться за ним в любой момент и продавать его не хотелось бы.

— Плачу за него две тысячи далариев! — выкрикнула Эльриния, которая до того, когда я сама рассказывала ей про раба, не выказала ни малейшего интереса.

А тут на тебе, две тысячи. Господи, эти люди сумасшедшие. Ей богу.

— Уважаемая, все понимаю, — разливался медом арамерец, — но не могу продать. Кроме того, за него уже обещано три с половиной тысячи. Юноша редчайшей красоты и на самом деле стоит значительно дороже, но мы сделали скидку покупательнице. Все-таки, сами понимаете, супруга сенатора.

Я шумно втянула воздух и присосалась к вину. Три с половиной тысячи. Откуда Маркус берет такие огромные суммы?

Я не могла на это смотреть. Для меня происходящее выглядело как насмешка над всем, что мне казалось правильным и справедливым. На фоне собравшихся я себя чувствовала нищенкой, для которой раб за пятьсот далариев казался немыслимой роскошью, доступной лишь знати. А оказывается, для них эти пять сотен были сущим пустяком.

Я не буду описывать торги за Далария, потому что от называемых сумм мне хотелось забиться в угол. С трех с половиной они дошли до шести! Господи… это как вообще? Шести тысяч далариев! Я даже в самые лучшие времена за год столько не зарабатывала! Я не представляла, что делать с такими деньгами. Куда их девать? На что?

И тут меня осенило. Если сделка совершится — я выкуплю Маркуса! Отдам столько, сколько потребует Эйстерия и выкуплю! Да хоть втрое больше заплачу — не важно. Пусть стерва ищет другой объект для издевательств. Все! Решено. Она не получит Маркуса.

Как можно заставлять настолько талантливого и умного мужчину свести жизнь к тупому прислуживанию? Это еще по началу, когда я плохо знала Маркуса, мне казалось, что передо мной простой солдат. Да, весьма добрый и заботливый, но умеющий лишь размахивать мечом. Однако события прошлых дней и сегодняшний аукцион, когда я своими глазами увидела, как Маркус проворачивает сделки, перевернули мое представление об арамерце.

Ладно Малий или Юлис — красивые юноши, глупенькие, миленькие. Вот для них жизнь раба может считаться вполне удачной. Особенно для Малия, у которого в одно ухо влетает, из другого вылетает. Ему даже простейшим ремеслом сложно овладеть, не говоря уже о том, чтобы делать блестящую карьеру. Для него служить Ликее — огромная удача.

А заставить умницу Маркуса разливать вино и целовать ножки, бегая за госпожой на четвереньках? Нет-нет-нет. Пусть катится к Рамону. Не согласится продать, не знаю… Скажу, что раб сбежал. Пропал. Нету его и все. И сама перееду в другой город. Да хоть в Арамерию. Тем более, Маркус меня любит. И что, после такого отдам? Отдам человека, который в меня влюблен? Чтобы над ним издевались? Били плеткой и заставляли изображать собачку?

Стоило представить, как Эйстерия будет обращаться с моим брюнетом, как руки сами сжались. Эта сука точно не получит моего Маркуса. Пусть подавится деньгами. Все отдам, плевать. И из города уеду, если понадобится. С нуля все на новом месте начну. Но Маркуса она не увидит!

— Завтра занесу деньги и заберу Дилизия, — сообщила мне секретарь градоправителя, выигравшая в торгах. — Он мой и точка. Чтобы никому его не отдавала, хорошо?

Я машинально кивнула, погруженная в размышления о том, стоит ли самой выкупать Маркуса или предоставить ему возможность договориться с Эйстерией? Из раздумий меня выдернул неожиданный вопрос:

— А сколько стоишь ты сам? — спросила рыжеволосая Триенна, обращаясь к Маркусу.

— У меня уже есть хозяйка, — брюнет отвесил галантный поклон.

— И что? Фелисия, кому принадлежит этот раб? Он ведь вроде не твой? — не успокаивалась рыженькая дочь советника, хотя вокруг нее и без того суетились четверо слуг.

— Маркус не продается, — я уже поняла, как обстоят дела в высшем обществе. Девицы считают, что могут купить все, что угодно. Достаточно назвать привлекательную цену.

— Я спросила чей он. Ну?! — Триенна пощелкала пальцами, торопя меня с ответом.

— Его покупала госпожа Эйстерия.

— Отлично. Я завтра с ней поговорю и все улажу.

— Нет, — отрезала я, чем вызвала удивление не только на лице богачки, но и у себя самой. — Я тоже собиралась поговорить с Эйстерией и выкупить у нее Маркуса, — произнесла это с вызовом, давая понять, что не собираюсь обсуждать тему продажи арамерца. И заодно я хотела показать самому Маркусу, что он для меня важен.

Внутри всю колотило от того, в каком решительном тоне я говорила с аристократками. Поверить не могла, что только что при всех отказала Триенне.

— Сколько ты хочешь за раба? — рыжая не собиралась так просто отступать. — Тысячу? Две? Сколько?

— Я уже сказала. Он не продается.

— Ликея, скажи ей, — гостья капризно надула губы и подошла к Маркусу, осматривая арамерца. — Мне нужен этот раб.

— В самом деле, Фелисия, уступи, — попросила сестра градоправителя. — Ты все равно не сможешь выкупить его у Эйстерии.

— Вообще-то я тоже не против завладеть Маркусом, — заявила шатенка, подключаясь к осмотру. — Интересный раб.

— И я, — поддержала ее жена судьи, — Давайте проведем еще один аукцион.

Гостьи загалдели, принявшись повышать ставки.

— Нет! — выкрикнула я так, что все притихли от неожиданности, — Маркус не продается! — я вытащила его из лап девиц и завела за спину. — Я его никому не отдам! Он мой!

Удивительно, но вместо страха мною начало овладевать раздражение. Почему эти девицы считают, что могут забрать у меня Маркуса? Только потому, что они богаче? Потому что им с детства все позволено? Потому что я никогда им не перечила и на все соглашалась?

— Говорила, что не влюблена, — захихикала Ликея, — а сама вон как защищаешь. Это даже забавно. Никогда не видела тебя такой.

— Так у нас тут любовь госпожи и раба? — рыжая ехидно прищурилась. — Как интересно. И что, прям так сильно любишь? Настолько, что готова отказаться от любых денег?

Маркус попытался вмешаться, но я его перебила.

— Да, люблю. И деньги мне ваши не нужны, — я не знала, почему решила сказать о чувствах. На самом деле любви как таковой не было. Симпатия, благодарность, возможно, зарождающаяся влюбленность. Но в тот момент губы сами произнесли про любовь. Вероятно, мне показалось, что тогда аристократки оставят Маркуса в покое. А еще, потому что поняла, что в данный момент мне действительно стало как-то все равно на их мнение. Так что пусть думают, что хотят. Плевать.

— Вот так вот и отправляй к вам рабов на воспитание, — прыснула со смеху шатенка. — Стараешься, выбираешь для себя, ждешь, когда вернут дисциплинированного раба, а потом узнаешь, что воспитательница решила оставить его себе. Ай-яй-яй.

Фраза вызвала всеобщий взрыв хохота.

— А давайте проверим, насколько сильно Фелисия любит этого паренька? — предложила Ликея, которую откровенно веселили шутки в мой адрес.

— Не трогайте ее, — Миления попыталась за меня вступиться, но ее уже никто не слышал. Всеми завладел нездоровый азарт.

— За пять тысяч отдашь своего иноземца? — соблазняла шатенка.

— А за пять с половиной? — подначивала Триенна. — Соглашайся. Тебе ведь явно нужны деньги. Я даже готова всю эту сумму заплатить тебе лично, и потом еще отдельно рассчитаться с Эйстерией.

— Я уже сказала, что не продам Маркуса, — стояла, продолжая закрывать своим телом арамерца.

Раньше меня давно охватил бы стыд за то, что говорили в мой адрес. А сейчас вместо робости проснулась злость и желание показать, что я не хуже их. Что я тоже имею право на собственное мнение, на чувства, на то, чтобы отстаивать свою позицию. Я существую и со мной нужно считаться!

— Смотрите какая. Нищая, но гордая, — фыркнула рыжая.

— Да, нищая. И что?

Стоило мне признаться в этом перед всеми, как внутри появилась уверенность. Как будто все силы, которые я бросала на то, чтобы скрывать отсутствие денег, разом высвободились.

Да, у меня нет денег. Да, я нищая. Что с того? Вот такая я. Что дальше-то?

Мне захотелось рассмеяться им всем в лицо. Потому что вдруг оказалось, что меня не за что зацепить. Не чем задеть. То, что столько лет сдерживало меня настоящую, заставляя сидеть тихо и не высовываться, исчезло.

Стоило мне признаться в собственной слабости, и это дало невероятную силу.

— Лишуля, не обижайся, — примирительно сказала сестра градоправителя. — Ты ведь действительно нуждаешься в деньгах. Предложение щедрое, так что подумай.

— Не нужны мне ваши деньги, — я направилась к выходу.

Сейчас, все чего мне хотелось — покинуть особняк.

— Сколько высокомерия, — презрительно сказала рыжая. — Ее в благородное общество пустили, а она строит из себя непойми кого. Хочешь шесть тысяч заплачу? Прям сейчас, а?

Триенна не собиралась успокаиваться. Выпитое вино, похоже, ударило в голову. Девица полезла за монетами.

— Смотри, сколько здесь, — она потрясала увесистым мешочком. — Две тысячи. Золотом. И еще четыре завтра принесу. Ну? Соглашайся. Смотри, они будут твои прямо сейчас, — Триенна швырнула в меня пригоршней монет. Те со звоном рассыпались по полу. — Что стоишь? Бери!

— Хватит, — вперед вышла Эльриния. — Это уже не смешно. Лишуль, не обращай внимание. Кое-кто выпил лишнего.

— С вашего позволения я пойду домой, — взяла Маркуса за руку, готовясь уйти.

— Ликея! Останови ее! Я хочу этого раба!

— Дорогая, ты же видишь. Фелисия любит его, — хозяйка особняка пыталась успокоить рыжую.

— И что? Я сказала, что он мне нужен. Или мне все-таки поговорить с твоим братцем сама знаешь о чем?

Не знаю, какое влияние имела рыжая на сестру градоправителя, но та резко сменила поведение.

— Лишуль, продай ей арамерца. Потом нового купишь. Хочешь, я тебе сама потом нового куплю? Выберешь кого пожелаешь.

— Мне пора.

Я более не видела смысла разговаривать с этими избалованными стервами. И деньги их мне не нужны. Сама продам и Или-Тау, и Дилизия. И с Эйстерией как-нибудь договорюсь.

— Фелисия! — сестра правителя повысила тон. — Я тебя не отпускала! Вернись немедленно!

Да за кого они меня считают? Думают, что если у них куча денег, то могут командовать? Могут просто так из приходит взять и забрать чужого раба? Относиться ко мне как к прислуге?

— Думаете, что все можно измерить деньгами? — спросила я, обводя взглядом присутствующих, — Ах, посмотрите, хозяйка влюбилась в раба. Как смешно. Давайте проверим, за сколько она согласится отказаться от него? Она ведь такая нищенка. Пообещаем ей побольше, и она хоть мать родную продаст, не говоря уже про любимого человека. Да? Так вы думаете? Вы действительно верите, что я соглашусь отдать вам Маркуса? Вам, кто считает рабов всего лишь забавными питомцами? С которыми можно поиграть и как надоест — выкинуть с глаз долой. Да, Ликея? А ты, — я обратилась к рыжей, — зачем тебе Маркус? Потешить самолюбие? Показать всем, что ты смогла купить недоступного раба? И вот ради этого мелочного тщеславия ты готова шантажировать? Деньги передо мной рассыпала. Думала, я буду унижаться, ползая по полу и собирая монеты? Вот такого ты мнения о тех, кто беднее тебя?

— Вон из моего дома! — резко прервала меня Ликея. — Я более не нуждаюсь в твоих услугах.

Тон хозяйки особняка был ледяным.

Я безразлично пожала плечами и молча удалилась, прекрасно понимая, что для меня это значит. Больше никаких новых заказов ни в этом городе, ни за его пределами. Даже Фог не станет со мной работать, несмотря на теплые отношения. Официально мне ничего не скажут, но на деле вся моя деятельность окажется под запретом. Меня больше не пустят ни в частную ложу амфитеатра, ни на приемы для знати. Любой мало-мальски крупный торговец откажется иметь со мной дела.

Моей карьере конец.

Да и Рамон бы с ней. Если предложение Маркуса уехать в Арамерию еще в силе, то я готова. Если нет — ну что ж поделать? Уеду одна в какое-нибудь другое место. Возможно, вернусь к родителям. Быть может, там найдется для меня местечко. Буду месить глину и лепить горшки. Вира жалко. Но сохранить его при себе не удастся. Надеюсь, Фог согласится его взять к себе и продать в хорошие руки.

— Это правда? — тихо спросил Маркус, когда мы вышли из гостиной.

— Что я тебя люблю?

— Да.

— Понимаешь… — начала я, но меня прервал странный гул, доносящийся из-под земли, а затем пол задрожал.

— Бежим, — первым среагировал арамерец, схватив меня за руку и рванув в сторону выхода. С потолка посыпалась побелка, дом заходил ходуном. Страшно было до ужаса, сердце колотилось как ненормальное. Услышала, как за спиной что-то упало с тяжелым грохотом.

Столики с цветами подпрыгивали. Вазы летели на пол, разбиваясь на осколки.

Мы выбежали в сад и продолжали удаляться от дома, пока не остановились за фонтаном. И только тогда обернулись, чтобы посмотреть на особняк. Со стороны это выглядело еще более чудовищно. Дом буквально шатался, грозясь рухнуть в любой момент. За нами из дома выбегали рабы. Добегали до нас, останавливались и как зачарованные смотрели на здание. Факелы, стоящие на постаментах, падали, раскидывая по земле горячие угли и языки пламени. Никто из рабов даже не пытался их потушить.

— Несите воду! Загорится ведь! — командовал Маркус. — Давай-давай, живо. Черпайте воду из фонтана и тушите, пока все не сгорело! — после чего обратился ко мне: — Ты как? В порядке? Сейчас я помогу потушить огонь и пойдем.

Я кивнула, продолжая неотрывно смотреть на дом. Все ждала, когда из него побегут остальные гости, но кроме рабов больше никто не появлялся. Внезапно колонны, поддерживающие массивный балкон перед входом, подломились, и тот с грохотом обрушился, завалив главный проход.

— Никто так и не вышел? — ко мне подбежал запыхавшийся Маркус. Он успел где-то раздобыть ведро и помогал тушить пожар в саду.

— Нет.

— Жди здесь. Я быстро! — и побежал ко входу.

— Стой! Нет! — я пыталась его остановить.

Маркус быстро поднялся по главной лестнице и принялся оттаскивать здоровенные обломки колонн и балкона, расчищая проход.

— Маркус!

— Лиша, отойди. Здесь опасно!

— Маркус!

— Лиша! Не спорь!

Поняла, что бесполезно пытаться его оттащить и побежала к другим рабам, чтобы они помогли арамерцу. Но это оказалось напрасным: слуги меланхолично черпали воду из фонтана. Они выслушивали мои просьбы помочь Маркусу, кивали и возвращались к своему занятию.

— Вы меня слышите? — я пыталась достучаться до рабов. — Там ваша госпожа Ликея. Она внутри. Вместе с другими гостями!

— Жалко ее, — протянул один, и отправился тушить полыхающие возле кустарника угли.

Когда обернулась посмотреть, как дела у Маркуса, того уже не было на крыльце. Он смог открыть дверь и пролезть в дом.

Я села на землю, поджав колени, совершенно не думая о том, что платье будет испорчено грязью. Все мои мысли сейчас были только о Маркусе. Я не представляла, что делать, если он погибнет под обломками.

Еще один сильный толчок пронесся под землей, и боковая стена дома дала трещину, подломившись. Опора выдержала, но я понимала, что она может обрушиться в любую секунду.

Мимо то и дело проходили рабы Ликеи, продолжавшие тушить огонь от упавших ламп. Пламя уже затихало, но прислуге больше нравилось возиться с садом, чем идти в особняк и спасать господ. Вот чем оборачивается дань моде на смазливых юношей. Все, на что годятся эти мальчики — услаждать взор аристократов. Когда дело доходит до реальной помощи — толку от них не больше, чем от канареек.

Я то и дело бросала тревожные взгляды на входную дверь, надеясь, что вот сейчас мой брюнет выйдет на улицу.

Маркус, Маркус, Маркус… Почему ты так долго?

Устав от бездействия, я встала и принялась нарезать круги вокруг фонтана, а потом и вовсе решилась подойти ближе к дому. Но стоило мне приблизиться, как очередной подземный толчок заставил отскочить назад на безопасное расстояние.

Дом шатало так, что я не понимала каким чудом он держится. До меня донеслись крики тех, кто был заперт внутри.

Что же там происходило?

Воображение рисовало страшные картины, как Маркуса придавило колонной. Или как коридор оказался завален с двух сторон и теперь мой брюнет в ловушке.

Из окон второго этажа повалил черный дым. Увидела, как откуда-то с задней стороны дома выбежали еще несколько рабов. Перепуганные, измазанные сажей. Бросилась к ним, чтобы узнать хоть что-то.

Эти рабы находились на втором этаже, занимаясь покоями для госпожи, и сначала не могли спуститься вниз по лестнице — проход к ней перерезал огонь от упавших факелов. Тогда они вернулись в покои и смогли выбраться через окно, связав простыни в длинный канат.

— А ваша хозяйка и гости? Вы видели их? — допытывалась я.

— Нет, госпожа, — отвечала мне женщина в возрасте. — Только слышали, как они кричат. Жалобно так, что аж прям навзрыд.

— Крики были из гостиной?

— Кажись, со стороны двора, того, что внутри дома, госпожа.

Почему они оказались во внутреннем дворе? Зачем? Это было в противоположной стороне от выхода.

— Нужно помочь им выбраться! — я искала поддержки во взглядах рабов, но перепуганные слуги молчали. — Они ведь погибнут там! Либо их погребет под стенами, либо они сгорят заживо! Нужно им помочь!