Искушение. Мой непокорный пленник

ГЛАВА 23

Десять дней до визита Эйстерии

Не помню, как заснула. Проснулась от того, что Дилизий сообщил мне о приходе лекаря. Маркус все еще был без сознания. Мужчина, которого прислала Миления, осмотрел моего брюнета, сообщил, что у него открытый перелом ноги и рассечен череп на затылке.

Я только сейчас, когда в комнате стало светлее, заметила, что вся подушка пропиталась кровью. По счастью, рана была не глубокая и лекарь обещал, что Маркус быстро поправится. А вот с ногой у него была серьезная проблема и на восстановление потребуются недели. Плохо. Очень плохо. Чем скорее мы сможем убраться из города, тем больше шансов, что не пересечемся с Эйстерией.

Меня врач тоже осмотрел. Я отметила слабость, тошноту и боль в груди. Лекарь велел как можно чаще находиться на свежем воздухе, желательно сидя или лежа, и обильно пить теплое разбавленное вино. Сказал, что я надышалась дымом, но ничего критического не произошло.

В отличие от Маркуса: ему требовалось прикладывать холодные компрессы на грудь, выводить на свежий воздух и поить микстурами. Еще на спине у моего арамерца обнаружились ожоги, которые требовалось смазывать заживляющей мазью.

Лекарь перевязал Маркусу грудь, голову и сломанную ногу, оставил лекарства и ушел. Он не взял денег, сказав, что госпожа Миления пожелала оплатить все расходы по лечению в знак благодарности за спасение.

После ухода лекаря я вновь уснула на кровати рядом с Маркусом. В доме была еще одна спальня, в которой раньше жила тетка, но я не хотела оставлять моего раненного бойца одного.

Сквозь сон слышала, как прислуга время от времени заходила в спальню и уходила, стараясь не будить меня.

Проснулась от того, что почувствовала, как Маркус пошевелился.

— Как ты? — я встревоженно поднялась, наблюдая как Маркус ворочается.

— Вроде жив, — голос его был слаб, но даже в этом состоянии он попытался выдавить из себя ободряющую улыбку.

Мол, не переживай, все хорошо.

— Лежи, лежи, не двигайся. Лекарь сказал, что тебе нужен покой. Где у тебя болит?

— Ты нашла повод затащить меня в свою постель?

Этот балбес еще и шутить пытался.

— Или-Тау приготовила для тебя настойку, которая помогает от боли. Давай я ее принесу? Ты есть хочешь?

— Только воды, если можно.

— Я сейчас, — вскочила, чудом не упав.

От резкого движения в глазах потемнело, но постаралась сдержаться. Не хватало еще, чтобы он за меня переживал. А то знаю я Маркуса.

Изобразив уверенную походку, дошла до двери и улизнула, пока мой хороший не догадался, что я едва стою на ногах. Все-таки и то, что я побывала внутри дома, и общая усталость сказывались на организме. Но если мне так плохо, каково Маркусу, который провел в горящем доме несколько часов?

Позвала Или-Тау и Вира. Девчонке дала задание смазать заживляющей мазью спину, ногу, освежить повязки и подготовить настойку, которая должна притупить боль, а Виру — принести воду и горячий мясной суп.

Надо было и самой поесть. А то свалюсь, чего доброго, хороша тогда из меня будет нянька. Но вместо обеда я была вынуждена исполнить роль хозяйки дома: сначала ко мне в гости пришла с визитом жена верховного судьи. Она все-таки решила купить Или-Тау. Я упросила дать мне несколько часов, чтобы вейтанка закончила лечебные мази для Маркуса. Гостья понимающе кивнула и сказала, что пошлет за ней рабов ближе к вечеру.

Буквально следом ко мне заглянула Эльриния. Первым делом ее волновало состояние Маркуса. Она слышала, что раб остался жив, но хотела лично проведать арамерца. И лишь заглянув к Маркусу и выразив благодарность за спасение, попросила показать ей Дилизия.

Секретарь побеседовала с мальчишкой, задала несколько общих вопросов о происхождении, умениях, оглядела со всех сторон и сообщила, что раб ее устраивает. Еще бы не устраивал. За то время, что паренек находился у меня на воспитании, он не только научился контролировать поток ругательств и стал изъясняться более благопристойно, но еще и уяснил как лучше подавать себя, чтобы производить неизгладимое впечатление на дам. Обучился делать галантные комплименты, бросать томные взгляды из-под ресниц, и демонстрировать обольстительные улыбки не столь нарочито, как это было в первые дни.

В итоге из болтливого недоразумения вышел очаровательный раб, полностью отвечавший современным веяниям. Хороший мальчонка. Уверена, в доме Эльринии ему понравится.

Пока суть да дело, мы успели немного пообщаться с гостьей о вчерашнем происшествии. Я рассказала, как мы спасли Милению, Маркуса и Юлиса. А секретарша в ответ поведала, что в городе произошла беда. Из-за землетрясения разрушились дома в восточных районах города. Много людей остались без жилья. В том числе не устояли оборонительная крепость и часть стен. Из-за этого обстановка в городе была неспокойная. Гостья сетовала, что с трудом смогла добраться до моего дома из-за количества людей, заполонивших улицы.

После чего, понизив голос, предупредила:

— Я тебе сейчас кое-что расскажу, но сначала давай договоримся, что ты не станешь ни с кем болтать об этом. Хорошо?

Я согласно кивнула, даже не представляя, что могло произойти, раз это настолько секретная информация.

— В ближайшие недели нас всех ждут большие проблемы. Наша армия, — тут Эльриния перешла на шепот, — отступает. Арамерские войска добрались до наших земель. Вскоре им станет известно, что восточная крепость разрушена.

— И они придут к нашим воротам? — догадалась я.

— Вот именно. Ожидается долгая осада. Скорее всего будут проблемы с продовольствием. Так что, пока есть возможность, прикупи еды и охраны.

— Все настолько плохо?

— Ну а как ты думаешь? — Эльриния посмотрела на меня как на неразумное дитя. — Император обещал прислать подкрепление, но пока они доберутся до нашего города, арамерцы могут успеть захватить его. Так что покупай еду, охрану, бери своего раба и двигайся на запад, к столице, пока еще можешь это сделать.

Да уж, если даже секретарь градоправителя советует бежать из города, видимо ситуация у нашей армии катастрофическая. Сходили, называется, на соседей. И ведь в начале войны все как один считали, что победить арамерцев — плевое дело. Куда им тягаться с нашими солдатами?

Я вспомнила, как еще недавно сама доказывала Маркусу, что арамерцам не победить савенийцев. А теперь мы будем вынуждены защищаться. Выходит, мой брюнет все это время был прав, говоря, что победа будет за его родиной.

Поблагодарив Эльринию за ценный совет и получив оплату за Дилизия, я помогла воспитаннику собраться. Попрощалась с ним. Мальчишка так расчувствовался, что напоследок обнял меня, назвав львицей-тигрицей, пожелал нам с Маркусом счастья и покинул дом.

У нас заканчивалась еда. Я оставила Вира следить за Маркусом, а сама решила сходить на рынок. Может и зря, в моем-то состоянии. С другой стороны, лекарь сам велел почаще бывать на свежем воздухе. К тому же, мне хотелось своими глазами увидеть, что случилось с городом после землетрясения. А заодно поспрашивать на чем можно будет уехать из этого места и, возможно, прикупить лошадей и повозку.

Еще бы придумать, что делать с домом. Жалко будет бросать его без хозяев. У меня все-таки оставалась крохотная надежда, что тетка жива и когда-нибудь вернется. С другой стороны, продать дом я не могла. Если только кому-то передать на временное проживание? Только кому? Кто захочет взять на себя ответственность за чужое жилье?

Город и впрямь было не узнать. Над восточными холмами, где теснились дома простых горожан и особняки местной знати, поднимался темный дым. Там до сих пор бушевали пожары. Даже издалека было видно, что большинство зданий превратились в груды камней. По улицам ходили стражники, пытаясь навести порядок. Вокруг гомонили прохожие, обсуждая ночные события.

Центр города пострадал гораздо меньше, но и здесь были видны следы землетрясения: где-то осыпалась черепица, где-то треснула стена дома. То и дело я натыкалась на осколки разбитых горшков и вздыбленную мостовую.

На рынке поспрашивала расценки на лошадей, прикупила провизию. Много не брала, решив, что позже отправлю Вира закупиться более основательно. Взяла столько, чтобы было чем кормить больного. Лекарь посоветовал готовить для Маркуса мясные бульоны.

Когда вернулась домой, выяснилось, что Или-Тау уже забрали. Жаль. Я, конечно, успела предупредить девчонку и символически попрощаться, но думала, что смогу еще раз увидеть ее до отъезда. Надеюсь, ей понравится новая хозяйка и жизнь Или-Тау сложится благополучно.

Маркус начал восстанавливаться. Он уже мог довольно бодро разговаривать и даже ругаться. Ворчал он потому, что пока меня не было дома, заходила Миления. Не застав меня, она зашла пообщаться с Маркусом. Передала ему корзину фруктов, несколько бутылок хорошего вина, поблагодарила за спасение и заодно рассказала, что случилось после того, как мой брюнет потерял сознание.

— Уважаемая Фелисия, — Маркус скрестил руки на груди, лежа в постели, — потрудитесь объяснить, какого Рамона вы полезли в обрушившийся дом?

— Правильнее сказать не «какого», а «ради какого», — улыбнулась я, глядя на его насупленное выражение лица.

Меня радовало, что мой ворчун чувствовал себя гораздо лучше.

— Ты хоть понимаешь, что могла там погибнуть? И куда ты ушла? Тебе лекарь что сказал? Соблюдать постельный режим.

— Да все со мной в порядке.

— Лиша, — произнес Маркус укоризненно.

— Ну что «Лиша»? Ходила купить для тебя мяса, чтобы Вир сварил еще бульона.

— А в обвалившийся особняк зачем полезла?

Меня начал обижать его тон. Мне столько всего нужно было ему рассказать. И о своих чувствах, и о плане побега. А вместо этого приходилось сидеть и слушать как он меня отчитывает за то, что я, между прочим, спасла его жизнь!

Совсем не так я представляла наш разговор. Я-то думала, что как только он очнется — кинусь ему на шею, зацелую всего, скажу как сильно я за него переживала. Как испугалась, когда дом обрушился. Как места себе не находила.

Мне хотелось поведать, как я даже на секунду не задумалась, когда полезла в завалы ради него. И как потом до утра сидела возле его кровати, прислушиваясь к дыханию: боялась, что оно в любую секунду прервется.

А затем я бы призналась ему в любви, а он сказал бы, что тоже давно меня любит. Какое-то время мы бы посидели в обнимку, а потом я сообщила бы, что согласна сбежать с ним из города.

Вот так я видела наш разговор.

А вместо этого меня отчитывали как маленького ребенка, который разбил любимую отцовскую тарелку.

— Мог хотя бы спасибо сказать, — буркнула я, борясь с желанием психануть и уйти из спальни. Поступок был бы глупым и подростковым, но уж очень хотелось демонстративно обидеться на такой холодный прием.

— Иди сюда, — арамерец похлопал по кровати рядом с собой.

Я села с недовольным видом, повернувшись к злыдне спиной.

— Ты действительно ради меня рисковала жизнью? — он взял мои руки, вынуждая посмотреть на него.

— Действительно.

Его пальцы принялись поглаживать меня по запястьям.

— Прости… Просто я не знаю, как на такое реагировать. Я очнулся. Приходит Миления. Благодарит за спасение. Рассказывает, что меня и ее раба придавило стеной, что я потерял сознание. Что Миления выбралась сама, а ты зачем-то полезла за мной и тем вторым рабом. При том, что дом мог обрушиться в любой момент, и ты бы погибла, — Маркус притянул меня ближе, приобняв за талию. — Я очень за тебя испугался. Это был глупый поступок. Ты ведь могла умереть.

— Ага… А если бы не полезла, то умер бы ты.

— Ничего бы со мной не случилось. Нас бы откопали и вытащили.

— Вообще-то, никто не собирался вас доставать, — на глазах вновь начали выступать слезы, стоило мне вспомнить вчерашнюю ночь. — После того как Миления выбралась наружу, Ликея сказала, что вы с Юлисом погибли и нет смысла продолжать разбирать завалы. Она хотела уйти вместе со своими рабами. Что мне надо было делать? — голос начал сбиваться на истерические нотки. — Оставить тебя там умирать? После того как ты спас богатеньких девиц? Это, по-твоему, справедливо? Ты помог этой рамоновой Ликее, а она не пожелала ради тебя хоть немного задержаться! Ей главное, что Милению достали живой, а рабы — какая разница? Умерли и умерли! При том, что если бы не ты, она бы сдохла в своем…

Договорить мне не дали, закрыв рот поцелуем. Я попыталась вырваться, у меня эмоции зашкаливали. Мне хотелось выговориться, но даже в ослабленном состоянии Маркус оказался сильнее. Продолжил целовать, крепко, настойчиво, сладостно, пока я не обмякла в его руках.

— Смелая, сумасшедшая девочка, — произнес он, глядя мне в глаза с ласковой заботой. — Извини, если я тебя расстроил. Просто мне как-то не по себе. Я не привык, что женщина спасает меня, да еще и рискуя собственной жизнью. Мне очень неловко и… Лиша… Ну что ты смеешься?

А я и правда начала сперва улыбаться, а потом уже и посмеиваться в голос.

Вот как, оказывается, выглядит Маркус, когда он смущен. Решил хорохориться и ворчать, лишь бы не показывать, что не знает, как реагировать на спасение?

— Все хорошо, — я погладила его по щеке, продолжая улыбаться и смахивая слезы. — Главное, что мы оба живы.

— Я теперь даже не знаю, как тебя благодарить и что я могу сделать взамен.

— Ты уже сделал. Когда спас от разбойников. И заработал нам кучу денег. И еще столько всего, что я даже выразить не могу насколько тебе благодарна. Ты какой-то невероятный. Самый добрый и хороший мужчина из всех, кого я знаю.

— Ну что ты? Я же не ради… Ай, ну все. Я не знаю, что сказать, — он пуще прежнего залился краской.

— Все хорошо, правда, — я прижалась к нему, стараясь не задеть перевязанные части тела.

В этот момент суровый вояка выглядел так трогательно и беззащитно, что я невольно умилялась. Сейчас было особенно хорошо видно, что за его силой и мужеством скрывается добрый отзывчивый мальчишка, который только притворяется серьезным и умудренным жизнью. А на самом деле, также как и я, живет в этом взрослом мире, и хочет лишь одного: чтобы нашелся человек, который поймет его и поддержит.

Какое-то время мы молча обнимались, а затем я вспомнила про вопрос, который давно меня мучил.

— Скажи, а почему, когда я спросила, любишь ли ты меня, ты сказал, что нет?

Маркус чуть отодвинулся и как-то замялся.

— Понимаешь… Как тебе сказать? — он смотрел в стену, покусывая нижнюю губу. — Мне показалось, что так будет правильно. Помнишь, мы с тобой как-то на кухне говорили о смелости? Ты спрашивала, как у меня получается быть храбрым?

Я кивнула. Это было после того, как Маркус договорился с работорговцами о более выгодных для меня условиях работы. Я и правда тогда впечатлилась его смелостью. Как он не побоялся идти общаться с незнакомыми людьми, представляя мои интересы, при том, что являлся обычным рабом.

— Был момент, когда я и сам струсил. Первый раз в амфитеатре, когда столкнулся с Эйстерией. И второй раз, когда она зашла посмотреть, как ты меня воспитываешь, — Маркус замолчал, хмуря переносицу и собираясь с мыслями. — До этих моментов я не особо задумывался об Эйстерии. Участь быть ее рабом казалась иллюзорной. А тут вдруг пришло осознание, что у меня может не получиться сбежать. Что я так и останусь рабом. Что не смогу добиться тебя. Причем, я сейчас анализирую свои поступки и понимаю, как это было эгоистично с моей стороны. Сам тебе после амифитеатра рассказывал, как нас учат думать о других и сам же показал обратный пример. Мне совестно в этом признаваться, но в тот момент я совершенно не думал о твоих чувствах. Каково тебе будет, после того как я тебя влюблю в себя. Захочешь ли ты уехать со мной на родину? Вместо этого все мои мысли были заняты лишь тем, что время уходит и нужно действовать немедленно. Сначала пытался мягко тебя уговаривать. Понял, что это не работает и перешел к более активным действиям. Где-то хитрил. Заметил, что ты любишь спорить и подумал: «Попробую ее подразнить. Чтобы не я, а уже она сама захотела добиваться моего внимания». Помнишь, мы тогда в ванной…? Сейчас я понимаю, что это было так глупо.

— Не скажи. В итоге это все-таки сработало. Даже при том, что я раскусила твой замысел.

— Да, сработало. После чего я сам все испортил. Решил, что раз ты согласилась на секс, то согласишься и на переезд.

— Я вообще тогда не поняла, ради чего ты позвал меня переехать.

— Ну как? Я тебя действительно полюбил и искренне хотел забрать в Арамерию, — Маркус вновь замолчал, явно не желая признаваться. Но после паузы добавил со вздохом: — А еще из страха, что если у меня не будет стимула сбежать от Эйстерии, то я увязну в этом рабском болоте и останусь прислугой на всю жизнь. Мне очень нужен был стимул в твоем лице. Сейчас я понимаю, как выглядело мое предложение со стороны. Твоими глазами. А тогда я настолько разозлился… Ты не представляешь. Мне даже казалось, что ты это все нарочно подстроила, чтобы я никогда не ушел от твоей клиентки. И что меня соблазняла лишь за тем, чтобы я стал послушным и мной можно было управлять.

Вот как? Я даже представить не могла, что Маркус мог воспринять мои действия как манипуляции.

— Лиша, можно я не буду всего пересказывать? Мне очень совестно за собственные мысли и поступки, — взмолился арамерец. — Главное, что в какой-то момент я все-таки смог успокоиться. Понял, что не стану больше на тебя давить и пытаться принуждать. Если захочешь быть со мной, так и будет. Не захочешь — приму это. Сам я в любом случае уйду от Эйстерии. Даже если и не к тебе. Единственное, что мне хотелось сделать — позаботиться о том, чтобы даже если мы не увидимся, у тебя все было хорошо. Возвращаясь к твоему первоначальному вопросу, я поэтому, когда ты спросила о моих чувствах, сказал, что у меня нет к тебе любви. Чтобы ты не переживала за меня.

— Ну и зря так сказал, — наступила моя очередь хмуриться. — Между прочим, это ты сделал опять-таки из страха. Если бы ты не боялся за мою судьбу, — продолжила я, — то спокойно признался бы в чувствах. И тогда я сама может и не сразу, но ответила бы тебе взаимностью. Не пришлось бы бегать по городу и договариваться с работорговцами и моими конкурентами. Потому что в итоге вся твоя деятельность оказалась бессмысленной. Очень приятной, и я в любом случае тебе благодарна, но совершенно бессмысленной.

— Это как? — не понял Маркус.

Я взяла паузу, хитро поглядывая на сбитого с толку арамерца. А затем широко улыбнулась и торжественно объявила:

— Потому что мы вместе уедем в твою Арамерию! Не отдам я тебя никакой Эйстерии. Мы ей заплатим из тех денег, что ты вчера наторговал на аукционе, возьмем лошадей, повозку и сбежим к тебе на родину! Вот так вот.

На лице Маркуса отразились все эмоции: сомнение, недоверие, удивление, озарение и наконец счастье. Интересно, а что он до этого думал? Что я его спасала из-под завалов, чтобы он мне еще денег заработал? Или он не поверил, когда я вчера прилюдно сказала о своих чувствах и объявила, что оставлю Маркуса себе?

Зато когда до арамерца дошло, что я не шучу, что действительно готова бросить все и уехать к нему на родину, он принялся с жаром обсуждать наш переезд. Сказал, что в этом случае лучше плыть на корабле, и что он может договориться с кем-нибудь из купцов взять нас с собой. Торговые суда никто не станет трогать и так будет проще пересечь границу.

Рассказал, что у него есть небольшой домик и плантация под выращивание трав для эщета. Что в Арамерии напиток этот любят ничуть не меньше вина, и Маркусу было бы интересно заняться покорением других стран не на поле боя, а через торговлю. Распространять напиток по всему миру.

Он поделился со мной, что на самом деле никогда не хотел быть солдатом, но в свое время не посмел перечить отцу. Что ему всегда нравились две вещи: торговля и готовка. Но он подчинился воле родителя, отправился воевать, и все закончилось плачевно. Причем, не только для него, но и для его соратников. Маркус признался, что он не просто находился в том злополучном отряде, который хитростью пленили. Он руководил им.

И тот бой в амфитеатре еще раз наглядно показал к чему привело его руководство. Как из-за глупости (а решение о принятии в лагерь вражеской группы было принято именно Маркусом), погибло столько прекрасных воинов. И все потому, что как бы он не старался — ему не удавалось стать по-настоящему хорошим военачальником. Он мог бесстрашно сражаться, мог отдавать приказы, его слушались, он со всеми был в дружных отношениях. Но касаемо стратегических решений, планов, умения видеть всю ситуацию и мыслить на несколько ходов вперед — это Маркусу давалось весьма скверно.

И если бы он в свое время не побоялся настоять на своем, отказался бы идти в армию, ничего этого не произошло бы. Единственное, в чем он нашел утешение, что из-за случившегося он встретил меня.

Маркус признался, что пока он находился в рабстве, многое переосмыслил, и еще крепче убедился, что его душа лежит к торговле. Ему понравилось ходить на рынок, общаться с купцами, вести дела. В этом он чувствовал вдохновение и азарт. И теперь горел желанием вернуться на родину и начать жить заново. Вместе со мной.

Вира было предложено взять с собой, чтобы он также помогал следить за домом.

Мы еще раз вспомнили вчерашнюю ночь. Маркус пересказал, что происходило в доме, после начала землетрясения. Как они оказались заперты во внутреннем дворике, когда начался пожар. Как тушили воду. Как увидели, что мы начали тушить огонь со стороны входа, и это спасло гостей.

Я поведала, как разбирали завалы. Как пробиралась по заваленному коридору, практически на ощупь, пытаясь найти тела Маркуса и Юлиса. И если бы не Юлис, который подал голос, искала бы еще очень долго. Как мы тащили тело Маркуса по заваленному проходу.

Мой брюнет, слушая о своем спасении, не переставая гладил меня и повторял какая я смелая девочка. И как он мне благодарен.

Обсудили, что теткин дом можно предоставить Толстому Фогу, потому как он, оказывается, жаловался Маркусу, что его собственный дом нуждается в ремонте. Но, разумеется, передать на условии, что ему придется съехать, если моя родственница все же вернется. А пока ее нет — пусть живет.

С Эйстерией было решено пообщаться через несколько дней, когда у Маркуса более-менее заживет нога, а сам он окрепнет и наберется сил.

Вечером мы пили эщет, Маркус рассказывал о своей стране, а я слушала с замиранием сердца, будто сказку перед сном. Представляла маленький уютный домик где-то на склоне холма, вокруг земля, на которой растут травы для эщета. Как мы их собираем, сушим их на солнце, как Маркус каждый вечер заваривает напиток, полностью выращенный своими руками. Как то и дело делится радостными новостями, что смог договориться с очередным торговцем о выгодной продаже. Как у нас появятся дети. Мальчишки будут такие же упрямые и смелые как Маркус, а девочки — красивые и начитанные, как я.

Перед сном вместе с Виром мы помогли Маркусу принять ванну и сменили повязки. Рана на его голове оказалась не глубокой: кровь больше не сочилась и шрам начал затягиваться. Спина арамерца еще болела и была покрыта волдырями от ожогов, но он уверял, что ему становится легче от заживляющей мази.

Больше всего меня беспокоила его нога. Все-таки, дорога нам предстояла не близкая. Если на корабле можно плыть спокойно, то вот потом — кто его знает какой путь нам предстоит преодолеть?

Уже лежа в кровати и готовясь ко сну, я вдруг почувствовала тревогу. Мне стало не по себе, но я списала это на волнение перед путешествием. Да и Маркус быстро отвлек от ноющего зуда в груди шуточками и улыбками.

Мы еще долго лежали с ним в кровати, продолжая болтать. Я допытывалась о его чувствах: когда он понял, что влюбился в меня? Почему? Что нравится во мне? И о прочих наивных глупостях, которые могут интересовать лишь влюбленных.

Я засыпала, предвкушая как уже завтра мы наконец-то сможем уехать из этого города и Маркус обретет долгожданную свободу. Но мы даже не догадывались, что ждет нас следующим утром.