И только когда Маркус спустился за мной, протягивая руку, чтобы помочь, до мозга дошло, что это действительно он.
— Что ты тут делаешь? — я вцепилась в его руку, боясь, что если отпущу — то мой брюнет исчезнет.
— Тебя спасают. Времени мало, надо быстро убираться. А тут еще ты решила поиграть в догонялки, — бухтел он, помогая мне забраться наверх.
— Как ты здесь оказался? — я смотрела на него во все глаза.
— Все потом. Парни, помогите ему, — арамерец кивнул на Вира.
«Парни» были в форме противника.
— Поехали отсюда, — сказал Маркус, садясь на коня и усаживая меня сзади. Я увидела, что Виру тоже помогли залезть на лошадь. Мне пришлось крепко прижаться к спине брюнета, потому что конь под нами рванул вперед.
Лишь немного привыкнув к скорости, смогла оглядеться по сторонам. На улице окончательно стемнело, и я едва могла различить дома, мимо которых мы мчались в сторону гор.
— Куда мы? — крикнула я.
— В лагерь.
Лагерь? Какой? Арамерский? Мы едем к нашим врагам?
Хотя какая разница? Главное, что Маркус жив. Вот он, рядом. Да и для него-то они не враги.
Переговариваться было тяжело, я вообще сидела и молилась, чтобы не упасть с лошади — настолько быстро мы неслись. Буквально вжалась в брюнета, стараясь лишний раз не поворачивать головы. Видела только, что в какой-то момент мы свернули на восток и Маркус еще сильнее пришпорил лошадь. Вдали виднелись костры и савенийские солдаты.
Наше появление вызвало в их лагере переполох.
— Пригнись, — крикнул мне Маркус.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом услышала свист стрел, летящих в нашу сторону. Заметила, что савенийские военные сели на лошадей и направились за нами. Мы продолжали скакать изо всех сил.
В какой-то момент город закончился, началось поле. Преследователи, кажется, начали отставать. Впереди замаячили другие костры и другие солдаты. Арамерские. Совсем не похожие на наших. Странная броня со светлыми туниками, поверх которой бело-синие кольчуги. На головах металлические шлемы. У многих круглые расписные щиты. Выглядело это бедненько и простенько. С нашей имперской армией, одетой в алые нарядные туники и золоченые латы — не сравнить. Но при этом сами арамерцы выглядели куда воинственнее и свирепее.
Доехав до лагеря, мы сбавили шаг, двигаясь вдоль расположившегося на ночь войска. Всюду лежали люди: кто-то точил меч, кто-то жарил на костре еду, кто-то перевязывал раны. Чуть поодаль стояли просторные шатры. Очевидно, здесь располагалось командование. Мы остановились возле одного из таких шатров.
— Все, приехали, — объявил Маркус, соскочив с коня и помогая мне спуститься на землю.
Я обернулась — Вир тоже был с нами. Все хорошо. Стрелы его не задели.
— Братья, — громко заявил Маркус, обращаясь к солдатам на арамерском, — вот та красавица, из-за которой я задержался в плену. Прошу отнестись к ней как к самой почетной гостье.
Со всех сторон раздались приветствия, свист, предложения выпить. Я стояла, как громом оглушенная, не понимая, что происходит.
— Маркус…
— Пойдем, я вижу, что у тебя масса вопросов. Но сначала, я должен представить тебя отцу, — с этими словами он взял меня за руку и направился к одному из шатров. Высокий, со светлым пологом, он находился чуть в отдалении от основной массы.
— А кто твой отец? — только и успела я спросить.
— Велизаргий. У вас он больше известен под прозвищем Ярость Арамерии.
Мне кажется, я так и застыла с открытым ртом.
Даже мне, далекой от войны, это имя было хорошо известно.
— Ты сын вашего самого главного генерала, который управляет вот этой всей армией?
— Все так, — брюнет произнес это так легко и буднично, будто это было чем-то само собой разумеющимся.
Маркус — сын Велизаргия? Как? В смысле?
Я, конечно, догадывалась, что семья у него не бедная, но, чтобы настолько?!
У меня было несколько минут прийти в себя, пока Маркус помогал сполоснуть руки и отряхнуться от земли. Полностью вычистить грязь из-под ногтей не удалось, платье промокло и было перепачкано, как выглядело мое лицо — даже представить страшно. И вот в таком виде меня собирались знакомить с родителем. Да еще каким! Прославленный генерал, о котором даже наш император отзывался с уважением. На рынке тоже постоянно обсуждали, как Ярость Арамерии крушит врагов и не щадит пленных.
Далар всемогущий, спаси и сохрани.
Я пыталась убедить моего брюнета отложить знакомство до утра, чтобы было время просушить одежду и привести себя в порядок, но Маркус заявил, что я прекрасна в любом виде и провел в шатер.
Внутри находился стол, сундуки, кушетки, на полу был застелен ковер, в углу лежали металлические доспехи. За столом сидел мужчина в возрасте лет пятидесяти, с густой темной бородой и очень внимательным взглядом. Лицо его было широкое, загорелое. Одет он был в простую светлую тунику, без доспехов.
— Отец, как и обещал — я привел ее. Госпожа Фелисия, позвольте представить, мой отец — Алид Велизаргий Пифейский. Отец, моя невеста — госпожа Фелисия… Раввальская, верно?
Маркус произнес это на савенийском.
— Да, — я растерянно кивнула и на всякий случай поклонилась, как того требовал этикет.
— Да ты праходы, дочка, нэ обращай на нэго вныманыя, — замахал руками великий полководец, так же отвечая на моем родном языке, но с сильным акцентом. — Он тут сэйчас нагоныт тыбэ вот эты всэ тэны на плэтэны. Вэсь в мать. Ты садысь, нэ бойся. А ты, — генерал обратился к Маркусу, — сбэгай-ка нам за настоэчкой гранатовой. И поэсть чэго захваты, а то твоя нэвеста того ы гляды в голодный обморок упадот.
— Да я не…
Мой брюнет тут же убежал, оставив меня один на один с генералом.
— Простите, что я в таком виде, — произнесла фразу на арамерском, давая понять, что хорошо знаю язык.
— Да ну ты брось, — Велизаргий по-свойски махнул рукой, перейдя на родную речь. — Главное, жива-здорова. Мы все за вас переживали. Рискованно было вывозить тебя из города. Ну Маркус, конечно… — он посмотрел в сторону выхода из шатра, как бы говоря: «Если этот упрямец что-то вбил себе в голову, то его ничто не остановит». — Смотрю, провизии в городе совсем не осталось? Поди только рыбу и ловите? Да ты не тушуйся.
Я и правда робела перед этим величественным мужчиной. Сам генерал арамерской армии… Даже наш градоправитель выглядел бы жалким мальчишкой на фоне столь легендарной личности.
— Простите, просто все так спонтанно получилось… Я приняла Маркуса за мародера, бежала через овраг, оказалась в вашем лагере…
Я сбилась, поняв, что изъясняюсь слишком сумбурно.
— Маркус говорил, что характер у тебя — дай боже. Это правда, что ты за ним в обрушившийся дом полезла?
— Правда…
— И прислуживать его заставила?
Вопрос был с подвохом, но я не почувствовала в голосе мужчины угрозы и поэтому подтвердила и этот факт, чем вызвала одобрительный хохот.
— И что, он прям действительно по дому убирал? И кланялся там всем ходил?
— Ну… да.
Я все еще не понимала, к чему клонит генерал.
— Вот ты ведь! — он не закончил свою мысль, погрозив мне пальцем, при этом лицо его было чрезвычайно довольным.
Мне предложили сесть.
Вернулся Маркус с корзиной, полной бутылок, сыров, мяса и хлеба.
— А точно это та невеста? Уж больно она у тебя скромная и не общительная.
— Отец, что ты от человека хочешь? — мой брюнет поставил на стол бутылки с темно-бордовой жидкостью. — Она сейчас, между прочим, от меня по кустам да по оврагам скакала. Представляешь, думал, подъеду аккуратно, помогу вещи собрать. Не успел с коня слезть — смотрю, а она уже через забор лезет. Как только не убилась там по этим оврагам. Чудом догнал.
— Хорошая невестка. Решительная. Мне нравится. Давайте выпьем за знакомство, — Велизаргий поднял бокал.
Я принюхалась к алкоголю. Пахло гранатами и чем-то незнакомым, но очень терпким.
Отпила глоток и закашлялась: горло точно огнем опалило.
— Ты закусывай, закусывай, — протянул мне глава семьи кусок мяса, и я с жадностью вгрызлась в него. И от голода, и чтобы сбить это жжение в горле. Вилизаргий был прав — нормальной еды мы не видели последние две недели, питаясь в основном тем, что ловили рыбаки в море, и что росло на наших участках.
Непривычный алкоголь хоть и оказался в разы крепче вина, но при этом тело от него сразу расслабилось, обмякло. Стало хорошо.
— Почему ты мне не сказал, кто твой отец? — спросила я, все еще до конца не веря, что это происходит со мной наяву.
— Вот, я ж говорю, характер у нее боевой, — хмыкнул Маркус, обращаясь к родителю. — Чуть пришла в себя, и уже давай командовать.
Затем повернулся в мою сторону и произнес извиняющимся тоном:
— Нельзя мне было про это говорить. Если бы кто-то узнал, что я сын Велизаргия — отца начали бы шантажировать. Заставили бы отступить. Меня бы тоже наверняка схватили и подвергли пыткам, надеясь что-нибудь узнать о войсках. Так что приходилось притворяться обычным солдатом.
— А Эйстерия? Когда ты сбежал?
— Я не сбегал. Госпожа Ликея надавила на Эйстерию и заставила отпустить меня.
— Как это? Когда? А почему ты…
— Почему не пришел сразу к тебе? В тот момент уже поздно было пытаться сбежать вдвоем. Я не хотел подвергать тебя такой опасности. Единственным выходом было добраться до своих и уже с подкреплением ехать вызволять тебя.
Я хотела возмутиться: «А если бы я не дождалась и уехала из города раньше, чем ты бы вернулся за мной? И почему нельзя было хотя бы забежать ко мне и сказать, что ты жив и вернешься? Чтобы я тебя ждала». Но Велизаргий меня опередил:
— Сынок, ты сходи пока погуляй. Успеете еще наговориться. Дай я пока один на один с твоей невестушкой пообщаюсь, — и, видя, как Маркус колеблется, усилил нажим: — Иди, иди. Не съем я ее. Вот ведь, — уже повернувшись ко мне и подливая настойку, — переживает. Он тут себе места не находил. Каждый день зудел, что тебя срочно надо вытаскивать.
Маркус, проходя мимо, чмокнул меня в затылок и шепнул, что он будет рядом.
— Так вот, значит, госпожа… давай по-простому? Не люблю я этого всего. Как тебя? Лиция?
— Лиша.
— Лиша. Хорошее имя. Так вот, Лиша, давай выпьем.
Ох, не понравилось мне это начало беседы. Ведь не просто так Велизаргий решил поговорить со мной с глазу на глаз. Еще и напоить пытается.
— А можно мне вина? Или вашего эщета, — вновь заливать в себя огненный напиток желания не было. Я и после первой рюмки еще не отошла.
— Что, крепкая для тебя? Но, извиняй, другой нет.
Вот так вот. Просто поставили перед фактом: хочешь — не хочешь, а пить придется.
Да уж, слухи о генерале не врали: суровый мужик, не привыкший слышать отказы.
Выпила еще рюмку и скорее закусила сыром. Ох… как же крепко.
— Вот что я тебе скажу, Лиша. Давай я сразу прямо, без этих всех ваших, — Велизаргий сделал витиеватый жест рукой. — То, что вы друг друга любите — это я уже понял. Это дело хорошее. Сыну давно пора было остепениться. Я, конечно, думал, что подберем ему невесту из наших. Но раз тебя выбрал — так тому и быть. Его право, — генерал разлил настойку по рюмкам. — Так что в целом я не против вашего брака. Вот только есть одна загвоздка.
— То, что я из Савенийской империи?
— Та не, какая ж это проблема? Привезти бабу из похода — дело обычное. Так сказать, военный трофей. Твое происхождение волнует меня меньше всего. Давай сперва выпьем.
Мне не нравился этот разговор, но я никак не могла понять, к чему клонит отец Маркуса.
Пришлось вновь отпить крепкий напиток, от которого начинало мутить. Организм, не привыкший к подобному алкоголю, быстро хмелел.
— Так в чем же дело?
— Нетерпеливая какая, — хмыкнул Велизаргий. — Да в чем… Маркус мне нужен здесь, на поле боя. А он себе вбил в голову про дом, торговлю эщетом. Ну куда это годится? Мне надо, чтобы ты ему мозги вправила. Я вижу, ты хорошо умеешь на него влиять. Сама посуди: какой ему эщет? Он от скуки через месяц зачахнет. И себя, и тебя возненавидит. Ему воевать надо, а не напитками торговать. Поняла меня? Ты должна ему внушить, что ему нужно оставаться здесь, под моим руководством. Баба ты смышленая, дом я вам обеспечу, за это даже не переживай. Дам ему пару недель с тобой побыть, помиловаться. А потом обратно на поле боя.
Вот, значит, как? Мне предлагают убедить Маркуса оставить меня одну в чужой стране и вернуться на войну? При том, что перед расставанием мы с ним говорили на это тему и мой брюнет рассказывал, что больше не желает воевать.
— Но как я его заставлю, если он сам не хочет?
— А это уже твоя задача придумать — как. Ты по этой части, как я понял, та еще мастерица.
— Что будет, если я откажусь?
Велизаргий резко сменил добродушный тон.
— То тогда мне придется напомнить ему об обязательстве жениться на дочке одного весьма влиятельного человека. Решать тебе. Либо будешь официальной женой, с хорошим домом и при деньгах. Либо останешься любовницей без всего.
Да уж. Вот так попала.
Представила, как я, согласившись на требование Велизаргия, месяцами живу одна в доме, в ожидании, вернется ли супруг, или мне принесут весть о его погибели. Мда… Не такого будущего я желала.
— Мы с тобой договорились? — напирал генерал.
Я молчала.
— Ты подумай, а утром сообщи о своем решении. Согласишься — свадьбу вам пышную устрою. Ни в чем не будешь нуждаться. Дом самый лучший отдам. Когда наследника родишь — земли пожалую. А если решишь перечить… Девочка ты умная. Сама понимаешь, чем все может обернуться.
Вот так угодила из одной западни в другую. Сперва за меня решали родители, потом моей жизнью распоряжалась тетка, теперь отец Маркуса.
И так обидно за себя стало. Вспомнился разговор, который мы вели с моим брюнетом на кухне, о тропинке, ведущей через лес. И о том, как важно выбирать то, что ты хочешь сама. Что нужно не бояться отстаивать свои собственные желания.
Я пока не знала, какой жизни хочу, но точно понимала, что жить так как предлагает Велизаргий — не собираюсь.
— Знаете, я, пожалуй, не буду ждать утра и дам ответ сейчас. Ваше предложение весьма заманчивое, но я не стану ни в чем убеждать Маркуса. Если он хочет заниматься выращиванием трав для эщета — это его право. И сама я тоже не желаю сидеть одна дома, не зная, вернется мой муж живым или погибнет в сражении. Так что можете делать что хотите, но мой ответ — нет.
Сказала и встала из-за стола, собираясь покинуть шатер.
— Сядь! — рявкнул Велизаргий.
Нет уж. Хватит мной командовать! И хватит за меня решать, как мне жить!
Я решительно уходила, не желая продолжать разговор. Будь что будет. Мы с Маркусом найдем способ, как сделать по-своему.
— Да сядь ты уже! — не выдержал генерал, подбегая и заставляя остановиться. — Вот Рамон вас обоих подери! Две лошади, да масть одна! Ну подумай еще раз! Какая жизнь тебя ждет? Глухая деревня? Убогий домишко? Работа на плантации? Оно тебе надо? А согласишься — будешь жить в столице, в красивом доме, в почете и уважении. Все двери для тебя будут открыты. Ни в чем не будешь знать нужды.
Хм… забавно. Я ожидала, что на меня посыпаются новые угрозы, крики, обвинения. Что Велизаргий прикажет вернуть меня обратно в город. Потребует от Маркуса, чтобы тот расстался со мной. А, выходит, генерал сам боится, что ему не удастся меня убедить. Шантаж не прошел, и мужчина перешел на уговоры?
Как только я это осознала, грозный воитель вдруг предстал передо мной обычным отцом, искренне желающим для своего сына определенной жизни и понимающим, что у чада совершенно иные мысли на этот счет.
— Дело не в том, чего хочу я. Вопрос в том, чего хочет Маркус. И если он желает выращивать эщет — я не собираюсь как-то влиять на него, переубеждать, манипулировать. Вы хоть раз видели Маркуса на кухне или когда он торгуется на базаре, выбирает продукты? Он ведь буквально растворяется в этом. У него настоящий талант!
— Да что ты знаешь? Здесь у него карьера, перспективы. Я его растил, чтобы со временем он занял мое место. Ты понятия не имеешь, о чем рассуждаешь! Глупая ты баба! И сядь уже, хватит перед глазами мельтешить!
Пришлось вернуться за стол.
— Вы очень похожи на мою тетку, — произнесла я, возвращаясь к беседе.
Рассказала генералу, про то, как моя родственница также, как и Велизаргий, занималась любимым ремеслом, и искренне считала, что это и есть лучшая работа на свете. Можно быть самой себе хозяйкой, воспитывать рабов, быть вхожей в лучшие дома города, зарабатывать приличные деньги.
Тетка полагала, что из меня выйдет достойная замена. Что достаточно будет научить меня управляться делами, и все будет идти как шло. Но стоило родственнице уехать, как ее процветающее дело очень быстро пришло в упадок.
Все потому, что я — не она. У меня не получилось так же искусно управлять делами, заводить знакомства. Притом, что я искренне старалась. Но все равно выходило посредственно.
— Вы тоже хотите заставить Маркуса заниматься войной несмотря на то, что его предназначение совершенно в другом? — спрашивала я. — А главное, для чего вы это хотите? Думаете, он сможет сделать такую же блестящую карьеру, как Вы? А если нет? Если наоборот, станет проигрывать битвы, не сможет дать отпор врагам. Что тогда? Вы действительно хотите добиться всего этого ценой счастья собственного сына? Чтобы под конец жизни он сожалел о прожитых годах? Вот такой участи Вы для него желаете?
Произнесла это, и сама удивленно подумала: ничего себе как я, оказывается, умею. Скажи мне кто раньше, что буду вот так откровенно общаться с самим генералом арамерской армии, ни за что бы не поверила.
И причем, внутри чувства были совсем не такие, как в особняке Ликеи, когда я при всех высказала недовольство. Сейчас слова лились легко и свободно. Мне было все равно, что ответит генерал. Согласится он со мной или нет. Я знала, что поступаю правильно, и это чувство было настолько вдохновляющим, что на лице сама собой появилась улыбка. Никогда раньше я не чувствовала себя так превосходно в разговоре с влиятельным человеком.
Так вот, оказывается, каково это — ощущать внутреннюю силу? Она такая спокойная, без агрессии, без переживаний. Точно могучая река, которая не замечает препятствий на своем пути.
— Да, невестушка. Удивила. Что ж, будь по-вашему. Живите, как хотите. В благословении отцовском отказывать не стану, но, конечно, не такого я ожидал. Хотя, чему удивляюсь? Кого еще мог выбрать Маркус? Стоите друг друга.
Видно было, что Велизаргий раздосадован, но, очевидно, генеральный опыт помогал принимать поражения достойно. А может решил, что это еще не финальная битва и в будущем ему удастся уговорить сына вернуться в армию. Кто его знает?
Расспрашивать не стала. Мне было достаточно того, что нам с Маркусом разрешили ехать на все четыре стороны и заниматься тем, чем мы сами пожелаем.
Вскоре вернулся Маркус. Какое-то время мы еще посидели в компании генерала. Мой брюнет рассказал, как оказался у Эйстерии. Как в первые дни она отыгрывалась на рабе, не взирая ни на волдыри от ожогов, ни на сломанную ногу.
Затем с визитом пришла Ликея. Она предлагала купить Маркуса и называла весьма щедрые суммы, но Эйстерия наотрез отказалась продавать арамерца. После заходили Эльриния, Миления и даже жена судьи. Все они также просили продать им Маркуса и также ушли ни с чем. Даже торговцы с рынка, возглавляемые Фогом, приходили просить за Маркуса.
И лишь когда с визитом явился градоправитель, Эйстерия не посмела ему перечить. Получив откупные, она отпустила Маркуса.
У меня стоял ком в горле. Я и не знала, что столько людей пытались спасти моего брюнета. Фог мне ни о чем не рассказывал.
В этот момент я простила Ликею. Да, она поиздевалась надо мной, поставив на место, но я прекрасно понимала, чего ей стоило упросить брата идти вызволять раба. Подумать только. Сам градоправитель пошел договариваться на счет арамерца. И это во время войны!
Я же говорила, что Маркус — удивительный человек. Он пробыл в нашем городе совсем недолго, но успел запасть в душу стольким горожанам!
И я правильно подумала, что, когда к Эйстерии вломились грабители, Маркуса уже не было в доме. Он подтвердил мои предположения, что в такой ситуации отбросил бы все личные обиды и попытался защитить женщину.
Я готова была слушать и слушать истории моего арамерца, но глаза сами стали закрываться то ли от выпитой настойки, то ли от усталости. Маркус заявил, что его невесте пора спать, после чего подхватил меня на руки и отнес к соседнему шатру. Уложил, поцеловал и сказал, что еще посидит с отцом, а потом вернется ко мне.
Мне очень хотелось уснуть с ним в обнимку, но сопротивляться уже не было сил. Помню только, что успела попросить позаботиться о Вире, и услышала, что его уже накормили и выделили место под ночлег. Ну и хорошо. Это главное.
С утра я проснулась довольно бодрой, хотя ожидала больной головы и похмелья. Но вчерашняя настойка оказалась лучше любого лекарства: она залечила подточенные нервы и придала новых сил.
Маркус лежал рядом и сопел в обе дырки, по-хозяйски обхватив меня рукой. Попыталась выбраться.
— Ммм… доброе утро, моя гецхе, — сонно произнес брюнет, глядя на меня одним глазом.
— Доброе. Мне бы… кхм… ну… умыться там и все такое.
— Пойдем, провожу.
Честно говоря, мне до сих пор не верилось, что вот он, рядом со мной. Живой, здоровый.
Маркус провел меня мимо остывших костров и лежащих солдат. Кто-то еще спал, кто-то только-только продирал глаза. Судя по всему, не только мы вчера пили.
Меня провожали любопытными взглядами. Маркус крепко прижимал к себе, всем своим видом показывая, чья я женщина.
Туалет был в кустах, ванна — в ближайшем ручье, где мне удалось сполоснуть лицо. Зато завтрак оказался более чем вкусным — хлеб и сваренная на костре каша. Просто, но аппетитно.
Накормив, Маркус вновь оставил меня одну, сказав, что ему нужно забрать вещи и мы поедем. Я отправилась искать Вира, чтобы сказать, чтобы он собирался в дорогу.
Северянин сидел у костра в окружении парней и строгал из деревяшки ножик. Солдаты ему что-то рассказывали, все они смеялись. Вир жестами отвечал и, похоже, его понимали. Выглядел молчун довольным и расслабленным, будто встретился со старыми приятелями. Я стояла в стороне, не решаясь вмешаться в эту идиллию.
— Нам нужно выдвигаться, — Маркус подошел ко мне со спины. — Кстати, ты не думала, чтобы оставить Вира здесь в лагере? Мне кажется, ему тут нравится.
— Не знаю… Нужно с ним поговорить.
— Я уже беседовал. Он привязался к тебе, но думает, что теперь, когда мы с тобой вместе, то ты дашь ему вольную. Вир соскучился по военному ремеслу.
— Соскучился?
— Ну да, он раньше был пехотинцем. Ты разве не знала?
Я была вынуждена признать, что совершенно забыла об этом факте. Когда-то давно Вир мне давал понять, что служил, но с тех пор я думать забыла про его прошлое. А он, выходит, всегда о нем помнил и скучал.
— Знала, но не ожидала, что его все еще тянет воевать.
— Он заботился о тебе. И сейчас готов это делать, но тут ему хорошо. А кроме того… Лиша… я бы хотел жить с тобой в доме без посторонних. Нет, ты не думай, я прекрасно отношусь к Виру, но может быть пора отпустить его? Мне кажется, он давно этого заслужил.
Маркус прав. Вир никогда не подавал вида, что тяготится службой, но я догадывалась, что ему хотелось бы иметь возможность самому управлять своей жизнью.
Мы подозвали северянина, и я сообщила, что с этого момента он волен сам решать, как жить дальше. И если Вир хочет остаться в лагере, то я не против.
Я видела, как он смущается, что ему очень неловко, но в глазах блестела искорка радости. Значит, я все делала правильно.
Мы обнялись на прощание, я пообещала всегда его помнить, взяла с него слово обязательно навестить нас, как будет возможность, и отсыпала из своих запасов добрую треть денег. Заслужил.
— Нам пора, — шепнул Маркус. — Скоро начнется бой, и нам нужно успеть покинуть лагерь.
Мы спешно зашли к Велизаргию попрощаться. Он вновь побухтел о том, что Маркусу место в армии, но уже как-то без огонька. Чувствовалось, что он сам начал сомневаться в этом решении и ворчал больше для вида. Генерал выдал нам повозку, снабдил едой в дорогу и отпустил с миром.
Наш путь был долгим. Меж залитых солнцем лугов и живописных гор. Мы ехали несколько дней, прежде чем добрались до холма, усыпанного множеством синих цветов. На вершине стоял трехэтажный дом: каменный, с широкой тенистой верандой, большим просторным балконом и лесенкой, ведущей к крыльцу. Совершенно не похожий на те, что строили в савенийской империи. Дом был из серого камня, иной архитектуры, но выглядел он уютным.
— Это и есть тот самый скромный домик? — осматривала я новое жилище.
Конечно, с теткиным не сравнить, но, когда Маркус рассказывал о том, где нам предстоит жить, я представляла себе крошечную хибару, в каких живут крестьяне. А здесь и дом большой, и холм весь наш, и поле, что расположилось внизу — наше.
И еще, с балкона открывался вид на всю долину, которую занял небольшой торговый город. Отсюда сверху домики выглядели такими маленькими и пестрыми. Хотелось смотреть, разглядывая каждую улочку, каждую площадь.
Маркус пообещал, что мы вместе будем обставлять дом, чтобы я с первых дней почувствовала себя полноправной хозяйкой. Тем более, и деньги на это имелись. По заверениям моего брюнета суммы, заработанной на аукционе в доме Ликеи, должно было хватить и на новую мебель, и на посуду, и на ткани, и на то, чтобы начать выращивать травы для напитка.
— Скажи, ты сильно будешь ругаться, если я признаюсь в том, что не хочу заниматься эщетом? — спросила я, сидя на террасе и любуясь долиной. — Я не говорю, про то, что против этой затеи, и поддержу тебя в этом. Но для себя хотелось бы найти какой-нибудь другое занятие.
Мне было немного стыдно об этом говорить, но во время поездки я вдруг поняла, что согласилась на идею с эщетом только потому, что этого хотел Маркус. Спросила саму себя: «А я хочу этим заниматься?» Ответ был отрицательным.
— За что я буду ругаться? — Маркус ласково меня обнял. — За то, что ты хорошая ученица и наконец-то начала прислушиваться не только к другим, но и к самой себе?
Мы сидели, вдыхая запах трав и цветов, прогретых теплым заботливым солнцем, слушали жужжание пчел и стрекот кузнечиков. Мне так не хватало этого простора, когда я жила в городе, и теперь я с огромным наслаждением вдыхала запахи свободы.
— А чем ты хочешь заниматься, моя гецхе? — спросил любимый брюнет, целуя меня в висок.
— Еще не знаю. Пожалуй, для начала — знакомством с самой собой.