Искушение. Мой непокорный пленник

ГЛАВА 20

Дома меня моментально отвлекли от невеселых размышлений. Сперва Дилизий подлетел с радостными воплями и причитаниями, что он всегда мечтал попробовать запеченного поросенка, чем вызвал у меня улыбку. А потом и Маркус, велев юноше накрывать на стол, отвел меня в сторону и заговорщицки прошептал, что у него для меня приятная новость.

Оказывается, пока я была у Ликеи, к нам приходил торговец дровами и Маркус договорился, что я буду брать в шесть раз больше дров при этом платить за них меньшую стоимость.

Сначала меня это испугало. Откуда взять столько денег, чтобы единовременно купить полугодовой запас?

— Смотри, — пояснял Маркус, — Дров ты берешь на полгода, а платишь так, как если бы покупала только на пять месяцев. Шестой для тебя получается бесплатным. Считай, за год сэкономишь уже на двух месяцах. Ты сама жаловалась, сколько денег уходит на отопление дома. Я проверил, что в подвале хватит места, чтобы хранить такой объем дров. Но если что, можно будет договориться, чтобы торговец привозил тебе дрова не все сразу, а частями. Допустим, раз в два месяца. И ему выгодно, потому что ты сразу платишь хорошие деньги, которые он может пустить в оборот. И ты экономишь солидную сумму.

— Боже, Маркус, будь моим мужем, — сказала я, пораженная предприимчивости и смекалке арамерца.

— В смысле? — сразу напрягся он.

— Да я шучу. Это, по сути, комплимент твоим заслугам. Ты какой-то невероятный. У меня до сих пор в голове не укладывается, как ты умудряешься проворачивать все эти дела и придумывать на чем я могу заработать, где могу сэкономить. Для меня это что-то за гранью понимания.

— Ой, да брось ты, — засмущался Маркус, убирая волосы со лба. — Для меня это ничуть не сложнее, чем тебе научить раба манерам.

— Когда как. Не все такие смышленые, как ты.

Пока ребята накрывали на стол, я рассказала Маркусу как сходила к Ликее, как намучилась с Малием и что нас ждут вечером на частном приеме.

Думала, Маркуса это напугает, но он, наоборот, решительно улыбнулся и заявил, что это прекрасная новость, и он постарается заполучить для нас выгодных клиентов.

Вот правда, если бы не Эйстерия — оставила бы этого красавца себе! Чудо, а не мужчина!

К тому моменту, когда мы завершили нашу беседу, Дилизий буквально изнывал от нетерпения. Стол был накрыт, но никто не решался начать ужин без меня. Обычно прислуга ела отдельно на кухне, но сегодня я решила, что будет правильно поужинать всем вместе в праздничной обстановке.

Центр столешницы украшал румяный поросенок. Возле него были расставлены миски со свежими овощами, зеленью, фруктами и выпечкой. Ребята достали несколько видов сыра: пару небольших головок полутвердого, мягкий козий сыр и твердый выдержанный. Принесли из кладовой вино. В целом выглядело не сказать, что роскошно, но вполне симпатично.

Конечно, отмечай мы подобное в доме госпожи Ликеи, там стол бы ломился от различных деликатесов. И морепродукты бы лежали, и необычные сладости, и диковинные фрукты из заморских стран. Но чего жаловаться? У других бывает, что и на мясо денег не хватает, а у нас вон какая аппетитная хрюшка куплена.

Дилизий ужом крутился вокруг поросенка и фактически отчитал меня за то, что заставила бедного голодного мальчика страдать от обильного слюноотделения. Но честно, мне было не до стенаний прохвоста. Все мысли теперь были заняты ожиданием вечера.

Расселись за столом. Виру я лично выделила удобное кресло вместо стула, чтобы он мог сидеть с комфортом и не испытывать боли в боку. Рана затянулась, но я пока старалась беречь северянина, не нагружая работой и заботясь о том, чтобы он восстанавливал силы.

Маркуса усадила возле себя, по правую руку, и пока он разрезал поросенка, успела скользнуть взглядом по его крепко сложенному телу, вспомнив беседу с Ликеей. Может быть такое, что арамерец мне соврал, сказав, что не любит меня?

Я размышляла над этим, слушая, как Дилизий и Маркус обмениваются шутками, как смущенно хихикает Или-Тау. Она еще плохо понимала речь, но меня радовало, что девочка смогла освоиться и чувствовала себя в доме гораздо увереннее и смелее. Вир сосредоточенно ел. Он редко проявлял эмоции при посторонних, но сейчас нет-нет, да и усмехался, глядя как Маркус и Дилизий спорят, чья столица красивее: Савенийской империи или Арамерского царства. При том, что ни тот ни другой не видели ни одной из столиц и знали их лишь по чужим рассказам.

При этом на меня Маркус почти не смотрел, лишь изредка бросал взгляд, передавая вино или сыр. Как-то не очень это походило на поведение влюбленного мужчины. Скорее, обычное вежливое дружелюбие и не более того.

После обеда Маркус помог мне собраться на вечер и дал несколько советов о том, как вести себя.

— В разговоре тебе следует придерживаться иной тактики, — говорил Маркус, одновременно помогая выбрать наряд для визита. — Ошибка в том, что ты, как бы сказать помягче… навязываешь услуги

— Ничего я не навязываю…

— Пожалуйста, не спорь. Я видел, как ты беседовала в амфитеатре, — брюнет критично осматривал туники и ни одна ему не нравилась. — Все твое поведение говорило о том, что ты нуждаешься в заказах. Любой разговор сводился к воспитанию рабов, скидкам, рассказам как ты проводишь обучение. Это все очень мило, но совершенно не работает. Люди чувствуют, что ты цепляешься за них и это отталкивает.

— Но как мне еще привлекать внимание?

Арамерец наконец-то определился с нарядом, выбрав серебристую тунику в пол, расшитую прозрачными камнями. Ее я берегла и надевала лишь по праздникам.

— Пойми, ты должна перейти от позиции «я такая хорошая, обратитесь ко мне за услугами» к позиции «каждый мечтает обратиться ко мне за услугами». Давай помогу надеть.

Маркус ненадолго отвлекся от поучений, облачая меня в наряд. И вновь я не почувствовала ни малейшего намека на страсть. Арамерец одел меня настолько буднично, словно я не стояла перед ним оголенной, и это не он раньше не давал мне прохода с приставаниями.

— Тебе не нужно расхваливать свои услуги, — продолжал Маркус, поправляя завязки на плечах. — Лучше вообще не говорить об этом. Запомни одну простую истину: это не клиенты нужны тебе, а ты — им! Можно даже усилить образ, сказав, что сейчас нет мест на обучение новых рабов. Сошлись на слишком большой объем заказов. Невозможность получить желаемое еще сильнее подхлестнет интерес. Чем более ты будешь недоступной, тем сильнее тебя будут желать.

— А если наоборот? Можно подумать, я одна занимаюсь воспитанием рабов. Услышат, что я никого не принимаю, и обратятся к другим.

Я повертелась у зеркала, разглядывая себя в наряде.

— Кто-то наверняка так и поступит. Но поверь, богатые люди потому и богаты. Они всегда стремятся получить самое лучшее. И в их голове сложится простейший вывод: если к тебе невозможно пробиться — значит, именно ты лучшая в этом деле.

— В теории твоя идея красивая, — ответила я, поправляя складки туники, — но не убедительная. Ликея, например, прекрасно знает, как у меня обстоят дела. Да и по мне совершенно не скажешь, что я хорошо зарабатываю.

— Просто попробуй, а я помогу. Доверься мне, я знаю, что делаю.

Брюнет поправил мою прядь, убрав ее за ушко, отчего сердце принялось усиленно биться. Скверная реакция на прикосновения Маркуса. Очень скверная. Как бы я сама не начала влюбляться в арамерца.

Это все Дилизий и Ликея с их дурацкими расспросами о чувствах Маркуса. Не начни они рассуждать на эту тему, я бы думать не думала рассматривать арамерца в качестве возлюбленного. Был раб как раб. Милый, забавный, упрямый, весьма привлекательный внешне. Но не более того.

Надо будет держаться от брюнета подальше. Сегодня сходим на вечер, а потом нагружу себя работой и буду обращаться к Маркусу только по деловым вопросам. У меня уже был случай, в самом начале работы у тетки, когда я влюбилась в воспитанника. И сам он испытывал ко мне большую симпатию. Пару недель мы проводили с ним чудесные ночи, засыпая лишь под утро, уставшие и счастливые. Тетка на это смотрела спокойно, не вмешиваясь. Видимо, хотела преподать мне урок. Потому что, когда раба купили, а я ничего не могла с этим сделать, то потом еще несколько месяцев страдала, оплакивая потерю возлюбленного. С тех пор у меня четкое правило: если и влюбляться, то только в свободных граждан, которых никто не заберет против их воли. Так что моя реакция на Маркуса совершенно мне не нравилась. Это уже не сексуальное влечение, которым можно насладиться и забыть, любовь — штука куда более серьезная и так просто ее из головы не выкинуть.

В семь вечера к дому прибыла массивная повозка — паланкин с полупрозрачными занавесками. Его несли четверо рабов. Внутри лежали расшитые золотом подушки, а полог украшали живые цветы. Я видела такую роскошь только со стороны, когда встречала на улице аристократов, направляющихся по своим делам. У меня перехватило дыхание от трепета, когда Маркус помогал мне сесть в повозку. Не верилось, что я оказалась внутри этой невероятной красоты и можно лежать на подушках, разглядывая улицы, неспешно проезжая вдоль домов.

Двигались мы гораздо медленнее, чем если бы я шла пешком, и вскоре восторг начал сменяться тревогой от предстоящего вечера. Маркус шагал рядом, подбадривая и напоминая, чтобы я не робела. Что вся эта знать — самые обычные люди, такие же как я сама. И то, что у них больше денег не делает их особенными.

Наверное, Маркусу, выросшему в обеспеченной семье, не было страшно общаться с богатыми, а вот меня все равно охватывала паника. Но я была благодарна мужчине за поддержку. Если бы не он, ехать одной мне было бы в десятки раз страшнее. Мозг то и дело рисовал чудовищные сцены, как я говорю что-то неловкое и все надо мной смеются. Как гостьи бросают на меня сочувствующие взгляды и перешептываются о дешевизне моего наряда. А что, если подруги Ликеи будут меня игнорировать?

Ободряющая улыбка Маркуса помогала гнать тревожные мысли. Я убеждала себя, что надумываю поводы и в реальности все пройдет хорошо. Меня примут, если не тепло, то как минимум вежливо.

И все равно на душе было неспокойно.

Особняк Ликеи находился за стенами города, с западной стороны. Он был окружен огромной территорией, превращенной в ухоженный сад со статуями, цветочными композициями, колоннами и кустарниками.

У ворот нас встретили рабы с обнаженными торсами, одетые в белые набедренные повязки. Их тела были покрыты маслом и золотистой пыльцой, что придавало им сияющий вид в свете факелов.

Нас с Маркусом повели по широкой мощеной дороге к особняку. Господи, до чего же огромная территория. По размеру, наверное, как две наши рыночных площади. Сначала мы прошли через сад, минуя цветущие кустарники и деревья. Затем перед нами открылась просторная площадка с фонтаном, за которым была видна широкая лестница, плавно поднимавшаяся вверх ко входу в особняк.

Здание было двухэтажным, с узорчатым балконом над входной дверью и множеством колонн. Один только вид вызывал у меня трепет. Я уже привыкла к дворцу градоправителя, но это новое здание поразило меня своим величием и масштабом.

Стоило переступить порог, как мне вручили бокал вина и провели по длинному коридору в гостевую комнату. Просторную, светлую, с накрытым столом и расставленными кушетками для общения полулежа, как это принято в богатых домах. Каждая кушетка была обита дорогой зеленой тканью, мягкой и приятной на ощупь. Повсюду лежали подушки с вышитыми вензелями империи. Колонны и столики были украшены сотнями живых цветов, отчего по комнате разливался тягучий аромат. Я почувствовала, что мне не хватает свежего воздуха. Первым порывом было сбежать обратно, на улицу, но я заставила себя успокоиться и нацепить вежливую улыбку.

Некоторые кушетки были заняты подругами Ликеи, но самой хозяйки пока не было видно. Поодаль играли музыканты, рабы подливали вино и угощали закусками.

Всего я насчитала шесть дам. Возле каждой на полу сидели личные рабы. У кого-то по одному, у некоторых по два. Рыжеволосая аристократка по имени Триенна, дочь советника градоправителя, окружила себя четырьмя рабами. Один массировал ее ножки, второй подавал со стола закуски, третий сидел у изголовья и целовал ручки, с ним она была любезнее всего, а четвертый стоял позади и обдувал рыженькую девушку опахалом.

Еще приметила молодую жену Люцимуса, того, что был в амфитеатре и занимался ювелирным делом. Бледная, худощавая, элегантная. Она всегда производила на меня впечатление истинной аристократки. В ней не было ни капли избалованности вседозволенностью и богатством — она была сдержанной, немногословной, с безупречным вкусом и манерами.

Девушку рядом с ней я не знала, но по разговору поняла, что это ее младшая сестра. Рабы, сидевшие возле них, выступали лишь как обслуживающий персонал.

Зато следующая девушка, примерно возраста Ликеи, с каштановыми волосами, собранными в высокую прическу, без стеснения миловалась с рабом. Мальчишка у нее был весьма славный: молоденький, курносый, с очаровательными веснушками на лице, которые ничуть его не портили и наоборот, придавали образу вид юной невинности. Он сидел на кушетке рядом с госпожой и кормил ее медовыми орешками с рук. Сладострастная шатенка была мне не знакома, но из разговоров я узнала, что ее зовут Свитсейя. Ее статус так и остался для меня загадкой.

Зато еще двух дам я знала прекрасно. Обе — мои давние и очень хорошие клиентки. Одна из них, Миления, сидела рядом с моим воспитанником Юлисом. Я видела Милению в амфитеатре, но тогда она по каким-то причинам не взяла с собой любовника. Сейчас же, в небольшом кругу единомышленниц, она без стеснения гладила кучерявые волосы Юлиса. Тот сидел на полу и жмурился, подставляя голову под ласковые руки госпожи.

Вторая моя знакомая — секретарь градоправителя, бойкая и острая на язык Эльриния. У ее ног, словно хищные тигры, лежали два раба. У каждого из них на шее был ошейник с металлической цепью. Несмотря на столь эпатажный вид, я прекрасно знала, что на самом деле Эльриния — девушка адекватная, умная и гуманная. И вся ее экстравагантность не более чем защитная маска.

Я села рядом с Эльринией, а Маркуса усадила на полу возле себя. Посадить его на кушетку не решилась, так как за исключением шатенки, остальные не позволяли рабам сидеть на мебели. А раз так, то и я не собиралась нарушать правила.

Хорошо, что на Маркуса можно было положиться. Он мигом вспомнил все, чему я учила и вел себя как подобает хорошо воспитанному рабу. В отличие, кстати, от некоторых.

Не то, чтобы я специально выискивала недостатки в воспитании чужой прислуги, это, скорее, профессиональный навык, подметивший, что рабы рыженькой не знали, какие закуски подходят для того или иного вина. Они предлагали госпоже кусочки жирной рыбы к терпкому красному вину, хотя эти продукты плохо сочетаются друг с другом. Из-за этого вместо приятного послевкусия напитка рыженькая могла ощутить лишь рыбный привкус.

Рабы жены Люцимуса и вовсе украдкой отщипывали виноград из мисок и отправляли себе в рот. Вот Юлис — молодец. Сидел как образцовый слуга, прекрасно знал к какому вину какую закуску подать, чтобы вкусы дополняли друг друга. Еду в рот не тащил, ждал, когда Миления сама угостит. По сторонам головой не вертел, ворон не считал и был внимателен к просьбам госпожи. Я даже почувствовала гордость за своего воспитанника. Не зря старалась.

Атмосфера была более расслабленной и дружелюбной, чем на обычных светских мероприятиях. Все непринужденно общались. Разве что рыжая, та, что пришла с четырьмя рабами, вела себя несколько высокомерно, и жена Люцимуса казалась холодной и отстраненной. Ну и сестра ее, пожалуй, тоже не слишком выражала готовность общаться, но как я поняла, это было продиктовано скорее стеснительностью, чем презрением к собравшимся. Видимо, она тоже, как и я, была не частым гостем на подобных мероприятиях, и чувствовала себя неловко.

В остальном все активно сплетничали и шутили. Я немного поговорила с Эльринией, с которой мы ранее пересекались на мероприятиях и были в хороших отношениях. Пользуясь моментом, прорекламировала Дилизия, описывая красоту юноши и его забавную манеру общения. Такой раб мог бы заинтересовать секретаршу, которая любила все необычное, выходящее за общепринятые рамки. Однако Эльриния не проявила особого интереса к Дилизию, а вот арамерец неодобрительно поджал губы и дал понять, что я забыла все, что он говорил мне о запрете навязывать свои услуги. Ну а как мне иначе пристроить Дилизия? Если я о нем не расскажу, так никто ведь и не спросит. Сами гостьи как-то не спешили задавать мне вопросы о работе.

Чуть погодя к нам присоединилась еще одна гостья — молоденькая жена верховного судьи. Веселая, жизнерадостная, и явно скучающая в браке. А после появилась сама хозяйка вечера — Ликея, в сопровождении Малия. Она сразу взяла беседу в свои руки и рассказала о том, как в мой дом пробрались грабители. Однако повторно пересказывать события той ночи Ликея попросила не меня, а Маркуса.

Арамерец вышел в центр гостиной, чтобы быть на виду у всех. Я думала, что ему будет неловко от всеобщего внимания, тем более что мы оба предполагали, что рассказывать историю придется мне. Однако стеснение присутствовало только в первые минуты, а затем брюнет вошел во вкус. Он мастерски создавал атмосферу, пересказывая, как разбойники требовали от меня указать на тайник с сокровищами и как он был вынужден бездействовать, когда меня увели в спальню.

— Похоже, он в тебя не на шутку влюблен, — шепнула секретарша градоправителя, сидевшая рядом.

— Это тебе Ликея сказала? — с Эльринией я общалась куда как раскованнее, чем с сестрой ее работодателя. Девушка не принадлежала к знатным семьям и добилась высокого статуса в обществе благодаря своему труду. Человек, плохо с ней знакомый, счел бы секретаршу высокомерной и жесткой. И в какой-то степени был бы прав. В работе Эльриния зачастую вела себя именно так. Но в неформальной обстановке, среди своих, она оставалась все той же девчонкой из небогатой семьи. Она спокойно дружила с простыми торговцами и ремесленниками, могла устроить попойку в компании рабов и не делила людей по сословиям.

— Да это и так очевидно, — Эльриния наклонилась еще ближе и зашептала: — Он жить без тебя не может.

— Все он может. И нет у него ко мне никаких чувств, — сказала я с легкой досадой.

— Да ладно тебе. Уж со мной-то ты можешь быть честной, — собеседница понизила голос, — Я все понимаю и никому не скажу.

— Так я тебе честно и говорю — между нами ничего нет.

Все как сговорились постоянно меня уверять в чувствах Маркуса. Будто нарочно хотят, чтобы я в него влюбилась.

— Хочешь сказать, что ты сейчас не притворяешься? — прищурилась Эльриния, вглядываясь в мое лицо.

— Нет, а зачем?

— То есть ты действительно не видишь, что к тебе испытывает этот раб?

Хм… Три сторонних наблюдателя против одного слова Маркуса. И сама я в какой-то момент тоже ведь начала подозревать его в чувствах, но потом он сбил меня с толку своим безразличием.

— У нас с ним буквально недавно был разговор на эту тему, — от Эльринии я не собиралась ничего утаивать, зная, что ей можно доверять любые секреты и они останутся неразглашенными. — Я его спросила и Маркус мне сам прямым текстом сказал, что в целом он был бы не против заняться со мной сексом, но не более того. Никаких романтических и уж тем более серьезных чувств он ко мне не питает.

— Так и сказал? — это удивило секретаршу.

— Фактически слово в слово.

— Знаешь, это так странно. Потому что я готова биться об заклад — у него к тебе чувства. А у меня очень хорошая интуиция в таких вещах.

Я призадумалась. Эльриния действительно славилась тем, что умела по одному только виду определять кто с кем в каких отношениях. Она могла прийти в незнакомую компанию и уже через несколько минут рассказать кто кого любит и кто с кем спит. При этом она сама не могла объяснить, как это делает. Она просто говорила, что видит это. И я не помню случаев, когда она ошибалась.

Если Эльриния увидела чувства у арамерца, а до этого Ликея заподозрила то же самое, и Дилизий это отметил, то, возможно, сестра градоправителя была права, сказав, что Маркус соврал.

— Слушай, а как ты определила? — мне стало любопытно.

— Не знаю… просто это так очевидно. Достаточно понаблюдать как он тебе вино подает, как отвечает. У него даже лицо меняется, когда он на тебя смотрит: уголки губ начинают ползти вверх. Буквально на секунды, после чего он, видимо, вспоминает что не должен проявлять эмоций. Но стоит ему забыться и глянуть на тебя — опять начинает невольно улыбаться. Вот даже сейчас, посмотри: он про тебя рассказывает и у него голос начинает сбиваться от волнения. Так что я могу поклясться на алтаре Далара — он очень сильно тебя любит.

Теперь и я начала внимательнее приглядываться к Маркусу. Стоило мне посмотреть ему прямо в глаза, как он чуть заметно улыбнулся и тут же отвел взгляд.

Погодите… но тогда зачем он сам опроверг это?

Чтобы…

Ну, конечно! Я четко дала понять, что не рассматриваю его для серьезных отношений, уезжать с ним в Арамерию не собираюсь и вообще для меня он всего лишь чужой раб, от которого я скоро избавлюсь. А он, получается, все это время меня любит?

Ох…

Тогда все сходится. И то, с какой яростью он защищал меня перед бандитами. И как потом ради меня побежал договариваться с работорговцами. Причем, зная, что мы не будем вместе, что я не собираюсь покидать империю. Мог спокойно оставить все как есть, раз я не хочу быть с ним, но вместо этого решил помочь мне с работой.

А поняв, что я не испытываю к нему чувств, счел, что самым лучшим будет молчать о своих.

И почему я поверила словам Маркуса, что все это он делает исключительно из дружеских побуждений?

Хотя как было не поверить? Когда нужно, арамерец умеет быть убедительным.

Вот же рамонов манипулятор! И ведь как он ловко демонстрировал безразличие все последние дни.

Я попыталась представить себя на его месте: что бы я чувствовала, если бы была рабыней и влюбилась в господина?

Ради меня он согласился вытерпеть унижения от Эйстерии, только чтобы спасти от скандала. А я потом такого ему наговорила… Что он чужая собственность, что как мужчина мне он совершенно не нужен…

И даже после этого он до последнего решил мне помогать.

Господи-боже, как же стыдно…

Тихонько, чтобы не мешать рассказу арамерца, я подозвала одного из рабов и попросила налить неразбавленного вина — до такой степени на душе было паршиво. Как я так сразу не поняла, что Маркус меня любит? Ведь действительно, все так очевидно. Сколько он всего для меня совершил. На что согласился пойти, невзирая на гордость и принципы. Надо было делать выводы по его поступкам, а не по словам.

Залпом отпила половину кубка. Крепкий алкоголь теплом разлился по телу. Я не собиралась напиваться, но мне требовалось хоть чем-то притупить болезненную совесть.