Начинается экзамен, и я успеваю тысячу раз пожалеть о своем сообщении Петру. И зачем только Оксана подговорила меня признаться ему прямо сейчас? Что он ответит? И ответит ли вообще? Ему ведь сейчас совсем не до меня, особенно если ребенок окажется его… Надо было написать что-то вроде «я с тобой, что бы там ни было», но что за «я люблю тебя, Петь»? Безответственно и по-детски. Да еще и сообщением. Такие вещи нужно говорить вслух, глаза в глаза, или не говорить вовсе.
В итоге, экзамен тянется целую вечность. Я захожу в числе первой пятерки, но вызывают меня только четвертой. К этому моменту черновик с ответами на вопросы уже исписан вдоль и поперек, все задачи решены, а по краям появляется сеточка нервного рисунка. Нужно хоть чем-то занять дрожащие пальцы, и раз телефона рядом нет — в ход идут ручка и бумага. Старый и тысячу раз проверенный способ.
— У нас экзамен по высшей математике, а не по каллиграфическому письму или живописи, Калимова, — строго замечает преподаватель, и я в ответ вздыхаю:
— Прошу прощения, Сергей Анатольевич. Немного нервничаю.
Он смягчается, решив, что проблема в экзамене:
— Уверен, вы справились. Начинайте.
Я послушно начинаю — и заканчиваю уже через пять минут. Дополнительных вопросов профессор не задает, его все устраивает:
— Отлично, Калимова! — он доволен, я тоже:
— Спасибо, Сергей Анатольевич.
Я поднимаюсь с места и, кивнув одногруппнице, которая остается в аудитории последней, иду к дверям, прихватывая сумку. Уже в коридоре вытаскиваю оттуда телефон, но не сразу решаюсь зажечь экран, потому что точно знаю: если Петя написал — всплыло уведомление, и я сразу увижу текст. В груди становится жарко и волнительно, но совсем не так, как бывало перед сексом — это иной жар, гораздо более глубокий и сложный. Я жмурюсь и сглатываю, а потом наконец нажимаю на клавишу разблокировки.
«Я тоже люблю тебя, детка. И это не мой ребенок».
А ниже — четыре пропущенных.
Я начинаю реветь прямо в коридоре университета, и продолжаю всю дорогу до дома. Еду в такси — но так и не решаюсь ему позвонить. Вместо этого убираю телефон в сумку и просто молча смотрю в окно, чувствуя, как по щекам текут непрошенные ручьи слез, а внутри все замирает от восторга и тепла. Все сомнения уходят на второй план… да что там — они просто растворяются. Мне нужны эти минуты, чтобы побыть наедине с собой и осознать, но как только я оказываюсь на пороге его квартиры, и он открывает мне дверь, я бросаюсь к нему на шею, утыкаясь носом в родное плечо и замирая. Прижимаюсь телом к телу, сердцем к сердцу, вдыхаю поглубже запах его кожи и просто стою так, кажется, целую вечность, ощущая его теплые руки на своей спине и талии.
Он принимает это молча, с пониманием и благодарностью, а потом, когда мы наконец отрываемся друг от друга, заглядывает в глаза:
— Я люблю тебя, Арина.
— И я люблю тебя, — я всхлипываю, но он с улыбкой предупреждает:
— Не реветь! — и я только киваю, шмыгая носом и снова обнимая его:
— Ладно…
— Как твой экзамен? — спрашивает мужчина.
— Отлично, отлично, — я отмахиваюсь. — Твой тест — вот что важно!
— Да, ребенок оказался не мой, у Ани не получится больше водить меня за нос, — Петя кивает. — Я одного не понимаю: неужели она правда думала, что я не узнаю об этом? Даже если бы сейчас я поверил — ребенок бы родился, и рано или поздно я попробовал бы сделать тест от отцовство снова.
Я пожимаю плечами:
— Не знаю, зачем ей это все… Как думаешь, от кого она беременна? От насильника? Или от какого-то другого мужчины?
— Мне уже все равно, — он качает головой. — Главное, что ты рядом.
Я глубоко вдыхаю, впитывая эти слова каждой клеточкой кожи. Мы так и стоим на пороге, прижавшись друг к другу. Петя обхватывает мое лицо ладонями и целует в губы, долго и очень нежно, а потом запускает длинные пальцы в распущенные волосы, снова повторяя заветную фразу:
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя, — вторю я ему.
— Почему ты написала это именно сейчас? — спрашивает он мягко. — Я хотел признаться тебе после того, как разрешится эта история с ребенком… Вне зависимости от того, кто бы оказался отцом.
— Мне хотелось поддержать тебя, это был порыв… — я не решаюсь сказать, что меня подтолкнула Оксана. Какая разница? Это же все равно было мое решение. Я могла и не признаваться, но сделала это, потому что знала, как это важно для него. Именно сегодня, именно сейчас.
Утром я просыпаюсь от того, что Петина рука придавливает мою обнаженную грудь. И смешно, и больно. Он сопит мне прямо в ухо, а я осторожно подцепляю пальцами огромную ручищу, чтобы хоть немного сдвинуть вниз, на живот. Пока я пытаюсь, Петя просыпается и убирает руку сам, но тут же сгребает меня в охапку и прижимает к себе, рыча на ухо:
— Моя!
— Твоя, твоя, — я смеюсь. Его стояк упирается мне в бедро, а у меня сегодня первый день каникул, и я очень даже настроена и ему сорвать рабочий день. Запуская руку под одеяло, я быстро нащупываю твердый член и одновременно кусаю его за нижнюю губу:
— А ты мой…
И тут раздается звонок в дверь. Оглушительно долгий, словно того, кто нажал на кнопку, закоротило, и он не смог убрать палец со звонка.
— Мы кого-то ждем? — спрашиваю я.
— Нет, — Петя хмурится, но встает с постели, быстро натягивая штаны и рубашку. Я набрасываю халат и выхожу из спальни следом за ним.
— Кто там? — спрашиваю шепотом, когда он смотрит в глазок.
— Аня, — отвечает мужчина и распахивает входную дверь.