Испытай меня нежностью и болью

50 глава. Брусничные ватрушки и скрипучая кровать

— Мам, знакомься: это Петя, мой… молодой человек, — я немного смущаюсь называть его так при родителях, да и при нем самом, но ответом мне служат только теплые улыбки родных людей, и это делает меня немного смелее. Я продолжаю: — Петь, это моя мама Вероника Игоревна. Пап, это Петя. Петь, мой папа Герман Викторович.

Папа с Петей обмениваются крепкими рукопожатиями, а мама тут же бросается обнимать и меня, и нового члена семьи. Нет-нет, это не мои слова, а ее! Более того, мама называет Петю новым членом семьи настолько уверенно и громко, что смущает даже его самого. А Петю, знаете ли, не так легко смутить. Сейчас же у него даже щеки покрываются легким румянцем.

На часах — половина пятого утра, но свет включен по всей квартире, стол накрыт, чайник закипает, и нас зовут завтракать.

— Какая красота! — восклицает Петя, увидев корзинку с испеченными мамой брусничными ватрушками, а она усаживает его за стол вперед всех:

— Приятного аппетита!

Глядя на это зрелище, я невольно улыбаюсь: я знала, что мама будет стараться, но чтобы настолько… Это слишком мило.

Садясь рядом с Петей, я протягиваю ему ладонь под столешницей, и мы сплетаем пальцы. Свободной рукой я беру еще теплую ватрушку с брусникой. Мамин фирменный семейный рецепт! Ее выпечка — самая вкусная на свете! Как же я, черт возьми, скучала…

— Итак, надолго ли вы к нам? — спрашивает папа, делая глоток горячего чая, а я переглядываюсь с Петей и нерешительно отвечаю:

— Как получится, — ведь мы и вправду еще не решили, на сколько. У меня каникулы до первого сентября, а Петя взял три недели за свой счет. Потом либо он продлит отпуск, либо я вернусь с ним в раскаленную августовскую столицу. Расставаться даже на неделю — а тем более до самой осени! — кажется нам совершенно невозможным.

— И какие планы, чем будете заниматься? — спрашивает мама, внимательно разглядывая Петю. Тот уплетает за обе щеки уже вторую ватрушку, на губах у него красный след от брусничного варенья, и мне ужасно хочется поцеловать его, но приходится сдерживаться и только крепче сжимать под столом его пальцы.

— Арина обещала показать мне город и свозить в деревню, где проводила каждое лето, пока была маленькой, — говорит Петя.

— Мы несколько лет там не бывали, — мама грустно кивает.

— Может быть, поедете вместе с нами тогда?

— Посмотрим, может быть.

— Еще мы планируем выбраться на природу, — встреваю я. — С палаткой и костром. Лесная романтика и все такое.

Отец смеется:

— Комары сожрут! — а я парирую:

— Ерунда! Современные спреи в помощь!

— Какой ужас, — улыбается Петя.

— Что такое? — спрашивает мама.

— У вас совершенно отчаянная дочь, за это я ее и люблю.

— Петя — насквозь городской житель, — поясняю я, закатив глаза. — Но это ненадолго, я научу его отдыхать на лоне природы!

После завтрака мама напрямую спрашивает, постелить Пете в гостиной, или мы будем спать вместе. Переглянувшись, мы хором заявляем:

— Вместе!

— Хорошо, — мама кивает и улыбается. — Отдыхайте.

Мы и вправду устали с дороги. Несмотря на встречу с родителями, оживленную беседу и горячий завтрак, меня клонит в сон: прошлой ночью мы практически не спали. Петя тоже выглядит разбитым. Но прежде чем отправить его в душ, я все равно подхожу вплотную и делаю то, о чем мечтала весь последний час: провожу языком по его нижней губе, слизывая каплю брусничного варенья. Мужчина улыбается мне в губы:

— Как ты думаешь, если у нас получилось заняться любовью в поезде, тут тоже получится, или при родителях совсем неудобно?

— Почему ты у меня такой извращенец! — возмущаюсь я в шутку.

— Неправда! — ухмыляется он в ответ.

Впрочем, после душа, куда мы отправляемся по-очереди, все равно не обходится без объятий и поцелуев. Только вот оказывается, что постель у меня сильно скрипит: заняться на ней сексом так, чтобы ничего не услышали спящие в соседней комнате родители, просто невозможно. Мне может и можно заткнуть рот — но вот что делать с кроватью, непонятно.

— Надо купить тебе нормальный диван, — хмыкает Петя.

— Это будет подозрительно, тебе не кажется? — я улыбаюсь.

— Ничуть. Кровать правда пора менять, она скрипит, это плохо.

— И ты не преследуешь никакие неприличные цели?

— Совершенно точно нет!

Мы смеемся и обнимаемся, а потом засыпаем, чтобы проснуться уже во второй половине дня, пообедать и пойти на прогулку. Я обещала показать Пете Вологду — и в первый же день выполняю данное обещание, вывозя его в центр города и устраивая многочасовую импровизированную экскурсию по главным достопримечательностям.

Вечером мы оказываемся на городской набережной и устраиваемся в небольшом уличном кафе с видом на Волгу, чтобы поужинать.

— Тут очень красиво, — говорит Петя, и я киваю:

— Да, и дышится намного свободней, чем в Москве.

— Как думаешь, твои родители правда могут поехать с нами в деревню?

— Вряд ли, — я морщусь. — Там нечего делать. За домом и садом никто не ухаживает много лет, баня разваливается… Но я все равно хочу показать тебе эти места. Проселочную дорогу, по которой бегала маленькой, подлесок с мягким мхом, поля… И сама хочу немного поностальгировать.

— Понимаю, — Петя кивает, а я в порыве нежности встаю с места напротив и сажусь рядом с ним, прижимаясь щекой к теплому плечу. Он целует меня в висок: — Все нормально?

— Да, — я улыбаюсь.

— Люблю тебя.

— И я тебя.

— Значит, завтра едем в деревню? — спрашивает Петя.

— Ага.

— Отлично. А потом, вечером, у меня для тебя сюрприз.