Незваная гостья складывает руки на груди, как только видит, что мужчина в квартире не один. Почему-то возникает ощущение, что она планировала толкать одну речь, но при виде меня решила высказать совершенно другое, совсем уж нелепое и бессмысленное.
— Теперь ясно, почему ты не хочешь брать на себя ответственность за своего ребенка, — тон у нее насмешливый, но на самом деле, смешна тут только она. Если бы она не была мне неприятна — я бы искренне рассмеялась.
— Я же послал тебе сообщение, что сделал второй тест, — говорит Петр мрачно. Я стою чуть поодаль, но вижу, что вена у него на шее вздулась и нервно пульсирует. Еще бы: он собирался заняться со мной любовью, но никак не препираться в очередной раз с этой выскочкой. — Ребенок не мой.
— Вот так, значит…
Аня вдруг меняется в лице. Так меняются актеры, когда уходят за театральные кулисы и снимают с себя маску роли. Она как будто вся обмякает, брови выгибаются жалобными дугами, глаза наполняются слезами, нижняя губа дрожит:
— Мы можем поговорить наедине?
— Нет, — отрезает мужчина, и тогда я касаюсь его локтя пальцами:
— Петь… пусть, я не против.
Он оборачивается на меня и сначала как будто бы злится, но потом смягчается и кивает:
— Ладно, — и обращается уже к девушке: — Только быстро.
Я возвращаюсь в спальню и закрываю за собой дверь, чтобы не слышать их разговора, но до меня все равно долетают отдельные слова, сказанные слишком громко: предал… бросил… одна… Я тяжело вздыхаю и стараюсь не выстраивать из этих обрывков какие-то фразы, не додумывать смысл, а просто дождаться Петю.
Слышно, что она плачет, но через десять минут входная дверь все-таки наконец захлопывается, и я выхожу обратно в прихожую:
— Ну что?
— Никто ее не насиловал, — фыркает Петя, отмахиваясь рукой.
— Правда? — переспрашиваю я разочарованно.
— По своей воле трахалась с каким-то проходимцем, залетела, он ее бросил, а она его любила, мол… И вроде бы и ребенок ей не нужен, но и избавляться от него не хочется, ведь он — последнее, что ей осталось от этого мужика… Ебать как бредово.
— Да уж, — протягиваю я задумчиво. — Вообще-то, мне ее жаль.
— Серьезно? Мне нет, — Петя качает головой.
— Она просто несчастная одинокая девушка.
— Это не дает ей права доебываться до счастливых и неодиноких, — он делает ко мне шаг и притягивает к себе за талию. Я кладу ладони на его теплые плечи:
— А ты правда счастлив?
— Конечно, а ты нет? — удивляется он.
— Счастлива, — я киваю и выдаю совершенно неожиданно: — Хочешь поехать вместе со мной в Вологду?
Петр чуть отстраняется и смотрит на меня внимательно:
— А ты познакомишь меня со своими родителями?
— Разумеется, — отвечаю я чуть смущенно.
— И мы даже устроим пикник на природе, с костром, песнями под гитару и палаткой?
— А ты умеешь играть на гитаре? — удивляюсь я.
— Нет, — с улыбкой признается мужчина. — Но умею ставить палатку и разводить костер.
— Заметано, — я улыбаюсь.
Мысль приехать с ним в город своего детства не кажется мне такой уж дикой. В конце концов, мы можем снять номер в гостинице, чтобы не смущать родителей совместной ночевкой в моей комнате. Или мама постелит ему в гостиной. То-то будет забавно, спать через стенку, не имея возможности в любой момент сбросить с себя одежду и заняться сексом… А если серьезно — это действительно важный шаг, и я к нему готова.
— А ты познакомишь меня со своими родителями? — спрашиваю я.
— Они живут в Питере, — напоминает Петя.
— Ну так и мои не в Москве.
— Знаю, — он улыбается. — Нужно только сообразить: мы съездим к ним или они к нам. А так, конечно, познакомлю. Но сейчас… — его ладони скользят по моей талии вниз. — Сейчас я хотел бы не говорить о родителях, а заняться тем, от чего нас так нагло оторвали…
— А тебе не пора на работу? — усмехаюсь я и льну телом к телу.
— Пожалуй, я сегодня пропущу эту часть дня…
— Тебя не уволят?
— Нет, — он улыбается и затыкает меня поцелуем, чтобы уже через мгновение подхватить на руки и унести обратно в спальню.
Проходит еще несколько дней, первый месяц лета заканчивается, начинается второй, и находиться в Москве становится все сложней: бетонные стены сдавливают воздух, асфальт плавится под ногами, душное загазованное пространство оставляет на коже пот и пыль. Мысль о том, что уже этим вечером мы отправимся в Вологду, разливается живительной прохладой в воспаленном мозгу. Сумки давно собраны, билеты куплены, и поезд ждет. Я обожаю поездки, сам факт путешествия меня радует, а уж то, что мы вырвемся из Москвы — особенно.
— У тебя вещей больше, чем у меня, — улыбаюсь я, пока мы едем на вокзал, а Петя в ответ практически оскорбляется:
— Это ты едешь домой, где у тебя своя комната и шкаф с одеждой!
— Ну да, прости! — я смеюсь. — Но я думаю, мой папа одолжит тебе штаны и пару-тройку рубашек, если что.
— Ох, спасибо! — он по-прежнему гримасничает.
Так, дурачась и смеясь, мы добираемся до нашего вагона, а там протягиваем проводнице паспорта.
— Места пятнадцать и шестнадцать, — сообщает она, возвращая документы.
— Я буду на нижней полке, — шепчу я, когда мы входим в вагон.
— Но ночью переберешься ко мне на верхнюю.
— Зачем?
— Догадайся, — Петя загадочно улыбается.
— Да ты издеваешься?! Мы едем в плацкартном вагоне, вокруг будет полно людей!
— В этом вся прелесть, — улыбается он и быстро укладывает мой чемодан под нижнюю полку, пока я смотрю на него во все глаза, искренне не понимая, за какие грехи мне достался этот извращенец.