История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951

Вмешательство стран Оси

Военная мощь Великобритании на Ближнем Востоке в 1920-х и 1930-х гг. была велика. Англичане со всей серьезностью относились к своим мандатным обязательствам в том, что касалось стремления их арабских подопечных к независимости. Так, в 1930 г. они заключили с багдадским правительством короля Фейсала договор, предоставляющий юридический суверенитет Ираку при сохранении на его территории британских военных баз. Точно так же Абдаллаху, ставшему в 1922 г. эмиром Трансиордании, было позволено создать собственное правительство и в перспективе обещана независимость. Египет, оккупированный англичанами в 1882 г., в 1922 г. формально обрел независимость, а в 1936 г. был подписан Договор о прекращении оккупации Египта. В соответствии с ним британская армия сократила численность находившихся там гарнизонов. В 1935–1936 гг. примеру Англии последовала Франция, заключив договоры с правительствами Сирии и Ливана. Однако и англичане, и французы поступили подобным образом, не просто следуя своим юридическим обязательствам. Не в меньшей степени на их решения влияло давление арабских и египетских националистов. Рост национализма временами приводил к вспышкам насилия, которые не только угрожали прочному положению Англии и Франции на Ближнем Востоке, но и могли быть на руку европейским противникам этих государств.

Италия, выступавшая против англичан и французов, стремилась “исправить несправедливость” Парижской мирной конференции и распространить свое влияние на все Средиземноморское побережье. Надо сказать, что после 1935 г. эти имперские амбиции стали вполне реальными. Укрепившись в Африке — в Ливии, Эфиопии и итальянском Сомали, Муссолини начал подумывать о французском Тунисе на западе и Египте и Леванте на востоке. Некогда в эти края приходили торговые суда из Венеции, Генуи и Триеста. Каждый вечер расположенная в Бари мощная коротковолновая радиостанция вела на арабском языке пропагандистские передачи, предназначенные для стран Магриба[245] и Ближнего Востока. Они были полны нападок на английские и французские оккупационные власти в арабских государствах. Выступая в качестве “друга и защитника ислама”, дуче в то же время ясно давал понять, что считает Средиземное море “итальянским”.

Стремление Италии заручиться влиянием в мусульманском мире всячески поддерживалось нацистской Германией. Гитлер, в сущности, не пытался распространить свои территориальные претензии на Восточное Средиземноморье. Считалось само собой разумеющимся, что Ближний Восток включен в сферу итальянской экспансии. Однако в планы фюрера входил подрыв англо-французского влияния в регионе, который традиционно считался сферой влияния Франции и Великобритании. Поэтому уже в 1935 г. нацистское Министерство пропаганды субсидировало различные курсы, институты и журналы, посвященные Ближнему Востоку, вкладывая миллионы марок в “просветительскую” деятельность немецких пресс-атташе и советников по культуре в исламских столицах. В 1938 г. немцы открыли радиостанцию для пропагандистского вещания на страны Ближнего Востока на всех языках этого региона — разумеется, за исключением иврита. Как и передачи итальянской станции в Бари и испанской в Севилье, немецкая программа имела большой успех в арабском мире. С одобрением встречали арабы и известных нацистов, приезжавших на Ближний Восток с “визитами доброй воли” — среди них были, между прочим, д-р Яльмар Шахт и Бальдур фон Ширах[246].

Пропагандисты из стран Оси достигли особого успеха, прибегнув к идеологическому трюку. Немецкие журналисты и дипломаты неустанно проводили параллель между пангерманскими идеями нацистов и “молодыми силами панарабского национализма, [который] является залогом арабского будущего”. Еще важнее было то, что арабам постоянно напоминали о врагах, которые были в то же время и врагами нацистов. Даже в середине 1930-х гг., когда Берлин проявлял известную сдержанность и не слишком явно обнаруживал свою неприязнь к Англии и Франции, немецкие дипломаты открыто вели нацистскую кампанию, направленную против евреев. Практически все газеты и журналы на арабском языке, издававшиеся немцами на Ближнем Востоке, пестрели антисемитскими выпадами. Выдержки из этих изданий широко распространялись Верховным арабским комитетом под руководством муфтия. Когда в 1935 г. в Германии были введены Нюрнбергские законы[247], Гитлер получил поздравительные телеграммы и хвалебные послания со всех концов арабского мира. Палестинская газета “Аль-Лива” не замедлила позаимствовать у нацистов их лозунг: “Одна страна, один народ, один вождь”. Ахмед Хусейни, лидер “младоегипетского” движения, заявлял, что “сегодня в Европе подлинными демократиями являются только Италия и Германия, все прочие — всего лишь парламентские плутократии”. Делегация иракских спортивных клубов, вернувшись в сентябре 1937 г. домой после поездки в Германию, выразила искреннее восхищение “национал-социалистическим порядком и дисциплиной”. Карл Расван, известный журналист немецкого происхождения, в 1939 г. побывал в Трансиордании и был поражен почти полным единодушием арабов, говоривших ему, что “Италия и Германия сильны, а Англия, да и вся Британская империя существуют лишь с согласия Муссолини и Гитлера”. На Ближнем Востоке одна за другой появлялись ультраправые политические группировки и партии, сознательно взявшие за образец нацизм и итальянский фашизм.

Накануне арабского восстания

Ирония судьбы заключалась в том, что нацистская Германия, взявшая на себя роль покровительницы арабского мира и вдохновительницы арабского национализма правого толка, невольно способствовала развитию и укреплению сионизма в Палестине. По мере того как росло преследование евреев в Германии, росла и еврейская эмиграция в Палестину и другие страны. Решающее значение в ее организации сыграли сионистские учебные центры по приему беженцев, однако неожиданным образом исходу содействовало и правительство рейха. Напомним, что в силу уникального в своем роде соглашения евреи, эмигрируя из Германии, могли вывезти оттуда свои сбережения в виде немецких товаров, которые они затем продавали в Палестине. Необычное и по своим причинам, и по целям экономическое сотрудничество между рейхом и евреями Палестины окрепло и оказалось обоюдовыгодным. Хотя некоторые чиновники германского Министерства иностранных дел и выражали недовольство такими отношениями, нацистское руководство по-прежнему положительно смотрело на любые действия, которые могли ускорить эмиграцию евреев из страны. Так и получилось, что Адольф Эйхман[248], эсэсовец, ответственный за еврейскую эмиграцию, не отказывал в помощи представителям сионистов из Палестины. Когда они попросили разрешения открыть учебные лагеря, где будущие эмигранты смогли бы пройти профессиональную подготовку, Эйхман охотно предоставил им помещения и оборудование.

Напомним, что Германия была не единственной страной, откуда вынуждены были уехать десятки тысяч евреев. Безобразный государственный антисемитизм процветал и в странах Восточной Европы, возникших после Первой мировой войны. В 1939 г., когда “Великую Германию” покинуло 275 тыс. евреев, примерно такое же число их бежало из Польши, Венгрии и Румынии. Во многих государствах были установлены жесткие иммиграционные квоты и ограничения, поэтому не менее трети еврейских беженцев направилось в Палестину. Неудивительно, что эта волна еврейской иммиграции в Святую землю во второй половине 1930-х гг. стала главной причиной новых арабских волнений. Даже наиболее сдержанные и здравомыслящие арабские лидеры заявляли в 1936 г., что обязательство способствовать созданию еврейского национального очага уже выполнено Великобританией. Этот очаг, несомненно, существует, говорили они, поскольку почти 400 тыс. евреев располагают своей системой самоуправления, школами, университетами, больницами, культурными центрами, клубами и ассоциациями. Не пора ли, вопрошали критически настроенные арабы, вообще покончить с палестинским мандатом? Ирак, Египет, Сирия, Ливан получили независимость, даже в Трансиордании создано нечто вроде независимого правительства. Разве Палестина с ее арабским большинством не имеет на это права?

Яркими выразителями недовольства стали молодые арабские писатели Палестины, получившие образование уже во времена мандата. Некоторые из них были родом из Наблуса[249], небольшого города, жители которого — преимущественно мусульмане — при турках имели исключительно выгодные условия для развития промышленности; это привело к возникновению значительной прослойки националистически настроенных буржуа. В 1930-х гг. самый выдающийся из писателей националистического толка, Мухаммед Иззат Дарваза, был директором средней школы, а позже вошел в состав Верховного арабского комитета. Писатели Мухаммед Рафик аль-Тамини и Кадри Хафиз аль-Тукан, выходцы из Наблуса, служили учителями в частных школах, Ареф аль-Ареф был скромным чиновником в мандатном учреждении. Все они писали злобные антисионистские памфлеты, имевшие значительный успех. В арабском мире никто, пожалуй, не мог сравниться с ними по плодовитости и литературным достоинствам их журналистской деятельности. К этой группе примыкали более молодые писатели — Мухаммед Юсуф аль-Хусейни (из знаменитого клана Хусейни) и Хасан Сидки аль-Даджани. Все их сочинения объединял один призыв — сплотиться в борьбе против сионистов и их покровителей-англичан и начать священную войну в Палестине, джихад палестинских арабов.

В результате беспрецедентной по размаху пятой алии страсти разгорелись с новой силой. В статье, опубликованной в “Интернешнл эфэарз”, палестинский христианин, юрист и журналист Эмиль Гори так выразил суть недовольства, царившего среди арабов:

Арабские лидеры остро реагировали на публичные высказывания ряда воинствующих сионистов, в том числе Усышкина. “Конечно, я считаю, что евреи и арабы могут прийти к соглашению, — писал Усышкин в 1936 г., — но только если поставить арабов перед свершившимся фактом того, что евреи перестали быть меньшинством в стране”. Схожее мнение Бен-Гурион высказывал Мусе аль-Алами. Разумеется, воплощением зла в глазах арабской интеллигенции был Жаботинский, который открыто требовал создания в Палестине (включая Трансиорданию) еврейского государства. Это выводило из себя даже самых умеренных арабских деятелей, опасавшихся всепоглощающего вала еврейской иммиграции.

Напомним, что несколькими годами ранее доклады Шоу и Хоуп-Симпсона в 1929 г. и Белая книга в 1930 г. только подкрепили эти опасения. Даже по завышенным оценкам арабов, евреи владели в Палестине всего лишь 20 % пригодной для сельского хозяйства земли (по утверждению сионистов — менее чем 5 %). Но арабы признавали лишь то, что бросалось в глаза, а видели они, что евреи покупают все новые и новые участки, что арабские феллахи все чаще перебираются в города. Видели они и какой высокой производительности достигло еврейское сельское хозяйство. Для араба семейный надел обладал почти мистической ценностью — и вот земель у арабов становится все меньше! Однако ненависть к сионистам была вызвана не только страхом перед увеличением еврейского населения и расширением его землевладения. В не меньшей степени она представляла собой реакцию на то деморализующее воздействие, которое еврейские социальные модели оказывали на традиционный арабский уклад. Карл Расван так передает эмоциональный монолог арабского крестьянина:

В 1936 г. под влиянием немецкой и итальянской пропаганды страх и ненависть, раздуваемые религиозными ксенофобами — сторонниками муфтия, вырвались наружу. Арабская пресса Палестины утверждала, что англичане разрешают евреям въезд в Святую землю, чтобы “столкнуть арабов в море и покончить с ними”, что сионисты подстрекают к убийствам, нападениям на арабских женщин и разорению мечетей.

Напряжение еще более усилилось, когда вновь — и весьма несвоевременно — был поднят вопрос об управлении страной. В декабре 1935 г. верховный комиссар сэр Артур Уокоп предпринял новую попытку создать законодательные органы, в которые вошли бы арабы и евреи под беспристрастным руководством председателя, назначенного мандатными властями. На первый взгляд идея казалась вполне здравой, поскольку уже в течение ряда лет действовали объединенные арабско-еврейские муниципальные советы. Однако муфтий и его приверженцы категорически отвергли этот план. Для них была неприемлема сама мысль о том, что к управлению Палестиной будут допущены евреи. Евреи тоже были не в восторге от этого плана, так как опасались, что арабы наложат свое вето на создание еврейского национального очага. Вейцман со своими коллегами повел борьбу против идеи Уокопа в Лондоне и в Иерусалиме и весьма в этом преуспел. Зимой 1936 г. возражения сионистов прозвучали в британском парламенте, подвергшем план законодательного совета резкой критике. Сионистов поддержала и мандатная комиссия Лиги Наций. Несмотря на предшествующие возражения, арабы пришли в ярость от того, что в Лондоне и Женеве опять, как всегда, прислушались не к их заявлениям, а к протестам евреев: очевидно, сионисты в 1936 г. так же сумели заручиться могучими союзниками, как и в 1930 г., когда премьер-министр Макдональд дезавуировал Белую книгу Пасфилда. Пользуясь моральной и идеологической поддержкой стран Оси и видя, что в Европе Великобритания занимает сугубо оборонительные позиции, последователи муфтия решили, что сейчас представляется самый удобный случай нанести сионистам ответный удар.

Арабское восстание начинается

Первые неорганизованные вспышки насилия произошли в апреле 1936 г. Арабские бандиты остановили автобус и убили двух пассажиров-евреев. На следующую ночь в отместку были убиты два араба. После этого сторонники воинственного шейха Фархана ас-Саада начали уничтожать принадлежащую евреям собственность, разорять посевы и убивать мирных граждан. В ответ британские власти ввели в городах Палестины комендантский час и прибегли к другим чрезвычайным мерам. Этот взрыв насилия был на руку муфтию. Финансовые возможности Хадж Амина были очень велики — годовой доход за счет различных фондов в 1936 г. составил почти 115 тыс. палестинских фунтов. Теперь большая часть этих денег была предоставлена представителям муфтия и зачинщикам беспорядков, которые начали активно действовать по всей стране, в мусульманских городах и селах. 25 апреля по инициативе и под председательством муфтия лидеры нескольких палестинских кланов создали Верховный арабский комитет. Комитет поддержал призыв муфтия не платить налогов после 15 мая и провести общепалестинскую забастовку арабских рабочих и предпринимателей. Англичане поначалу решили не прибегать к карательным мерам в ответ на столь явное посягательство на их власть. Более того, верховный комиссар Уокоп готов был начать переговоры с муфтием и комитетом.

Сдержанность Уокопа не дала желаемого результата. Хадж Амин потребовал, чтобы англичане немедленно прекратили еврейскую иммиграцию, угрожая при этом “местью всемогущего Аллаха”. За первыми вспышками насилия последовала массовая забастовка в знак протеста против иммиграционной политики властей. Она продолжалась около шести месяцев. Эта забастовка, организованная подручными муфтия, парализовала работу правительственных учреждений и транспорта, а также всего арабского частного сектора и, в значительной степени, сельского хозяйства. Как ни парадоксально, одним из прямых следствий забастовки было развитие еврейской экономики. Впервые на цитрусовых плантациях арабских рабочих заменило значительное число евреев, а еврейская сельскохозяйственная продукция вытеснила с рынков арабскую. С другой стороны, бремя забастовки все сильнее сказывалось на положении самих арабов.

К середине лета 1936 г. борьба разгорелась с новой силой: арабские террористы появились в окрестностях Иерусалима, в Галилее и Самарии. В большинстве своем это были местные жители, завербованные агентами Хадж Амина, однако вскоре в соседних арабских странах были созданы “Комитеты в защиту Палестины”. Каждый месяц из Сирии и Ирака прибывало по 200–300 добровольцев. В последовавшем арабском восстании главную роль сыграл Фаузи аль-Каукджи. Он родился в Алеппо, во время Первой мировой войны служил в турецкой армии, а затем недолгое время работал на французскую разведку в Сирии. Однако, когда в 1925 г. в Сирии вспыхнул мятеж, Каукджи неожиданно переметнулся к повстанцам.

После подавления восстания он бежал и некоторое время находился на службе в иракской армии. Теперь, в 1936 г., решив выступить в роли арабского Гарибальди, Каукджи взялся за организацию палестинского восстания. Когда началась гражданская война, ему едва перевалило за сорок. Это был невысокий светловолосый человек, открыто подражавший своему кумиру Адольфу Гитлеру. Летом 1936 г. Каукджи организовал военную подготовку арабских националистов и создал объединенное командование разрозненными силами повстанцев. Он же наладил контрабанду оружия из стран Оси. Его партизанская тактика была довольно проста: заключалась она в ночных набегах на еврейские поселения, уничтожении посевов и скота и в убийствах жителей.

Муфтий сделал ставку на вооруженное восстание за неимением лучшего решения — в результате забастовки палестинские арабы оказались в тяжелом положении, из которого требовалось найти выход. Прошло почти полгода с тех пор, как они прекратили работать, и даже ресурсы среднего класса истощились. Верховному комитету нужно было найти предлог, чтобы без ущерба Для своего авторитета прекратить забастовку. На помощь пришли мандатные власти. Сначала они обратились с просьбой о посредничестве к трансиорданскому эмиру Абдаллаху. К сожалению, в глазах муфтия хашимитский владыка был скомпрометирован своей зависимостью от англичан и дружескими связями с сионистами. Сторонники муфтия уже несколько раз организовывали на него покушения. Тогда англичане решили обратиться к иракскому правительству. Это дало некоторые результаты. Министр иностранных дел Ирака Нури ас-Сайд в конце июля 1936 г. приехал в Иерусалим и убедил членов Верховного арабского комитета вступить в переговоры с мандатными властями. На их решение повлияло и то, что Уокоп намекнул на возможность применения военной силы со стороны Великобритании. Это была не пустая угроза. В то время в Палестине было размещено 20 тыс. английских солдат, и еще 10 тыс. должны были прибыть в скором времени.

Чтобы подсластить пилюлю, верховный комиссар объявил, что после прекращения восстания и забастовки в Палестину прибудет из Англии для расследования комиссия, и Верховный арабский комитет сможет представить свои жалобы на рассмотрение в соответствующие инстанции. Эта информация была передана муфтию правителями соседних арабских стран, которые убеждали его довериться “доброй воле дружественного британского правительства, которое заявляет о своем стремлении к справедливости”. Предложение было принято. 11 октября Верховный арабский комитет призвал к прекращению забастовки. На следующий день арабы приступили к работе. Отрядам повстанцев, к тому времени основательно потрепанным англичанами, было разрешено беспрепятственно покинуть Палестину. Фаузи аль-Каукджи отбыл в Трансиорданию. С организованными действиями террористов было покончено. За время восстания в Палестине число пострадавших достигло 1300 человек. Было убито 197 арабов, 80 евреев и 28 английских солдат. Убытки палестинских налогоплательщиков от беспорядков, продолжавшихся полгода, составили почти 6 млн фунтов.

Комиссия Пиля

11 ноября 1936 г. Королевская комиссия прибыла в Палестину. Ей было поручено выяснить причины волнений, расследовать жалобы арабов и евреев и дать рекомендации на будущее. Все шесть членов комиссии были заслуженными людьми. Председатель, лорд Роберт Пиль, внук выдающегося английского политика XIX в.,[250] ранее занимал пост министра по делам колоний. Высокому, любезному, внушающему уважение Пилю было в то время семьдесят лет. Во время заседаний он неизменно сохранял присутствие духа. Вице-председатель, сэр Рамболд, был английским верховным комиссаром в Константинополе, а затем — послом в Берлине. В комиссию входили профессиональные дипломаты и опытные юристы, однако особым влиянием пользовался единственный ученый в составе комиссии — д-р Реджиналд Купленд, специалист в области истории колоний, профессор Оксфорда.

Хотя сионистов вовсе не радовало то, что их национальным очагом займется еще одна Королевская комиссия (слишком горькими были их воспоминания о предшествующих комиссиях Шоу и Хоуп-Симпсона), они согласились сотрудничать с Пилем. В отличие от них, Верховный арабский комитет решил из стратегических соображений бойкотировать заседания. Комиссия мужественно перенесла этот удар. С первого дня она начала собирать подробные показания свидетелей — англичан и евреев. За два месяца пребывания в Палестине состоялось 30 публичных и 40 закрытых слушаний. Сотрудники Еврейского агентства хорошо подготовились к расследованию и составили тщательно сформулированные меморандумы. Самым красноречивым свидетелем был Вейцман. Трижды выступив перед комиссией, лидер сионистов говорил о трагическом положении евреев в Европе и об антисемитизме, который поднимает голову во всех странах мира. Как обычно во время своих выступлений перед государственными деятелями, Вейцман остановился на исторической связи евреев со Святой землей и подробно рассказал об их достижениях в подмандатной Палестине. Он обратился к Англии со страстным призывом выполнить обязательства, содержащиеся в Декларации Бальфура и в условиях мандата Лиги Наций, и заверил своих слушателей, что “[если] теперь будет учрежден законодательный совет и если еврейское меньшинство получит в нем то же число мест, что и арабское большинство, евреи… никогда не потребуют изменения этого паритета, каким бы ни оказалось в будущем соотношение между арабским и еврейским населением”.

Это заявление было поддержано выступлением Бен-Гуриона, председателя палестинского исполнительного комитета Еврейского агентства. В планы сионистов вовсе не входит превращение Палестины в еврейское государство, говорил Бен-Гурион (вероятно, все-таки не вполне искренне), или господство над арабским населением. Одновременно он и его сторонники настаивали на праве евреев на неограниченную иммиграцию и приобретение земли. Сионистские лидеры приводили экономические и агрономические данные, чтобы опровергнуть заявления арабов, будто в Палестине не хватает земли и нет возможности принять новых иммигрантов. Они постоянно подчеркивали, что лучший способ примирить арабские и еврейские интересы — это экономическое развитие.

Но и на этот раз сионисты не сумели правильно оценить всей глубины страха и ненависти, владевших арабами. Это стало ясно лишь после того, как муфтий и его сторонники — под давлением иракского короля Гази и короля Ибн-Сауда[251] — решили в последний момент прекратить бойкот комиссии. В своих показаниях ни один из арабских деятелей не признал каких-либо положительных сторон идеи еврейского национального очага. Они утверждали, что британский мандат и еврейское экономическое развитие принесли их народу только горе. Главное их требование сводилось к созданию независимой Палестины незамедлительно, пока арабы все еще составляют большинство населения. Только таким путем палестинский народ может избавиться от опасности сионистского экономического господства и добиться того же положения, что и другие независимые арабские страны. 13 января 1937 г. муфтий выступил перед комиссией в качестве главного свидетеля, представляющего арабов. Изысканные манеры, изящество жестов и завораживающий музыкальностью голос Хадж Амина должны были убеждать в том, что свидетель — воплощение сдержанности и благоразумия. Его аргументы, как и доводы сионистов, были в это время уже известны членам комиссии. Он рассказал об истории арабской борьбы за независимость, об обещаниях, полученных от англичан во время мировой войны, и утверждал, что с самого начала арабский национализм не противоречил планам президента Вильсона[252]. Подобно своим предшественникам, Хадж Амин подчеркивал, что абсорбировать 400 тыс. евреев, проживавших в тот момент в Святой земле, Палестина не в состоянии. Когда Пиль спросил его, не означает ли это, что из независимой арабской Палестины придется удалить некоторое количество евреев, муфтий ответил: “Это мы должны оставить на будущее”. Другие свидетели-арабы говорили о том же, только в более прямой форме.

Когда Вейцман давал показания на 51-м заседании комиссии 8 января 1937 г., там впервые была высказана идея о разделе страны. Профессор Купленд обратился к Вейцману со следующим предложением: “Если иного пути к миру нет, возможно ли такое решение — по взаимному соглашению действие мандата прекратить, а Палестину разделить надвое: Изреэльская долина и побережье станут независимым еврейским государством… а остальная Палестина плюс Трансиордания — независимым арабским государством…” Вейцмана удивил размах этого предложения. Сначала реакция его была неопределенной. “Да, но это же значит разрезать ребенка пополам”, — сказал он и попросил время для обдумывания. Однако в кулуарах Вейцман сказал своему секретарю, что дело его жизни наконец увенчалось успехом, еврейское государство будет создано. Он уже представлял себе будущее и даже изложил план политического устройства нового государства.

Вскоре после этого, в феврале, состоялась частная встреча Вейцмана с Куплендом в мошаве Нагалаль. Погода была по-зимнему унылой. Целых восемь часов политики совещались в помещении сельскохозяйственной школы. Теперь уже Вейцман старался убедить англичанина в том, что стоит бороться за раздел Палестины. Видимо, лидер сионистов справился со своей задачей. Много лет спустя Купленд рассказал об этой встрече Обри (Абе) Эвену[253]. Вейцман тогда изложил условия, необходимые для процветания еврейского национального очага, и Купленд понял, что эти условия невыполнимы под властью англичан. Он сказал Вейцману: “Здесь требуется операция — ни один серьезный врач не прописал бы в данном случае аспирин и грелку”. Вейцман вспоминал об этом разговоре так:

Завершив продолжительный разговор, Вейцман и Купленд затемно вышли на улицу. Предчувствуя, чем может обернуться эта беседа в будущем, лидер сионистов воскликнул, обращаясь к ожидавшим его колонистам: “Друзья! Сегодня мы заложили основу еврейского государства!”

Доклад Пиля и общественное мнение

Доклад Королевской комиссии, готовившийся в течение пяти месяцев, был опубликован в июле 1937 г. В докладе, одном из самых обстоятельных документов в истории британской внешней политики, было 404 страницы текста, а также подробные карты и статистические данные. Вначале вкратце излагались позиции арабов и евреев. Затем подробно описывались достижения еврейского национального очага, в том числе создание жизнеспособной экономики, развитие которой привлекло в страну и арабское население (по сравнению с 1921 г. количество его увеличилось на 50 %). Не вызывало сомнений, что благосостояние арабов Палестины, как феллахов, так и землевладельцев, неизмеримо возросло. Утверждение арабов о захвате евреями лучших земельных участков не подтвердилось: большая часть цитрусовых плантаций была создана на песках и болотах. Однако, указав на это обстоятельство, авторы документа заняли ту же осторожную позицию, которая содержалась в докладах Шоу и Хоуп-Симпсона: в будущем приобретение земли евреями следует ограничить не столько по экономическим, сколько по политическим соображениям, чтобы успокоить арабов, не желающих этого. По тем же причинам в докладе предлагалось сократить еврейскую иммиграцию на ближайшие пять лет до 12 тыс. человек в год.

Сперва предложения комиссии были восприняты сионистами как серьезный удар. Учитывая это, комиссия подчеркнула в докладе, что отклонение требований сионистов едва ли может служить решением в условиях мандата. Рассмотрению подлежит вопрос о будущем самого мандата. Суть дела заключается в том, что обещания, данные Великобританией арабам и евреям, несовместимы друг с другом. Арабская и еврейская общины не имеют точек соприкосновения — одна из них “в основном азиатская по своим особенностям, другая — в основном европейская”, и по этой причине мандат “не может развиться… в систему самоуправления… в которой согласились бы участвовать и арабы, и евреи”. Разумеется, в намерения Великобритании не входило сохранение административного status quo в Палестине без согласия местного населения.

Но, конечно, Королевская комиссия не могла согласиться с предложением отдать 400 тыс. евреев под арабское господство или, наоборот, почти миллион арабов подчинить евреям. Поэтому, говорилось в докладе, единственное приемлемое решение — раздел Палестины на две части с правами самоуправления. Это не даст полного удовлетворения ни арабам, ни евреям, но и те и другие в конце концов “поймут, что достоинства раздела перевешивают его недостатки. Ибо, не предоставляя ни одной из сторон всего, что она желает, раздел обеспечивает самое необходимое, то есть свободу и безопасность”. Комиссия кратко остановилась в своем докладе и на альтернативном варианте, который заключался в создании автономных “кантонов”, еврейского и арабского, однако не подвергла его детальной разработке, сочтя такой план слишком сложным и трудно осуществимым.

В докладе, хотя и без подробного обоснования, предлагалось разделить Палестину и Трансиорданию на три части: еврейское государство, включающее в основном Прибрежную равнину и Галилею; значительно большее арабское государство, куда вошла бы остальная часть Палестины и Трансиордания, и анклав, на который Великобритания должна была получить постоянный мандат, — район Иерусалима и Бейт-Лехема с коридором, дающим выход к морю, а также британские базы на озере Кинерет и в Эйлатском заливе. Очевидно, при разделе Палестины нельзя было оставлять в границах еврейского государства значительное арабское меньшинство, поэтому позже был разработан план обмена землями и перемещения населения, составленный по образцу греко-турецкого трансфера четырнадцатилетней давности. Так или иначе, в 1937 г. то обстоятельство, что по ту или другую сторону границы могут остаться значительные национальные меньшинства, угрожающие целостности государств, если и принималось во внимание, то только как теоретическая опасность.

План был настолько радикальным, что застал большинство современников врасплох. Однако еще удивительнее было то, с какой поспешностью британское правительство подхватило эту идею. 7 июля, как только был опубликован доклад Пиля, Лондон заявил о том, что согласен с рекомендациями комиссии, в том числе и с проектом раздела, который является “лучшим и самым перспективным выходом из тупика”. Собственно говоря, это одобрение было высказано правительством, когда оно еще не имело ни политической, ни общественной поддержки. Большинство мандатных чиновников предпочитало альтернативный (кантональный) план, ибо они не сомневались в том, что проблема меньшинств не позволит осуществить раздел. При этом для них, несомненно, было существенно еще одно соображение. Хотя Уокопа в конечном счете убедили одобрить доклад Пиля, верховный комиссар не мог скрыть своей обеспокоенности судьбой государственных служащих, для которых окончание мандата означало потерю жалованья и пенсий. В Англии план вызвал различные отклики, преимущественно отрицательные. Депутаты парламента, сочувствовавшие сионизму, высказывались скептически — в докладе Пиля предлагалось дать евреям государство воистину лилипутских размеров. Сэр Арчибальд Синклер предупреждал об опасном соседстве “двух по природе тоталитарных государств… при котором евреи будут владеть густонаселенной и богатой прибрежной полосой, но не смогут ее оборонять. За спиной у них будет обнищавшее и гонимое мировое еврейство; перед ними будет возвышаться гора Сион”. Герберт Сэмюэл, ставший к тому времени членом палаты лордов, опасался того, что оба планируемых государства, разделенные петляющей границей, “сожмут друг друга в смертельном объятии, как две борющиеся змеи”. По его мнению, схема раздела была экономически несостоятельной, особенно для арабов, которым придется покинуть самые плодородные районы Палестины.

Еще меньше энтузиазма проявила мандатная комиссия Лиги Наций. Тем не менее она не отвергла идеи раздела, хотя доклад Пиля и наносил удар по существующему мандату. Она лишь высказала пожелание, чтобы был продлен период “ученичества” — на это время можно было ввести кантональное управление или создать два новых мандата. В любом случае британская опека должна была сохраняться в ближайшем будущем. Как ни удивительно, поначалу реакция арабов на доклад Королевской комиссии была двойственной. По слухам, к плану Пиля сочувственно отнеслись Абдаллах и палестинский клан Нашашиби. В конце концов раздел привел бы к слиянию арабской части Палестины с Трансиорданией — таким образом Абдаллах расширил бы свои владения. Если бы этот план поддержал Рахиб-бей аль-Нашашиби, он занял бы в награду ключевой пост в новом государстве. Однако открыто сторонники Нашашиби и даже сам Абдаллах не решились одобрить предложения Пиля. В полном смятении находились арабы-христиане — им совсем не хотелось стать подданными мусульманского государства. Зато ни малейшей двойственности не было в позиции муфтия и его последователей. Они с презрением отмежевались от плана Пиля и заявили, что его официально отклонил весь состав Верховного арабского комитета. Им удалось заручиться поддержкой зарубежных арабских и мусульманских лидеров.

Реакция евреев была не столь быстрой. Через месяц после публикации доклада Королевской комиссии состоялся Сионистский конгресс. Жаботинский и ревизионисты, хотя они формально и не входили в Сионистскую организацию, решительно возражали против дальнейшего дробления Палестины и сделали свои взгляды достоянием гласности. Они не забыли, что пятнадцать лет назад территория подмандатной Палестины уже была разделена, и ее восточная часть превратилась в Трансиорданский эмират. Теперь предполагалось поделить и оставшееся, причем значительная часть должна была отойти к арабам. Такое решение было неприемлемо. Американские делегаты придерживались того же мнения. К ним примкнуло большинство участников конгресса. Однако было решено все-таки изучить план Пиля, поскольку он сулил создание международно признанного еврейского государства. Бен-Гурион и другие сионисты социалистического толка высказались за проведение переговоров.

Конечно, для Вейцмана суверенное еврейское государство было осуществлением мечты. Когда был опубликован доклад Королевской комиссии, Вейцман находился в Париже. Несколько дней спустя он посетил находившегося во Франции президента Ливана Эмиля Эдде. В ходе беседы Вейцман сообщил президенту о последних событиях и заметил, что надеется в будущем на установление дружеских отношений между еврейским государством и Республикой Ливан. Взволнованный Эдде пожал Вейцману руку и воскликнул: “Я приветствую первого президента Еврейской республики!” Сохраняя приподнятое настроение и на конгрессе, Вейцман говорил делегатам о том, что раздел Палестины, при всех его недостатках, все же меньшее зло, чем положение заведомого меньшинства в рамках враждебного арабского государства или федерации, и уж наверняка предпочтительнее мандата с его ограничениями на еврейскую иммиграцию. Мнение Вейцмана поддержали и эксперты по сельскому хозяйству, заявившие, что даже в предполагаемых границах еврейского государства плодородной земли достаточно, чтобы еще в течение двадцати лет ежегодно принимать по 100 тыс. иммигрантов. В результате конгресс принял резолюцию, не содержавшую прямого одобрения доклада Пиля, но поручавшую Еврейскому агентству совместно с английским правительством изучить условия, при которых может быть создано еврейское государство.

Этот компромиссный подход подкреплялся некой тайной надеждой ряда сионистских лидеров. Еще до опубликования доклада Пиля, когда содержание его стало известно, Бен-Гурион взволнованно писал Моше Шарету, главе политического отдела Еврейского агентства:

“Мы уничтожим эти навязанные нам границы — и необязательно с помощью военной силы. Я верю, что в недалеком будущем нам удастся прийти к соглашению с арабским государством. И если в наше государство приедут сотни тысяч евреев, если мы сможем упрочить наше экономическое и военное положение, будет заложена основа соглашения об уничтожении границы между нами и арабским государством”.

Обращаясь к своим товарищам и единомышленникам, Бен-Гурион тоже выражался вполне откровенно. “То еврейское государство, которое нам сейчас предлагается, не есть цель сионизма, — говорил он, — ибо на такой территории решить еврейский вопрос невозможно. Но это решающий шаг на пути к осуществлению великих целей сионизма. В кратчайшее время мы сумеем укрепить силы еврейства настолько, чтобы достичь своего исторического предназначения”.

Колебания в связи с разделом

Бен-Гурион всегда верил в возможность прямого соглашения с арабами. Напомним, что в 1934–1935 гг. он вместе с Шаретом несколько раз встречался с Мусой аль-Алами. Встречи происходили то в деревенском доме аль-Алами в Иудейских горах, то в иерусалимской квартире Шарета. Собеседники высказывались откровенно, особенно Бен-Гурион. Впоследствии, когда появился план раздела, Бен-Гурион попросил аль-Алами передать арабским лидерам предложение сионистов. Речь шла о большой финансовой помощи, которую евреи обещали будущему арабскому государству в Палестине при условии, что арабы согласятся на создание еврейского государства. Кроме того, были даны заверения, что евреи не станут возражать, если нарождающееся арабское государство образует федерацию с соседними арабскими странами. Алами передал это предложение муфтию. Неделю спустя был получен ответ. Несмотря на публичные выпады Хадж Амина против раздела, он благожелательно отнесся к инициативе евреев. Хотя муфтий и не пожелал изменить свою официальную позицию относительно раздела Палестины, через Алами он передал, что Бен-Гурион мог бы отправиться в Женеву и там внести свое предложение на рассмотрение Сирийско-палестинского арабского комитета. Трудно было понять, каковы истинные намерения муфтия. Однако Бен-Гурион принял это предложение и в конце лета 1937 г. выехал в Швейцарию. Увы, там его встреча с арабскими лидерами, шейхом Маджидом аль-Арсланом и Ихсаном Джабри, закончилась полным провалом. Оба мусульманина и не думали скрывать своей вражды; они подозревали, что сионисты “хотят нашего согласия на то, чтобы… евреи стали большинством в Палестине…”. Реакция была столь негативной, что Алами впоследствии не решился даже встретиться с Бен-Гурионом. Руководители Еврейского агентства беседовали и с другими влиятельными арабами, Ауни Абд аль-Хади-беем и Рахиб-беем аль-Нашашиби, но без видимых результатов.

Арабско-еврейские переговоры были скомпрометированы не только официальной позицией Хадж Амина, но и самой трактовкой палестинского вопроса в арабском мире. Вскоре после того, как Верховный арабский комитет отверг план раздела Палестины, он обратился за поддержкой ко всем арабским лидерам, но среди них не обнаружилось единодушия. Абдаллаха, как мы уже говорили, ничуть не пугала перспектива расширения его владений за счет раздела, однако вариант, который он предложил представителям Еврейского агентства, — гарантированная автономия евреев в рамках арабской Палестины — не мог устроить даже самых умеренных сионистов. С другой стороны, Ибн-Сауд вовсе не был в восторге от претензий Хадж Амина на лидерство в арабском националистическом движении. Оба правителя, хашимитский и саудовский, дали осторожные, уклончивые ответы.

Зато иракское и сирийское правительства воспротивились разделу в какой бы то ни было форме.

Это явствовало из той скрытой угрозы, которую высказал Абдаллаху премьер-министр Ирака Сайд Хикмат Сулейман: “Любой, кто решится возглавить такое [возникшее в результате раздела] арабское государство, — заявил премьер, — станет парией арабского мира и навлечет на себя гнев мусульман всего Востока”. Дело заключалось в том, что в 1930-х гг. заинтересованность Ирака в Палестине постоянно возрастала. После того как был протянут нефтепровод из Киркука, проложено через пустыню шоссе из Багдада и заключено торговое соглашение, согласно которому Ирак мог пользоваться свободной зоной в Хайфском порту, между двумя странами начали развиваться взаимовыгодные экономические связи. Поэтому Багдад и претендовал на главную роль в борьбе с сионизмом — чтобы оставить в тени реальные экономические отношения с Палестиной, а заодно и отвлечь внимание от своей неспособности проводить твердую антибританскую политику.

Сирийское руководство, защищенное от англичан французским мандатом, тоже однозначно осудило раздел Палестины. В сентябре 1937 г. по приглашению дамасских властей на Арабский конгресс съехалось около 500 делегатов. Главный вопрос был поднят председателем конгресса Наджи Сувейди, бывшим премьер-министром Ирака, который, назвав сионизм “раковой опухолью”, подчеркнул, что следует немедленно покончить с еврейским национальным очагом и британским мандатом и создать в Палестине суверенное арабское государство. Если еврейская иммиграция не прекратится, предупредил Сувейди, арабские страны отвернутся от западных демократий и найдут себе новых союзников. Разумеется, он имел в виду страны Оси. Кстати, торг к тому времени уже начался: арабы вели переговоры с Италией и Германией. Когда 6 июля 1937 г. Фаузи аль-Каукджи встретился с немецким послом в Багдаде, тот дал понять, что в ближайшее время рейх обеспечит большие поставки оружия для палестинских повстанцев. Хотя Берлин немедленно потребовал, чтобы посол опроверг это заявление, уверенность в дружественном отношении стран Оси и растущая дипломатическая активность в этом направлении привели арабских лидеров к мысли, что Великобритания беззащитна против их вмешательства в палестинский вопрос.

Но и помимо Арабского конгресса нападки на доклад Пиля звучали все чаще и были все более грозными. Сирийское правительство направило французскому верховному комиссару официальную ноту с критикой плана раздела. В Египте был организован сбор денежных средств в помощь палестинским арабам, в Багдаде состоялись массовые манифестации, в Мекке и Медине — однодневная забастовка. В Тунисе британскому консулу был направлен протест от имени мусульманской молодежной организации, многочисленные демонстрации мусульман прошли в Индии. С 7 по 11 октября 1937 г. в Каире заседал Всемирный межпарламентский конгресс арабских и мусульманских стран в защиту Палестины. Это было куда более представительное собрание, чем Арабский конгресс за год до этого в Блудане, и на нем в основных чертах уже наметилось будущее соперничество арабских стран в связи с палестинским вопросом. Так, представители Сирии именовали Палестину и Трансиорданию не иначе как отторгнутыми от их страны провинциями, в то время как египтяне рассматривали Палестину как важнейший буфер, защищающий Синайский полуостров. По мнению Ирака, Палестина должна была превратиться в средиземноморский центр сбыта мосульской нефти. Ни одна из этих точек зрения не была приемлемой для Ибн-Сауда, представители которого настаивали на независимости и свободе выбора для палестинских арабов. Правда, эти противоречия не были отражены в резолюции, которая просто объявляла Декларацию Бальфура несостоятельной и требовала отменить еврейскую иммиграцию и отказаться от каких-либо планов раздела. Как и прежде, участники конгресса подчеркнули, что, если их условия не будут приняты, арабские и мусульманские народы всего мира возложат ответственность за это на англичан и евреев и обратятся за военной и политической помощью к другим государствам.

Возобновление арабского восстания

Рим и Берлин всячески выражали готовность взять на себя опеку над арабами. В 1937 г. итальянская радиостанция в Бари вдвое увеличила объем передач на арабском языке на Левант, критикуя английский и французский империализм и разоблачая сионизм как происки Великобритании. Нацистские выпады против евреев в первую очередь определялись идеологическими причинами, а стремление Министерства иностранных дел использовать арабские волнения на Ближнем Востоке играло лишь второстепенную роль. Однако, когда в Англии опубликовали доклад Пиля, чиновники в Берлине всерьез заинтересовались палестинским вопросом. 1 июля 1937 г., когда доклад Пиля был уже известен в общих чертах, хотя и не опубликован, министр иностранных дел фон Нейрат[254] разослал по германским представительствам на Ближнем Востоке специальный меморандум:

В течение 1937 г., благодаря палестинскому вопросу, перед нацистами открылись новые возможности. Контакты немецкого посла в Багдаде с арабскиминационалистами и членами Верховного арабского комитета становились все теснее; при этом подчеркивалось, что Германия — против плана Пиля. В июле муфтий посетил немецкого генерального консула в Иерусалиме, выразил свое восхищение новой Германией и стремление заручиться ее дружественным отношением. В сентябре сирийские националисты обратились к немецкому консулу в Бейруте с просьбой поставить оружие палестинским арабам. В ноябре и декабре д-р Сайд Абд аль-Фаттах аль-Иман, президент дамасского Арабского клуба, находился в Берлине по поручению муфтия — он пытался добиться от немцев финансовой и военной помощи. Все эти обращения не остались без ответа. Адмирал Вильгельм Канарис, шеф немецкой военной разведки, выделил для муфтия некоторые средства и оружие немецкого производства, отправленное в Палестину через Ирак и Саудовскую Аравию.

Между тем и в самой Палестине быстро распространялась нацистская пропаганда — ее вели немецкие судовые агенты, коммивояжеры, дельцы, дипломаты и просто жители немецкого происхождения. Среди них было более тысячи членов Братства темплеров[255], проживавших в Яфо, Сароне, Вальдхейме (Хайфе) и Иерусалиме. Храмовники еще в начале XX в. отказались от немецкого гражданства, чтобы вести жизнь в библейской простоте Святой земли. Теперь Берлин всерьез взялся за то, чтобы привлечь их на свою сторону, в результате чего почти половина членов Братства вступила в нацистскую партию.

Глава немецкого информационного агентства в Палестине д-р Франц Рейхерт находился в самых сердечных отношениях с муфтием. Арабская пресса мгновенно подхватила расхожие нацистские и антисемитские штампы. “Гитлеризм, — писала одна арабская газета, — несмотря на свой насильственный характер, симптоматичен для того мира, который болен смертельным недугом материалистической цивилизации, мира, который предоставил иудаизму возможность путем подрывной деятельности подчинить себе мировую экономику”. Когда в мае 1937 г. отмечался день рождения пророка Мухаммеда, арабские манифестанты демонстративно вышли на улицы с немецкими и итальянскими флагами и фотографиями Гитлера и Муссолини, а арабские газеты приветствовали это шествие как “зримое выражение симпатии и уважения к нацистам и фашистам, борющимся против еврейского интриганства и мирового финансового капитала…”.

Воскресным утром 26 сентября 1937 г. Льюис И. Эндрюс, окружной комиссар Галилеи и Ако, известный своим сочувствием сионизму, отправился пешком в сопровождении помощника и констебля в церковь, находящуюся в Назарете. Когда они свернули на крутую узкую тропинку, группа арабов открыла по ним огонь. Эндрюс и полицейский были убиты на месте. Четыре дня спустя мандатная администрация ввела жесткие чрезвычайные меры, взяв на себя полномочия депортировать политически нежелательных лиц и распускать любые организации, деятельность которых была “враждебна мандату”. Одновременно с этим Хадж Амин аль-Хусейни был смещен с поста президента Верховного мусульманского совета, а сам совет, как и Верховный арабский комитет, был упразднен. Вскоре после этого были арестованы пять или шесть членов Верховного комитета — им было предъявлено обвинение в “моральной ответственности” за террористическую деятельность, и они были сосланы на Сейшельские острова. Шестому члену комитета, Джамилю аль-Хусейни, удалось бежать в Сирию. После этого муфтий с телохранителями-суданцами нашел себе убежище в мечети Омара[256]. 15 октября, переодевшись нищим, Хадж Амин выскользнул из мечети и пробрался через усиленный кордон английской полиции. Доехав на автомобиле до Газы, он на парусном судне отплыл в Ливан. Хотя французские власти и поместили его под арест на вилле в глухой прибрежной деревушке Аль-Зуг, помощникам муфтия была предоставлена свобода передвижения. При их посредстве Хадж Амин связался со своими сторонниками, изгнанными из Палестины, и вновь учредил запрещенный Верховный арабский комитет в Дамаске, чему англичане не могли воспрепятствовать.

К середине октября по всей Палестине усилились волнения и беспорядки: еврейские поселения подвергались нападениям, террористы останавливали еврейские автобусы и убивали пассажиров.

Впервые арабские снайперы начали охотиться и за английскими патрулями. Новый аэропорт в Лоде был сожжен, воинские эшелоны летели под откос. Нефтепровод Мосул—Хайфа был почти выведен из строя. Число убийств и террористических актов росло, но одновременно ужесточались и ответные меры англичан. Все подозреваемые представали перед суровым военным трибуналом. Лишь за 1938 г. было приведено в исполнение 54 смертных приговора. Пожизненное заключение стало применяться довольно часто. С июля по ноябрь 1938 г., в разгар восстания, в нем принимало участие около 16 тыс. палестинских арабов и добровольцев из соседних стран — им удалось практически полностью парализовать действия гражданских властей за пределами крупнейших городов, в том числе и в еврейских сельскохозяйственных районах. На три месяца было прервано железнодорожное сообщение между Лодом и Иерусалимом. Движение междугородного транспорта в ночные часы было запрещено, так как арабские террористы минировали шоссе. К середине октября повстанцы фактически держали в руках иерусалимский Старый город. Это был пик мятежа.

В июле 1938 г. англичане вынуждены были дополнительно дислоцировать в Хайфе два пехотных батальона, две эскадрильи авиации и моторизованное подразделение. Строительные отряды начали возведение укрепленных полицейских пунктов в стратегически важных точках и на пересечениях дорог по всей Палестине (в военной истории страны этим укреплениям еще суждено будет сыграть жизненно важную роль). К концу года началась операция, в которой участвовало 20 тыс. солдат и которая, в сущности, представляла собой новое завоевание Палестины. Даже при таком количестве войск едва удалось восстановить порядок на севере и в центре страны. В Иерусалиме и южных районах были расположены хорошо подготовленные воинские соединения, переброшенные из Англии.

Военные действия обернулись для евреев, арабов и англичан несколькими тысячами убитых и многомиллионным ущербом. Однако для арабов горький опыт этим не исчерпывался. Даже находясь в изгнании, Хадж Амин стремился укрепить свой контроль над Палестиной. По его приказу были убиты или принуждены покинуть Святую землю сотни признанных арабских лидеров, в том числе видные члены партии Национальной защиты, руководимой кланом Нашашиби. Так, мэр Хайфы Хасан-бей Шу-кри чудом избежал смерти в мае 1936 г. и в январе 1937 г. В феврале 1937 г. мухтара[257] Кейсарии застрелили у входа в его дом. В апреле того же года был убит Ибрагим Юсуф, член муниципального совета Тверии. Мэр Шхема Сулейман-бей аль-Тукан бежал из Палестины в декабре 1937 г. В апреле 1938 г. были убиты мухтар Мадждалы и его жена. Тогда же оборвалась жизнь Наср аль-Дин Насра, мэра Хеврона. В результате взрыва бомбы в сентябре 1938 г. погибли жена и трое детей мухтара Дейр эс-Шейха. В ноябре 1938 г. был застрелен Хасан Сидки аль-Даджани, член иерусалимского муниципального совета, а все остальные арабы, входившие в совет, бежали из Палестины.

Попытки Фахри-бея аль-Нашашиби, лидера противоборствующей группировки, остановить эту террористическую кампанию оказались безрезультатными. Муфтий действовал все энергичнее, и к концу 1939 г. число его жертв превысило 3 тыс. человек. В Египте и Ливане от мести аль-Хусейни скрывалось 18 тыс. человек. Однако главной целью его по-прежнему оставалось устранение Фахри-бея аль-Нашашиби. Подручный муфтия Ареф аль-Раззак вынес “смертный приговор” Фахри-бею, согласно которому каждый араб обязан был “во имя Аллаха” прикончить “предателя” на месте. Прошло несколько лет, но приговор все еще не был исполнен. Но 9 ноября 1941 г. мимо Фахри-бея, который шел по багдадской улице, проехал на велосипеде палестинец из организации Хадж Амина и застрелил его.

Укрепление еврейской самообороны

Одним из следствий арабского восстания было развитие самообороны ишува. Напомним, что практика самообороны восходила еще ко временам Га-Шомер — еврейской организации начала века. Однако после войны членам Га-Шомер — тем, которым удалось избежать карающей руки турок, — англичане запретили ношение оружия. Неудачная попытка возродить деятельность самообороны была предпринята Жаботинским во время арабских волнений 1920 г., но она была пресечена мандатной администрацией. Однако вскоре после этого партия Ахдут га-авода назначила специальную комиссию для создания более массовой (и тайной) организации самообороны под названием Гагана[258] (“Оборона”). Массовый характер организации объяснялся тем, что теперь в защите нуждались не отдельные аванпосты или поселения, а весь ишув. Впоследствии, когда контроль над Гаганой перешел к Гистадруту, были созданы курсы подготовки офицеров, оружие нелегально приобреталось в Европе, а потом контрабандным путем доставлялось в Палестину. Кроме того, в самой Палестине начали работать подпольные мастерские по производству стрелкового оружия.

Волнения 1929 г. стали поворотным моментом в организации самообороны. Стало ясно, что военную подготовку должно пройти подавляющее большинство годных к службе молодых людей. Требовалось новое и более современное оружие. Поэтому Бен-Гурион и Арлозоров приняли решение расширить помощь Тагане и в 1931 г. обратились к Сионистскому конгрессу с просьбой о выделении дополнительных фондов. На первых порах эта просьба не была удовлетворена — в основном потому, что центристы не хотели отдавать оборону ишува на откуп социалистам. В этом, кстати, был свой смысл. С самого начала Тагана, просуществовав несколько месяцев под контролем партии Ахдут га-авода, действовала под наблюдением Гистадрута. Большинство руководителей Гаганы сотрудничали в Гистадруте, а бойцы набирались почти исключительно из числа сионистов-социалистов. Эта ориентация укрепилась после 1936 г., когда на Сионистских конгрессах и среди еврейского населения Палестины именно сионисты-социалисты заняли доминирующее положение. Правда, политические симпатии Гаганы редко отражались на ее деятельности и преданности интересам всего ишува. Штаб-квартира Таганы, располагавшаяся в одной комнате тель-авивского представительства Гистадрута, превратилась в своего рода министерство обороны. Начиная с 1936 г. Тагана стала получать от Еврейского агентства более крупные денежные средства; к этому времени организация накопила немалый подпольный арсенал и расширила программу военной подготовки.

Когда арабские волнения возобновились, еврейское военное руководство поначалу избрало политику сдержанности.

Это означало, что еврейским поселениям была обеспечена надежная защита, но от ударов возмездия по арабским деревням Тагана пока воздерживалась. Такая позиция объяснялась и необходимостью сохранить добрые отношения с англичанами. Однако Ицхак Саде[259], командир Гаганы, истолковал политику сдержанности на свой лад. Саде был ярким человеком, обладавшим большой физической силой, редким упорством и энергией. Он был убежденным марксистом. Присущие ему уверенность в себе, отвагу и твердость Саде сумел передать своим офицерам. Среди них были и молодые Игаль Алон[260] и Моше Даян, которым предстояло в будущем сыграть важную роль в военной и политической жизни Израиля. В своей автобиографической книге “Моя жизнь с исмаильтянами” Моше Шамир[261], выдающийся израильский романист, вспоминал о той атмосфере преданности, которая окружала молодых лидеров:

Саде обучил молодых командиров устраивать засады, организовывать подвижные патрули и наносить арабским мародерам опережающие удары.

Переход от чисто оборонительной тактики к предупредительной стал возможен благодаря соглашению с мандатной администрацией. И до того, как действия арабов стали широкомасштабными, англичане спокойно относились к тому, что евреи располагали некоторым количеством оружия для защиты отдаленных поселений. Однако, когда в 1936 г. вооруженный конфликт обострился, Еврейское агентство потребовало бесплатной выдачи дополнительного снаряжения на законных основаниях, чтобы организовать оборону изолированных ферм, а также стало добиваться признания официального статуса еврейской самообороны. Мандатная администрация в связи с острой нехваткой войск решила пойти навстречу этим требованиям. Легкое стрелковое оружие было роздано 3 тыс. еврейских охранников-гафиров[262]. Организацией и обучением охраны руководили британские офицеры, рамки охранной службы использовались Гаганой для подготовки своих бойцов. Существенно и то, что назначенный англичанами командир гафиров капитан Одри Уингейт[263] принялся энергично и изобретательно расширять предложенную Саде концепцию “активной обороны”.

Уингейт, кузен генерал-губернатора Судана, свободно говорил по-арабски. Полагая, что он найдет общий язык с арабским населением, его направили в Палестину, куда он прибыл в 1936 г. в качестве офицера разведки при Пятой дивизии. Уингейту были свойственны глубокая религиозность, протестантский библейский мистицизм — и через несколько недель после приезда в Святую землю армейский капитан превратился в страстного сторонника дела сионизма. “Я считаю честью для себя помогать вам в вашей борьбе, — говорил он Давиду Гакогену[264], своему близкому другу. — Этому я хочу посвятить свою жизнь. Я верю, что существование человечества оправдано, только если оно зиждется на нравственных основах Библии”. На первых порах руководство Гаганы с некоторым недоверием относилось к этому невысокому светловолосому напористому шотландцу — ведь его биография мало чем отличалась от биографий сотен других офицеров и чиновников, которые обычно строили карьеру в Палестине на социально-политических контактах с арабами. Однако вскоре сомнения сионистов были развеяны, и Уингейт стал доверенным лицом Вейцмана и руководителей Еврейского агентства. Изучая арабскую тактику, Уингейт заметил, что банды совершают нападения прежде, чем успевают подойти хорошо вооруженные правительственные войска. Он решил, что следует наносить удары возмездия, создавая подвижные патрули и отдавая предпочтение ночным операциям. Такая возможность открылась после того, как в сентябре 1937 г. командующим английскими войсками в Палестине был назначен генерал сэр Арчибальд Уэйвелл, который уполномочил Уингейта организовать гафиров в особые “ночные отряды”. Тогда с согласия начальства Уингейт использовал тактику, еще более активную, чем та, которую Саде ввел в Гагане. Еврейские бойцы “ночных отрядов” восхищались тактическим искусством и изобретательностью молодого шотландского офицера, его умением использовать преимущества ночного боя и знанием ложных маневров, которые позволяли осуществлять внезапные набеги на базы арабских банд. Все это давало куда больший эффект, чем прежняя политика сдержанности. Концепция “активной обороны”, разработанная Уингейтом, включала даже операции против деревень на территории Ливана и Сирии, в которых базировались террористы. В 1938 г. “ночные отряды” не раз наносили чувствительные удары повстанцам муфтия, ослабляя их активность.

Несмотря на серьезные успехи, в начале 1939 г. численность “ночных отрядов” была резко сокращена, и значение их постепенно уменьшилось. В это время сотрудничеству англичан с еврейскими военными силами препятствовали политические факторы. Уингейтом решили пожертвовать, поскольку его сочувствие сионистам ставило правительство в затруднительное положение. Весной 1939 г. он был отозван в Англию. В личном деле Уингейта было записано: “Хороший офицер, но не годится для разведывательной работы. Не заслуживает доверия. Интересы евреев для него важнее интересов собственной страны. Возвращению в Палестину не подлежит”. По словам Кристофера Сайкса, много лет спустя Саде так отозвался об Уингейте: “Мы бы, в конце концов, и сами сделали то, что сделал Уингейт, но в меньшем масштабе и без его таланта. Сперва мы действовали самостоятельно, но потом появился он и стал нашим лидером”. Несмотря на то, что даже во времена наибольшей активности “ночные отряды” осуществляли лишь небольшие операции, их главной заслугой было психологическое воздействие, которое они оказывали не только на арабов. Способность Гаганы к отпору вселила в ишув новое чувство уверенности. Настроение тех дней точно передал Моше Шамир:

Новые поселения здесь упомянуты не случайно. Евреи не покинули ни одного из уже существовавших поселений. Более того, за годы арабского восстания, с 1936-го по 1939-й, возникло 55 новых сельскохозяйственных колоний — в основном в районах, где до того не было евреев. Это были преимущественно кибуцы, основанные организациями Га-Шомер га-цаир и Га-Кибуц га-меухад, а иногда и новыми иммигрантами. Места для создания этих колоний выбирались по новому принципу — не экономическому, а стратегическому. После публикации доклада Пиля Еврейское агентство не сомневалось в неизбежности раздела Палестины. Ясно было, что границы будущего еврейского государства будут установлены в соответствии с фактическим расселением евреев. Поэтому теперь необходимо было приобретать земли на окраинах Палестины, особенно в Западной Галилее, и сразу же заселять эти территории. Чтобы обеспечить безопасность молодых кибуцев, поселения строились по новому методу — “стена и башня”. Заранее заготавливались строительные блоки — и выбранный пустовавший участок за день превращался в хорошо укрепленный лагерь, обнесенный стеной и имеющий деревянную наблюдательную вышку с прожектором. Экономическая рентабельность в этой чрезвычайной программе не учитывалась. В 1930-х гг. задачей первостепенной важности было создание на границах Палестины еврейского плацдарма, заселенного необходимым количеством пионеров, вслед за которыми должны были появиться и другие жители.

Великобритания отказывается от раздела Палестины

В ответ на рост арабского насилия в Палестине Лондон сообщил о том, что в Святую землю будет направлена новая комиссия, которой предстоит установить, какими методами может быть произведен раздел, и дать рекомендации относительно границ будущих арабского и еврейского государств. Председателем комиссии был назначен сэр Джон Вудхед, в прошлом служивший в английской гражданской администрации в Индии. Двое из трех членов комиссии прежде тоже находились на колониальной службе в Индии. Поскольку в тот момент Палестина была охвачена восстанием, комиссия прибыла туда только в конце апреля 1938 г. Бойкот, объявленный ей арабами, был еще последовательнее, чем во времена комиссии Пиля. Пробыв в Святой земле три с половиной месяца, члены комиссии вынуждены были удовлетвориться лишь беседами с английскими и еврейскими свидетелями.

Впрочем, большинство мандатных чиновников защищало арабские интересы ничуть не хуже самого Верховного арабского комитета. Они всегда враждебно относились к сионизму и сетовали на трудности, которые это движение вызывало в Палестине, — не будь его, страна жила бы нормальной жизнью, как, например, Ирак. По этой причине и из высокомерия англичане в Палестине не стремились к сближению с евреями. Д. С. Элстон, английский журналист, живший в Иерусалиме, вспоминал:

Арабский историк Альбер Хурани подтверждал: “Верно то, что большинство английских чиновников на Ближнем Востоке находится в оппозиции к сионистской политике”. Однако он объяснял это не столько романтическим пристрастием англичан к арабской культуре, сколько присущим им чувством справедливости.

Работа комиссии происходила в тяжелейший период еврейской истории. Нацисты уже начали отправлять немецких и австрийских евреев в концентрационные лагеря; жизнь евреев в восточноевропейских странах со стремительно усиливающимся антисемитизмом — Польше, Румынии и Венгрии — становилась невыносимой. Проблема свободной иммиграции в Палестину была вопросом жизни и смерти в буквальном смысле слова. Это стало особенно ясно после международной конференции по проблемам беженцев, проведенной в июле 1938 г. во французском городе Эвиан-ле-Бен при участии представителей тридцати двух государств. Эвианская конференция показала неосновательность каких бы то ни было надежд на возможность иммиграции евреев куда-либо, кроме Палестины. Кроме Доминиканской Республики, согласной принять большое число беженцев, Австралии, готовой на приезд 15 тыс. в течение трех лет, и стран Латинской Америки, согласившихся впустить некоторое количество беженцев, ни одна страна не пожелала увеличить свои иммиграционные квоты, чтобы помочь беженцам.

Между тем, пока с мая по июль заседания комиссии Вудхеда шли своим чередом, в Палестине продолжались беспорядки. Лишь получив значительные подкрепления, английская армия сумела освободить иерусалимский Старый город от контроля мятежников и восстановить некоторый порядок в главных городах страны. Пока продолжались бои, в Лондон шел поток протестов из соседствующих с Палестиной арабских стран — и это в то время, когда шантаж со стороны Германии и Италии вынуждал англичан как можно внимательнее относиться к интересам своих арабских друзей на Ближнем Востоке! Сионисты чувствовали, что теряют почву под ногами, что британское правительство в нерешительности. Они с тревогой следили за тем, как кабинет Чемберлена с готовностью шел на то, чтобы умиротворять Гитлера и Муссолини за счет других стран и народов. Вейц-ман начал задумываться, не грозит ли подобная судьба ишуву. Не случайно весной 1938 г. были смещены со своих постов верховный комиссар Уокоп, который проводил компромиссную политику, и министр по делам колоний Ормсби-Гор, считавшийся сторонником раздела. На место Уокопа пришел сэр Харольд Мак-Майкл, бывший губернатор Танганьики, на место Ормсби-Гора — Малкольм Макдональд[265], ранее занимавший пост в руководстве доминионами[266]. После того как Макдональд дал мандатной администрации указание ввести еще более жесткие ограничения еврейской иммиграции, не осталось никаких сомнений в перемене политического курса.

9 ноября 1938 г. на рассмотрение парламента был передан доклад комиссии по разделу Палестины — доклад Вудхеда. К этому увесистому документу, содержавшему 310 страниц, прилагались гидрографический и кадастровый обзоры и карты с различными вариантами раздела. План Пиля объявлялся в этом докладе несостоятельным, поскольку в границах предполагаемого еврейского государства окажется значительное арабское меньшинство и, кроме того, не хватит земли для расселения десятков тысяч новых иммигрантов. В любом случае, если еврейское государство в принципе сможет развиваться в экономическом отношении, арабскому государству, лишенному земель, отошедших к евреям, рассчитывать на это не приходится. Где же решение? В докладе предлагалось “модифицировать” план раздела, навязав арабскому и территориально урезанному еврейскому государству насильственный экономический союз и полностью лишив оба народа суверенности в экономических вопросах. “При этом сохраняются трудности политического характера, — констатировали авторы доклада. — Мы должны принимать в расчет и такую возможность, что одна или обе стороны в принципе откажутся от раздела”.

Разумеется, сионистов доклад Вудхеда привел в ярость. Они подчеркивали, что по его рекомендации еврейскому государству отводится менее одной двадцатой части Западной Палестины, или менее одной сотой той подмандатной территории, которая была получена Великобританией в 1920 г. в Сан-Ремо. Кроме того, большинство существующих еврейских поселений и земель оказывается вне границ, предлагаемых в докладе Вудхеда. Что касается арабов, то они отнеслись к новому плану не столь критически, но все же отвергли его, поскольку он, пусть в самой минимальной степени, но предоставлял евреям государственный суверенитет. Впрочем, в этот момент английское правительство едва ли относилось к плану раздела всерьез. Сперва Лондон официально одобрил доклад. Выступая в парламенте 24 ноября, министр по делам колоний Макдональд, воздав должное достижениям евреев в Палестине, стал доказывать, что именно их превосходство в области образования и техники позволит сионистам решить свои задачи на меньшей территории. Завершая речь, Макдональд сказал: “С незапамятных времен слышал я рассказы о Назарете и Галилее, о Иерусалиме и Вифлееме, где родился Спаситель мира”. В ответ на это Черчилль вполголоса заметил, имея в виду Чемберлена[267]: “А я-то думал, что спаситель мира родился в Бирмингеме”.

Итак, официальное отношение кабинета к идее раздела было негативным. Два дня спустя была опубликована новая Белая книга, в которой любые попытки разделения евреев и арабов в Палестине отвергались как нереальные. Вместо этого в документе звучала знакомая нота — “самым надежным основанием для мира и процветания Палестины было бы взаимопонимание между евреями и арабами”. Правительство заявляло, что с этой целью оно намерено провести в Лондоне совещание представителей сионистов, палестинских арабов и арабских государств. Если в течение определенного срока переговоры не приведут к соглашению, правительство само примет политическое решение и осуществит его независимо от готовности арабов и евреев к сотрудничеству. В 1936–1937 гг., в первый период арабского восстания в Палестине, Лондон признал, что мандат не выполняет своего назначения, о чем арабские националисты говорили с самого начала. Теперь, когда наступил новый этап восстания, план раздела был отклонен без всяких попыток претворить его в жизнь. Арабы, несомненно, извлекли из этого важнейший урок: насилие — эффективный путь борьбы за их права в Палестине.

Лондонская конференция за круглым столом

Уже за несколько недель до того, как в феврале 1939 г. началась Лондонская конференция за круглым столом, англичане наложили суровые ограничения на еврейскую иммиграцию и на покупку евреями земли. В декабре 1938 г. мандатная администрация ответила отказом на просьбу о немедленном спасении десяти тысяч еврейских детей из Центральной Европы. Еще одной, и весьма значительной, уступкой арабам было согласие англичан на требование муфтия, все еще находившегося в изгнании в ливанской деревне Аль-Зуг. Хадж Амин добивался освобождения членов Верховного арабского комитета, сосланных на Сейшельские острова, и их аккредитации в качестве участников делегации палестинских арабов на Лондонской конференции. Члены Верховного комитета были освобождены, доставлены на Ближний Восток, а после совещания с Хадж Амином они выехали в Лондон. Хотя в состав палестинской делегации были включены два представителя фракции Нашашиби, подавляющее большинство в ней составляли сторонники Хусейни. Зато представители других арабских государств, приехавшие в Лондон, были значительно более достойными и уважаемыми людьми. Среди них был трансиорданский эмир Абдаллах, министр иностранных дел Ирака Нури ас-Сайд, принц Фейсал из Саудовской Аравии[268] и ведущие парламентарии и политические деятели из Египта. Еврейскую делегацию возглавляли Вейцман, Бен-Гурион и Бен-Цви, бывший в то время президентом Ваад Леуми в Палестине, а также два представителя еврейства диаспоры — раввин Стивен Уайз, лидер американского сионизма, и лорд Рединг[269], самый видный еврейский деятель Англии.

Конференция открылась 7 февраля 1939 г. в Сент-Джеймсском дворце. После того как арабы отказались быть в одном зале с евреями, были приняты меры, чтобы делегации находились порознь. В результате получилось две параллельные конференции, которые работали до завершения круглого стола 17 марта. Как всегда, еврейскую позицию особенно удачно защищал Вейцман. Лидер сионистов с пониманием отнесся к беспокойству арабов относительно того, что еврейская иммиграция превысит абсорбционные возможности Палестины, и вновь попытался развеять эти опасения. Он просил англичан не ограничивать иммиграцию в “этот тяжелейший час еврейской истории”. Точку зрения арабов изложил Джамиль аль-Хусейни. Его речь, как и речь муфтия перед комиссией Пиля за два года до этого, была бескомпромиссной: он требовал отмены мандата и еврейской иммиграции в обмен на договор, гарантирующий соблюдение интересов Великобритании в Палестине.

В какой-то момент обсуждение едва не зашло в тупик: арабы потребовали объявить, какие обязательства англичане дали шерифу Мекки Хусейну во время Первой мировой войны. Министерство по делам колоний в конце концов уступило этим требованиям, и 15 февраля впервые был официально опубликован полный текст переписки Мак-Магона с Хусейном. Растущая проарабская ориентация Лондона была заметна по тому, с какой готовностью англичане согласились на переоценку причин, приведших к оккупации Святой земли, публично признав, что “доводы арабов [согласно которым Палестина была частью территории, первоначально обещанной Хусейну] убедительнее, чем представлялось ранее… А во время частной встречи с сионистами министр по делам колоний Макдональд откровенно заявил, что британские коммуникации на Ближнем Востоке в большой степени зависят от взаимопонимания с арабским миром. Война неизбежна, и у правительства Его Величества не остается выбора — оно должно добиться того, чтобы арабские страны не обратились за помощью к враждебным Англии державам. Если приходится выбирать между арабской и еврейской поддержкой, объяснял Макдональд, то помощь евреев, какой бы ценной она ни была, не сможет возместить Великобритании потерю арабских и мусульманских симпатий. Первый этап переговоров завершился 13 февраля. Макдональд спросил, действительно ли евреи считают, что следует добиться согласия арабов на еврейскую иммиграцию. Вейцман резко парировал этот вопрос: “А разве англичане находятся в Палестине с согласия арабов?”

Второй этап переговоров начался 15 февраля, когда англичане стали оказывать давление на евреев, чтобы те согласились ввести на несколько лет иммиграционную квоту, а если впоследствии и увеличивать ее, то только с согласия арабов. Предложение, по сути дела, противоречило идее развития еврейского национального очага и лишало в будущем беженцев возможности обрести убежище в Палестине. Когда сионистская делегация возмущенно отвергла этот план, Макдональд дал понять, что англичанам, возможно, придется уйти из Палестины и оставить евреев лицом к лицу с превосходящими силами арабов. “Пока за спиной евреев стоит английское правительство, — впоследствии объяснял он, — арабы никогда не остановят их на полдороге”. Однако, очевидно, сами англичане — премьер-министр Чемберлен и Макдональд — тоже не собирались останавливаться на полдороге. Основное требование арабов оставалось неизменным: отмена мандата и предоставление независимости Палестине в форме контролируемого арабами государства. Британское правительство в принципе согласилось на это, и разговор шел теперь в основном лишь о судьбах еврейского меньшинства. Англичане настаивали на особых правах для евреев, а арабы не хотели на это пойти.

С 1 по 12 марта проходил заключительный этап переговоров: он был посвящен преимущественно юридическим дискуссиям, поскольку британская сторона внесла целый ряд предложений. Среди них были: федерация кантонов, парламент, в котором нижняя палата избирается согласно пропорциональному представительству, а верхняя формируется на паритетных основаниях; или парламент с одной палатой, в котором некоторые вопросы утверждаются раздельным голосованием еврейских и арабских депутатов, — и еще целый ряд идей. Ни одно из предложений принято не было. 11 марта министр по делам колоний сделал последнюю попытку привлечь евреев на свою сторону. Оставив дипломатические тонкости, он предупредил сионистов, что еврейская иммиграция — причина арабских волнений и, если уж говорить откровенно, возродившегося в Англии антисемитизма. “Английское правительство, всегда стремившееся к дружбе с евреями, — сказал он, — не желает этого никоим образом”.

Не надеясь добиться соглашения между арабами и евреями, Макдональд 15 марта сам сформулировал принципы решения палестинского вопроса, как его трактовало английское правительство. Он предложил на ближайшие пять лет ограничить еврейскую иммиграцию 75 тыс. человек в год; в дальнейшем масштабы иммиграции должны были определяться по договоренности с арабами. Ограничения накладывались и на приобретение земли. Единственная уступка сионистам заключалась в том, что решение о независимом палестинском государстве с правительством арабского большинства пока откладывалось. Хотя обе стороны отвергли позицию Макдональда, было очевидно, что положение евреев резко ухудшилось. Лондонская конференция завершилась 17 марта 1939 г., а два месяца спустя британская политика сформулировала свое решение в официальной Белой книге. В течение этих двух месяцев сионисты делали все возможное, чтобы предотвратить или хотя бы отсрочить заявление англичан, основанное на предложениях 15 марта. Но их усилия не принесли результатов. 21 марта Вейцман посетил Чемберлена на Даунинг-стрит, 10. “Я снова попросил премьер-министра вмешаться и не допустить публикации Белой книги, — вспоминал впоследствии лидер сионистов. — Я сказал: “С нами случится то же, что с Австрией и Чехословакией[270]. И это произойдет с народом, который, хотя и не имеет собственного государства, однако играет и будет играть огромную роль в истории””. Вейцман, кроме того, подчеркнул, что Англия нуждается в поддержке американцев, а в Америке еврейская община пользуется большим влиянием. Но намек на возможности евреев в Соединенных Штатах в 1939 г. не имел такого успеха, как в 1917 г., когда подобные соображения в значительной мере побудили кабинет принять Декларацию Бальфура. Теперь собственные интересы Великобритании можно было защитить, только поддерживая добрые отношения с арабами. “Премьер-министр Англии сидел передо мной, как мраморное изваяние, — вспоминал Вейцман, — устремив на меня ничего не выражающий взгляд и не говоря ни слова”.

Как показали события, англичане приняли решение (возможно, неизбежное в их положении) умиротворить арабов как раз в тот момент, когда восстание в Палестине пошло на спад. После Мюнхенского сговора британское правительство без особой опаски могло направить войска за пределы страны. Как уже говорилось, к концу 1938 г. армейские части и полиция в Палестине составляли 20 тыс. человек. Эти силы последовательно вытесняли арабских мятежников из одной деревни за другой. В то же время между арабскими националистическими лидерами в Палестине и членами Верховного арабского комитета в Дамаске усиливались разногласия. Палестинцы обвиняли комитет в денежных злоупотреблениях. Командующий арабскими повстанцами Абд аль-Рахим ушел со своего поста в январе 1939 г., был заменен Арефом аль-Раззаком. Через два месяца приспешники муфтия убили Абд аль-Рахима, а Раззак бежал в Дамаск и сдался французам. В августе 1939 г., после трех лет беспорядков, в Палестине наступило спокойствие. За это время число пострадавших составило 6768 человек, из них 2394 еврея, 610 англичан и 3764 араба.

Белая книга 1939 года

В начале мая 1939 г. Вейцман был приглашен в загородную резиденцию Макдональда. Лидер сионистов направился туда со своим секретарем Сахаровым, который остался ждать его возле дома министра. Через два часа Вейцман вышел бледный и взволнованный. Он и раньше не раз слышал, что англичане коварны и двуличны, сказал он Сахарову, но, имея длительный опыт общения с ними, никогда этому не верил — до сегодняшнего дня. “И он разразился неудержимой бранью в адрес Макдональда, — вспоминал секретарь Вейцмана. — “Как он мог так поступить! Ведь я верил в его дружбу”, — воскликнул лидер сионистов, овладев собой”. В ходе беседы Макдональд сообщил Вейцману о подготовке Белой книги, опубликованной 17 мая 1939 г.

Этот документ был официально оглашен в парламенте. В начале Белой книги вновь говорилось об обязанности мандата обеспечивать религиозные и гражданские права всех жителей Палестины и развивать органы самоуправления. При этом признавалось, что ни Декларация Бальфура, ни условия мандата не исключали возможности создания еврейского государства, однако подчеркивалось, что учредители мандата “не имели намерения превратить Палестину в еврейское государство против воли арабского населения страны”. В Белой книге отмечалось, что Великобритания не может до бесконечности продолжать опеку над Палестиной. Поэтому правительство обязано сообщить о своих планах на будущее.

Планы эти заключались в том, чтобы в течение десятилетия создать независимое палестинское государство, постепенно (в течение пяти лет “после восстановления мира и порядка”) передать управление страной с помощью британских советников в руки народа Палестины и обеспечить безопасность еврейской и арабской общин, святых мест и английских стратегических интересов. Если по истечении десяти лет потребуется отсрочить провозглашение государства, Великобритания проведет консультации с представителями обоих народов. При этом Белая книга предостерегала против продолжения неограниченной еврейской иммиграции, которая может вынудить Англию применить в Палестине силу, что находится в противоречии с уставом Лиги Наций. Поэтому правительство Его Величества решило установить квоту на еврейскую иммиграцию в размере 10 тыс. человек ежегодно в течение ближайших пяти лет плюс еще 25 тыс. человек. По истечении этого срока, когда в Палестину прибудет 75 тыс. евреев, дальнейшая иммиграция будет разрешена только с согласия арабов. Продажа земли евреям запрещается с момента опубликования Белой книги.

Эта политическая декларация фактически приостановила развитие еврейского национального очага. Теперь Палестина могла предоставить убежище лишь ничтожной части беженцев — и это в тот момент, когда европейское еврейство находилось на пороге гибели! Тем не менее, как бы ни был втайне доволен Верховный арабский комитет, он из тактических соображений отверг Белую книгу на том основании, что евреи получили привилегии во время переходного периода. Лишь немногие арабские лидеры, в том числе Абдаллах, публично признали, что уступки англичан в ответ на требования арабов вполне приемлемы и даже превосходят ожидания. Реакция сионистов была однозначной. 18 мая, на следующий день после появления Белой книги, по всей Палестине прошли еврейские демонстрации и митинги протеста. Во время этих волнений один полицейский был убит. От имени Еврейского агентства с официальным заявлением выступил Бен-Гурион:

Та же угроза, но в несколько смягченном виде, содержалась и в письме Бен-Гуриона, направленном 31 мая верховному комиссару. Одновременно с этим евреи-ветераны в Палестине стали отказываться от английских орденов и медалей. Многие считали, что сдержанный курс Еврейского агентства себя не оправдал. Подпольная вооруженная организация ревизионистов Эцель совершила несколько взрывов в государственных учреждениях Тель-Авива и Иерусалима и ряд диверсий на железной дороге.

В Англии Белая книга тоже вызвала серьезное недовольство. Почти все газеты подвергли этот документ критике. 22 мая Леопольд Эмери, выступая в парламенте, обвинил авторов Белой книги в отказе от международных обязательств Великобритании и предупредил, что евреи Палестины — это не бесправное еврейское меньшинство в Европе, а народ, уже познавший, что такое свобода. Этот народ будет сражаться, подчеркнул Эмери. “Я надеюсь, что палестинские евреи заявят, — сказал тогда же в палате общин полковник Веджвуд, — что этот закон бесчеловечен и они считают своим долгом его нарушить, и тогда они сумеют объединиться против этого закона”. Однако с особо резкой критикой выступил Черчилль. “Обязательство предоставить убежище было дано не евреям Палестины, — подчеркивал он, — а евреям за пределами Палестины, бесчисленному множеству несчастных, рассеянных по всему миру, преследуемых, бесприютных евреев, которые с таким постоянным и непобедимым упорством стремились к своему национальному очагу… Таково было наше обязательство, и теперь нам предлагается его нарушить…” Через несколько дней на ежегодной майской конференции в Саутпорте английские лейбористы осудили Белую книгу и тем самым поддержали депутатов парламента от своей партии. Когда в конце мая палестинский вопрос был поставлен на голосование в палате общин, кабинету удалось получить лишь незначительное большинство. Всего 268 голосов из 413 было подано “за”, против Белой книги проголосовало 179 человек, при этом воздержалось от голосования небывало большое число депутатов.

Однако антисионистская интерпретация мандата, принятая правительством Чемберлена, нуждалась не только в одобрении парламента, но и в согласии мандатной комиссии Лиги Наций. В июне три ее заседания были посвящены кризису в Палестине. Макдональд лично предстал перед комиссией, чтобы обосновать содержание Белой книги. По его утверждению, план английского правительства давал надежду на урегулирование арабско-еврейского конфликта и логически продолжал Белую книгу Черчилля 1922 г. (первый английский политический документ, в котором ограничивались права сионистов в Палестине). Кроме того, еврейский национальный очаг стал достаточно жизнеспособным и не нуждается в иммиграции. Члены комиссии этих доводов не приняли. В докладе Совету Лиги Наций они заявили, что “политика, сформулированная в Белой книге, не согласуется с той интерпретацией, которую комиссия совместно с государством-мандаторием и Советом ранее дала палестинскому мандату”.

Позиция, занятая этой международной организацией, была для евреев слабым утешением. В каком настроении они находились, стало ясно на 21-м Сионистском конгрессе, открывшемся 16 августа 1939 г. в Женеве. Несогласие царило среди делегатов, подавляющее большинство которых в прошлом всегда выступало за добрые отношения с англичанами. Бен-Гурион возглавил влиятельную группу, призывавшую к активному сопротивлению. “Белая книга создала ситуацию, которую могут разрешить только сами евреи, — утверждал он. — Они должны действовать так, как если бы в Палестине существовало государство, и продолжать эти действия до тех пор, пока в Палестине не возникнет еврейское государство”.

Еврейское агентство официально одобрило тайную иммиграцию, а неофициально — начало ее осуществлять. Особенно поток нелегальных иммигрантов увеличился летом 1939 г. В июле Министерство по делам колоний в ответ на это аннулировало квоту на следующее полугодие. Продолжали организовываться новые сельскохозяйственные поселения. Это настолько вывело из себя англичан, что они потребовали от еще не распущенных отрядов гафиров сдать оружие. Проходившие подготовку новобранцы Гаганы были арестованы. Тогда Еврейское агентство начало тайно проводить допризывную регистрацию мужчин и женщин в возрасте от 18 до 35 лет. Для осуществления операций против англичан организовывались специальные подразделения. В этой ситуации всегда умеренный Вейцман напомнил Еврейскому конгрессу, что нельзя одновременно заверять англичан в поддержке со стороны сионистов и ишува в случае войны с Германией и подрывать основы британского мандата в Палестине. “В этот решающий час мой долг заявить Великобритании, а вместе с ней всем западным демократиям: у нас есть обиды… но существует нечто более значительное, чем наша горечь и сожаление. Демократии борются за то насущное, что… необходимо для жизни еврейства. Их тревоги — наши тревоги, их война — наша война”.

Именно на беспомощность евреев и отсутствие у них выбора рассчитывали англичане, когда формулировали политические положения Белой книги. Этот противоречивый документ нельзя не счесть примером политики умиротворения, но его невозможно сравнивать и с позорным Мюнхенским соглашением. В конце концов, у арабов тоже были свои серьезные аргументы. Их враждебность по отношению к евреям отражала нечто большее, чем беспокойство нескольких эфенди за свое достояние или чем успехи фашистской и нацистской пропаганды. Как уже говорилось, арабское сопротивление свидетельствовало о страхе перед растущей мощью ишува, еврейских капиталов, знаний и энергии. Теперь, на пороге войны, Чемберлену и Макдональду, естественно, хотелось обеспечить хотя бы минимум безопасности британским инвестициям и концессиям на Ближнем Востоке. Нельзя было допустить, чтобы арабы попали в немецкую сферу влияния хотя бы потому, что большая часть нефтяных ресурсов Британского Содружества находилась в арабском мире. “Разрыв Великобритании с арабскими государствами, — писал Кристофер Сайке, самый яркий из сочувствующих сионизму английских историков, — в тот момент, когда Европа находилась в преддверии войны, был бы беспрецедентным актом безумия”. Палестина почти двадцать лет находилась под опекой англичан, и на протяжении всего этого времени мандатная администрация честно стремилась к тому, чтобы справедливо обращаться как с арабами, так и с евреями. Но теперь, когда дело касалось самого существования Англии, следовало позаботиться о собственных национальных интересах. Ни одно серьезное правительство не стало бы пренебрегать этой своей обязанностью.

Так или иначе, победа арабов была отнюдь не полной. Их лидеры были серьезно обеспокоены перспективой 75-тысячной еврейской иммиграции в последующие пять лет. После того как арабская партия Национальной защиты (сторонники Нашашиби) приняла Белую книгу в качестве предварительной основы для переговоров, один из ее членов был немедленно убит террористами муфтия. Были и другие акты насилия. Тем не менее с помощью Белой книги в целом удалось успокоить арабский мир, что и было целью этого документа. Рассчитанная на ближайшее будущее проарабская политика англичан была оправданна с точки зрения собственных интересов Великобритании. Но в дальней перспективе этот курс был неудачен, поскольку он положил конец многолетнему англо-еврейскому сотрудничеству и был оторван от морально-правовой основы, на которой возник палестинский мандат.

Евреи находились не в том положении, чтобы утешаться собственной правотой. Белую книгу они рассматривали как смертный приговор европейскому еврейству, а также, вероятно, и еврейскому государству в Палестине. Поздним вечером 24 августа 1939 г. Вейцман простился с делегатами Сионистского конгресса в Женеве. Надвигался общеевропейский конфликт, и напряженная атмосфера последнего заседания конгресса свидетельствовала о ясном предвидении грядущей трагедии. Делегаты разъезжались в мрачном настроении. Вейцман, в частности, сказал: “Я расстаюсь с вами с тяжелым сердцем… Если, как я надеюсь, судьба пощадит нас и мы продолжим нашу работу, то, возможно свет вновь озарит непроглядную тьму… Есть вещи, которых нельзя избежать, которые неминуемы в этом мире”. Глубокая горечь охватила делегатов. Вейцман обнялся со своими коллегами на перроне. У некоторых на глазах были слезы. Не многие европейские делегаты пережили войну.