История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951

Арабские государства готовятся к вторжению

“Как прекрасен был тот день, 14 мая, — рассказывал офицер Арабского легиона. — Весь мир, затаив дыхание, ожидал того момента, когда пять арабских армий вступят в Палестину и освободят ее от сионистов и от Запада. В тот день арабские войска ворвались [в Палестину] отовсюду и совместно потребовали справедливости во имя Бога, во имя совести и долга”. Генерал-лейтенант сэр Джон Бегот Глабб[318], английский командир трансиорданского Арабского легиона, так вспоминал о вторжении:

Однако этим волнующим минутам предшествовали месяцы колебаний и споров. Чуть ли не до последней недели существования мандата оставалось неясным, состоится ли вторжение в Палестину. Вопрос о вооруженном вмешательстве был впервые поднят еще 9 июня 1946 г., во время совещания арабских лидеров в сирийском городе Блудане. Трансиорданский король Абдаллах поддержал эту идею. С ним согласились премьер-министр Ирака Салих Джабр и муфтий. Но цели их были различны.

Незадолго до этого, подписав договор с англичанами, Абдаллах стал королем и теперь стремился распространить власть своей династии на арабские районы Святой земли. Что касается остальной Палестины, он хотел достичь договоренности с евреями. Сирийцы же стремились захватить возможно большую часть Северной Палестины, вырвав ее из-под контроля Арабского легиона. Проще всего были намерения муфтия. Он хотел изгнать евреев из страны и взять бразды правления в свои руки. Остальные арабские страны — Ливан, Ирак, Египет и Саудовская Аравия — в целом были против интервенции. Поскольку единства мнений достичь не удалось, решение о вторжении было отложено.

На последующих встречах стороны также не достигли взаимопонимания, хотя и был организован военный комитет. Как уже говорилось, в начале 1948 г., когда в Палестине начались вооруженные столкновения, Арабская лига поручила иракскому генералу Исмаилу Сафват-паше командование и подготовку “добровольцев”. Однако лишь после того, как евреи захватили Хайфу и Тверию, Арабская лига потребовала от своих военачальников составить план интервенции регулярных армий арабских стран в Палестину. Но и тогда, как писал впоследствии иракский министр обороны, “члены Политического комитета были убеждены, что достаточно продемонстрировать [нашу] готовность сражаться, чтобы Великие державы приняли сторону арабов, а евреи тем самым вынуждены были принять арабские требования”.

К концу апреля стало ясно, что одной “готовности сражаться” недостаточно, чтобы блокировать решение о разделе. Евреи усилили военное давление на Яфо, самый крупный арабский город в Палестине. Если не считать района Иерусалима, военное преимущество было на стороне сионистов. Поэтому арабские начальники штабов провели экстренную встречу в Дамаске, чтобы выработать совместные меры. Согласно их стратегии, сирийская и ливанская армии должны были вторгнуться в Северную Палестину и занять Тверию, Цфат и Назарет. После того как эти части на севере вступят в бой с еврейскими войсками, иракская армия и Арабский легион нанесут основной удар южнее озера Кинерет в направлении Хайфы. В соответствии с планом, четыре армии должны были взять этот город в ходе совместной операции 21 мая. Что касается египтян, то в этот период войны они должны были главным образом отвлекать противника и удерживать еврейские силы южнее Тель-Авива.

Эта программа не была реализована. Абдаллах, у которого были свои планы относительно Восточной Палестины, был совершенно не заинтересован в совместных действиях и в последующем расчленении страны. Так или иначе, эти расчеты потеряли всякий смысл после того, как Гагана нанесла поражение Арабской армии освобождения Каукджи на севере. В первую неделю мая евреи закрепились в Верхней Галилее; коммуникационные линии, связывавшие Галилею с Хайфой, были надежно защищены. Цфат, который должен был стать базой сирийской армии, оказался в руках палма-ховцев Алона. В итоге тщательно разработанный арабами план пришлось заменить договоренностью общего характера, согласно которой иракцы, находясь на фланге Арабского легиона, должны были вторгнуться в северные районы Центральной Палестины, а сирийской бригаде следовало двинуться на юго-восток от Тверии, в то время как северные районы отводились для действий не полностью укомплектованной ливанской дивизии. Наконец, египтяне должны были выступить на юге Палестины.

Арабы столкнулись с трудностями тылового обеспечения. Расстояние от Багдада до Хайфы составляет 700 миль. Маршруты снабжения египетской армии растянулись на 250 миль и проходили через пустыню. Даже Арабскому легиону пришлось преодолеть 80–90 миль, чтобы добраться до палестинского фронта. По пути через Иорданскую долину легиону пришлось сначала спуститься, а потом подняться на высоту в четыре тысячи футов. Перед началом наступления арабы очень плохо представляли себе условия местности — настолько плохо, что в генеральных штабах у сирийцев и египтян не было ни одной военной карты Палестины, и приходилось пользоваться школьными географическими картами и советами проводников. Не было у арабов и сколько-нибудь серьезного объединенного командования. 14 мая, исходя из признанного в арабском мире военного превосходства Арабского легиона, Абдаллах объявил себя главнокомандующим. Однако это был всего лишь почетный титул. Никакого взаимодействия между арабскими армиями не было. Собственно говоря, и сам хашимитский монарх признал это в беседе с иракским министром внутренних дел Мухаммедом Фадилем аль-Джамили, который в день, когда началась война, находился в Аммане. “За обедом король сказал мне, что избран главнокомандующим арабских армий, — вспоминал Джамили, — но об арабских армиях он ничего не знает и затребованной им информации не получил”.

Евреи противостоят вторжению

Если бы арабы знали о том, в каком состоянии находится оборона у евреев, у них не было бы таких колебаний. К 12 мая Тагана мобилизовала всего 30 тыс. человек. Количественно эти силы не намного уступали арабским войскам, брошенным на палестинский фронт: египтяне выставили 10 тыс. человек, Арабский легион — 4,5 тыс., сирийцы — 7 тыс., иракцы — 8 тыс. и ливанцы — 3 тыс. Однако сила арабов, какой бы ограниченной она ни была, заключалась, прежде всего, в их огневой мощи и самолетах. В начале кампании у евреев не было ничего подобного. Недостаточная глубина обороны на всех четырех фронтах не позволяла им отступать. Структура еврейского Генерального штаба оставалась несовершенной. Бен-Гуриону приходилось передавать приказы старшим командирам через гражданского посредника — Исраэля Галили[319]. Вся эта система оставалась еще с тех времен, когда Тагана выполняла идеологические функции и была организацией самозащиты поселенцев.

Евреи могли возлагать надежды главным образом на преданность и боевой опыт своих солдат. Важную роль в этот период сыграл Игаэль Ядин. Археолог по образованию, Ядин с юности участвовал в секретных акциях Таганы., в операциях против арабских партизан и нападениях на английские военные объекты в Палестине. На подпольных командирских курсах он продемонстрировал блестящие способности и инициативу, быстро продвинулся в военной иерархии и в последние годы мандата стал начальником оперативного отдела Таганы. В 1948 г. ему было поручено взять на себя командование еврейскими силами обороны. Высокий тридцатилетний человек, археолог, обладавший фотографической памятью и в мельчайших подробностях знавший рельеф Палестины, Ядин принял это назначение. Подчиненные ему командиры бригад были его ровесниками и обладали не меньшим боевым опытом. На этот раз, правда, перед ними стояла задача небывалой трудности. И еврейские агенты, и платные информаторы в соседних арабских странах — все подтверждали, что вторжение неминуемо. Необходимо было как можно скорее выработать и реализовать общий план кампании.

Ядин тщательно распределил имевшиеся в его распоряжении силы. Три бригады из девяти были дислоцированы на севере. Две — оставлены на побережье для обороны Тель-Авива. На юге для обороны против египтян одна бригада была размещена в районе Реховота—Ашдода, другая — в северном Негеве. Наконец, две бригады должны были действовать в Иудейских горах — оборонять Иерусалим и вести бои за шоссе в “иерусалимском коридоре”. В эти бригады были включены все 30 тыс. имевшихся в распоряжении бойцов. Хотя в последующие недели на службу было призвано еще несколько тысяч человек, к 14 мая численность еврейских войск была невелика. Не хватало и оружия. В предшествующие месяцы его лихорадочно накапливали в европейских странах и за пределами Европы и даже доставили в Палестину, но выгрузка была запрещена англичанами до окончания мандата. Только после эвакуации британских войск удалось собрать станки, ввезенные в свое время как “текстильное оборудование”, и наладить выпуск винтовок и гранат. К вечеру 14 мая разведка Гаганы, приступила к обобщению данных. Трансиорданский Арабский легион был сконцентрирован в Иерусалиме и прилегающих деревнях. Части иракской армии расположились в Центральной Палестине. На севере сирийцы и ливанцы продвигались к Галилее, в то время как другие сирийские части и иракцы наступали на еврейские поселения в Иорданской долине. На юго-западе две египетские бригады пересекли Синай.

Наименьшую угрозу для молодого еврейского государства представляла ливанская армия численностью от 3 до 3,5 тыс. человек. Ее офицерский корпус был укомплектован главным образом молодыми людьми из аристократических семей. Они, как и их правительство, больше заботились не о том, чтобы действительно воевать, а о том, чтобы выглядеть как можно воинственнее. Самому ливанскому правительству приходилось трудно из-за конфронтации двух противоборствующих общин в стране — мусульманской и христианской, поскольку их отношение к только что возникшему еврейскому государству было различным. Через два дня после окончания мандата тысяча ливанских солдат захватила палестинский пограничный пост Малкия. Они были выбиты оттуда палмаховцами, затем у июня заняли Малкию снова; но дальше ливанские войска не двинулись до самого конца войны. Пожалуй, более значительную угрозу представляла сирийская армия. До Второй мировой войны ее подготовкой занимался генерал Максим Вейган, с 1945 г. в Сирии действовала британская военная миссия. К маю 1948 г. сирийская армия составляла 7 тыс. человек, однако солдаты ее не отличались храбростью. В армии не было Генерального штаба; единственной боеспособной ее частью оказалась моторизованная бригада, которая и сыграла ведущую роль во вторжении. Главное преимущество сирийцев заключалось в технике. По сравнению с евреями, в начале войны они имели подавляющее превосходство в танках и артиллерии.

После 16 мая сирийская колонна, в которой было 200 боевых машин, включая 45 танков, начала движение к южной оконечности озера Кинерет. Наступление было направлено на большие и богатые еврейские поселения по обе стороны реки Иордан. Колонна начала атаку на Дганью, самый старый кибуц Палестины. У евреев не было артиллерии, и они были не в состоянии остановить сирийцев. Из тяжелого вооружения к этому времени в хайфский порт были доставлены только четыре гаубицы того образца, который был на вооружении французской армии во время Франко-прусской войны 1870 г. Две такие гаубицы были разобраны и экстренно доставлены в Дганью. Командир местной обороны подполковник Моше Даян едва успел организовать их сборку, когда в кибуц ворвались первые сирийские танки. Головной танк удалось подбить. Если бы сирийцы знали, что эти устаревшие орудия составляют половину еврейской артиллерии, они, может быть, и продолжили бы атаку. Но вместо этого боевые машины развернулись и обратились в бегство. Больше они не возвращались. После этого правительство Сирии и командование сирийской армии перешли к более осторожной тактике. В Дамаске (по традиции, унаследованной со времен французского мандата и явившейся результатом Парижской мирной конференции 1919–1920 гг.) предъявили территориальные претензии на некоторые районы Палестины. Особое значение имел “Галилейский палец”, область в Северо-Восточной Галилее, обеспечивавшая доступ к дополнительным водным ресурсам. Кроме того, сирийцы хотели получить еще один район, расположенный южнее, — восточный берег озера Кинерет. И их дальнейшие военные действия были направлены на то, чтобы завладеть этими территориями.

Иракцы воевали ничуть не лучше сирийцев. В их армии, дислоцированной до 15 мая вдоль палестинской границы на территории Трансиордании, насчитывалось 8 тыс. человек, из них — 3500 пехотинцев. В день окончания мандата иракские части попытались форсировать Иордан в районе Бейсана. Операция окончилась неудачей. Затем командующий, генерал Тахир, отвел их из этого района и разместил в “треугольнике” Самарии — подразделения иракцев, находящиеся на большом расстоянии друг от друга, были рассредоточены по Самарии, включая Дженин и Туль-Карм, всего в одиннадцати мцлях от Средиземноморского побережья. Партизаны Каук-джи контролировали гору Гильбоа и соседние арабские деревни, тем самым прикрывая иракцев. 28 мая евреи уничтожили этот заслон и завладели северной вершиной горной гряды.

Однако пять дней спустя атака евреев на Дженин была отбита подоспевшими иракскими подразделениями. Через два дня была отбита и вторая атака. Но сами иракцы переходить в контрнаступление не собирались, с этого момента и до перемирия 11 июня они только удерживали занятые ими позиции. Если бы в первые дни войны иракские части продолжали продвигаться вперед, не исключено, что им удалось бы захватить центр страны, разделив территорию молодого еврейского государства на две части. Но призванным в армию иракским крестьянам явно не хотелось воевать — неоднократно случалось видеть убитых иракских артиллеристов, прикованных к своим орудиям.

Израиль сохраняет равновесие сил

Во время Войны за независимость главные сражения происходили на юге, где египтяне наступали вдоль побережья, а также в Иудейских горах — во время осады Иерусалима Арабским легионом. Как ни парадоксально, до 6 мая командование египетской армии считало, что можно ограничиться действиями добровольцев и партизан Мусульманского братства в Южной Палестине. Когда был получен приказ перебросить на фронт две бригады, генерал-майор Ахмад Али аль-Муави, командующий египетским экспедиционным корпусом, заявил правительству, что войска находятся в ужасающем состоянии. Ответственность за это, безусловно, нес штаб армии. Между офицерами и рядовыми в египетских частях была такая же разница, как между фараоном и рабами. Премьер-министр Ноакраши-паша заверил аль-Муави в том, что воевать практически не придется, потому что еще до начала боевых действий в дело вмешается ООН. Вторая и Четвертая египетские бригады общей численностью в 10 тыс. человек, имевшие на вооружении танки, были дислоцированы в Эль-Арише. Второй бригадой командовал генерал Мухаммед Нагиб, начальником штаба был майор Абд аль-Хаким Амир.

Нагиб повел свои войска по прибрежной дороге по направлению к Газе и Тель-Авиву. Четвертая бригада под командованием генерал-лейтенанта Абд аль-Азиза начала движение к Хевронским горам. 20 мая колонна Азиза прошла через бедуинский городок Беэр-Шеву и, миновав Хеврон, приблизилась к Бейт-Лехему, в котором 22 мая египтяне соединились с Арабским легионом. После этого Четвертая бригада повернула к кибуцу Рамат-Рахель, который находился на пути к населенному евреями иерусалимскому Новому городу. В это же время 5 тыс. человек под началом Нагиба не спеша двигались по прибрежному шоссе к Тель-Авиву. Тогда Ядин снял 2 тыс. человек из Южной бригады с боевых позиций на Иерусалимском шоссе. Эти войска, уже понесшие значительные потери в боях с Арабским легионом, нуждались в отдыхе и испытывали нехватку оружия. Однако Нагиб не подозревал о том, в каком неблагоприятном положении находятся евреи. В это время египтяне натолкнулись на неожиданно упорное сопротивление в кибуце Яд-Мордехай, жители которого в течение пяти дней выдерживали интенсивный артиллерийский обстрел, не оставляя боевых позиций. В течение этих пяти дней в военных действиях у кибуца Яд-Мордехай была занята почти половина бригады Нагиба, а один из египетских батальонов понес такие потери, что его пришлось отправить на переформирование. Столь же яростное сопротивление встретило противника и в соседнем кибуце Негба, находившемся в нескольких милях от кибуца Яд-Мордехай, — там наступление египтян тоже было приостановлено. В конце концов генерал Нагиб решил обойти это поселение, однако кибуц Негба продолжал угрожать его флангу. Поэтому Нагиб продвигался вперед с большой осторожностью, а в шестнадцати милях от Тель-Авива остановился.

Тель-Авив, население которого достигло четверти миллиона, к этому времени превратился в один из самых процветающих развивающихся городов Ближнего Востока. Он был уже в три раза больше иерусалимского Нового города, прежнего крупнейшего центра поселения евреев. Захват Тель-Авива означал бы военное поражение Израиля. Поэтому Ядин решил предпринять контрнаступление. 29 мая по его приказу подкрепления, прибывшие из “иерусалимского коридора”, ночью окружили позиции Нагиба и атаковали египтян с тыла. Евреи, силы которых были в два раза меньше, чем египетские, использовали преимущества ночи и внезапности нападения не хуже, чем Саде и Уингейт в 1930-х гг. В бригаде Нагиба началась паника, вызванная неожиданным появлением противника. Ядин удачно использовал растерянность египтян: он созвал пресс-конференцию и сообщил журналистам, что “преобладающие силы израильтян” перерезали египетские коммуникации. Эта “новость” была немедленно подхвачена информационными агентствами и вскоре достигла Каира. Как и рассчитывал Ядин, египетское командование поверило этому сообщению и дало Нагибу приказ срочно отходить. Недоумевающему генералу оставалось только подчиниться.

Неудача Нагиба стала переломным моментом в действиях египтян. Больше они уже не угрожали Тель-Авиву. Однако египетское правительство и командование были удовлетворены ходом кампании. К 11 июня, времени вступления в действие первого перемирия, заключенного по инициативе ООН, египетские войска находились на подступах к Иерусалиму и на расстоянии пушечного выстрела от Тель-Авива. Кроме того, они контролировали основные дороги в Негеве. В то же время еврейские подкрепления, посланные на юг, потеряли почти 1200 человек убитыми и ранеными и остро нуждались и в оружии, и в отдыхе. Сионистские поселения в Негеве оказались в изоляции — их жителям угрожала голодная смерть.

Еще хуже было положение евреев в районе Иерусалима, осажденного трансиорданским Арабским легионом. Следует заметить, что и сионисты, и англичане всегда считали Абдаллаха самым сговорчивым из арабских лидеров. Действительно, он неоднократно давал понять, что его интересы в Палестине связаны исключительно с арабскими районами. Весной 1948 г. трансиорданский премьер-министр Тауфик-паша, находясь в Лондоне для заключения нового договора, сообщил Бевину, что в Аммане решено после окончания британского мандата направить Арабский легион за Иордан с ограниченной целью — оккупировать Восточную Палестину, то есть области, отведенные арабам согласно резолюции ООН о разделе. Присутствовавший при встрече генерал Глабб вспоминал: “Я по сей день помню великолепную комнату и мистера Бевина, сидящего за столом. Когда я кончил переводить, он прервал речь Тауфика-паши и сказал: “Это совершенно оправданный шаг”. Затем он добавил: “Только не занимайте областей, отведенных евреям”. [Премьер-министр ответил: ] “У нас не хватило бы сил, даже если бы мы этого хотели””.

Абдаллах не скрывал своих намерений от Арабской лиги. На встрече с арабскими делегациями в Аммане 14 октября 1947 г. король заявил, что оставляет за собой свободу действий в Палестине. Ни при каких условиях не потерпит он особого палестинского правительства — с муфтием или без муфтия. Абдаллах не одобрял и использования палестинских арабов в операциях против евреев. Двумя неделями раньше он изложил свои взгляды одному из доверенных лиц:

Такое взаимопонимание как будто было достигнуто месяц спустя. Хашимитское королевство под британским покровительством в течение двадцати пяти лет существования поддерживало тесные экономические связи с евреями. Сам Абдаллах всегда высоко ценил возможности и энергию сионистов, не упуская из виду тех выгод, которые его маленький бедный народ мог извлечь из деятельности евреев по возрождению Палестины. За эти годы он обзавелся множеством друзей среди евреев и надеялся на заключение политического соглашения. Возможно, при этом понадобилось бы внести некоторые незначительные изменения в резолюцию ООН о разделе Палестины, например, предоставить Трансиордании право пользования хайфским портом и открыть палестинский рынок для сбыта арабской сельскохозяйственной продукции. Становится понятно, почему в ноябре 1947 г. трансиорданский монарх согласился на неофициальную встречу с г-жой Голдой Меерсон (Голдой Меир)[320]. Беседа, проходившая в дружественной атмосфере, состоялась в здании гидроэлектростанции Нагараим, расположенной на реке Иордан. Абдаллах сказал г-же Меерсон, что если ООН примет решение о разделе, он предполагает присоединить арабский сектор к своему королевству. Его собеседница не высказала никаких возражений, согласившись с королем в том, что “у нас общий враг — муфтий”. Она добавила, что евреи не намерены нарушать границу, предусмотренную резолюцией ООН, и происходящее в арабском секторе их не касается.

Такое добрососедское взаимопонимание всегда проявлялось не только в отношениях между Абдаллахом и сионистами, но и прежде — в переговорах между евреями и братом Абдаллаха Фейсалом. В арабском мире это вызывало серьезное недовольство; позже начались прямые обвинения в “хашимитско-сионистском сговоре”. “Из всех арабских лидеров глава Хашимитской династии король Абдаллах особенно пришелся по душе сионистам, — писал иракский историк Мухаммед Удах. — По мнению ведущих сионистских авторов, одной из главных гарантий безопасности Израиля было то, что Абдаллах находился на иорданском троне”. Даже после бесед Тауфика-паши с Бевином и Абдаллаха с г-жой Меерсон еще не было уверенности в том, что Арабская лига примет решение о вооруженном вторжении в Палестину. Лишь позже, 26 апреля, когда вопрос об интервенции был почти решен, Абдаллах в интервью сделал следующее признание: “Все наши попытки найти мирное решение палестинского вопроса закончились неудачей. Нам остается одно — война. Для меня будет честью и счастьем спасти Палестину”.

Абдаллах не рассчитывал на завоевание всей Палестины — в легионе было не более 4500 солдат, могущих принять участие в боевых действиях. Однако он надеялся на известный успех, поскольку в его распоряжении была артиллерия, а большинство офицеров легиона были англичане. Кроме того, за два дня до британской эвакуации Арабская лига пообещала Аб-даллаху как главнокомандующему 3 млн фунтов. После того как стало ясно, что война в Палестине неизбежна, король решил использовать имеющиеся у него преимущества и опередить другие арабские государства. Свою позицию он изложил г-же Меерсон во время второй секретной встречи с нею в Аммане и мая. В сопровождении сефарда Эзры Данина, уроженца Палестины, г-жа Меерсон, переодевшись крестьянкой, совершила полное опасностей путешествие в столицу Трансиордании. Абдаллах убеждал свою гостью в том, что следует отложить провозглашение еврейского государства и согласиться вместо этого на неделимую Палестину с автономными еврейскими районами. Г-жа Меерсон заявила, что это невозможно. Тогда король с некоторым смущением сообщил, что был бы рад сдержать свое обещание и не вторгаться на еврейскую территорию, однако теперь он — “лишь один из пяти”, а потому “не имеет выбора и не может действовать иначе”.

В ходе беседы г-жа Меерсон напомнила Абдаллаху, что евреи — единственные его друзья. “Я это знаю, — ответил король, — и сомнений на этот счет у меня нет. Я знаю [других арабов] и их “добрые” намерения. Я твердо верю в то, что Божественное провидение возвратило вас — семитский народ, изгнанный в Европу и перенявший достижения европейского прогресса, — на семитский Восток, где есть нужда в ваших знаниях и инициативе… Но ситуация сложилась серьезная, и вам не следует торопиться, чтобы не допустить ошибок. Поэтому я призываю вас проявить терпение”. Г-жа Меерсон категорически заявила, что отложить провозглашение государства невозможно. “Мне очень жаль, — ответил Абдаллах. — Я сожалею о грядущем кровопролитии и разрушениях. Будем надеяться, что мы снова встретимся и наши отношения не пострадают. Если вы сочтете необходимым увидеться со мной во время военных действий, прошу вас, приезжайте сюда без колебаний”. Когда г-жа Меерсон и ее спутник возвращались в Палестину, они увидели, как вдалеке тянутся в направлении фронта иракские батальоны на тяжелых грузовиках и мощная полевая артиллерия.

Абдаллах принял решение вступить в войну не только потому, что хотел развеять подозрения своих арабских соседей, но и потому, что всей душой желал заполучить Иерусалим — город, занимающий особое место в мусульманской истории. И действительно, захватив эту почитаемую святыню, хашимитский король компенсировал бы тем самым потерю Мекки и Медины, отобранных у его отца Саудовской династией в 1925 г. Именно по этой причине Абдаллах выразил свое недовольство стратегическим планом Арабской лиги, согласно которому легион должен был действовать в Северной Палестине и Хайфе. Он приказал своим войскам сосредоточить усилия на захвате Иерусалима и окрестностей, а также тех районов Палестины, которые по резолюции ООН были предназначены арабскому государству. Интересно, что это решение вызвало упорные возражения со стороны командующего легионом генерала Глабба. Англичанин сомневался в успехе боевых действий в Иерусалиме. Евреи, подчеркивал он, прекрасно владеют тактикой уличного боя. Вступив в такие схватки, легион не сможет использовать свои преимущества в тактической подготовке и мобильности. “У нас недостаточно солдат и совсем нет резервов, мы не можем позволить себе идти врукопашную”, — настаивал Глабб, однако ему не удалось переубедить короля. Глабб настолько волновался из-за того, что ему придется вести сражение за Иерусалим, что, по его собственному рассказу, упал на колени и воскликнул: “О Господи! Мне не по плечу это дело. Молю Тебя, помоги мне!”

Однако, если Абдаллах проявил недальновидность, вступив в борьбу за Иерусалим, то Глабб тоже ошибался, переоценивая мощь еврейской обороны. Она была куда слабее, чем ему представлялось. Арабы контролировали все высоты в самом городе и вокруг Иерусалима. На этом участке фронта у них было 4500 солдат. У евреев было столько же бойцов, но почти безоружных. Половина сил Гаганы, была направлена на защиту поселений в Иудейских горах — эти войска были отрезаны от Иерусалима. Ортодоксальное еврейское население в Иерусалиме было довольно многочисленно, однако ортодоксы были настроены фаталистически и не собирались сопротивляться. Если бы Глабб в этот момент знал, в каком отчаянном положении находится противник, он без колебаний бросил бы на Иерусалим все свои силы.

Битва за Иерусалим

Первые недели наступления трансиорданских войск чуть не оказались роковыми для 85 тыс. евреев Святого города, положение которых усугублялось тем, что арабы блокировали дорогу, ведущую из Иерусалима к побережью. 19 мая Абдаллах бросил свои подразделения в Старый город, исторический центр Иерусалима, где за сооруженными турками стенами жили арабы, армяне, христиане и существовал небольшой еврейский квартал. В то же время 2 тыс. легионеров при поддержке артиллерии и под командой английских офицеров двинулись на Иерусалим с севера и вскоре заняли позиции вокруг города. Война еще только началась, а Арабский легион уже готовился к прорыву в населенный евреями Новый город.

Однако после десяти дней упорных боев меньшие по численности еврейские войска сумели оттеснить легион там, где он продвинулся наиболее глубоко, — в квартале Меа Шеар им. 28 мая Глабб решил отказаться от наступления на Иерусалим с севера. Потери в некоторых трансиорданских подразделениях достигали 50 %, солдаты были деморализованы яростным огнем самодельных еврейских мортир. Арабы начали атаковать Иерусалим с юга. Египетским войскам в это время удалось соединиться с аванпостами легиона в Бейт-Лехеме. 2 мая при мощной поддержке трансиорданской артиллерии египетская пехота пошла в наступление на кибуц Рамат-Рахель, находившийся на южных подступах к Иерусалиму. Завязался бой — самый ожесточенный за всю историю палестинской войны. На протяжении четырех дней маленький кибуц пять раз переходил из рук в руки. Солдаты, идя в штыковую атаку, шагали по грудам тел. И все-таки евреи — в основном бывшие члены Эцель — отстояли кибуц. По крайней мере на какое-то время опасность, нависшая над Новым городом, потеряла свою остроту.

Однако еврейский квартал в Старом городе удержать не удалось. Ортодоксов, живших в этом районе грязных запутанных улочек и двориков, защищало всего одно подразделение Гаганы. 18 мая в Старый город на помощь ему пробилась еще одна рота. Затем в течение недели другие подразделения Гаганы пытались прорвать кольцо окружения, но каждый раз их останавливала трансиорданская артиллерия. 28 мая еврейский квартал был захвачен. Известие об этом глубоко поразило евреев Палестины. Ведь Старый город всегда почитался как место, где некогда стоял древний Храм. Здесь находилась Стена Плача. Сюда совершали паломничество ортодоксальные евреи со всех концов мира. Впоследствии еврейство горько скорбело об этой утрате и осквернении иудейских святынь.

Однако с военной точки зрения израильское командование должно было больше беспокоиться о судьбе Нового города и его еврейского населения. Арабам пока не удавалось провести фронтальное наступление и захватить новые районы Иерусалима. Однако в начале июня возникли серьезные опасения, что городу не удастся выстоять. За три с половиной недели войны по Иерусалиму было выпущено 10 тыс. снарядов, в результате чего было разрушено около 2 тыс. домов и других построек и пострадало 1200 мирных жителей. Поскольку шоссе Тель-Авив — Иерусалим было блокировано, боеприпасы у защитников города кончались. Только благодаря твердости и решительности военного губернатора Иерусалима Дова Йосефа[321] большинство жителей в какой-то мере соблюдали дисциплину — исключение составляли только не слишком мужественные представители ортодоксальной общины. Выдержка мирного населения была чрезвычайно важна — ведь даже водопровод, соединявший Иерусалим с побережьем, долгое время не действовал, и жителям города приходилось выстаивать в длинных очередях, чтобы получить ограниченное количество питьевой воды. Реальной была и угроза голода. В бедных кварталах, где жили сефарды и восточные евреи, дети просили подаяние у прохожих на улице. После долгих и мучительных споров с Ядином Бен-Гурион в конце концов настоял на том, чтобы армия целиком переключилась на снятие блокады Иерусалимского шоссе.

С этой целью 23 мая с севера был отозван самый авторитетный командир израильских войск Игаль Алон. На него была возложена ответственность за штурм Латруна[322], в районе которого арабы перекрыли шоссе. Еврейские силы получили пополнение из числа новых иммигрантов, не имевших никакого боевого опыта и не прошедших военной подготовки. Новобранцев срочно доставили из Тель-Авива на автобусах и такси. 25 мая, в разгар удушающего хамсина[323], полковник Шломо Шамир[324] повел войска в атаку. Без предварительной разведки, без поддержки артиллерии еврейская пехота была брошена в наступление. Четвертый полк Арабского легиона, занимавший позиции на окружающих высотах, открыл огонь из пушек и мортир. Евреи понесли тяжелые потери и отступили. В последующие дни они еще несколько раз возобновляли атаку, но безрезультатно. Под Латруном надежды евреев на то, что удастся прорвать блокаду Иерусалима, потерпели крах.

Оставался только один выход — наладить другие коммуникационные линии между побережьем и Иерусалимом. Уже до этого в течение нескольких недель полковник Давид Маркус[325], выпускник Вест-Пойнта, пошедший на войну добровольцем и командовавший войсками в районе шоссе, воспользовался тропой к югу от Латруна и Баб аль-Вада для переброски пехоты через горы в Иерусалим. Маркус предложил расширить эту дорогу, чтобы по ней могли двигаться автомобили. После того как Ядин одобрил этот план, сотни рабочих из Тель-Авива начали расчищать ее от валунов и подрывать динамитом выступы скал. Работали, несмотря на палящий зной, — времени на отдых не было, поскольку и июня вступало в силу перемирие, и после этого работа была бы невозможна. Если бы к этому моменту не удалось закончить эту так называемую “Бирманскую дорогу”, в Иерусалиме начался бы голод. Наконец, к 9 июня дорога через Иерусалимские холмы была проведена. По этому усеянному колдобинами и ямами пути пошли первые грузовики с продуктами и водой. Через несколько часов они были уже в Иерусалиме, где их восторженно приветствовало еврейское население.

Первое перемирие

В Совете Безопасности против резолюции о прекращении огня неизменно голосовал представитель Великобритании сэр Александр Кадоган. Более того, участвуя в дискуссиях в ООН, Кадоган вообще избегал слова “Израиль” — говоря о новом государстве, он использовал выражение “еврейские власти в Палестине”. Заинтересованный в победе арабов, как в своей собственной, британский представитель отказывался голосовать за прекращение огня до тех пор, пока арабские армии окончательно не потеряли боеспособности. Даже после этого он согласился только на то, чтобы ООН назначила посредника, полномочного давать рекомендации по урегулированию конфликта. Это компромиссное предложение было одобрено Советом Безопасности 20 мая, а на следующий неделе на Ближний Восток прибыл представитель ООН, шведский дипломат граф Фольке Бернадот[326]. Арабы уже были готовы согласиться на перемирие, но евреев не устраивало требование Бернадота ограничить иммиграцию на время прекращения огня, то есть на месяц. В результате был достигнут компромисс: вводился запрет на дополнительные поставки оружия, а мужчин-иммигрантов призывного возраста было решено разместить в лагерях под наблюдением ООН. Как выяснилось впоследствии, ни одна из сторон не соблюдала этих ограничений. Все боевые действия должны были быть прекращены 11 июня.

По выражению одного из израильских военных, для измученных солдат перемирие было “манной небесной”. И у арабов, и у евреев силы были на исходе. В стратегическом отношении арабы мало чего добились. Сирийцы удерживали плацдарм на израильской территории, но он был невелик. Арабский легион захватил Старый город, однако это едва ли имело стратегическое значение. Египтяне закрепились в безлюдной пустыне Негев. Если перед началом войны у арабов существовало нечто вроде объединенного командования, то во время боевых действий оно никак не проявило себя. Например, когда сирийцы наступали на Самах, иракцы в шести милях к югу атаковали Гешер, но ни те ни другие не позаботились о координации действий. Во время затишья на фронтах начальник иракского штаба генерал Салах Саиб аль-Джабури представил своему правительству пространный доклад, в котором предупреждал, что за время перемирия евреи значительно укрепят свою армию, и требовал, чтобы арабы немедленно объединили силы.

Действительно, такая попытка была предпринята. По собственному почину иракцы предложили пост главнокомандующего генералу аль-Муави, возглавлявшему египетский экспедиционный корпус. Узнав об этом предложении, Абдаллах сразу же высказался против него. Причина заключалась в том, что хашимитский монарх в это время уже потерял интерес к войне и не хотел ее продолжать. Его армия понесла тяжелые потери. Надежд на территориальные приобретения в Палестине у короля почти не осталось. Как вспоминал Глабб, когда он попросил у правительства подкрепления, он получил резкий отказ. “Боевых действий больше не будет! — сказал мне [премьер-министр Тауфик-паша], грозя пальцем. — Больше не будет! Мы с Ноакраши-пашой [египетским премьер-министром] пришли к общему мнению, а раз уж мы договорились, остальным придется нас послушаться. Нет! Боевых действий больше не будет!” Комментируя эту речь, Глабб мрачно отмечает, что месячная передышка была упущена. Правда, другие арабские лидеры успешно воспользовались перемирием. Иракские силы в Палестине были увеличены до 10 тыс. человек, на фронт доставлено много нового снаряжения. Сирийцы и египтяне провели мобилизацию, в начале июля численность арабских регулярных войск в Палестине увеличилась с 32 до 45 тыс.

Перед окончанием перемирия в Каире состоялось заседание Политического комитета Арабской лиги. Во время этой встречи Тауфик-паша энергично возражал против возобновления военных действий. Хотя большинство арабских начальников штабов втайне были согласны с ним, его никто не поддержал. Решение принимали политики, а они полагали, вероятно, что, согласившись на продолжение перемирия, нанесут ущерб своей репутации. Египетский премьер-министр Ноакраши-паша опасался, что в этом случае его правительство потеряет власть. Однако события показали, что арабские государства, дав евреям передышку и возобновив после месяца перемирия военные действия, обрекли себя на поражение. “Эти правительства не сумели достойно ни вступить в войну, ни выйти из нее”, — ядовито заметил впоследствии Муса аль-Алами.

Евреям было легче решить, продолжать ли борьбу. К началу перемирия позиции их никак нельзя было назвать прочными. Правда, вражеские армии были остановлены, но более трети всей территории, отведенной по резолюции ООН Израилю (прежде всего, Негев), находилось в руках арабов. На Западном берегу Иордана сирийцы по-прежнему угрожали безопасности Галилеи, а в центре страны иракцы стояли всего в двенадцати милях от Средиземноморского побережья. Наконец, оставалась под угрозой узкая дорога на Иерусалим, и снабжение еврейского населения продовольствием, водой и лекарствами все еще находилось под ударом. Молодая израильская армия испытывала нехватку резервов и оружия. Катастрофа могла произойти на любом из направлений, где она держала оборону. Поскольку семьям солдат оказывалась лишь незначительная помощь, поступавшая нерегулярно, боевой дух войск оставлял желать лучшего.

Согласно условиям перемирия, обеим сторонам было запрещено формировать новые подразделения. В Иерусалим было позволено доставить продукты и воду в количестве, которого хватало лишь на месяц. Однако израильское командование не собиралось соблюдать эти ограничения, поскольку считало, что это равносильно самоубийству. В Иерусалим одна за другой прибывали транспортные колонны с продовольствием и лекарствами. Продолжалась и мобилизация, темпы которой резко увеличились в начале июля. На полную мощность работали оружейные мастерские, изготовлявшие патроны, гранаты и снаряды для мортир. На побережье тайно разгружались суда с боеприпасами. К этому моменту в Израиль начали поступать более крупные партии оружия. Еще до окончания мандата чехословацкое правительство выразило готовность продать евреям продукцию военных заводов “Шкода”. На это решение повлияли различные факторы — политические (поддержка Израиля Советским Союзом), гуманитарные (традиционное для Чехословакии сочувствие к беженцам) и экономические (поставки оплачивались в долларах). 20 мая чехи предоставили в распоряжение евреев военный аэродром, который превратился в центральную на территории Европы транзитную базу Израиля по перевозке оружия. Между двумя странами были налажены регулярные рейсы транспортных самолетов, доставлявших в Израиль детали для монтажа истребителей, орудия, а также стрелковое оружие и боеприпасы. Самолеты прибывали и из других стран. Ветераны военно-воздушных сил нелегально перегоняли из Англии и Соединенных Штатов бомбардировщики и истребители. На каждые два самолета, благополучно приземлившиеся в Израиле, приходилось по одному разбившемуся или задержанному по пути. В страну стали поступать тысячи тонн боеприпасов, военного оборудования и обмундирования. Часть поставок была куплена, часть — пожертвована евреями разных стран.

Французское правительство и в этот момент не оставило Израиль без помощи. Франция продавала евреям большое количество оружия. Это оружие хранилось на пустующих аэродромах французских ВВС и поблизости от французских арсеналов. Там же проводилась военная подготовка личного состава. Самолеты, летевшие в Израиль, заправлялись горючим на аэродромах Корсики. Премьер-министр Франции не мешал агентам Эцель проводить набор добровольцев и закупку оружия на территории страны. Именно благодаря этому Эцель приобрела американский транспортный корабль, пришедший в начале мая во Францию. Судно бросило якорь неподалеку от Марселя и приняло на борт сотни европейских и североафриканских евреев призывного возраста и большую партию оружия, которое после вмешательства премьер-министра Франции было передано израильтянам бесплатно. Начальник штаба французской армии генерал Руан и генеральный инспектор полиции Вейбо позаботились о том, чтобы в момент отплытия судна ему не чинили никаких препятствий. Планировалось, что корабль, названный “Альталена” (литературный псевдоним В. Жаботинского), совершит несколько рейсов между Францией и Израилем для перевозки добровольцев и оружия. 29 мая “Альталена” вышла из Марселя. На борту корабля находилось 500 человек, 5 тыс. винтовок, 450 пулеметов и патроны. Когда началось перемирие, “Альталена” еще была в море.

Бен-Гурион дал согласие на то, чтобы судно бросило якорь у израильского берега 20 июня. Конфликт возник из-за того, что Эцель потребовала передать 20 % оружия ее бойцам. Премьер-министр наотрез отказался поступиться авторитетом израильского правительства. Когда капитан “Альталены” попытался пристать к берегу к северу от Тель-Авива, на берегу между регулярными войсками и бойцами Эцель завязалась перестрелка, продолжавшаяся несколько часов. По кораблю с берега был открыт артиллерийский огонь. На “Альталене” вспыхнул пожар, 10 человек были ранены и 18 погибли (среди них был и Аврагам Ставский, которого судили в 1933 г. за убийство Арлозорова). Остатки корабля затонули. После этого поставки оружия из Франции прекратились. Кроме того, возобновилась ожесточенная борьба между израильскими правыми и социалистами, входившими в правительство. Эта борьба осложняла политическую жизнь государства в течение целого поколения. Непосредственным результатом истории с “Альталеной” стало решение правительства об аресте ряда руководителей Эцель и роспуске ее формирований, входивших в состав регулярной армии.

Бен-Гурион был полон решимости добиться единства и дисциплины в войсках. Он объявил, что впредь намерен отдавать распоряжения непосредственно, а не через Исраэля Галили, гражданского посредника Гаганы. Он стремился назначать командирами офицеров, служивших ранее в палестинских частях английской армии. Неудивительно, что эти решения Бен Гуриона чуть было не вызвали мятежа в Палмахе и Гагане и стали причиной недовольства командиров, включая Игаэля Ядина. Однако после долгих дискуссий премьер-министр, несмотря на все препятствия, в главных пунктах настоял на своем. Была введена военная форма и установлены высокие оклады для офицерского состава. За месяц перемирия новобранцы прошли интенсивную подготовку и освоили новые виды оружия. Это оружие начало в больших количествах поступать из Европы и Америки, и израильские вооруженные формирования, насчитывавшие теперь 60 тыс. человек, постепенно приобрели черты современной армии, представлявшей собой грозную силу. На многие месяцы и даже годы она стала решающим фактором в политической жизни Ближнего Востока.

Территориальные и демографические изменения

Между тем египтяне готовились нанести первый удар. 8 июля, еще до окончания перемирия, генерал Нагиб возобновил наступление на Негбу, ключевой пункт израильской обороны на южном направлении. Однако за месяц евреи успели укрепить Негбу и перебросить туда артиллерию — и многократные атаки египтян не имели успеха. Затем евреи перешли в контрнаступление на одном из участков фронта и освободили несколько деревень в Северо-Западном Негеве, оттеснив египетские войска. Вскоре в штабе Ядина стало ясно, что серьезная угроза со стороны египтян миновала. Активные действия против них можно было отложить на будущее.

На севере сирийцы ограничились тем, что укрепились в поселении Мишмар-га-Ярден, откуда могли вести артиллерийский обстрел шоссе. Другими плацдармами на еврейской территории они больше не располагали. Более серьезную угрозу представляли 2 тыс. арабских партизан под командованием Фаузи аль-Каукджи — они дислоцировались в горах Нижней Галилеи. Однако евреи решили и эту проблему, осуществив в недельный срок энергичную операцию и захватив арабский город Назарет и окружающие деревни. В это время направление главного удара израильтян было нацелено на удерживаемый Арабским легионом район Лод—Рамла, который клином входил в расположение еврейской армии. Этот клин всего в и милях от Тель-Авива угрожал рассечь еврейскую территорию пополам и позволял арабам контролировать главные дороги Палестины, соединяющие север с югом и запад с востоком, в частности начало “иерусалимского коридора”. В том же районе находился и единственный крупный аэропорт страны. 9 июля две бригады под командованием Игаля Алона начали наступление на арабские позиции. В результате боев, продолжавшихся сутки, арабы были окружены. 11 июля соединение механизированной пехоты под командой подполковника Моше Даяна захватило Лод и международный аэропорт. На следующий день колонна джипов появилась в Рамле. Солдаты Даяна, не сбавляя скорости, ворвались на главную улицу города и открыли пулеметный огонь. Арабские легионеры бежали. После столь впечатляющей победы евреев арабы уже не могли угрожать району Тель-Авива. Одновременно была открыта еще одна — пусть и небезопасная — дорога на Иерусалим, а наиболее важные пересечения шоссе в Палестине были отбиты у арабов. Правда, последующие попытки Алона обойти с флангов Латрун не привели к успеху. Однако от внимания Глабба не ускользнуло то обстоятельство, что после возобновления военных действий евреи непрестанно атакуют, а арабы только обороняются, — иными словами, все обстоит иначе, чем в первый период войны.

Кроме того, к середине июля Глабб, не сумевший удержать Лод и Рам-лу, утратил авторитет в глазах Абдаллаха. Поэтому, как только вступило в силу второе перемирие, король отправил своего английского командующего в Европу “на отдых”. Как и сам Глабб, Абдаллах теперь помышлял только об обороне и сосредоточился исключительно на защите своих позиций в Иерусалиме и окрестностях. После этого Арабский легион перестал играть существенную роль в палестинской кампании. Изменчивое военное счастье отвернулось не только от Абдаллаха, но и от его английских покровителей. В первый день после прекращения перемирия, 9 июля, арабские правительства отклонили предложение о прекращении огня, надеясь на успех своих армий. Эту иллюзию разделяло и правительство Великобритании. Однако 12 июля до Лондона дошло известие о том, что евреи овладели аэропортом в Лоде, что израильский “военный корабль” (а на самом деле — спешно переоборудованное транспортное судно) обстрелял ливанский город Тир, а три “летающие крепости”, только что полученные евреями, по пути из США в Израиль сбросили бомбы на Каир. После этого, следуя экстренным инструкциям из Лондона, Кадоган потребовал от Совета Безопасности немедленно добиться прекращения огня, а в противном случае применить против Израиля санкции. Это предложение было единогласно принято 15 июля: боевые действия должны были быть приостановлены через три дня. В это время Глабб, находившийся в Лондоне, имел беседу с Бе-вином. “[Министр иностранных дел] начал разговор с того, что стал горько сетовать на арабов, — писал впоследствии Глабб. — Он помогал им, как мог, а они в ответ только жаловались да склочничали”. Бевин не мог смириться с тем, что к 18 июля Израиль, увы, займет куда большую территорию Палестины, чем ему отводилось в соответствии с резолюцией ООН, между тем как арабам удалось захватить всего лишь одно еврейское поселение Мишмар-га-Ярден и кое-какие земли, удерживаемые египтянами в Негеве.

Произошли и другие непредвиденные перемены — изменения демографического характера. В первые месяцы после принятия в ООН резолюции о разделе Палестины около 30 тыс. арабов решили покинуть страну. Как и во время арабского восстания 1936–1939 гг., большинство эмигрантов составляли бизнесмены и их семьи, проживавшие в крупных городах. Ликвидировав свои предприятия, они перевели деньги в египетские и ливанские банки и, не привлекая к себе внимания, уехали. Все остальные не собирались покидать Палестину. Напротив, после того как в Святую землю начали прибывать арабские добровольцы, а с ними и оружие, после первых побед Армии освобождения Каукджи в начале 1948 г., арабы Палестины почувствовали себя вполне уверенно.

Как уже говорилось, позже, в апреле — мае 1948 г. в Палестине наметился перелом в пользу евреев, которые взяли под контроль основные дороги страны, захватили важнейшие города и главные коммуникации (за исключением Иерусалимского шоссе и отдельных районов Галилеи). В то же время, после эвакуации англичан в арабских общественных учреждениях воцарился хаос. Снова началась эмиграция арабских семей — на этот раз из страны бежали чиновники, мухтары (старосты) деревень, судьи и кади[327]. За ними потянулись тысячи феллахов и городских жителей. На этом этапе арабского исхода особенно драматические события разыгрались в Хайфе, где проживало примерно 70 тыс. арабов. Арабские бизнесмены покинули город сразу после принятия резолюции о разделе. Уже в феврале — марте архиепископ Жорж аль-Хаким, примас Греко-католической церкви, организовал отправку большой группы арабских детей в Дамаск и Бейрут. К концу марта из Хайфы выехало около 25 тыс. человек. Еще 20 тыс. покинуло город в начале апреля — после того, как началось наступление Каукджи и распространились слухи о том, что арабская авиация собирается бомбить еврейские кварталы на горе Кармель. Наконец 21 апреля английский гарнизон ушел из города, и евреи захватили Хайфу.

Днем 22 апреля еврейский мэр Хайфы и его сотрудники встретились с лидерами арабской общины. Во время встречи евреи просили арабов остаться в городе. До окончания мандата оставалось три с половиной недели, Соединенные Штаты уже не столь твердо поддерживали раздел Палестины, и евреи хорошо понимали, какое впечатление произведет на международную общественность массовая арабская эмиграция. Представители арабов, в том числе архиепископ аль-Хаким, поначалу согласились не покидать Хайфу, однако заявили, что им потребуется несколько часов для консультаций с Верховным арабским комитетом. В Ливан для встречи со сторонниками муфтия и представителями Арабской лиги были срочно отправлены курьеры. В тот же день мэру и другим руководителям еврейской общины был передан ответ: арабы и дня не останутся жить под еврейским господством, а поэтому просят отпустить их из города. Как подтверждают донесения американского консула, все попытки переубедить их были безуспешны. Арабское население — около 30 тыс. человек — за 36 часов покинуло Хайфу и отправилось в Ливан.

В других районах Палестины арабская эмиграция стремительно возрастала, а в последние недели мандата достигла 175 тыс. человек. Бегство объяснялось различными причинами, однако оно, безусловно, не было спровоцировано призывом, с которым к жителям Палестины якобы обратились арабские правительства, планировавшие начать вооруженное вторжение в Святую землю. Хотя израильтяне после войны неоднократно ссылались на это распоряжение, следов его в документах Арабской лиги и в военных коммюнике того периода не обнаружено. Арабская печать и радио ставили перед собой скорее противоположную цель. За исключением городов, которые, как Хайфа, уже были захвачены евреями, Арабская лига предписывала палестинцам оставаться на местах, а против юношей призывного возраста, бежавших из страны, принимались суровые меры. Это распоряжение Лиги упоминалось даже в еврейских радиопередачах на иврите. В Рамалле командир Арабского легиона пригрозил жителям, что конфискует их имущество и взорвет дома, если они покинут город без разрешения. В какой-то момент ливанское правительство решило закрыть границу для всех палестинцев, кроме женщин, детей и стариков.

Самой очевидной из причин, которые привели к массовому исходу, был крах арабских политических структур в Палестине, последовавший в результате бегства арабских лидеров в тот момент, когда их присутствие в стране было особенно необходимо. Покинув Хайфу, иерусалимский Новый город, Яфо, Цфат и другие города, мухтары, судьи и кади нанесли своему народу серьезный удар. В силу полуфеодального устройства арабского общества неграмотные феллахи почти целиком зависели от владельцев земельных участков и кади, и стоило этой элите исчезнуть, как крестьяне очутились в общественном и культурном вакууме. Очевидно, под влиянием военных побед, одержанных евреями, страх усилился и ускорил эмиграцию. Кроме того, во многих случаях, например во время сражения за “иерусалимский коридор”, евреи, захватив арабские деревни, которые предположительно могли быть использованы арабами в военных целях, изгоняли местное население и взрывали жилые дома. Иногда арабские деревни становились базами для солдат Каукджи, что немедленно вызывало акты возмездия со стороны евреев.

Самая жестокая из этих карательных операций была проведена 9 апреля 1948 г. в деревне Дейр-Ясин, на подступах к Иерусалиму, организациями Эцель и Лехи. Жестокость, которую эти группы проявляли в своих действиях против англичан, с особой силой выразилась по отношению к арабам. После того как деревня была захвачена, там было убито более двухсот арабов, взрослых и детей, а изувеченные тела брошены в колодец. Хотя командование Гаганы, а затем и еврейское правительство, арестовавшее виновных в расправе офицеров Эцель, немедленно осудили это массовое убийство, оно имело далеко идущие последствия. Известие об этом злодеянии быстро распространилось по всей Палестине, обрастая все новыми подробностями. Феллахам ничего не стоило поверить этим рассказам — им ведь было отлично известно, как арабские террористы расправляются с мирными жителями-евреями. На улицах арабы открыто торговали фотографиями, запечатлевшими кровавую расправу. Кроме того, феллахам были известны слова Аззам-паши, сказанные перед началом арабского вторжения, о судьбе, ожидающей евреев: “Это будет война на уничтожение, беспощадная резня, которую будут сравнивать с монгольским нашествием и Крестовыми походами”. Неудивительно, что палестинские арабы ожидали подобного же отношения со стороны евреев. В то же время их лидеры предавали широкой огласке все действительные или вымышленные зверства сионистов, не задумываясь о том, какое действие окажет эта информация на арабское население. В апреле — мае арабы в ужасе бежали из деревень при приближении еврейских войск. Швейцарский наблюдатель Жак де Ренье так описывал панику арабов Яфо во время еврейского наступления:

После 15 мая, когда в страну вторглись регулярные арабские армии, обстановка в арабской общине на короткое время стабилизировалась. О дружбе и сотрудничестве между временной гражданской администрацией и местными арабами сообщается в военных мемуарах ряда арабских офицеров, в том числе в воспоминаниях Насера[328], Абдаллаха аль-Теля, Камала аль-Дина Хусейна и Каукджи. Но эти отношения продолжались недолго — арабским армиям не удалось укрепить свое положение. К 11 июня, когда вступило в действие первое перемирие, около 250 тыс. арабов бежало из районов, которые контролировали евреи. Перейдя в наступление, израильтяне изменили политику по отношению к местным арабам. Никто больше не уговаривал их остаться и приобщиться к благам, которые сулило еврейское государство. Наоборот, начав наступление после окончания перемирия, израильтяне в Лоде, Рамле и окружающих арабских деревнях способствовали тому, чтобы около 100 тыс. местных жителей обратились в бегство. Для этого применялся простой метод. Распространяя грозные предупреждения в арабских населенных пунктах, израильская армия еще до захвата их добивалась того, что все население бежало. К 9 июля число арабских эмигрантов достигло 300 тыс. В начале осени, когда началось первое еврейское наступление в Негеве, эмиграция продолжала возрастать. В это время даже самые оптимистически настроенные палестинские арабы вынуждены были признать, что еврейская республика, выстояв против вооруженного вторжения, показала, что и сама способна на жестокие и безжалостные военные действия.

После окончания вооруженного конфликта количество арабских беженцев с контролируемой Израилем территории составило, по оценкам ООН, примерно 720 тыс. человек (по оценкам евреев, около 600 тыс.), то есть 70 % арабского населения Палестины. Не все беженцы оказались за ее пределами. Около 240 тыс. арабов укрылось на востоке страны, в районах, оккупированных легионом. Еще 55–60 тыс. перебралось на другой берег Иордана, в Трансиорданию. Кроме того, 180 тыс. беженцев, первоначально оказавшихся на юге, теперь устремились в район Газы, то есть остались в пределах Палестины, вблизи от Синайского полуострова. Этим жителям Газы, брошенным на произвол судьбы, пришлось особенно тяжело. Не получая работы и жилья ни от египтян, ни от израильтян, они на протяжении целого поколения вынуждены были прозябать в условиях еще более ужасных, чем те, в которых находились еврейские беженцы в Европе, в лагерях для перемещенных лиц в 1945–1948 гг. Кроме беженцев, попавших в Газу и на территорию, оккупированную Хашимитским королевством, почти 100 тыс. арабов эмигрировало в Ливан, 70 тыс. — в Сирию. Меньшие группы через Ирак и Египет перебрались впоследствии в страны Персидского залива. На первых порах бегство палестинцев отвечало интересам Израиля. Таким образом устранялась опасность “пятой колонны” в стране. Кроме того, тысячи семей без всяких средств к существованию, наводнившие арабские государства, стали там причиной экономических сложностей и мешали ведению войны. Однако после ее завершения беженцы в конечном счете принесли арабским странам не меньше политических выгод, чем когда-то перемещенные лица сионистам.

Задолго до конца войны еврейское руководство ясно сформулировало свой подход к проблеме беженцев. Уже в апреле 1948 г., обращаясь к своим единомышленникам, Бен-Гурион заявил: “Арабы ошибаются, если думают, что ничего не потеряют, вступив в войну. То, что произошло в Хайфе и в Иерусалиме, может случиться и в других районах страны”. Он откровенно говорил о “больших изменениях в составе населения”. Затем, на заседании правительства 16 июня, израильский премьер-министр высказал свою позицию еще более ясно: “Что касается возвращения арабов, я не только не разделяю мнения, что надо способствовать их возвращению… но и думаю, что их возвращение следует предотвратить… Война есть война… и тем, кто объявил нам войну, придется поплатиться за это после поражения”. В ответ на призыв графа Бернадота разрешить арабам репатриироваться, Бен-Гурион, сознательно положив конец полувековым сомнениям сионистов относительно арабов, официально заявил 1 августа 1948 г.:

Каковы бы ни были намерения Бен-Гуриона, стиль этого заявления разительно напоминает высказывания турецких дипломатов на конференции 1922–1923 гг. в Лозанне, когда они после войны с Грецией отказывались выплатить репарации этой стране. В 1920-х гг. за этим последовал грандиозный обмен беженцами. Эти события отчасти напоминают израильско-арабский конфликт, хотя судьба арабских беженцев впоследствии легла тяжким бременем на совесть израильской интеллигенции. В тот момент, когда Бен-Гурион делал свое заявление, угроза мусульманской ксенофобии нависла над большими еврейскими общинами, веками жившими в Северной Африке и исламских странах Ближнего Востока. В этих государствах преследование со стороны правительств, экономическое давление и погромы привели к тому, что в 1948–1957 гг. 467 тыс. евреев вынуждены были покинуть мусульманские страны, где некогда поселились их предки. Большая часть этих беженцев оказалась в Израиле.

Предложение Бернадота

Учитывая намечающиеся демографические изменения и успехи в военных действиях, израильское правительство было заинтересовано в том, чтобы придать новому перемирию характер постоянного мира. Это перемирие, начавшееся 18 июля 1948 г., явилось результатом мер, предпринятых Организацией Объединенных Наций и ее представителем графом Фольке Бернадотом, и было введено путем давления, а не переговоров — государствам, которые отказались бы подчиниться, грозили суровые экономические санкции. Более того, перемирие было бессрочным. На время затишья, пока обе стороны продолжали обвинять друг друга, Бернадоту был предоставлен солидный штат сотрудников, в том числе 310 шведских, американских, французских и бельгийских военных наблюдателей, а также технический персонал, необходимый для обслуживания восемнадцати самолетов, четырех кораблей, сотен автомашин и множества радиопередатчиков. Этого было достаточно не только для наблюдения за исполнением условий перемирия, и Бернадот собирался использовать этот штат в своих лихорадочных попытках добиться постоянного урегулирования.

Посредник ООН был самого высокого мнения о себе как об организаторе переговоров. Этот опытный дипломат, связанный узами родства со шведской королевской семьей, свободно владел шестью языками. В годы Второй мировой войны и после нее он был президентом шведского Красного Креста. В этой роли Бернадот в последние недели войны вел переговоры с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером, добиваясь от него освобождения узников нацистских лагерей смерти. Свою миссию граф выполнял с исключительной (а с точки зрения евреев — непростительной) осторожностью и оглядкой, до последнего момента воздерживаясь от того, чтобы дать Гиммлеру гарантию неприкосновенности. Хотя тысячи евреев были перевезены на запад Германии, где их впоследствии освободили англичане и американцы, большинство заключенных в лагерях уничтожения, еще остававшихся в живых в апреле 1945 г., погибло в мае. Тем не менее шведский дипломат полагал, что добился успеха, и позже без колебаний рассказал о том, как он спасал “своих” евреев от нацистских людоедов. Теперь же, летом 1948 г., Бернадот — пятидесятилетний энергичный, подтянутый, общительный человек — рассматривал ситуацию в Палестине как дело своей жизни и стремился от договора о прекращении огня перейти прямо к заключению мирного договора. Если бы он сумел этого добиться, у него были бы шансы получить Нобелевскую премию мира.

Его внимание было прежде всего направлено на быстроту и инициативу, а не на идеально справедливое решение. “Опыт последнего месяца, — писал Бернадот о первом перемирии в июне 1948 г., — постепенно привел меня к мысли, что резолюция, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1947 г., была неудачной… Искусственность границ Государства Израиль, а также категорическое неприятие раздела Палестины и создания отдельного еврейского государства арабскими странами не могли не привести к осложнениям военного характера”. Поэтому предложение посредника, которое он подготовил к 27 июня, заключалось в пересмотре резолюции ООН. Вместо двух независимых государств предусматривалось создание двух независимых “членов союза”, в котором арабская сторона представляла собой не арабско-палестинское государство, а расширенное Королевство Трансиорданию. Бернадот предлагал на первые два года снять ограничение на еврейскую иммиграцию. Затем право определять абсорбционные возможности Палестины передавалось социально-экономическому совету ООН. Кроме того, посредник настаивал на том, чтобы все палестинские арабы вернулись домой, а их имущество было им возвращено. Наконец, предлагалось передать Негев Трансиордании, а Западную Галилею — Израилю. Иерусалим отходил к Трансиордании, но его еврейскому населению гарантировалась полная автономия. Хайфа и аэропорт Лода получали статус свободной зоны. Предложение Бернадота было чревато многими осложнениями: оно сводило на нет анализ палестинской проблемы, полтора года проводившийся под эгидой ООН, оно вызвало гнев всех арабских стран, за исключением Трансиордании, и привело в ярость евреев, которые провозгласили и защитили независимость своей части Палестины (включая и иерусалимский Новый город) вовсе не для того, чтобы теперь вернуть половину назад и утратить контроль над иммиграцией. Нет ничего удивительного в том, что Кадоган в Совете Безопасности оценил план посредника как реальный выход из “неразрешимой” ситуации насильственного раздела. С точки зрения Лондона, очевидное достоинство этого плана заключалось в том, что большая часть Палестины должна была достаться английскому протеже Абдаллаху. А позицию Арабской лиги выразил офицер сирийского штаба Мухаммед Нимр аль-Хатиб: “Все эти посредники, по большей части, еврейские шпионы, — заявил он. — Это известно каждому”. Арабские лидеры категорически отвергли план Бернадота, и Абдаллаху пришлось последовать их примеру. Израильское правительство отказалось даже обсуждать инициативу шведского дипломата. “По выражению, которое появилось на лицах тех, кто сидел рядом со мной, — писал Бернадот о тель-авивских переговорах, — я понял, что им глубоко несимпатично и мое предложение, и я сам”. Убедившись, что обе стороны отвергли его план, посредник ООН решил на время оставить этот вопрос. В течение месяца после второго перемирия, с 13 августа по 16 сентября, Бернадот побывал в Стокгольме, где в спокойной обстановке проанализировал ситуацию, а потом — на Родосе, где консультировался с персоналом своей миссии. “Евреи наглядно продемонстрировали, что не склонны к серьезному сотрудничеству, — сказал граф, — а арабы попросили меня дать им несколько недель, чтобы народные страсти немного поутихли”.

К тому времени, когда посредник вернулся в Иерусалим, евреи отвоевали позиции, позволившие организовать надежную оборону, и Бернадот решил отказаться от своего плана отдать Иерусалим арабам и ограничить еврейскую иммиграцию. В его итоговом девяностостраничном докладе, составленном при участии сотрудников миссии и представленном в Совет Безопасности 16 сентября, первоначальные предложения были коренным образом изменены. Как отмечалось в документе, евреи создали свое государство, и Израиль стал “живой, прочной и полной энергии реальностью”. О политико-экономическом союзе уже не упоминалось, Иерусалим рассматривался теперь не как арабский город, а как международный анклав под контролем ООН. Бернадот по-прежнему считал, что следует передать арабам Негев, а также недавно захваченные евреями Лод и Рамлу. Однако в качестве компенсации к израильтянам переходила вся Галилея. Кроме того, в начале доклада посредник с искренней озабоченностью писал о том, что “невозможно справедливое и полное урегулирование, если арабским беженцам не будет предоставлено право вернуться домой…”. Однако, несмотря на продуманность и непредвзятость этого документа, он был с презрением отвергнут обеими сторонами.

На следующий день после того, как доклад был передан в ООН, а также арабским правительствам и правительству Израиля, три автомобиля, где находились Бернадот и группа его коллег, выехали в штаб-квартиру посредника в здании ИМКА, расположенном в иерусалимском Новом городе. Когда машины проезжали нейтральную зону, в которой можно было попасть под выстрелы арабских и еврейских снайперов, джип, неожиданно выскочивший из-за поворота, преградил им дорогу. В джипе сидели четверо мужчин в одежде цвета хаки и форменных кепи израильской армии. Трое из них выскочили на мостовую и подошли к машине Бернадота, и один несколько раз выстрелил в упор. Бернадот и еще один сотрудник ООН были убиты. Два дня спустя, 19 сентября, тело Бернадота было доставлено самолетом в Швецию. Потрясенное и испуганное этим убийством израильское правительство немедленно отдало распоряжение о розыске преступников. Поначалу подозрение пало на Лехи, но затем выяснилось, что убийцы принадлежали к еще более правой экстремистской группировке и считали шведского дипломата шпионом. Их так и не нашли. Однако в ходе розыска было арестовано более четырехсот членов Лехи, в том числе их глава — Натан Фридман-Елин. Многие из них находились в заключении до конца войны и даже дольше — по обвинению в подстрекательстве и провокации. Перед судом, однако, предстали очень немногие, что не ускользнуло от внимания шведского и других европейских правительств.

Трагедия Бернадота наложила особый отпечаток на восприятие его доклада. То, что первоначально рассматривалось просто как потенциальная возможность, превратилось в “политическое завещание” человека, отдавшего свою жизнь ради мира на Святой земле. Основываясь на этом документе, Бевин заявил в палате общин, что “правительство всем сердцем поддерживает рекомендации графа Бернадота”. В США Государственный секретарь Маршалл также одобрил доклад посредника и призвал Генеральную Ассамблею принять его. У израильтян такое развитие событий вызвало самую серьезную озабоченность. План, согласно которому Израиль лишался Негева, а Иерусалим приобретал международный статус, был для англичан и американцев удобным средством давления на еврейское государство. Бен-Гуриону и его коллегам стало ясно, что Израилю придется упрочить свои позиции и предпринять новые решительные действия военного характера.

Битва за Негев

К 18 июля, началу второго перемирия, евреям удалось отбить у противника несколько деревень на северо-западе Негева. Однако большая часть негевских поселений по-прежнему оставалась под контролем египтян. По мнению Ядина и его штаба, стратегические соображения требовали от израильтян наступления в пустыне. Теперь, после того как возникла необходимость что-то противопоставить предложениям Бернадота, кампания в Негеве стала неотложным делом. Кроме того, поскольку египтяне представляли наибольшую опасность для еврейской республики, требовалось широкомасштабное наступление. В этой пустыне на юге Палестины египетские войска в той или иной мере контролировали три участка. Один из них тянулся вдоль берега моря от Рафиаха до Газы. Другой представлял собой полосу, проходившую с юга на север от аль-Ауджи к Бейт-Лехему через Беэр-Шеву и Хеврон. Эти два района соединяла еще одна полоса, шедшая с запада на восток вдоль дороги из Мадждала в Бейт-Гуврин через Фалуджу. В тактическом отношении эти участки были чрезвычайно уязвимы, хотя египтяне перебросили туда дополнительно 15 тыс. солдат и мощную артиллерию. По сравнению с первыми неделями боев еврейские войска — в не меньшей степени, чем египетские, — ощутимо выросли численно и получили немало оружия. К середине октября израильская армия насчитывала 90 тыс. человек, в числе которых было около 5 тыс. евреев-добровольцев и несколько сотен неевреев-наемников из-за границы, обладавших богатым боевым опытом. Все это время не прекращались поставки из Чехословакии и других стран: в Израиль прибывали истребители, танки, орудия, тысячи ящиков с винтовками и патронами, а также станки для оружейных заводов. В ходе подготовки к новому наступлению войска и оружие переправлялись на транспортных самолетах в Северный Негев, где был построен аэродром. С августа и до конца октября 1948 г. таким образом было доставлено 2 тыс. тонн оборудования и 1900 бойцов. Под покровом ночи солдаты пробирались в расположенные за линией египетской обороны кибуцы — в йоге там сосредоточилась целая бригада израильской армии. В это же время испытанные в боях северные бригады под командованием Игаля Алона подтягивались к южному фронту. К середине октября Алон располагал 30 тыс. бойцов, кроме того, в военных действиях должна была участвовать эскадрилья истребителей. Молодому военачальнику не терпелось вступить в сражение.

Такая возможность представилась 14 октября. С согласия ООН израильтяне направили на юг невооруженную транспортную колонну с продуктами для еврейских поселений. В районе пересечения дорог близ Фалуджи, контролируемом египтянами, головная машина колонны взлетела на воздух. Дело в том, что сами израильтяне незаметно от наблюдателей ООН начинили грузовики динамитом. Теперь у Алона был подходящий предлог, и он решил незамедлительно действовать. Темп, в котором он начал наступление, ошеломил египтян. Израильские самолеты разбомбили за линией обороны противника базы и коммуникации, проложенные через Синай. В то же время бригада, тайно перемещенная в Негев, вывела из строя железнодорожную линию, ведшую к египетским складам боеприпасов, клином врезалась в позиции египтян и стремительно двинулась в сторону Бейт-Хануна.

Но это был лишь отвлекающий маневр. Подлинной целью Алона была Фалуджа, пересечение главных дорог пустыни Негев. На следующий день подразделения израильской пехоты пошли в атаку на египетские укрепления в Ирак аль-Маншия. Разгорелся жестокий бой, в котором обе стороны понесли тяжелые потери. Евреи захватили египетские позиции. 20 октября, в результате фронтального наступления, оплаченного дорогой ценой, солдаты Алона захватили Хулейкат, укрепленный пункт, имевший стратегическое значение для египтян в Верхнем Негеве. Линия обороны противника была прорвана — теперь 35-тысячные египетские силы в районе Фалуджи оказались под угрозой удара и даже окружения. Однако у евреев почти не оставалось времени, чтобы воспользоваться плодами этой победы. Англичане, обеспокоенные развитием событий, внесли в Совет Безопасности резолюцию с очередным требованием о прекращении огня в Палестине. Она была принята. Евреи вынуждены были действовать быстро. Не задерживаясь на занятых позициях, Алон решил использовать открывшийся перед ним путь на Беэр-Шеву и направил три своих бригады ускоренным маршем на эту сонную арабскую “столицу” Негева. Египетский гарнизон был застигнут врасплох и сдался почти без сопротивления. Через два дня в соседний район Лахиша вошли моторизованные колонны израильтян.

На протяжении недели после 22 октября, когда постепенно входило в действие соглашение о перемирии, египтяне эвакуировали свои части из Западного Негева на транспортных судах. Но и во время эвакуации они понесли тяжелые потери. Два военных корабля были пущены ко дну израильскими подводниками. Один из них, флагман египетского флота “Эмир Фарук”, затонул у Газы с 700 солдатами на борту. Кроме того, 3 тыс. человек из отборных частей Четвертой бригады были окружены к северо-западу от Фалуджи. В этом районе египтяне и евреи не соблюдали условий перемирия. Четвертая бригада под командованием талантливого суданского генерала Таха-бея организовала оборону и стойко держалась в сужавшемся израильском кольце.

Показательна реакция союзников Египта на эту кризисную ситуацию. Вместо того чтобы атаковать евреев на другом фронте и таким образом ослабить натиск на Фалуджу, Глабб направил подразделения легиона в Бейт-Лехем и Хеврон, которые он хотел “спасти” для Хашимитского королевства. Легионеры заняли район, оставленный египтянами. 23 октября главы правительств арабских стран встретились в Аммане и с соблюдением всех формальностей обсудили вопрос о том, как спасти египтян. Встреча эта напоминала фарс. Абдаллах так рассказывал об этом в воспоминаниях:

Наконец Глабб предложил план, согласно которому два иракских батальона и один батальон Арабского легиона должны были атаковать еврейские позиции в районе Бейт-Гуврина. В это время окруженная в Фалудже египетская бригада, выведя из строя свое тяжелое вооружение, должна была выйти из окружения по тайной тропе, известной некоему английскому майору Локхиду, служившему в легионе и уже наладившему связь с Таха-беем. Однако египетский штаб немедленно отклонил эту идею. Мало того, что по плану Глабба нужно было бросить артиллерию, — план этот был предложен англичанином!

В то же время израильский командир Игаль Алон по собственной инициативе решил вступить в переговоры с Таха-беем. Встреча состоялась в кибуце Гат, в двух милях от места, где были окружены египтяне. Командующий египетскими войсками оказался рослым темнокожим суданцем, любезным и улыбчивым. Он поздравил Алона с замечательными военными победами Израиля и согласился с тем, что египтяне оказались в тяжелом положении. “Но одно я могу спасти, — заявил генерал, — честь египетской армии. Поэтому я буду сражаться до последнего патрона и до последнего человека”. Ни эта, ни две последующие встречи ни к чему не привели — Таха-бей не изменил своего решения. Но беседа была не полностью безрезультатной: в ходе ее йеменский еврей, служивший Алону переводчиком, майор Иерухам Коген, установил дружеские отношения с адъютантом Таха-бея полковником Гамалем Абдель Насером. Насер восхищался кибуцами и демократизмом ишува. Израильский “прогрессивизм” он противопоставлял жуликоватым и ко всему безразличным египетским землевладельцам. Однако самые резкие обвинения он приберег для англичан. “Они втянули нас в войну, — говорил Насер. — Что нам Палестина? Все это англичане выдумали, чтобы отвлечь наше внимание от оккупации Египта”. Так называемые “союзники” Египта тоже вызывали гнев Насера, особенно Абдаллах, который и пальцем не пошевелил, чтобы помочь окруженным египтянам. Когда-нибудь хашимитский король поплатится за свое предательство, заявил Насер.

В речах молодого майора отразилось глубочайшее недоверие, которое уже давно питали друг к другу арабские государства. Особенно сильным было взаимное недоверие между Египтом и Трансиорданией. Эти чувства в связи с проблемой оккупированной Палестины наконец проявились во всей полноте. Египтяне, которые не собирались отдавать Палестину Трансиордании, начали повсюду твердить о “правах палестинского народа” и заявили о своем намерении создать правительство Святой земли. С этой целью в конце октября 1948 г. в Каире было организовано “правительство всей Палестины” с резиденцией в Газе. А 1 октября в Газе собрался поддерживаемый египтянами Национальный палестинский совет, который послушно избрал президентом муфтия. Через две недели правительство в Газе было официально признано Сирией, Ливаном и Ираком. Однако вскоре стало ясно, что это марионеточный режим: когда Хадж Амин, вопреки указаниям Каира, отправился в Газу и был там опознан, муфтия немедленно задержали и отправили в Суэц, где он был помещен под неусыпное наблюдение.

Между тем Абдаллах тоже не терял времени даром. Заявив, что “правительству” Газы нечего делать на территории, оккупированной Трансиорданией, король поспешил созвать другую конференцию из числа покорных ему палестинских представителей, по большей части беженцев. В конце октября они собрались в Аммане и официально осудили осуществленный проегипетскими элементами в Газе фактический раздел Палестины. Затем в арабских городах и деревнях на Западном берегу Иордана прошли “стихийные” массовые демонстрации — толпы на улицах умоляли Абдаллаха аннексировать районы Палестины, оккупированные легионом. Наконец, 1 декабря в Иерихоне состоялась “полномочная” конференция палестинских и трансиорданских делегатов, которая приняла резолюцию, поддерживавшую объединение Палестины и Трансиордании в неделимое “Арабское Хашимитское Королевство Иордания”. Абдаллах “согласился” с этой резолюцией и назначил на место иерусалимского муфтия шейха Хассана Мухьи аль-Дина аль-Джараллаха взамен Хадж Амина аль-Хусейни.

Политический маневр Абдаллаха вызвал бурю возмущения в Каире и других арабских столицах, 10 декабря 1948 г. король Фарук сделал официальное заявление, в котором лишил поддержки палестинцев, принявших участие в Иерихонской конференции. Египетская армия, подчеркнул Фарук, не для того проливала кровь, чтобы предоставить палестинцев самим себе; принятая в Иерихоне резолюция ставит под удар арабское единство, и Арабская лига этого не потерпит. На следующий день великий улем[329] Аль-Азхарского университета официально осудил хашимитский режим за “дурную политику, способную нанести ущерб арабскому единству”.

Последняя кампания палестинской войны

В то время как египтяне и иорданцы осыпали друг друга обвинениями, евреи готовились к началу наступления против египетской армии и изгнанию ее с израильской территории. На этот раз главная цель операции заключалась в том, чтобы убедительно продемонстрировать суверенность и силу Израиля и, как надеялись евреи, положить конец войне. Войска были к этому готовы. Была усовершенствована организация армии, последние подразделения Палмаха и Эцель влились в регулярные части, была создана четкая мобилизационная система. К декабрю 1948 г. израильская армия насчитывала 100 тыс. человек, в ее распоряжении были теперь транспортные и военные суда.

Войска противника, дислоцированные в это время к северу от Синая, удерживали фронт, образовывавший два выступа. На северном выступе обороны были две бригады, расположенные в районе Рафиаха и Газы, в тылу у них находилась ключевая для египтян база в Эль-Арише. Южный выступ, который также удерживали две бригады, тянулся от Аль-Ауджи до Бир-Аслуджа и был направлен на Беэр-Шеву. Кроме того, четвертая бригада, окруженная в районе Фалуджи, сковывала довольно значительные израильские силы. Линия египетской обороны была хорошо укреплена. Преимущества израильтян заключались во внезапности атаки и умении выбрать выгодную для нее местность — этими преимуществами Ядин и Алон собирались воспользоваться как можно эффективнее. Предполагалось, что египтяне будут ожидать наступления на своем северном участке, там, откуда они угрожали плотно населенным прибрежным районам Израиля. Поэтому израильское командование приняло решение начать наступление на юге, в направлении Аль-Ауджи, опорной точки египетской обороны в Негеве. Взяв Аль-Ауджу, евреи смогли бы пройти через Синай и, выйдя к Эль-Аришу и к Средиземноморскому побережью, одним ударом расстроить планы противника.

Для того чтобы осуществить этот смелый план, надо было захватить Аль-Ауджу. Однако главная дорога из Бир-Аслуджа в Ааль-Ауджу была хорошо защищена египетскими танками и артиллерией. Прямую атаку вдоль южного шоссе можно было бы осуществить, только пожертвовав жизнями множества солдат и техникой. Ядин почти неделю пытался справиться с этой задачей. 17 декабря он нашел решение в руководстве по археологии греко-римской Палестины, где имелась карта с изображением второй дороги на Аль-Ауджу, идущей с юга. Конечно, настоящей дорогой эту каменистую тропу римских времен назвать было нельзя. Алон немедленно послал разведчиков выяснить, существует ли еще эта тропа. Она в конце концов была обнаружена в дюнах под Бир-Аслуджем и оказалась пригодной для передвижения.

Тогда закипела работа, которая продолжалась три дня. Под покровом темноты инженерные подразделения мостили и выравнивали самые сложные участки. Делалось это настолько тихо, что египетские аванпосты, находившиеся в двух милях от дороги, ничего не заподозрили. А в ночь на 22 декабря началось наступление. В соответствии с планом, Алон направил бронетанковую колонну в направлении Газы. Пехотная бригада под прикрытием бомбардировщиков двинулась к главному шоссе между Бир-Аслуджем и Аль-Ауджей. Но это были лишь отвлекающие маневры. Обманутый противник решил, что израильтяне развертывают наступление согласно плану, предусмотренному египетским командованием. В следующие дни, пока египтяне отбивали одну за другой атаки на центральном участке, мощная израильская колонна, состоявшая из броневиков и машин с пехотой, медленно продвигалась вперед по римской дороге. На рассвете 26 декабря евреи подошли к Аль-Аудже на расстояние выстрела. В прекрасно укрепленном форте было тихо — его гарнизон был сосредоточен на северном направлении. На север смотрели и стволы египетских орудий, которые держали под контролем главную дорогу. Авангард израильтян неожиданно врезался в тыл египтянам, а на городской площади появились израильские танки и броневики. Несмотря на потрясение, египтяне сражались отважно. Бой продолжался сутки, а затем они капитулировали. Командир гарнизона, которого молниеносная атака израильтян застала во сне, сдался в плен прямо в пижаме.

Алон не собирался останавливаться на достигнутом. Его войска, совершив фланговый обход, на десять миль продвинулись в глубь египетской территории и заняли Абу-Агейлу. Затем они двинулись к Средиземноморскому побережью и в направлении центральной египетской базы Эль-Ариш. За восемь месяцев войны евреи продвинулись далеко — и не только в географическом смысле. В мае их плохо вооруженные, малочисленные отряды остановили египетские танки в шестнадцати милях от Тель-Авива. А в декабре закаленная в боях пехота при поддержке танков и самолетов вторглась в Египет и совершила рывок к Эль-Аришу, отрезав египетской армии все пути к отступлению. Пораженное этим египетское правительство начало лихорадочную дипломатическую деятельность, пытаясь получить военную помощь у других арабских государств. Но рассчитывать Каиру было не на что. Силы Сирии и Ирака истощились. Абдаллах считал войну законченной. В ноябре 1948 г. в результате ряда встреч между Моше Даяном и полковником трансиорданской армии Абдаллахом аль-Телем, командующим частями легиона в Иерусалиме, было достигнуто соглашение о прекращении огня, вступившее в силу 1 декабря. В дальнейшем эти два офицера обсуждали вопрос о допуске еврейских транспортных колонн на гору Скопус и о снабжении находившегося там еврейского полицейского участка. Таким образом, эти беседы вышли за рамки чисто военных проблем и походили на переговоры о заключении перемирия.

Мало того что египетское правительство не нашло поддержки у своих союзников — вскоре оно столкнулось с не менее тяжелыми последствиями военного поражения и у себя в стране. Вступая в палестинскую войну, Фарук надеялся отвлечь внимание народа от внутренних проблем и победить своих противников из партии “Вафд”. Сначала могло показаться, что королю это удалось. Газеты кричали об успехах армии — подлинных и мнимых. В честь победы были заблаговременно выпущены почтовые марки. После того как в декабре началось наступление Алона, в Каире было решено скрыть поражение не только от союзников, но и от собственного народа. Но в конце концов египтяне, конечно, обо всем узнали. В ноябре по Египту прокатились бурные демонстрации против иностранных и еврейских предпринимателей, организованные “Мусульманскими братьями”. В больших городах начались беспорядки. Националистические лозунги соседствовали с выпадами против Ноакраши-паши и его правительства. В ответ премьер-министр объявил “Мусульманских братьев” вне закона и отдал распоряжение о конфискации имущества этой организации. Но приказ остался невыполненным — 28 декабря один из членов братства убил Ноакраши-пашу. Многие полагали, что в Египте может начаться гражданская война.

Но раздираемая конфликтами страна все-таки не осталась без помощи. По условиям англо-египетского договора 1936 г. Великобритания должна была оказать содействие Египту в случае, если он подвергнется нападению. Между тем 29 декабря Совет Безопасности принял решение о немедленном прекращении огня в Палестине. Теперь у англичан появился шанс укрепить свои пошатнувшиеся позиции в Египте, а может быть, и в Святой земле. Разумеется, в 1948 г. ничто, даже иностранное вторжение в Египет, не могло бы заставить Каир вернуться к договору о взаимопомощи 1936 г. Однако англичане использовали возникшую ситуацию, чтобы пригрозить Израилю. Если Израиль не подчинится резолюции Совета Безопасности, заявили они, Великобритания введет в действие свои вооруженные силы в соответствии с англо-египетским договором. Этот ультиматум не оставлял евреям никакого выбора. Каковы бы ни были права Израиля в соответствии с имевшимися прецедентами, он не мог вступить в конфронтацию с великой державой, и Бен-Гурион прекрасно это понимал. Того же мнения придерживался и Ядин. Слишком многого добилась израильская армия, чтобы теперь рисковать. 2 января 1949 г. штаб Алона получил приказ уйти из Синая.

Однако по настоянию Ядина Бен-Гурион разрешил Алону оставить за собой командные высоты в районе пограничного города Рафиаха. Таким образом, понесшим большие потери египетским войскам в полосе Газы был отрезан последний путь к отступлению. Англичане ответили на это еще одной угрозой: в течение нескольких недель самолеты британских ВВС регулярно сопровождали египетские эскадрильи в полетах над египетско-израильской границей. 7 января, когда в ООН была принята еще одна резолюция о прекращении огня, израильскими ВВС было сбито пять английских истребителей. Бевин, судя по всему, решил, что теперь у него есть подходящий предлог, чтобы пригрозить еврейскому государству прямой интервенцией и тем самым ослабить позиции Израиля на предстоящих в будущем арабо-израильских переговорах. 8 января он заявил, что евреи совершили акты “неспровоцированной агрессии” против Египта, но англичане “пока” не начали перебрасывать свои войска с суэцких баз к палестинской границе. Через три дня английское Министерство иностранных дел сообщило журналистам, что “с исключительной серьезностью” следит за военными операциями евреев.

Каир не замедлил воспользоваться тем, что англичане грозят Израилю вторжением. 12 января египтяне выдвинули свой ультиматум. Переговоры о перемирии, заявили они, не начнутся, пока евреи не уйдут с высот в районе Рафиаха. Однако израильский штаб никак не мог согласиться на это требование: разомкнув кольцо, в котором оказались войска противника, Израиль лишился бы на мирных переговорах своего главного козыря и, кроме того, оставил бы под контролем противника полосу Газы, глубоко вдававшуюся в израильскую территорию. Принять решение предстояло Бен-Гуриону. По мнению премьер-министра, отказ от условий, предложенных Каиром, означал бы продолжение войны с Египтом и — неизбежно — английскую интервенцию. Между тем еврейское государство уже было создано и, защитив себя от врагов, жило нормальной жизнью. Более того, Израиль захватил дополнительные 600 квадратных миль и сумел выгодным для себя образом изменить демографический состав своего населения. Другие арабские государства готовы были вслед за Египтом сесть за стол переговоров. Вероятно, в этой ситуации правильнее всего было дать Каиру возможность спасти свою репутацию. Поэтому, несмотря на настоятельные просьбы Алона, который прибыл в Тель-Авив и убеждал премьер-министра сохранить для Израиля главный козырь на переговорах, Бен-Гурион принял решение отвести войска.

Во вторую неделю января евреи покинули высоты в районе Рафиаха. Через две недели после этого, когда начались переговоры о перемирии, израильтяне выпустили солдат Таха-бея из Фалуджи. Стоя на склоне холма, Иерухам Коген, адъютант Алона, смотрел, как строятся остатки египетской бригады. Неожиданно он увидел полковника Насера. Коген окликнул его, они подбежали друг к другу и обменялись дружеским рукопожатием. Под музыку израильского военного оркестра египетская колонна двинулась в направлении лагеря в Эль-Арише.

Переговоры о перемирии

29 декабря 1948 г. Совет Безопасности, который на протяжении полугода ограничивался резолюциями о прекращении огня и временных перемириях, призвал к окончательному перемирию во всех районах Палестины. Хотя Египет и другие арабские государства к этому моменту были уже обессилены и явно были бы рады прекратить военные действия, само собой разумелось, что ни одна из арабских стран не согласится на “прямые” переговоры с Израилем, то есть не сможет обойтись без посредничества ООН. Поэтому, когда в начале января 1949 г. на острове Родос начались предварительные переговоры между Израилем и Египтом, было установлено, что они проводятся в рамках ООН. Обе делегации разместились в одной гостинице. Это повлекло за собой комические затруднения. Глава израильской делегации Вальтер Эйтан, сотрудник Министерства иностранных дел, рассказывал, что если египтянин сталкивался в коридоре с израильтянином, то, “демонстративно отвернувшись, только искоса поглядывал [на еврея], а потом, не справившись с любопытством, оборачивался, чтобы все-таки получше его разглядеть”. Посредник ООН д-р Ролф Банч, сорокалетний афроамериканец, бывший в свое время заместителем Бернадота, оказался талантливым и умным дипломатом. Однако поначалу даже Банчу с его обаянием не удалось убедить египтян встретиться с их израильскими коллегами. Поэтому предварительные беседы посредник или его заместитель проводили отдельно с каждой делегацией.

Однако через несколько дней настойчивость Банча увенчалась успехом. Он собрал у себя в номере египтян и израильтян. Сам Банч председательствовал, сидя на диване. Впоследствии переговоры о перемирии с Иорданией, Ливаном и Сирией развивались примерно по той же схеме. Правда, сначала египтяне обращались только к Банчу, как если бы евреев в комнате не было. Но долго придерживаться столь неестественной линии поведения было невозможно. Вскоре делегации вступили в прямой диалог — по-английски и по-французски. Представители Израиля и Египта заверили друг друга в том, что стремятся достичь прочного мира в Палестине. С этой целью на первом этапе было разработано соглашение о перемирии в соответствии с реальной военной обстановкой. В результате Негев — за исключением узкой прибрежной полосы Газы, оккупированной египетскими войсками, — остался в составе Израиля. Город Аль-Ауджа с окрестностями должен был быть демилитаризован под наблюдением ООН. Израиль согласился на такое решение, чтобы дать египетскому правительству возможность сохранить свой престиж: египтяне могли теперь заявить своему народу, что держат под контролем один из районов Палестины, так же как это сделал хашимитский режим.

Обе стороны исходили из предположения, что перемирие в ближайшем будущем должно быть закреплено постоянным мирным договором. Собственно, об этом говорилось и в самом соглашении о перемирии: “Стремясь установить постоянный мир в Палестине и признавая в связи с этим важность взаимных гарантий относительно дальнейших военных действий сторон, принимаются… следующие принципы”. И далее: “Установление перемирия между вооруженными силами сторон рассматривается как необходимый шаг для ликвидации вооруженного конфликта и восстановления мира в Палестине”. Соглашение было подписано 24 февраля 1949 г. Эйтан, руководитель израильской делегации, впоследствии вспоминал о том, в какой теплой атмосфере завершились переговоры:

На Родосе был создан прецедент, ставший основой для последующих переговоров Израиля с другими арабскими странами. Если Египет, крупнейшее арабское государство, согласился на переговоры с евреями, другим странам было не так трудно пойти по его пути. Так, например, условия перемирия с Ливаном обсуждались в Рош-га-Никра на ливанско-израильской границе. В соответствии с соглашением, подписанным 23 марта 1949 г., израильтяне вывели свои войска из четырнадцати ливанских деревень, захваченных во время войны, и между Ливаном и Израилем была восстановлена старая международная граница. Этот документ, за исключением деталей территориального урегулирования, по содержанию ничем не отличался от израильско-египетского соглашения. В нем также выражалась надежда на то, что после окончания вооруженного конфликта удастся достичь постоянного мира. На подписание соглашений с Египтом, Ливаном и Иорданией ушло менее полутора месяцев. Трудности возникли только во время переговоров с сирийцами. Позиция Сирии объяснялась отчасти националистическими страстями (Сирия — колыбель арабского национализма), а отчасти нежеланием сирийцев вывести свои войска с оккупированной израильской территории. Переговоры тянулись с 5 апреля по 20 июля 1949 г., они проходили в палатке, расположенной на нейтральной полосе, у дороги Тверия—Дамаск. Стояла палящая жара. После бесконечных споров сирийцы наконец согласились отвести свои войска за линию границы, но только при условии, что в освобожденные районы не вступит израильская армия. Таким образом, возникла еще одна демилитаризованная зона. В остальном основные положения совместного сирийско-израильского документа соответствовали принципам, принятым в соглашениях Израиля с другими арабскими странами.

19 марта иракское правительство сообщило Банчу, что оно уполномочило иорданскую делегацию вести переговоры от его имени и что иракские войска будут выведены из Палестины. Действительно, иракская армия покинула Святую землю. Однако Ирак оказался единственной арабской страной, которая не подписала соглашения о перемирии с евреями. Это обстоятельство впоследствии позволило Багдаду на словах выступать против еврейского государства значительно резче, чем это делали непосредственные соседи Израиля, и в то же время воздержаться от каких-либо практических действий. Нури ас-Сайд уже давно убедился в том, что с помощью подобных методов можно добиться популярности в народе, а может быть, и главенствующего положения в арабском мире. В дальнейшем такой подход был принят на вооружение и другими мусульманскими государствами, в частности Алжиром и Ливией.

В ходе переговоров с арабскими правительствами самыми сложными и в то же время самыми перспективными для израильтян оказались контакты с Хашимитским Королевством. Переговоры с Трансиорданией начались на Родосе через несколько дней после подписания соглашения с Египтом. Трансиорданские дипломаты производили куда менее внушительное впечатление, чем египтяне: они вели себя беспомощно и неуверенно, казалось, что у них нет точных инструкций. Так оно и было — Абдаллах, не дав им никаких ясных указаний, предпочел напрямую связаться с израильтянами через полковника аль-Теля, находившегося в Иерусалиме. В результате было решено, что израильская делегация тайно встретится с Абдаллахом в королевской резиденции в Шуне, у Мертвого моря. Судя по всему, хашимитский монарх не собирался предоставлять необходимые полномочия своим представителям на переговорах, хотя он и согласился на формальное продолжение их на Родосе.

С помощью аль-Теля израильская делегация пересекла трансиорданскую границу, на пропускном пункте полковник представил их как наблюдателей ООН. Это едва ли показалось убедительным — ведь, кроме Эйтана, в израильскую делегацию входили Ядин и Даян, которых все знали в лицо. Однако пограничники спорить не стали. Абдаллах принял своих гостей в Шуне и показал себя таким же радушным хозяином, как и до войны. В ходе первого заседания, в котором участвовали евреи и арабы, король обратился к присутствующим с обзором событий, которые привели делегатов на эту странную встречу. Абдаллах говорил очень откровенно и подчеркнул, что его министры вместе с египтянами втянули Трансиорданию в войну, которой он не желал. Его выступление, направленное против его собственных чиновников, заняло двадцать минут. После этого арабы и евреи были приглашены на банкет, однако премьер-министр Абд аль-Уда, сославшись на боль в желудке, попросил разрешения не присутствовать на нем.

После банкета Абдаллах удалился, а делегации приступили к переговорам, которые заняли всю ночь. Под утро евреи отправились назад в автомобиле аль-Теля, чтобы успеть в Иерусалим до рассвета. Ночные поездки и переговоры продолжались целую неделю. Все это время, стремясь оказать давление на Трансиорданию, израильская армия продолжала демонстрировать подготовку к широкомасштабному наступлению в том случае, если Абдаллах не согласится на пересмотр границ. В конце концов было достигнуто компромиссное соглашение. Демаркационная линия была проведена не в соответствии с дислокацией обеих армий, а на несколько миль восточнее. Таким образом, к Израилю отходили шоссе Хадера—Афула, железная дорога между Лодом и Хайфой, а также часть горного района. Из соображений престижа иорданцы оставили на своей стороне большое количество деревень, но не позаботились сохранить за собой прилегающие к ним земельные участки. В результате многие крестьяне были отрезаны от своих полей. В любом случае соглашение рассматривалось как временное — за ним должен был последовать мирный договор и урегулирование вопросов, связанных с границей. После того как были внесены необходимые изменения, демилитаризованная пограничная полоса протянулась от Мертвого моря до Акабы на юг и до Бейсана на север. Вместе с тем пересмотр границ не коснулся Иерусалима — там сохранялся status quo: Новый город остался в руках евреев, Старый город — в руках арабов. Иорданцы гарантировали израильтянам свободный доступ к больнице Гадаса и Еврейскому университету, расположенному на горе Скопус, а также к святым местам и кладбищам на Масличной горе.

Такова была суть договоренности, достигнутой сторонами в три часа утра 1 апреля. Сразу после этого Даян и Джунди, представители израильской и арабской делегаций, вылетели на Родос, где 3 апреля соглашение было подписано “официальными” делегациями. После этого израильские войска выдвинулись на отданные еврейскому государству в ходе переговоров командные высоты. В августе 1949 г. на израильско-иорданской границе еще находились (предполагалось, что временно) представители ООН, которые наблюдали за соблюдением условий перемирия. В последующие месяцы продолжались весьма обстоятельные тайные беседы Абдаллаха с израильскими представителями, а в марте 1950 г. началась работа по подготовке мирного соглашения. Однако, руководствуясь политическими соображениями, король решил не спешить с этим. Возможно, он допустил ошибку. Если бы он продолжил переговоры и, не медля, подписал соглашение, это было бы воспринято как свершившийся факт. А вместо этого информация о переговорах Абдаллаха с израильтянами начала распространяться в тот период, когда действовало зыбкое соглашение о перемирии. Это и погубило самого способного государственного деятеля арабского мира.

В результате перемирия с арабскими странами территория Израиля составила 8 тыс. квадратных миль, то есть на 21 % больше того, что предусматривалось планом раздела Палестины. Предполагалось, однако, что эти границы имеют временный характер и подвергнутся изменениям и уточнениям в ходе предстоящих мирных переговоров. Этого не случилось, и в результате территориальная проблема стала для Израиля источником постоянных трудностей. Так, например, проведенная между Израилем и Иорданией демаркационная линия, по одну сторону которой остались крестьяне, а по другую — принадлежащие им поля, непрерывно нарушалась и стала причиной постоянных пограничных конфликтов между двумя сторонами. Благодаря своему статусу, предусматривающему свободный доступ к святым местам и некоторым гражданским учреждениям, Иерусалим оказался в полной зависимости от арабов, и соглашения на этот счет оказались по сути нереальными. Евреи вынуждены были направить специальные силы полиции для охраны больницы и университета на горе Скопус. Не удалось достичь и договоренности о доступе к еврейским религиозным святыням в Старом городе и о надлежащем уходе за ними. Это, в свою очередь, постоянно омрачало жизнь верующих евреев как в Израиле, так и за его пределами.

Соглашение с Сирией тоже было чревато опасностями. На территории, примыкающей к израильской демилитаризованной зоне вдоль сирийской границы, находились еврейские сельскохозяйственные поселения. Израиль планировал осуществить в этих районах несколько больших проектов по развитию земледелия. Предполагалось, в частности, осушить озеро Хула и повернуть русло реки Иордан. Собираясь приступить к освоению этих земель, евреи ссылались на пункт сирийско-израильского соглашения от 10 июля 1949 г., в котором в качестве главной цели перемирия признавалось “постепенное восстановление нормальной жизни в районе демилитаризованной зоны”. Сирийское правительство не приняло такого толкования, и вскоре это стало поводом для конфликта. Когда евреи занимались сельскохозяйственными и ирригационными работами на приграничных участках, сирийцы время от времени обстреливали их с позиций, расположенных на Голанских высотах. Таким образом они помешали израильтянам осуществить план по созданию водозаборной системы на Иордане, и евреям пришлось прибегнуть к менее практичному и более дорогостоящему методу и пользоваться водой из Кинерета. Демилитаризованные зоны и в дальнейшем были источником напряжения и вооруженных конфликтов.

Такое же положение сложилось в полосе Газы, где по-прежнему оставались египетские войска. При подстрекательстве Каира эта переполненная беженцами зона была превращена террористами в базу, откуда они проводили операции против Израиля. Неопределенность формул израильско-египетского соглашения позволяла египтянам закрывать глаза на эту деятельность. Во всех соглашениях о перемирии говорилось о полном прекращении военных действий и о том, что на “агрессивные действия” обеих сторон налагался мораторий. Однако одно положение, включенное во все остальные документы, не вошло — возможно, по недосмотру — в текст израильско-египетского соглашения. Положение это сводилось к следующему: “С территории, контролируемой одной из сторон, не должно производиться никаких военных или враждебных действий по отношению к другой стороне”. Впоследствии египетское правительство использовало отсутствие подобного пункта в израильско-египетской договоренности как юридическое оправдание для того, чтобы поощрять террористическую деятельность, не пропускать израильские суда через Суэцкий канал и (до 1956 г., а также весной 1967 г.) блокировать Тиранский пролив. Таким образом, Газа тоже представляла для Израиля смертельную угрозу. Однако в 1949 г. все эти опасности казались столь далекими и недолговечными (как и сами соглашения о перемирии), что еще до того, как летом того же года были подписаны итоговые документы, в роли посредника выступила Комиссия по примирению — новый орган, созданный Организацией Объединенных Наций. Согласно резолюции Генеральной Ассамблеи от 11 декабря 1948 г., перед комиссией ставилась задача не больше и не меньше, чем достичь “окончательного урегулирования всех спорных вопросов”, возникших между Израилем и арабскими странами. Авторы этой резолюции были настолько уверены в благоприятных перспективах, что это само по себе было для евреев вознаграждением за все перенесенные в ходе войны страдания. А страдания эти были велики. Во время войны погибло 6 тыс. человек, более 30 тыс. были ранены — немалые потери для страны с населением, не превышающим 600 тыс. Одни только военные расходы составили 500 млн долларов. Снова, как в 1917–1918 гг., в стране воцарилась разруха. Плодородные поля были изрыты и заминированы; цитрусовые плантации, десятилетиями служившие основой еврейской экономики в Палестине, уничтожены. И все же, несмотря на кровоточащие раны, маленькая еврейская республика выжила, а ее суверенитет был признан мировым сообществом. После того как в январе 1949 г. были проведены парламентские выборы и народ передал власть правительству и кнесету, те государства, которые ранее, сразу после создания Израиля, признали его de facto, начали открывать свои миссии и посольства в Тель-Авиве и Иерусалиме.

Когда были подписаны соглашения о перемирии, просьба Израиля о принятии его в ООН была одобрена и марта 1949 г. Советом Безопасности, а затем, в мае 1950 г., Израиль стал полноправным членом Организации Объединенных Наций. В те времена вступление в ООН еще считалось важным свидетельством суверенитета и жизнеспособности государства. Когда на площади перед зданием Генеральной Ассамблеи в торжественной обстановке был поднят израильский флаг, присутствовавшие при этом Шарет и Эйтан, как и все евреи мира, не могли не вспомнить о том, что всего лишь за четыре года до этого маген Давид (“щит Давида”) был знаком обреченности, эмблемой, которую носили узники концентрационных лагерей. Даже умудренному опытом журналисту или ученому не хватило бы ни знаний, ни таланта, чтобы описать путь к независимости, пройденный еврейским народом — народом, с которым так жестоко обошлась история. Казалось, случившееся можно объяснить только неизвестным, новым законом природы.