История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951

Палестинский вопрос на повестке дня ООН

Оглядываясь на первые послевоенные годы, трудно представить себе те почти мистические надежды, которые возлагались тогда на Организацию Объединенных Наций. Кризис, вызванный в 1946 г. советской оккупацией Северного Ирана, послужил первым испытанием для новой международной организации — тогда ООН продемонстрировала свою способность мирным путем урегулировать межгосударственные конфликты. Естественно поэтому, что год спустя ООН вновь была призвана решить еще одну проблему мировой политики. Палестинский вопрос был, конечно, значительно сложнее иранского кризиса. На этот раз требовалось найти решение, которое удовлетворило бы законные требования двух враждующих сторон и, скорее всего, привело бы к созданию нового суверенного образования вместо британского мандата. Задача эта была непростой, но именно для такого рода проблем и была создана Организация Объединенных Наций. Вне пределов ее компетенции находились споры между Великими державами[307] — это ограничение юридически выражалось в праве вето, которым обладали постоянные члены Совета Безопасности. С другой стороны, прямым назначением ООН была деятельность по ликвидации конфликтов между всеми остальными государствами. Гарри Трумэн не был наивен, когда, имея в виду эти функции ООН, отделял проблему гуманитарной помощи беженцам от более сложного вопроса о юридическом статусе Палестины. “Я полагал, — писал он в мемуарах, — что будущая судьба Палестины — это как раз та проблема, ради которой мы создали ООН”. 2 апреля 1947 г. Великобритания, передав решение палестинской проблемы на рассмотрение мирового сообщества, казалось, открыто поддержала точку зрения Трумэна.

По крайней мере, отчасти это было не так. Избрав для принятия решения Генеральную Ассамблею вместо более оперативного и действенного Совета Безопасности, кабинет Эттли надеялся, что ООН не сумеет найти решения и попросит Лондон предложить свое. Тогда у Великобритании были бы основания рассчитывать, что по отношению к упорствующим сионистам у нее будут развязаны руки. Именно так высказывался Харольд Били в беседе с Давидом Горовицем[308], представителем Еврейского агентства, воспоминания которого раскрывают перед нами интереснейшие эпизоды послевоенной истории:

Кроме того, Бевин не стал обращаться в Совет Безопасности потому, что опасался активного вмешательства Советского Союза, постоянного члена этой организации, в палестинские и ближневосточные дела. Эти опасения были не лишены оснований. Когда 28 апреля 1947 г. собралась Генеральная Ассамблея и началось обсуждение состава комиссии, которая должна была изучить палестинскую проблему, СССР предложил ввести в комиссию только представителей “большой пятерки”[309]. Этому воспротивились американцы и англичане, которые высказались за “нейтральный” и “не имеющий особых интересов” орган. Ассамблея согласилась с их точкой зрения.

В результате 13 мая была сформирована специальная комиссия ООН по Палестине из представителей одиннадцати государств — Австралии, Канады, Чехословакии, Гватемалы, Индии, Ирана, Нидерландов, Перу, Швеции, Уругвая и Югославии. В этом, пусть и не абсолютно нейтральном, органе все же было соблюдено некоторое равновесие сил. Индия, Иран и Югославия, у которых имелась значительная часть мусульманского населения, скорее всего, должны были занять проарабские позиции. С другой стороны, Чехословакия всячески способствовала перемещению еврейских беженцев из Восточной Европы в Германию, а Гватемала и Уругвай уже давно выражали свое сочувствие устремлениям сионистов. Полного нейтралитета придерживались Канада, Австралия, Перу и Швеция. Поэтому, когда арабы предпринимали попытки отделить проблему беженцев от палестинского вопроса как такового, против этого возражало большинство членов специальной комиссии.

И тем не менее даже при благоприятном развитии событий надежды на успех почти не было. Сэр Александр Кадоган, представитель Великобритании в Совете Безопасности, заявил, что его правительство не намерено отказываться от мандата или навязывать Палестине какое бы то ни было решение до тех пор, пока не будет принята “справедливая” формулировка, приемлемая как для арабов, так и для евреев. Однако добиться такой формулировки было делом невозможным. Узнав, что в повестку дня специальной комиссии включен и вопрос о перемещенных лицах, арабские страны заявили, что не станут рассматривать рекомендации ООН как обязательные для себя. А Верховный арабский комитет решил вообще бойкотировать работу комиссии. Напомним, что Верховный арабский комитет возродился в июне 1946 г. Одержав верх над всеми соперничавшими с ним палестинскими организациями, он располагал неограниченным влиянием на Арабскую лигу во всем, что касалось Палестины. Власть Верховного комитета объяснялась и огромным личным влиянием муфтия. Находясь в Каире, он всячески препятствовал деятельности более умеренных советников Аззам-паши, председателя Арабской лиги.

По иронии судьбы весной 1945 г., когда войска союзников вошли на территорию Германии, Хадж Амин чуть не стал военнопленным. В последний момент ему удалось улететь в Швейцарию, из Швейцарии арабского лидера поспешно выдворили назад в Германию, где он был арестован французами и отправлен в Париж. Однако арест его был недолгим. В декабре 1945 г. на борт французского военно-транспортного самолета, отлетавшего в Ле-ванто, поднялся чисто выбритый господин, сириец по паспорту. Четыре дня спустя “сириец” явился в каирскую резиденцию короля Фарука и потребовал у брата-мусульманина предоставить ему убежище. Фарук охотно согласился. Получивший покровительство короля Хадж Амин тут же начал рассылать из Египта директивы, столь же категоричные, что и в предвоенные годы. В Палестине приказы муфтия выполнялись безоговорочно. В результате в начале 1947 г. клан Хусейни, пользуясь властью авторитета Хадж Амина, сумел восстановить свое политическое влияние во всех арабских городах и деревнях Святой земли. К этому времени организованная оппозиция, боровшаяся против Хусейни, была ликвидирована, и англичане готовы были признать Верховный арабский комитет в качестве законного представителя палестинских арабов. Как уже говорилось, в феврале британское правительство согласилось допустить делегатов Верховного комитета на второй этап Лондонской конференции. Через три месяца Генеральная Ассамблея предоставила Верховному комитету аккредитацию при ООН в качестве официального представителя палестинских арабов.

Пользуясь международным признанием и угрожая своими военизированными формированиями, партия Хусейни заняла абсолютно непримиримую позицию. После того как специальная комиссия ООН прибыла в Святую землю в середине июня 1947 г., сторонники муфтия начали проводить в больших городах антисионистские демонстрации. Джамиль аль-Хусейни заявил, что эти волнения могут перерасти в широкомасштабное арабское восстание, если ООН не найдет “справедливого” решения. В это время Верховный комитет решил бойкотировать работу комиссии. Очевидно, это было тактической ошибкой. Хотя в течение пяти недель, пока представители ООН находились в Палестине, они провели ряд неофициальных встреч с арабами и ознакомились с арабской точкой зрения, это не шло ни в какое сравнение с подробными, строго доказательными сведениями, представленными сионистами. Только после переезда специальной комиссии ООН из Палестины в Бейрут 20 июля ее членам удалось встретиться с представителями арабов, но не с членами Верховного комитета, а с руководителями Арабской лиги. Но основная информация, касающаяся их позиции, была получена еще раньше объединенной англо-американской комиссией. Представитель Лиги преуспел лишь в том, что повел беседу в оскорбительно резком тоне, характерном для приспешников муфтия, и шантажировал членов комиссии ООН кровопролитием, которое неизбежно последует за разделом Палестины. Даже Аззам-паша, раньше отличавшийся сдержанностью, позволил себе намек, что в случае принятия решения о разделе возникнут неприятности не только для евреев Палестины, но и других стран Ближнего Востока, прежде всего Ирака, где еврейская община насчитывала 120 тыс. человек. “Не думаю, что в арабских странах удастся защитить евреев”, — позже заявил Аззам-паша в беседе с журналистом. Однако эти угрозы дали обратный результат. Они показали членам комиссии ООН, что судьба евреев, если они окажутся меньшинством под властью арабов, будет ужасна. Что касается сионистов, то в течение пяти недель, которые комиссия находилась в Палестине, они активно принимали участие в заседаниях и подали ряд письменных докладов. Эти материалы мало отличались от тех, которые год назад были вручены англо-американской комиссии, однако сионисты придавали им особое значение. Представители Еврейского агентства понимали, что, если доклад комиссии ООН будет неблагоприятен для евреев, сионизм потеряет международную поддержку — возможно, навсегда. Члены комиссии прекрасно сознавали, в каком напряжении находится илиув. Пока они вели свою работу, действия Эцель и Лехи становились все ожесточеннее. Насилие достигло апогея в середине лета 1947 г. 4 мая, через несколько недель после того, как четыре подпольщика были повешены в тюрьме в Ако, организация Эцель произвела нападение на тюремное здание: стена его была взорвана динамитом, и из заключения бежал 251 человек. В конце июля англичанам удалось схватить нескольких беглецов, уже ранее осужденных на смерть. Они были повешены. Два дня спустя бойцы Эцель совершили ответную акцию: они похитили и повесили двух сержантов британской армии. “Мы отплатили врагу его же монетой”, — гордо заявил Менахем Бегин. Общественность Англии была потрясена. 1 августа газета “Дейли мейл” с возмущением обращалась к чувствам тех “американок, на доллары которых была куплена веревка палача”.

Пораженные этими убийствами и ответными британскими мерами предосторожности — заграждениями из колючей проволоки, броневиками на улицах, горящими по ночам прожекторами, члены комиссии ООН осознали, что мандатный режим обречен. Если им требовались дополнительные доказательства того, до какого предела отчаяния дошли евреи, достаточно было только эпизода, произошедшего в середине июля и ставшего притчей во языцех. За полгода до этого нелегальной иммиграции в Палестину фактически был положен конец. Однако в начале месяца из французского порта вышел старенький американский пароход с 4500 перемещенными лицами на борту. В открытом море его поджидали семь английских военных кораблей, в том числе крейсер. Под их эскортом пароход, названный “Эксодус-47” (“Исход-47”), пересек Средиземное море. Когда до территориальных вод Палестины осталось двенадцать миль, английская армада окружила судно с беженцами и взяла его на абордаж. Началась яростная схватка, которая продолжалась несколько часов. В конце концов англичане пустили в ход пулеметы и гранаты со слезоточивым газом. Трое евреев было убито, несколько десятков ранено. По ходу боя сообщения передавались по радио с парохода в тель-авивский штаб Гагачье откуда они затем разошлись по всему миру. Команда парохода сдалась только после того, как англичане начали таранить его, чтобы пустить ко дну.

Накренившееся на борт судно было доставлено в хайфский порт. В обычных обстоятельствах британские власти переправили бы пассажиров на Кипр. Однако два кипрских лагеря для интернированных были безнадежно переполнены — в них размещалось 26 тыс. человек, направленных на протяжении последнего года. Поэтому Бевин принял решение “преподать беженцам урок” и вернуть их в тот порт, откуда они направились в путь. На английских транспортах, которые были, в сущности, плавучими тюрьмами, перемещенных лиц под палящим средиземноморским солнцем доставили в Марсель. Однако там все евреи, за исключением больных и стариков, отказались сойти на берег. Французское правительство предложило беженцам свое гостеприимство и медицинскую помощь, но это предложение было отвергнуто. Страдая от невыносимой жары и эпидемии кожных заболеваний, пассажиры требовали отправить их в Эрец-Исраэль. Журналистка Рут Грубер так описывала их положение:

А впереди их ждала Германия. Через три недели французское правительство, опасаясь вспышки эпидемии, потребовало, чтобы транспорты покинули Марсель. Британское правительство на экстренном заседании решило, что единственный выход — отправить евреев назад в Германию. И большая часть беженцев была доставлена в Гамбург. Около полутора тысяч человек отказались сойти в этом порту. Под изумленными взглядами немцев английские солдаты резиновыми дубинками сгоняли евреев на берег. Затем беженцы по железной дороге были переправлены в лагеря для интернированных лиц в Поппендорф и Амштау. На протяжении месяца англичане пытались провести среди них перепись, но в ответ на все вопросы слышали только одно: “Эрец-Исраэль”. Эта трагедия, разыгравшаяся в течение трех месяцев, широко освещалась мировой прессой. Она произвела сильное впечатление на членов комиссии ООН. “Более достоверных свидетельств не может быть”, — сказал представитель Югославии 20 июля, когда комиссия направлялась в Бейрут. Через неделю, прибыв в Женеву, она решила направить в немецкие и австрийские центры для перемещенных лиц группу экспертов. Там, в лагерях, представители ООН увидели ту же картину, которую наблюдали их предшественники: около 250 тыс. евреев-беженцев с нетерпением ожидали, когда же наконец им удастся вырваться в Палестину.

Доклады специальной комиссии ООН

В августе комиссия занималась обсуждением возможных вариантов решения проблемы. Моше Шарет и Давид Горовиц, представители Еврейского агентства, все это время встречались с ее членами, пытаясь защитить интересы сионистов. Во встречах участвовал и Ричард Кроссман, который встал на сторону сионистов еще во время своей работы в англо-американской комиссии. Доклад был закончен 31 августа. В нем было одиннадцать пунктов, самыми важными из которых были следующие: мандат должен быть прекращен, а независимость Палестины обеспечена в самый кратчайший срок; политическая структура нового государства (или государств) должна иметь демократическую основу; экономическое единство Палестины должно быть сохранено; следует обеспечить безопасность святых мест и доступ к ним; Генеральной Ассамблее надлежит немедленно предпринять шаги для разрешения неотложной проблемы перемещенных лиц — 250 тыс. евреев, находящихся в Европе. Исходя из этих принципов, комиссия рекомендовала осуществить раздел Палестины. За это решение проголосовало большинство из семи делегатов (Канада, Чехословакия, Гватемала, Нидерланды, Перу, Швеция и Уругвай); три (Индия, Иран и Югославия) высказались за создание федерации. Представитель Австралии воздержался от голосования.

Было подготовлено два доклада. По плану раздела, поддержанному большинством, арабская территория должна была состоять из Западной Галилеи, горных районов Центральной Палестины, за исключением иерусалимского анклава, и части прибрежной равнины к югу от Ашдода до египетской границы. Еврейскую территорию составляла остальная часть Палестины, кроме района Иерусалима и Вифлеема (Бейт-Лехема), который передавался под международный контроль. На протяжении двухлетнего периода (начиная с сентября 1947 г.) управление Палестиной должна была осуществлять Великобритания под контролем Организации Объединенных Наций. При этом подразумевалось, что частичная ответственность будет возложена на Соединенные Штаты. В то же время будет продолжаться еврейская иммиграция, квота на которую составит 6250 человек в месяц. За два года в Палестину, таким образом, въедет 150 тыс. человек. Затем, если возникнет необходимость продлить переходный период, квота будет снижена до 5 тыс. человек в месяц, то есть составит 60 тыс. человек в год. Экономическое единство Палестины должно быть обеспечено десятилетним таможенным и валютным договором между арабским и еврейским государствами. Руководство экономическим союзом будет передано особому органу, в который войдут три представителя арабского государства, три — еврейского и три представителя ООН, причем еврейское государство должно будет предоставить ограниченные финансовые субсидии арабскому.

В докладе, подготовленном меньшинством, все эти меры характеризовались как нереальные и антиарабские. Меньшинство предлагало преобразовать мандат в независимое федеративное двунациональное государство со столицей в Иерусалиме. В юрисдикции представителей арабского и еврейского сообществ будут находиться внутренние дела. Иммиграция, международные отношения и национальная оборона подлежат ведению центра — двухпалатного законодательного органа, причем одна из палат будет сформирована на основе равного представительства, а другая — на основе пропорциональности. Для принятия любого закона необходимо будет получить большинство в обеих палатах. Особенно радикально позиция меньшинства отличалась от точки зрения большинства в вопросе о еврейской иммиграции. По плану меньшинства беженцы в течение трех лет могли допускаться только в еврейские “районы”, притом “в таком количестве, чтобы не превысить… абсорбции… [и] не нарушить прав населения, которое уже проживает в этом государстве и будет иметь естественный прирост в будущем”. “Экономическая емкость” еврейских районов должна быть определена международной комиссией. Наконец, в отличие от доклада большинства, план меньшинства предусматривал передачу Яфо и большей части Негева арабскому государству.

Безусловно, у сионистов не было поводов для ликования даже в связи с докладом большинства. Ведь он предусматривал такой раздел, при котором обоим народам отводились территории, “сплетающиеся друг с другом в смертельном объятии, как две борющиеся змеи” — так Герберт Сэмюэл в свое время охарактеризовал план Пиля. Не вполне реалистичным было и предположение, что евреи, став хозяевами собственного государства, согласятся в течение неопределенного времени поддерживать субсидиями более слабого экономически арабского соседа. И все же в целом сионисты рассматривали эту схему как шаг вперед по сравнению с докладом меньшинства, который ничем не отличался от кантонального плана Моррисона—Грэйди; она предоставляла им, по крайней мере, два жизненно важных условия — суверенитет и рассчитанную на достаточно длительный период иммиграцию. Поэтому Еврейское агентство в сдержанных выражениях одобрило доклад большинства.

Арабы же, напротив, самым энергичным образом отвергли выводы этого доклада. Более того, для них был неприемлем и план меньшинства. Премьер-министр Ирака Салих Джабр созвал экстренное заседание Политического комитета Арабской лиги. На этом заседании, состоявшемся 16 сентября в ливанском городе Софаре, было принято решение об экономических санкциях и о помощи палестинским арабам солдатами и оружием. На следующий день Арабская лига официально пригрозила войной в том случае, если ООН одобрит один из докладов комиссии.

Сионисты в той же мере, что и ООН, были заинтересованы в том, чтобы выйти из тупика в отношениях с Арабской лигой. Они понимали, что ради будущего следует достичь взаимопонимания с соседями. С этой целью представители Еврейского агентства Давид Горовиц и Обри (Аба) Эвен 14 октября 1947 г. встретились в Лондоне с Аззам-пашой. Как вспоминал впоследствии Горовиц, сионистские эмиссары выразили готовность дать самые надежные гарантии того, что евреи не стремятся к экспансии, и начать переговоры о региональных связях в экономической области. Аззам только улыбнулся в ответ. Вопрос, сказал он, не может быть решен ни переговорами, ни компромиссами. Если завтра он или любой другой арабский политик явится в Каир или в Дамаск с мирным соглашением, заключенным с сионистами, часы его будут сочтены. К этому председатель Арабской лиги добавил, что ни он, ни его сторонники больше не управляют ситуацией в арабском мире. Теперь политику делают такие люди, как его сын и те студенты, которые жгут вагоны трамваев и забрасывают камнями западные посольства. Ближнему Востоку, как раньше Европе, придется решать свои проблемы с применением силы, не без сожаления констатировал Аззам.

Ясно было, что переговоры между арабами и евреями невозможны. Будущий статус Палестины зависел только от членов ООН, в первую очередь — от Великих держав. Поэтому Генеральная Ассамблея передала палестинский вопрос на рассмотрение специально учрежденного комитета, в который вошли представители всех стран-участниц. В течение двадцати четырех дней состоялось четырнадцать открытых заседаний. С самого начала стало ясно, что на содействие англичан надеяться не приходится. Как раз в это время Лондон вел переговоры о заключении нового соглашения с Египтом и стремился заручиться поддержкой арабских стран, чтобы защитить свои нефтяные владения. В Великобритании и помыслить не могли о том, чтобы принять участие в разработке плана, отвергаемого арабами, даже если этот план пользуется поддержкой мирового сообщества. Сэр Александр Кадоган ограничился тем, что заявил: Англия принимает рекомендации комиссии ООН относительно прекращения мандата, но готова поддержать только такой план, относительно которого будет достигнуто согласие между арабами и евреями. Иными словами, это означало, что англичане отвергают предложения доклада большинства. На деле “нейтралитет” Великобритании выразился в том, что Лондон упорно не сообщал о дате начала эвакуации даже тогда, когда комиссия по разделу практически закончила свою работу. Англичане не согласились ни на постепенную передачу власти представителям ООН, ни на какое-либо перераспределение полномочий в пользу арабского и еврейского государств. Тем не менее на политическую борьбу в Генеральной Ассамблее решающее влияние оказала не Великобритания, а Советский Союз. Прошло уже два года после окончания войны, а Кремль ни единым намеком не определил своей позиции в палестинском вопросе. Евреи не тешили себя радужными надеждами на этот счет: антипатия к сионизму стала аксиомой советской политики еще в начале 1920-х гг. Правда, организованный Гистадрутом во время войны сбор средств в помощь России произвел благоприятное впечатление на советское руководство, и появлявшиеся в Палестине в начале 1940-х гг. представители СССР выражали евреям свои симпатии. Однако последовательная поддержка Москвой арабского национализма в Леванте и Египте, казалось, не предвещала сионистам ничего хорошего. Тем неожиданней прозвучала речь советского представителя Андрея Громыко, выступившего на специальной сессии ООН в середине мая 1947 г. Громыко внезапно обрушился на банкротство мандатной системы в Палестине и поддержал “стремление евреев к созданию своего государства”. Затем он сделал ядовитое замечание насчет западных стран, которые не “смогли защитить элементарных прав еврейского народа”. Громыко добавил, что Советский Союз считает оптимальным решением проблемы “создание независимого двунационального, демократического, арабско-еврейского государства”. Однако, если такое решение окажется невозможным, правительство СССР поддержит раздел Палестины на два государства — еврейское и арабское.

Такое изменение курса при всей его неожиданности не было лишено логики. Цели советской политики верно определил посол США в Москве Уолтер Смит, направивший обстоятельный доклад в Вашингтон. Смит проницательно указал, что Россия, намереваясь реализовать свои политические амбиции и закрепиться на Ближнем Востоке, вынуждена использовать все возможности. Первой такой возможностью был Северный Иран, второй — проливы и Греция. В обоих случаях Запад энергично воспротивился советскому давлению. Очевидно, третья возможность открывалась перед СССР в Палестине — при условии, что образуется политический вакуум, вызванный уходом англичан. С точки зрения Москвы, создание современного еврейского государства, проникнутого духом национализма, скорее приведет к вытеснению Великобритании, чем еще один отсталый арабский режим, которому Лондон будет поставлять советников, деньги и оружие. Если же еврейское государство возникнет не сразу, в Палестине после ухода англичан, вероятно, начнется кровопролитный конфликт между арабами и евреями. Хаос, который воцарится в Святой земле, будет на руку Москве, если только эвакуация англичан не повлечет за собой роста американского влияния.

Если принять эту точку зрения, все последующее поведение советского руководства становится совершенно логичным. 13 октября 1947 г. советский представитель в специальном комитете ООН по Палестине Семен Царапкин официально поддержал план раздела, представленный комиссией ООН. Кроме того, он потребовал, чтобы управление Палестиной в переходный период происходило непосредственно под контролем Совета Безопасности. Американцы и англичане с этим не согласились. Но Ца-рапкин настаивал на том, чтобы Великобритания немедленно отказалась от мандата и в будущем не претендовала на активное участие в урегулировании палестинского вопроса. Теперь советские интересы на Ближнем Востоке стали вполне очевидными. Однако сионистов интересовало только голосование в ООН. А изменение советского курса обеспечивало им голоса Советского Союза, Украинской и Белорусской Советских Социалистических Республик, а также Польши, Чехословакии, Болгарии, Румынии и, может быть, даже Югославии. Таким образом, сторонники раздела преодолели трудное препятствие.

США делают выбор

В конечном счете и для арабов, и для евреев теперь все зависело от позиции Соединенных Штатов — по общему признанию, самой влиятельной силы в мировом сообществе. На эту позицию, в свою очередь, оказывали влияние противоречивые мнения самих членов американской администрации. После Второй мировой войны экономические и стратегические интересы США на Ближнем Востоке резко возросли. Значение этого региона для американских коммуникаций оценивалось так высоко, что в сентябре 1946 г. представитель президента Трумэна Джордж А. Браунелл был направлен в арабские страны для заключения авиационно-транспортных соглашений от имени американских авиакомпаний. Двусторонний договор был подписан Соединенными Штатами и Египтом, затем аналогичные договоры были заключены с Ливаном и Сирией. Но в 1947 г. неожиданное обострение палестинской проблемы помешало добиться соглашения с Ираком. Как позже писал Браунелл, “публичные заявления официальных представителей американской администрации по палестинскому вопросу… так возмутили некоторых иракских деятелей, что нашим сотрудникам было заявлено: никакие соглашения невозможны. Реакция мусульманских государств по этому поводу не поддается описанию”.

Однако беспокойство по поводу авиалиний было несравнимо с опасениями относительно нефтяных владений США. В 1947 г. американским корпорациям принадлежало около 42 % всех ближневосточных запасов нефти, в основном в Саудовской Аравии, Кувейте, Бахрейне и даже в Ираке. За время войны производство и переработка нефти на американских предприятиях в Персидском заливе удвоились. Корпорации не собирались останавливаться на достигнутом. Джеймс Терри Дьюс, исполняющий обязанности вице-президента “Арамко” (Аравийско-американской нефтяной компании), намеревался добиться расположения саудовского правительства, а заодно и увеличить владения своей компании в Персидском заливе. С точки зрения Дьюса и других руководителей корпораций, палестинский вопрос мог пагубно сказаться и на приобретении новых концессий, и на прокладке нефтепроводов через арабские страны. Как правило, опасения, что поддержка, оказываемая сионизму, может поставить под удар интересы нефтяных компаний, не высказывались прямо. Однако, например, в июне 1948 г. на страницах газеты “Петролеум таймс” Макс У. Торнбург, вице-президент одной из компаний, сотрудничавших с “Арамко”, выражал свою тревогу в связи с тем, что Вашингтон “навязал [Генеральной] Ассамблее [ООН] расовые и религиозные критерии как основу государственной политики… Пойдя на это, Америка потеряла свой моральный престиж, а арабы утратили веру в ее идеалы”. Уже после голосования в ООН Кермит Рузвельт, еще один бывший руководитель нефтяной корпорации, с негодованием восклицал: “То, каким образом евреи-сионисты заручились американской поддержкой для раздела Палестины, показывает, что нам жизненно необходима внешняя политика, построенная на национальных, а не на узкопартийных интересах”.

Министерство обороны и Государственный департамент целиком разделяли беспокойство в связи с американскими нефтяными владениями на Ближнем Востоке. Объединенный комитет начальников штабов напоминал Трумэну, что доступ к арабской нефти имеет решающее значение для национальной обороны и что этот вопрос должен быть принят во внимание администрацией, когда она будет заниматься решением палестинской проблемы. “[Министр обороны] Форрестол не раз говорил мне об опасности того, что враждебно настроенные арабы могут закрыть нам доступ к своим нефтяным богатствам”, — вспоминал президент. Это действительно тревожило Форрестола. На встрече с бизнесменами 9 октября 1947 г. он говорил о том, что из-за истощения собственных нефтяных ресурсов “мы… должны разрабатывать запасы нефти за пределами страны. Самым крупным, неограниченным источником нефти является Ближний Восток… Трубы для нефтепроводов в Саудовской Аравии нужнее, чем трубы для аналогичных проектов в Америке”. Забота Министерства обороны о запасах нефти вскоре превратилась в маниакальный страх перед сионистским влиянием на администрацию. Форрестол неутомимо повторял, что палестинский вопрос должен быть поставлен “вне политики”. Как показывает его архив, он несколько раз обращался к Дж. Ховарду Мак-Грату, председателю Национального комитета Демократической партии, с требованием, “чтобы никаким группировкам в нашей стране [т. е. сионистам] не было позволено влиять на нашу политику в такой степени, которая может поставить под угрозу национальную безопасность”. Опасения в связи с влиянием американских сионистов разделяли с Форрестолом Джеймс Бирнс и Лой Хендерсон в Государственном департаменте и их коллеги из ближневосточного отдела — Гордон Мерриам, Фрэзер Уилкинс и Эван Уилсон. В докладной записке от 14 января 1947 г. Уилкинс предупреждал Бирнса, что поддержка, оказываемая сионистам, может нанести

Трумэн впоследствии писал, что сотрудники Государственного департамента “почти все без исключения испытывали враждебность к будущему еврейскому государству… Как и большинство английских дипломатов, некоторые наши дипломаты полагали, что из-за многочисленности арабов и их контроля над огромными запасами нефти следует придерживаться по отношению к ним политики умиротворения. Должен с сожалением признать, что некоторые из этих дипломатов имели склонность к антисемитизму”. Так или иначе, позиция ряда чиновников определялась их опытом и выдержанным в проарабском духе образованием: это касалось в первую очередь тех, кто учился в Американском университете в Бейруте или годами служил в посольствах и консульствах США в различных арабских странах. Их кругозор, как правило, был ограничен арабским миром и мировоззрением.

Однако в Белом доме и в конгрессе существовали и другие тенденции, там ощущалось и явное просионистское влияние. Большую роль здесь играли американские политические деятели, зависевшие от евреев-избирателей в Нью-Йорке, Иллинойсе, Пенсильвании и других штатах, где имелось еврейское население. Возможно, это влияние само по себе и не имело бы большого значения, если бы не тот факт, что благодаря многолетним стараниям сионистам удалось заручиться поддержкой американского еврейства в целом. К концу Второй мировой войны в США проживало около 5 млн евреев. Сначала информация о нацистских лагерях смерти, а потом трагическая судьба беженцев привели к тому, что сионизм начал определять настроения этого политически влиятельного меньшинства. В результате к 1947 г. сбор средств в пользу европейских евреев и в помощь иммиграции достиг 100 млн долларов в год — таких результатов еще не добивалась в Америке ни одна этническая группа и ни одна филантропическая организация.

Немаловажно и то, что американские евреи отозвались на призыв таких сионистских лидеров, как Аба-Гилель Сильвер и Стивен Уайз, и засыпали Белый дом и конгресс письмами и телеграммами, поступавшими со всех концов страны. Уже в 1943 г. для руководства лоббистской деятельностью был создан сионистский чрезвычайный совет, который вскоре превратился в одну из самых мощных групп по оказанию давления на администрацию. Имея солидный бюджет и четырнадцать отделений с профессионально подготовленными сотрудниками, чрезвычайный совет в считанные дни мог организовать сбор подписей под петицией или завалить Вашингтон письмами протеста. Совет действовал через синагоги и другие еврейские учреждения, прибегал к помощи профсоюзных деятелей, журналистов и священнослужителей (объединенных в Американском христианском палестинском комитете), проводил выступления во время встреч с влиятельными представителями государственной администрации. Кроме того, он издавал массу брошюр, книг и руководств и занимался организацией митингов, конференций и массовых кампаний. Это приносило заметные результаты как в конгрессе, так и в исполнительных правительственных органах.

Когда в апреле 1945 г. Гарри Трумэн стал президентом, он сразу же испытал всю силу воздействия сионистов. Это вызвало у Трумэна раздражение, но и произвело на него известное впечатление. Президент не только глубоко сочувствовал еврейским беженцам, но и не остался безразличным к советам тех сочувствующих сионизму либералов, оценкам которых он доверял. Среди них были Элеонора Рузвельт, губернатор штата Нью-Йорк Герберт Леман и полковник Джейкоб Арви, председатель комитета Демократической партии округа Кук (Чикаго). Трумэн и его советники не могли пренебречь политической поддержкой американского еврейства, которое представляли эти либеральные деятели. Например, 4 сентября 1947 г. Роберт Ханнеган, только что назначенный председателем Национального комитета Демократической партии, обратился к президенту с просьбой сделать заявление в поддержку сионистов в Палестине, “поскольку такое заявление может в значительной степени повлиять на сбор средств для Национального комитета Демократической партии”. По словам Форрестола, Ханнеган сообщил, что “год назад демократами были получены весьма значительные суммы, и теперь на такую поддержку могут повлиять действия президента в связи с Палестиной”.

Одним из тех, кто вел особенно удачную закулисную деятельность, был Дэвид К. Найлс, советник Трумэна по проблемам меньшинств. Благодаря этому неприметному, но весьма твердому человеку президент узнавал о настроениях американских сионистов. Именно Найлз в июле 1947 г. убедил Трумэна заменить чиновников Государственного департамента Джорджа Уордсворта и Лоя Хендерсона, советников американской делегации на Генеральной Ассамблее ООН, и поставить на их место генерал-майора Джона Хилдринга, который, служа в американской военной администрации в Германии, проявил особое сочувствие к перемещенным лицам и произвел благоприятное впечатление на сионистов. Однако дальше этого назначения Трумэн не пошел и 6 октября отклонил предложение Ханнегана поддержать в официальном выступлении раздел Палестины.

Между тем Государственный департамент сознательно сохранял нейтралитет в своих официальных заявлениях. Во второй половине лета 1947 г., пока продолжались заседания специальной комиссии ООН, Государственный секретарь Джордж Маршалл избегал формулировать официальную позицию по палестинскому вопросу. С другой стороны, он в частном порядке поддержал меморандум, составленный в июне Хендерсоном, американским представителем в Совете Безопасности Уорреном Остином и Дином Раском, главой бюро по политическим вопросам Государственного департамента. В этом документе одобрялась идея единого государства под опекой ООН, причем иммиграция не должна была превышать “экономических абсорбционных возможностей” Палестины. Более того, 7 июля Государственный секретарь конфиденциально заверил Бевина в том, что Соединенные Штаты будут сотрудничать с англичанами и помогут им положить конец нелегальной еврейской иммиграции в Палестину. Кроме того, Маршалл склонялся к точке зрения Хендерсона, который 22 сентября настаивал на том, что Соединенным Штатам не следует поддерживать доклад большинства комиссии ООН. Однако вскоре инициатива в палестинском вопросе выскользнула из рук Государственного секретаря.

9 октября 1947 г. Трумэн узнал, что Арабская лига призвала состоявшие в ней страны направить войска к границам Палестины. Еще до этого из арабских столиц донеслись воинственные заявления. Судя по всему, президент возмутился. Он отдал Государственному департаменту распоряжение поддержать план раздела Палестины, и Маршалл послушно отказался от своей личной точки зрения. Как впоследствии писал о себе Трумэн, его главной целью было “вновь поставить на повестку дня обещания, данные в Декларации Бальфура, и способствовать спасению хотя бы части жертв нацизма. У меня не было никаких предпочтений в том, что касалось конкретной формы палестинской государственности и конкретного порядка действий… Суть дела в том, что наша политика — политика американская, а не еврейская и не арабская”. 11 октября X. В. Джонсон, американский представитель в специальном комитете ООН по Палестине, сообщил о решении президента поддержать “основные принципы” раздела, в которые могут быть внесены “некоторые поправки и изменения”. То была минута горького разочарования для арабов и ликования — для евреев. 21 октября 1947 г. комитет по Палестине поручил отредактировать доклад большинства комиссии ООН группе, в которую вошли представители девяти стран, поддерживавших раздел. Среди них были делегаты от США и СССР. Этот ход оказался удачным. В результате успешного сотрудничества американская и советская делегации разработали общий порядок британской эвакуации. Американцы первоначально решили не включать в предполагаемые границы еврейского государства основную часть Негева, но Вейцману удалось добиться личного свидания с Трумэном и заручиться поддержкой президента. Он рассказал Трумэну об исторических связях евреев с этой пустыней, после чего президент одобрил границы, предусмотренные первоначальным планом раздела.

24 ноября 1947 г. группа меньшинства в комиссии, состоящая в основном из представителей мусульманских стран, представила в комитет по Палестине проект федеративного государства. В комитете по Палестине были представители всех стран, входивших в Генеральную Ассамблею, поэтому по результатам голосования можно было определить, каким окажется окончательное решение ООН. Сионисты надеялись, что американцы используют все свое влияние, чтобы не был принят этот проарабский по своей сути проект, но их ожидало разочарование. Хендерсон в очередной раз подыграл Маршаллу. Согласно инструкциям Государственного секретаря, Джонсон не должен был навязывать точку зрения США другим делегациям. Кроме того, на этот раз евреев не стали слушать в Белом доме. Президент устал от тактических приемов сионистов. “Думаю, ни разу до этого я не сталкивался со столь мощным пропагандистским давлением на Белый дом, — писал Трумэн. — Настойчивость нескольких экстремистски настроенных сионистских лидеров… мешала мне и вызывала раздражение”. На официальном обеде 1 декабря 1947 г. заместитель Государственного секретаря Роберт Ловетт сказал, что он лично “ни разу в жизни не испытывал такого давления, как в последние дни обсуждения палестинского вопроса в ООН”. В то же самое время арабы, окончательно утратив сдержанность, угрожали противодействием нефтяным интересам западных стран и заявляли, что развяжут на Ближнем Востоке войну, если не будет принято устраивающее их решение.

Теперь сионистам стало ясно, что в поисках поддержки делегаций на помощь США им рассчитывать не приходится. Сионистские эмиссары — Шарет, Горовиц, Эвен, Сильвер, Эпштейн и другие — в беседах с политическими деятелями неустанно напоминали им о пронацистской деятельности арабов во время войны и отчаянном положении перемещенных лиц. Пытаясь сделать все возможное, они использовали свои связи в американской еврейской среде с тем же упорством, с каким арабы угрожали членам ООН войной и экономической блокадой. Неофициальное, но весьма эффективное экономическое давление было оказано на Китай и на ряд стран, которые первоначально поддерживали доклад меньшинства. Среди них были Гаити, Либерия, Филиппины, Эфиопия и Греция. На правительства этих государств обрушился шквал телеграмм, телефонограмм и писем. Им не давали покоя посетители-бизнесмены. Кончилось тем, что делегации всех этих стран, кроме Греции, проголосовали против арабских предложений. В результате план федеративного государства был отвергнут двадцатью девятью голосами против двенадцати. А на следующий день, 25 ноября, комитет по Палестине двадцатью пятью голосами против тринадцати одобрил отредактированный план раздела Палестины.

Голосование в ООН

В план, который предстояло вынести на рассмотрение Генеральной Ассамблеи, было включено несколько изменений. Они были предложены Соединенными Штатами и одобрены комитетом по Палестине. Первая поправка предусматривала передачу арабам, а не евреям портового города Яфо с большим арабским населением. Вторая — сохранение за арабским государством двух районов Негева, в том числе Беэр-Шевы с окрестностями и узкой полосы, идущей от Средиземного моря вдоль египетской границы в направлении Эйлатского залива. Таким образом, согласно окончательной редакции, арабское государство должно было занимать территорию в 4,5 тыс. квадратных миль с населением 804 тыс. арабов и 10 тыс. евреев. Еврейскому государству отводилась территория в 5,5 тыс. квадратных миль с населением 538 тыс. евреев и 397 тыс. арабов. В остальном доклад большинства специальной комиссии был оставлен практически без изменений. Оба государства должны были быть связаны экономическим союзом и общей валютной системой, а также единой сетью железнодорожного транспорта и шоссейных дорог, почты, телеграфа и телефона. От 5 до 10 % доходов от налоговых и прочих сборов предназначались для нужд Иерусалима, остальное делилось между двумя правительствами поровну. Еврейское государство должно было ежегодно выплачивать арабскому субсидию в 4 млн фунтов стерлингов как компенсацию за свои более плодородные земли, отведенные под цитрусовые плантации, и за опережающее техническое развитие.

Слабее всего был разработан вопрос о том, как решение ООН будет претворено в жизнь. В результате жаркой полемики комитет по Палестине без особого энтузиазма принял канадское предложение: Генеральная Ассамблея должна была назначить международную комиссию, которой и поручалось наблюдение за проведением раздела под юрисдикцией Совета Безопасности. В обоих государствах законность и порядок должны были поддерживаться местными формированиями армии и полиции, но “в случае угрозы миру” ответственность мог взять на себя Совет Безопасности. Это предложение было задумано как компромисс, однако никто не пытался найти лучшее решение и обеспечить участие иностранных вооруженных сил. Основная причина заключалась в следующем: многие полагали, что полицейские функции в рамках переходного периода возьмет на себя Великобритания. Кроме того, Соединенные Штаты опасались, что, если будет создан смешанный воинский контингент Совета Безопасности, у Советского Союза появится возможность внести свой вклад в поддержание “мира и порядка” в Палестине.

29 ноября резолюция о разделе Палестины была передана для рассмотрения и последующего голосования в Генеральную Ассамблею. Евреи и арабы до последней минуты продолжали свои политические маневры, которые, однако, уже не имели смысла: и американцы, и страны социалистического блока были за раздел. Этой позиции придерживались также Норвегия, Канада и Гватемала. К ним примкнули и те пять стран, на которые удалось повлиять сионистам. Как и следовало ожидать, против раздела твердо выступил мусульманский блок, который поддерживали Индия, Югославия и Греция (множество выходцев из Греции проживало в арабских странах). Под вопросом по-прежнему находилась позиция Франции. В первые послевоенные годы французы демонстрировали свое сочувствие к евреям и столь же явную неприязнь к арабам и английской ближневосточной политике. Создание еврейского государства, бесспорно, должно было укрепить позиции сочувствующих Франции маронитов[310] в Ливане. Однако французская делегация вела себя непоследовательно. Ее председатель Александр Пароди не хотел вызвать недовольство в странах Магриба и поставить под удар многочисленные французские католические учреждения в мусульманских странах. Тем не менее в дело была внесена ясность после того, как Вейцман, находившийся в США, позвонил в Париж Леону Блюму. Бывший премьер-министр все еще пользовался большим влиянием. Менее чем за два часа до окончательного голосования французская делегация получила инструкции поддержать раздел Палестины.

Резолюция Генеральной Ассамблеи была принята тридцатью тремя голосами против тринадцати, то есть получила необходимые две трети голосов. Против раздела выступили мусульманские страны и некоторые страны Азии, а также Куба и Греция. Решающую роль в принятии резолюции сыграли латиноамериканские государства, составляющие не менее 40 % всех стран-участниц. На них сионисты почти не оказывали давления. На позицию латиноамериканцев, видимо, не повлияли и Соединенные Штаты. Скорее, напротив: когда в апреле 1948 г. Вашингтон предложил временно отложить раздел и заменить его опекой, делегации Латинской Америки единогласно выступили против этой идеи. Судя по всему, эти страны, не имевшие почти никаких интересов на Ближнем Востоке, приняли во внимание только суть дела, а не сопутствующие соображения. На их отношение, несомненно, повлияло сострадание к перемещенным лицам — спустя год эти страны, руководствуясь сходными чувствами, выступили в защиту арабских палестинских беженцев.

Таким образом, события показали (вопреки утверждениям тех, кто критиковал план раздела), что ни еврейское, ни арабское давление на Генеральную Ассамблею не сыграло решающей роли. Куда большее значение имел неожиданный и впечатляющий факт сотрудничества СССР и США в сфере внешней политики. Кроме того, у Генеральной Ассамблеи не было серьезной альтернативы разделу. И арабы, и евреи заявляли, что не согласятся на федеративное государство, а в пользу раздела высказалась, по крайней мере, одна из сторон. Примечательно, что утром перед началом голосования арабские делегаты в панике выразили готовность поддержать идею федеративного устройства. Однако ясно было, что они по-прежнему отвергают еврейскую иммиграцию, и проблему перемещенных лиц невозможно разрешить, даже если принять план меньшинства. Кроме всего прочего, в этот момент сторонники раздела уже располагали необходимым большинством голосов и не были заинтересованы в новой отсрочке.

Арабский исследователь Альбер Хурани тонко проанализировал причины, приведшие к разделу. Евреи принадлежат к западному миру, отметил он, и понятны значительно лучше, чем арабы, народ совершенно иной культуры. Трагическая судьба евреев была укором совести для Запада, к ней примешивалось и чувство вины за собственное бездействие. Отнюдь не случайно, что именно те страны, которые закрыли свои двери перед еврейской иммиграцией, проголосовали за создание еврейского государства. Хурани обратил внимание и на то, что западному сознанию импонируют свойственные сионистам слаженность и эффективность действий, а также их социальная философия: “[Европейцам] симпатичен отважный маленький народ с великим и трагическим прошлым, [им] симпатичны пионеры, преображающие пустыню, с помощью науки улучшающие производство; труженики коллективных ферм, отказавшиеся от недостатков и пороков индивидуализма, террористы, бросающие вызов властям, — все эти представители нового мира… оптимистичные, серьезные и полные энергии”. Сионисты пользовались более простым объяснением. Оно было изложено Вейцманом перед англо-американским комитетом за год до описываемых событий. Вейцман сказал, что, создавая еврейское и арабское государства и предоставляя убежище огромному числу беженцев, надо думать не о том, кто прав и кто не прав, а о том, как причинить наименьшую несправедливость.

Реакция на раздел

Резолюция о разделе Палестины предусматривала достаточно высокий уровень экономического сотрудничества между арабами и евреями. Кроме того, члены Генеральной Ассамблеи надеялись, что ряд трудностей удастся свести до минимума, заручившись помощью англичан для решения ряда принципиально важных проблем. Среди прочего, нужно было эвакуировать британских подданных из Палестины не позднее 1 февраля 1948 г., помочь в подготовке порта для приема массовой еврейской иммиграции, принять участие в управлении страной на протяжении переходного периода совместно с назначенной ООН палестинской комиссией, которая была создана меньше чем через месяц после принятия резолюции. В комиссию вошли представители Боливии, Чехословакии, Дании, Панамы и Филиппин. Члены комиссии, как и вся Генеральная Ассамблея, рассчитывали на активную поддержку со стороны Великобритании.

Но напрасно. Как неоднократно предупреждал сэр Александр Кадоган, его правительство не собиралось ни самостоятельно, ни в составе какого-либо органа осуществлять план, который не был бы “принят одновременно арабами и евреями”. Фактически Великобритания отказалась от какой бы то ни было ответственности и даже не согласилась сообщить о графике вывода своих войск до тех пор, пока не будет завершена работа комиссии по разделу. Но и после этого в качестве окончательного срока было названо 1 августа 1948 г., что далеко выходило за временные границы, установленные ООН; правда, несколько недель спустя англичане перенесли дату эвакуации на 14 мая. Кроме того, Кадоган препятствовал постепенной передаче полномочий комиссии ООН. Он объяснял, что эта мера может привести к “путанице и беспорядку”. 1 декабря 1947 г. Бен-Гурион нанес визит верховному комиссару Кеннингему в его иерусалимской резиденции. Кеннингем холодно принял председателя Еврейского агентства и воздержался от поздравлений. “Вы, я думаю, довольны резолюцией”, — только и сказал он по этому поводу. Бен-Гурион попытался обсудить перспективы на будущее, попросил предоставить ему фотокопии земельного регистра, информацию о снабжении Палестины продовольствием и горючим и обратился к верховному комиссару за разрешением создать милицию. Кеннингем обещал рассмотреть эти просьбы, однако ответа так и не последовало. Более того, англичане отказались допустить в Палестину членов комиссии ООН до 1 мая. Когда же группа сотрудников ООН все-таки прибыла в Святую землю в начале января 1948 г., мандатные власти не стали скрывать своего недовольства. Шести членам комиссии было предоставлено помещение в душном подвале здания, находившегося напротив английского штаба в Иерусалиме; там они и вынуждены были представлять интересы мирового сообщества. Подвергаясь различным опасностям, работая в тяжелых условиях, испытывая трудности со снабжением, члены комиссии пытались разработать систему переходного режима в Палестине. Но вскоре самой насущной для них проблемой стали поиски воды. Труды их не принесли никакого результата.

Причины, которыми объяснялось нежелание англичан сотрудничать, были очевидны. Прежде всего, в условиях, когда позиции Великобритании на Ближнем Востоке пошатнулись и арабские страны начали пересматривать соглашения о добыче нефти и прокладке нефтепроводов, когда в Египте шли сложные переговоры, Лондон вовсе не собирался раздражать арабов. К этому примешивалась неприязнь к евреям: с мая 1945 г. по октябрь 1947 г. еврейскими террористами были убиты 127 и ранен 331 английский военнослужащий. Нелегальная еврейская иммиграция и сионистская пропаганда скомпрометировали Великобританию в глазах мировой общественности. Бевин был возмущен позицией Трумэна, которую он считал политиканством и вмешательством во внутренние дела Великобритании. Точка зрения Бевина описана Ричардом Кроссманом, который виделся с ним 4 августа 1947 г. и впоследствии сравнивал воззрения министра иностранных дел с идеями, изложенными в знаменитой антисемитской фальшивке “Протоколы сионских мудрецов”[311]. По утверждению Бевина, евреям удалось организовать международный заговор против Англии и против него лично. Он заявил также, что все еврейское “давление” — это гигантский шантаж, которым руководят из Америки. На это Кроссман заметил, что подобные проблемы были и с Ирландией, однако Великобритании все же пришлось согласиться на создание Ирландского свободного государства[312]. “Да, — ответил Бевин, — но они же не разворовали до этого полгосударства”. Говоря о последних акциях Эцель, министр иностранных дел добавил, что немцы в своих зверствах, возможно, только брали пример с евреев. Из этого разговора Кроссман сделал вывод, что Бевин помешался на палестинском вопросе.

Помимо заботы об отношениях с арабами и неприязни к евреям, определенную роль сыграло и то, как в Лондоне оценивали будущее Палестины после окончания мандата. Англичанам представлялась весьма вероятной и скорой военная победа арабов. А значит, стоило подумать о возможности вернуться в Палестину, вступив в союз с арабами, прежде всего — с трансиорданским королем Абдаллахом, связанным с Великобританией договором. Много лет спустя один из ближайших советников министра иностранных дел Эдуард Фрэнсис-Уильямс рассказал следующее: по мнению Бевина, победу в будущих военных действиях одержат арабы; тогда евреи обратятся за помощью к англичанам, и в результате Палестина будет поделена так, что евреям не достанутся ни Хайфа, ни Негев. Именно на эти районы рассчитывал Генеральный штаб британской армии в случае, если придется выводить войска из Египта. Предполагалось, что на основе договора с Абдаллахом англичанам впоследствии удастся разместить там армию. 17 декабря Бевин предупредил Маршалла, что евреям могут “перерезать глотки”. Того же мнения придерживалось и английское военное руководство. В марте 1948 г., когда уже начались военные действия, евреи, по определению фельдмаршала Монтгомери, “попались” и оказались не в состоянии защитить свои коммуникации. Эту точку зрения подтверждали донесения английских офицеров из Иерусалима, Аммана и Каира. В апреле командующий британскими войсками в Палестине генерал сэр Гордон Макмиллан прямо заявил, что арабские армии “без труда захватят всю страну”.

Поэтому не в интересах Великобритании было оказывать поддержку плану, который так или иначе ослаблял сопротивление арабов. Напротив, Лондон мог вернуть себе утраченное влияние в Палестине, намеренно сея хаос. Нет сомнения, что именно ради этого англичане вывели Палестину из стерлингового блока и заморозили палестинские валютные авуары[313] в Лондоне — эти меры сулили гибель нарождавшемуся еврейскому государству.

Палестинская казна была пуста — денег для нового правительства не было. В феврале 1948 г. Англия одобрила только одну меру финансового характера — Верховному мусульманскому совету было выделено 300 тыс. фунтов. Этот шаг фактически был денежной помощью арабским армиям. По мере того как англичане ослабляли свой контроль над Палестиной, прекращалось движение поездов и закрывались почтовые отделения. Вплоть до самой эвакуации англичан ни к средствам связи, ни к железнодорожному транспорту местные жители не имели доступа.

Нежелание мандатория сотрудничать с ООН особенно ярко выразилось в конце 1947 г. в неприкрытой поддержке, которую Великобритания оказывала военным приготовлениям арабов. Власти строго следили за выполнением запрета на еврейскую иммиграцию и приобретение евреями оружия. Им не позволяли создать милицию, членов Гаганы преследовали и разоружали. В то же время англичане продолжали продавать оружие Ираку и Трансиордании согласно своим договорам с этими странами. Генералу Макмиллану, под командованием которого в Палестине находилось 50 тыс. солдат, ничего на стоило бы остановить арабскую инфильтрацию. Однако, имея правительственные инструкции, он ограничился тем, что поддерживал законность и порядок только в районах, где британские войска должны были находиться во время эвакуации. Порою проарабские симпатии превращались в прямую поддержку. Так, например, Макмиллан, намеревавшийся передать евреям самый крупный военный лагерь в Палестине, получил из Лондона распоряжение передать эту базу арабам. Нечто похожее происходило со стратегически важными фортами и другими видами государственной собственности по всей стране.

Иракский генерал Таха Хашими, отвечавший за подготовку арабских добровольцев в Дамаске, рассказал в своих мемуарах о том, что арабские лидеры заблаговременно получили информацию о графике эвакуации английских полицейских участков в Цфате и Наби-Юше. Оба этих пункта были сразу же захвачены арабами; таким же образом попали в их руки форт Самах и находившийся по соседству большой военный лагерь. Согласно Хашими, заместитель начальника английской полиции Иерусалима уведомил арабов о предстоящей эвакуации британских солдат из Нового города, чтобы облегчить им захват этой части Иерусалима сразу после ухода армии. Мухаммед Нимр аль-Хавари, юрист из Яфо, вспоминал, что к нему “пришли сотрудники английского управления по арабским делам и предложили помощь оружием и людьми… Англичане прямо на улицах раздавали нашим бойцам оружие и боеприпасы. Это ни для кого не было секретом”. Кристофер Сайке дал блестящую характеристику завершающей фазе британского мандата: “Если сравнивать колониальную деятельность англичан и французов, преимущество… явно будет на стороне англичан, но поведение французов в соседней Сирии несравнимо со злонамеренными и некомпетентными действиями англичан в Палестине в период с ноября 1947 г. по май 1948 г.”.

На первых порах арабы отреагировали на резолюцию ООН очередной угрозой насилия. Этот тон определил их дальнейшую политику на многие месяцы и годы. В сирийском городе Алеппо были сожжены 300 еврейских домов и 11 синагог, половина четырехтысячного еврейского населения разбежалась. В Адене было убито 76 евреев. В Палестине Верховный арабский комитет назначил на 2–4 декабря 1947 г. трехдневную всеобщую забастовку. Сразу вслед за этим начались проявления насилия, нападениям подверглись еврейские кварталы в Иерусалиме, Хайфе и Яфо. Вскоре в арабских городах и деревнях Палестины Верховный комитет начал запись добровольцев. Большинство возникших “милицейских формирований” были организованы на базе организаций “Футувва” и “Наджада”. Поначалу тактика их сводилась к стремительным нападениям на отдаленные еврейские поселения и транспорт; при этом они грабили и уничтожали имущество. В этих нападениях участвовали только палестинские арабы, хотя деньги и кое-какое снаряжение поступали к ним из соседних арабских стран. Координации наступательных действий — даже в местных масштабах — в это время еще не было, ее установлению нередко мешала вражда, сохранявшаяся между группировками Нашашиби и Хусейни.

В первые недели после принятия резолюции о разделе многие умеренные арабские лидеры обратились к мандатным властям и к обеим национальным общинам, пытаясь предотвратить кровопролитие. Среди них был аль-Хавари, некогда — сторонник муфтия, со временем разочаровавшийся в террористической тактике Хусейни. “Вопрос, был ли я предателем в этой схватке, — говорил аль-Хавари, — мог ли я подстрекать народ Палестины к войне, которую он не способен был вести?” Убежденный в том, что разгул насилия кончится бедой для его собственного народа, этот арабский юрист неоднократно встречался с еврейскими руководителями. “Во многих случаях мне удалось предотвратить столкновения между арабами и евреями. Мы добились успеха, убеждая народ в том, что мирное сосуществование с евреями нам на пользу”. Говоря это, Хавари не преувеличивал. Арабы и евреи, если их оставляли в покое, продолжали мирно, хотя и не без опасений, жить по соседству. Одному лишь Верховному комитету не удалось бы превратить отдельные акты насилия в настоящую войну между двумя народами. Но палестинских арабов и евреев не оставили в покое. 16 сентября 1947 г. на заседании в Софаре (Ливан) Политический комитет Арабской лиги призвал к экономическим мерам, направленным против Великобритании и США, и к оказанию помощи палестинским арабам деньгами и оружием. Три недели спустя было проведено новое заседание с целью организации военного комитета арабских государств. Тем не менее решение об интервенции принято не было. Однако после голосования в ООН инициативу опять взял в свои руки темпераментный премьер-министр Ирака Салих Джабр, по предложению которого 12 декабря 1947 г. в Каире состоялось совещание премьер-министров арабских стран. Салих Джабр потребовал немедленного выполнения тайных решений Блуданской конференции и прямого вмешательства арабских государств в события в Палестине. Однако для правительств Египта и Саудовской Аравии это предложение было чересчур смелым. Король Трансиордании Абдаллах не соглашался даже на отправку добровольцев. В конце концов был принят компромиссный план: военному комитету Лиги должны быть переданы 10 тыс. винтовок и другого стрелкового оружия, через Сирию в Палестину предстояло переправить 3 тыс. добровольцев и, кроме того, на “оборону Палестины” выделялся один миллион фунтов.

В этих обстоятельствах и была организована Арабская армия освобождения. Генерал Исмаил Сафват-паша из иракского Генерального штаба был назначен ее командующим, его ставка вскоре разместилась в сирийском военном лагере на окраине Дамаска. Практическое руководство этой “добровольческой” армией взял на себя Фаузи аль-Каукджи, человек сомнительной репутации, командир времен гражданской войны в Палестине в 1936 г. Приняв участие в обороне Сирии на стороне вишистских войск в 1941 г., Каукджи затем бежал в Германию и жил там до конца войны. В 1945 г. ему (как муфтию и другим врагам Великобритании) было предоставлено убежище во Франции. В конце концов он вернулся в Сирию. Большинство его “добровольцев” были сирийскими наемниками вперемешку с югославскими мусульманами, черкесами, немцами из числа бывших эсэсовцев и испанскими фалангистами. В конце января 1948 г. подразделения этих войск начали проникать в Палестину. Вскоре Каукджи перенес свой штаб в Тверию, город на севере Палестины, и почти сразу за этим начал перебрасывать в Святую землю более крупные соединения. В конце февраля общая численность их составила пять, а в конце марта — семь тысяч человек. В отличие от недисциплинированных банд муфтия, эти подразделения в некоторой степени обеспечивали безопасность тех арабских населенных пунктов, где они были размещены.

В начале весны 1948 г. руководство Арабской армии освобождения разделило палестинский театр военных действий на отдельные участки. На севере страны под командованием Каукджи и сирийца Адиба аль-Шишакли находилось 7 тыс. бойцов. В центре страны действовало 5 тыс. человек, в основном нерегулярные формирования, которыми командовал Абд аль-Кадр аль-Хусейни, племянник муфтия. Юг был отдан под контроль египетских добровольцев Мусульманского братства — количество их составляло около 2 тыс. Все эти силы не были по-настоящему организованной армией, однако численное превосходство позволило им зимой и ранней весной 1948 г. увеличить размах операций. В городах, особенно в Иерусалиме, участились нападения на еврейские кварталы, в горах Хеврона от набегов страдали кибуцы. Англичане, вместо того чтобы положить конец вооруженным выступлениям арабов, передали в их распоряжение свои полицейские форты. В результате арабам удалось блокировать дороги, соединявшие Тель-Авив с Иерусалимом, Хайфу — с Западной Галилеей, Тверию — с Восточной Галилеей и Афулу — с долиной Бейт-Шеан. Вскоре еврейские поселения в Негеве оказались изолированными от остальной территории Палестины.

Сионисты не ожидали, что так скоро окажутся предоставлены самим себе в политическом и военном отношении. К тому же, увлеченные борьбой с англичанами, они недооценили серьезность арабской военной угрозы. В 1947 г. в распоряжении евреев находились только Палмах, в котором было около 3 тыс. молодых людей, “войска” Эцель, насчитывавшие 5 тыс. плохо вооруженных бойцов, и примерно 800-1000 членов Лехи. Резервисты Гаганы (к марту 1948 г. их было около 21 тыс.) были слабо подготовлены и вооружены. Важнейшей задачей Еврейского агентства стал не набор добровольцев, а приобретение оружия. Еще летом 1945 г. Бен-Гурион побывал в Нью-Йорке, где ему удалось собрать несколько миллионов долларов на приобретение американских станков, работавших ранее на оборонных заводах. Оборудование было куплено, демонтировано и в виде 75 тыс. деталей “текстильных машин” отправлено в Палестину. Там оно было спрятано в кибуцах, однако извлечь его из тайных хранилищ до ухода англичан было невозможно. Кое-какое оружие закупали в Европе: дюжину винтовок — здесь, еще полсотни — там, несколько пулеметов — в третьем месте.

Сионистам пришлось быстро разрабатывать стратегический план. В конце 1947 г., после того как ООН приняла решение о разделе Палестины, руководство Гаганы определило для себя две основные задачи. Первая — защита ишува от нападения палестинских арабов в течение полугода, пока осуществляется вывод английских войск. Вторая — оборона страны в случае широкомасштабного арабского вторжения после 15 мая. Труднее всего далась начальная фаза. Согласно решению Бен-Гуриона и исполнительного комитета Еврейского агентства, следовало удерживать каждую пядь земли, предназначенной для еврейского государства. Собственно говоря, у сионистов не оставалось иного выхода: если бы после принятия резолюции ООН они отступили, это было бы политической катастрофой. Однако поначалу за эту твердость было заплачено дорогой ценой, поскольку силы Гаганы > которые следовало бы сконцентрировать, пришлось разбить на мелкие подразделения и разместить по всей стране. Кроме того, снабжение осуществлялось через арабские территории, где транспортные колонны легко могли попасть в засаду. Ведь Галилея и Негев почти целиком оказались в руках арабов. Арабы держали под своим контролем Яфо, Рамлу, Лод и Ако, а также частично Хайфу и Иерусалим. Еврейские анклавы на этой территории нужно было каким-то образом снабжать. Поэтому вначале командование Гаганы, вынуждено было придерживаться чисто оборонительной тактики и избегать активных действий в районах арабского заселения, даже если этого требовали стратегические соображения. Любые шаги в этом направлении были бы блокированы англичанами.

Раздел под угрозой

Оказав поддержку резолюции о разделе Палестины, правительство Соединенных Штатов рассчитывало на быстрое оперативное решение вопроса. Однако, после того как начались вооруженные столкновения, стало ясно, что этот расчет не оправдался. Сразу после голосования в ООН чиновники Государственного департамента начали понемногу отступать от просионистского курса американской администрации. В начале декабря 1947 г. Вашингтон отменил свое решение о поставках оружия на Ближний Восток, а 22 декабря Лой Хендерсон ответил отказом на просьбу приехавшего из Палестины Элиэзера Каплана, казначея Еврейского агентства, о предоставлении 500-миллионного займа для решения проблем иммиграции. Коллега Хендерсона по Государственному департаменту Гордон Мерриам впоследствии высказался так: “Немыслимо, чтобы конгресс или банки стали изыскивать фонды для экономической и иммиграционной помощи под столь ненадежное обеспечение… Такое вложение капитала было бы бесперспективным”.

Арабское давление на Вашингтон и на американские нефтяные компании привело администрацию к выводу, что следует без лишнего шума отказаться от раздела Палестины. 6 января 1948 г. министр обороны Форрестол встретился с президентом одного из нефтяных концернов, и тот сообщил, что вследствие неспокойной обстановки в Палестине его компания и сотрудничающие с ней корпорации прекращают сооружение нефтепровода в Саудовской Аравии. Еще один неприятный сюрприз ждал Форре-стола 21 февраля, когда Арабская лига приняла решение не предоставлять американским фирмам права на строительство нефтепроводов и использование их до тех пор, пока США не изменят свою политику в Палестине. Премьер-министр Сирии Джамиль Мирдам-бей заявил о своем намерении посетить Эр-Рияд с тем, чтобы призвать Ибн-Сауда к действиям, направленным против “Арамко”.

Не испытывая давления со стороны Белого дома и не сомневаясь в молчаливой поддержке Государственного секретаря Маршалла, сотрудники внешнеполитического ведомства США заняли в вопросе о разделе Палестины весьма неопределенную позицию. 21 января заместитель Государственного секретаря Ловетт ознакомил Форрестола с документом, подготовленным плановым отделом Государственного департамента. В документе утверждалось, что раздел неосуществим, что Соединенные Штаты не должны поддерживать это решение, поскольку осуществить его можно только силой, и что Америке следует добиваться отмены резолюции ООН или, по крайней мере, отсрочки. В последующие недели Хендерсон и сотрудники Ближневосточного отдела все чаще и настойчивее возвращались к этой теме. Затем их точка зрения была одобрена Маршаллом.

В результате 24 февраля представитель США в Совете Безопасности Уоррен Остин поставил перед делегатами других стран вопрос о том, не является ли ситуация в Палестине угрозой для мира. Он заявил, что его правительство, в принципе, готово рассмотреть вопрос о применении силы, но только для восстановления мира, а не для осуществления раздела страны.

Сионистское руководство, которое внимательно следило за действиями американцев, поняло, что США собираются радикально изменить свою политику, и бросило все силы на то, чтобы убедить американскую администрацию не отступать от прежнего курса. Однако, мобилизовав своих сторонников в Соединенных Штатах, сионисты чуть не лишились своего главного союзника — президента. Впоследствии Трумэн вспоминал:

В этот момент встречи с президентом настойчиво добивался Вейцман, который ради этого проделал путь в шесть тысяч миль из Палестины в США. Сперва Трумэн не хотел принимать его. Затем президент все же изменил свое первоначальное решение: его переубедил Эдуард Джейкобсон, бизнесмен из Канзас-Сити, некогда бывший деловым партнером Трумэна. 18 марта Вейцман был неофициально принят в Белом доме. Беседа, проходившая в обстановке сердечности, продолжалась час. На президента произвели впечатление чувство собственного достоинства и обаяние Вейцмана, столь непохожего на истеричных американских сионистов. “Я по возможности откровенно объяснил ему, — писал Трумэн, — почему сначала не хотел с ним встречаться. Он меня понял. Я объяснил ему, на чем зиждется моя заинтересованность еврейским вопросом, и сказал, что стремлюсь к тому, чтобы восстановить справедливость без кровопролития. Когда он покидал мой кабинет, я чувствовал, что он получил полное представление о моей политике, а я понял, чего он хочет”.

19 марта, через день после того, как Трумэн и Вейцман достигли взаимопонимания, Уоррен Остин поразил Совет Безопасности предложением отсрочить раздел Палестины. “По-видимому, все согласны с тем, что этот план не может быть в настоящее время осуществлен мирным путем”, — заявил Остин. Он предложил провести специальное заседание Генеральной Ассамблеи с тем, чтобы рассмотреть вопрос о временной опеке над Палестиной “независимо… от того, какой характер примет окончательное урегулирование”. Сионисты пришли в ужас от этого выступления. В ответ они засыпали президента телеграммами и петициями, по всей Америке состоялись манифестации возмущенных евреев — ветеранов войны. 23 марта исполнительный комитет Еврейского агентства заявил правительству США, что сионисты сделают все возможное для безотлагательного решения вопроса о независимом еврейском государстве. Один только Вейцман по-прежнему не сомневался в Трумэне.

Дело заключалось в том, что Государственный департамент, не подозревая о беседе Трумэна с Вейцманом, решил, что если президент хранит молчание по палестинскому вопросу, то, следовательно, он одобряет постепенное изменение политического курса. Поддержав мнение, которое давно уже высказывали Хендерсон, Мерриам и другие специалисты в Государственном департаменте, Маршалл одобрил идею опеки и в официальном меморандуме сообщил об этом американской делегации в ООН. Узнав о том, как развивались события, Трумэн позвонил Государственному секретарю, находившемуся в это время в Сан-Франциско. Судя по всему, Маршаллу удалось убедить президента в том, что опека предлагается не взамен раздела, а как временное решение, связанное с вооруженным конфликтом. С другой стороны, сомнительно, чтобы в этот момент кто-либо, кроме самого президента, всерьез думал, что это только временная отсрочка раздела. Дин Раск, незадолго до этого возглавивший отдел Государственного департамента по представительству в ООН, выступил перед журналистами и энергично высказался в пользу опеки над Палестиной. Хоть он и назвал этот план “временным”, нетрудно было понять, что речь идет об отказе от раздела.

Другие делегации в ООН отрицательно отнеслись к этому предложению. Дипломаты в еще большей мере, чем представляемые ими правительства, рассматривали отсрочку как серьезный удар по репутации ООН. Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Трюгве Ли был так обеспокоен ситуацией, что предложил Остину вместе с ним уйти в отставку в знак протеста. Остин отказался. Как ни парадоксально, теперь против плана опеки был настроен Бевин. Он подозревал, что маневр Вашингтона в конце концов приведет к продлению мандата, а развитие событий в Палестине убедило Бевина в том, что это абсолютно исключено. Еврейское подполье активизировало свои действия. Более того, после принятия резолюции о разделе нападения Лехи на английских военнослужащих и на военные объекты участились. Каждый день в Палестине происходили антибританские выступления. Кроме того, было очевидно, что в Вашингтоне совершенно не представляют себе, как осуществить опеку на практике. 29 марта Форрестол признал в разговоре с Ловеттом, что Америка не предоставит войск для этой цели, хотя и согласился с тем, что Соединенным Штатам “не избежать участия” в опеке. После этого Ловетт говорил с Трумэном, который сказал, что “не хочет брать на себя твердых обязательств относительно посылки войск в Палестину”.

В ООН все сильнее чувствовалось прохладное отношение других стран к американскому плану. Выступая в Совете Безопасности 30 марта, Остин не случайно ни словом не обмолвился об опеке. Вместо этого он говорил о необходимости перемирия между арабами и евреями и о том, что на специальной сессии Генеральной Ассамблеи следует рассмотреть вопрос об управлении Палестиной в переходный период. 1 апреля Совет Безопасности одобрил это предложение, так как оно никому ничем не угрожало. Через две недели собралась Генеральная Ассамблея. До окончания британского мандата оставалось не больше месяца, так что обсуждение палестинского вопроса в ООН сильно отставало от реального развития событий. “Организация Объединенных Наций, как ни странно, погрузилась в летаргию, — вспоминал об этом представитель Гватемалы в ООН Хорхе Гарсия Гранадос. — В Палестине шла война, но [в ООН] не было ни малейшего движения”. 3 мая общее мнение Генеральной Ассамблеи выразил Крич-Джонс, предложивший полностью отказаться от американского плана и создать “нейтральный” орган власти для того, чтобы по возможности контролировать работу административных и общественных учреждений Палестины. Иными словами, это означало, что раздел уже стал реальностью.

Евреи ускоряют развитие событий

Военное положение ишува становилось все хуже. В конце марта 1948 г. была сделана отчаянная попытка оказать помощь евреям Иерусалима и Галилеи, оказавшимся в осаде. Операция закончилась неудачей — арабы уничтожили транспортные колонны. Именно в этот момент и было принято кардинальное решение. 1 апреля начальник оперативного отдела Генерального штаба Гаганы Игаэль Ядин[314] встретился с Бен-Гурионом и его советниками и доложил им, что положение ишува является угрожающим и что больше нельзя придерживаться тактики пассивной обороны. С помощью отдельных транспортных колонн невозможно наладить снабжение Иерусалима и еврейских поселений. Гагане остается одно: перейти в наступление и овладеть дорогами Палестины и командными высотами. Для успеха операции придется захватить те арабские города, которые расположены на важнейших коммуникационных линиях, — эта мера была новшеством в стратегии Гаганы. Предложение было чрезвычайно рискованным: помимо того, что у Гаганы не хватало людей и оружия, весьма вероятной становилась эскалация военных действий англичан. Хотя эвакуация английских войск шла согласно графику, невозможно было предсказать, как генерал Макмиллан отреагирует на широкомасштабные действия евреев. Сионистское руководство обсуждало план Ядина в течение трех часов. Окончательное решение принял Бен-Гурион.

Ни один из последующих шагов Бен-Гуриона — будь то провозглашение Государства Израиль или даже вторжение на Синай в 1956 г. — не был чреват более серьезными и опасными последствиями. И то, с какой решимостью он пошел навстречу опасности, доказывает истинную отвагу и твердость этого человека. Лишь в этот период имя председателя Еврейского агентства становится известным в каждой еврейской семье за пределами Палестины. Никакая другая судьба не была связана до такой степени с судьбой ишува — с того момента в 1906 г., когда девятнадцатилетний юноша по имени Давид Грин, приехав из Польши, сошел на берег в порту Яфо. С тех пор каждый эпизод его жизни был связан с очередным этапом в истории сионистского возрождения. До Первой мировой войны он работал поденщиком на цитрусовых плантациях. Во время войны служил в Еврейском легионе. Потом стал лидером партии Ахдут га-авода (впоследствии — Мапай), затем — генеральным секретарем Гистадрута. В 1935 г. Бен-Гурион был избран председателем палестинского исполнительного комитета Еврейского агентства и — желал он того или нет — вошел в мир большой политики.

В отличие от Вейцмана, Бен-Гурион вовсе не был тонким дипломатом. По складу характера он по-прежнему оставался деятельным профсоюзным вожаком, таким же энергичным и прямым, как Бевин, но только еще более упрямым. Сам внешний вид Бен-Гуриона свидетельствовал о его характере: невысокая коренастая фигура, мозолистые ладони, обветренное лицо, упрямый твердый подбородок. По воспоминаниям его соратников, Бен-Гурион был беззаветно, фанатично предан идее еврейского национального очага, не испытывал потребности в роскоши и был начисто лишен тщеславия, хотя при этом отнюдь не равнодушен к власти. Хорошо понимая, какая судьба уготована ишуву, Бен-Гурион был полон решимости вопреки всему и несмотря ни на что бороться за сохранение своего народа. Именно поэтому ему и удалось убедить членов еврейского руководства принять план Ядина и начать решительные действия в Палестине.

Главная проблема заключалась в оружии. За несколько дней до этого совещания Бен-Гурион телеграфировал Эгуду Авриэлю, агенту Гаганы в Праге, требуя немедленных поставок оружия — винтовок и пулеметов. Ночью 1 апреля на заброшенном английском аэродроме на юге Палестины приземлился первый транспортный самолет из Чехословакии. Сразу после разгрузки оружие было роздано жителям ближайших сельскохозяйственных поселений. Через два дня к палестинскому берегу тайно пристал пароход с дополнительной партией чехословацкого оружия: на его борту находилось несколько сотен пулеметов и тысяча винтовок. После этого добровольцы выступили против арабов, контролировавших дорогу на Иерусалим.

Еще в начале подготовки к наступлению выяснилось, что положение евреев сильно облегчается отсутствием солидарности в лагере их врагов. Как вспоминал впоследствии аль-Хавари, агенты военного комитета Арабской лиги покупали в Каире оружие со скидкой и, взвинтив цену, перепродавали его палестинцам. Кое-кто из этих агентов сколотил себе состояние на торговле оружием. Нередко оно оказывалось плохого качества (хотя и не хуже того, которым располагали евреи) и устаревшим, еще времен Первой мировой войны. Кроме того, муфтию хотелось, чтобы все арабские силы в Палестине находились под его личным контролем. В связи с этим обострилось соперничество между ним и Фаузи аль-Каукджи, командующим Арабской армией освобождения. “Как рассказал мне Каукджи, — писал аль-Хавари, — муфтий, находясь в Европе, обвинил его в шпионаже в пользу Англии, а также в том, что он, Каукджи, пьет вино и увлекается женщинами, а значит, не заслуживает звания генерала освободительной армии”. Однако большинство арабских лидеров хорошо относились к Каукджи, не жалели для него денег и щедро его одаривали. Взбешенный этим Хадж Амин решил действовать независимо и назначил своих сторонников командирами частей в различных районах Палестины. Из этого ничего хорошего не вышло. Офицеры муфтия не сумели провести всеобщую мобилизацию палестинских арабов. В результате организованные на местах подразделения были сформированы из добровольцев, эти нерегулярные отряды не подчинялись указаниям центра и пренебрегали дисциплиной. Такой подход к делу, не мешавший удачным действиям во время гражданской войны 1936 г., теперь оказался малоэффективным, особенно из-за организованности евреев.

В начале весны 1948 г. конфликт между Каукджи и кланом Хусейни обострился. Каукджи стремился избавиться от палестинских арабов в своей армии. “Они пригодны для того, чтобы взорвать мост, — объяснил один из его офицеров журналистам, — но во время военных операций просто путаются под ногами”. Генерал Сафват-паша, которого Арабская лига назначила командующим арабскими силами в Палестине, жаловался на то, что из-за недисциплинированных банд муфтия срывается военная кампания против евреев. Как и раньше, единого командования у арабов не было. Армия освобождения действовала на севере страны, иногда согласуя свои операции с сирийским генералом аль-Шишакли, которому был подчинен галилейский фронт. Центральные районы Палестины были под контролем муфтия, племянник которого, Абд аль-Кадр аль-Хусейни, командовал войсками в Иерусалиме и в горах Хеврона. Наконец, Хасан Саламах, также сторонник муфтия, руководил операциями на побережье. Из-за такого распределения сфер влияния действия отдельных групп редко осуществлялись согласованно. Воинские соединения муфтия не обращали внимания на директивы Арабской лиги. И среди сторонников Хадж Амина, и в армии Каукджи солдаты то и дело бунтовали; процветало массовое дезертирство. “Противник может захватить город или деревню — соседняя деревня не придет на помощь, — писал один из участников событий. — Каждая группа действует сама по себе, независимо от других”. Сафват предупреждал лигу, что “если положение не изменится, деятельность Генерального штаба превратится в пустой фарс”. Вражда между группировками достигла такого накала, что в конце концов по неофициальному соглашению Каукджи с Гаганой Арабская армия освобождения обязалась не оказывать поддержки Абд аль-Кадру аль-Хусейни в том случае, если евреи начнут наступление на иерусалимском фронте. Вскоре это соглашение было реализовано.

В операции по уничтожению арабской блокады на иерусалимском шоссе приняли участие 1500 бойцов Гаганы — впервые в боевых действиях участвовало столь крупное еврейское соединение. Гагане предстояло опробовать в боевых условиях только что полученные из Чехословакии винтовки. Наступление началось с атаки на горную крепость Кастель в пяти милях к западу от Иерусалима. В самый разгар сражения Абд аль-Кадр аль-Хусейни связался по телефону с Фаузи аль-Каукджи и попросил его помочь оружием. В ответ Каукджи сказал (разговор был подслушан Гаганой): “У меня ничего нет!” На самом деле оружие у него было в избытке, но делиться им он не собирался. Вскоре после этого Абд аль-Кадр аль-Хусейни был убит, арабы начали сдаваться в плен, и евреи захватили Кастель. По освобожденной дороге Гагана спешно отправила три колонны из 250 грузовиков в Иерусалим. Через несколько дней шоссе снова оказалось под контролем арабов, но продовольствия, доставленного в город, населению хватило на несколько недель.

К концу апреля англичане заметно ускорили темпы эвакуации. Хотя они продолжали заблаговременно снабжать арабов информацией о том, когда и какие районы они покидают, Гагане удалось захватить некоторые полицейские участки и оставленные британской армией лагеря. В этот период самая важная операция была проведена в Хайфе, городе со смешанным населением. После того как стало известно, что англичане собираются уйти из Хайфы 18 апреля, противники начали подготовку к сражению. В Хайфе было около 150 тыс. жителей, и арабы имели там некоторый перевес, но им не хватало опытных руководителей. С другой стороны, стратегические преимущества впервые были на стороне евреев. Их кварталы находились на склонах горы, а арабские в основном в низине, около порта. Кроме того, Гагане были заранее известны маршруты, по которым к городу должны были подойти арабские транспортные колонны с оружием, — и девять из них попали в засаду. Утром 21 апреля, после полуторадневной перестрелки, несколько сотен евреев бросились в атаку со склонов горы Кармель и захватили основные учреждения и центральные улицы Хайфы. Вскоре после этого арабское население бежало из города.

Наступательная тактика, несомненно, начала приносить евреям успех. Однако в Верхней Галилее преимущество оставалось за арабами. После того как оттуда в конце апреля ушли англичане, арабские силы, дислоцированные в горных районах, ужесточили нападение на двадцать еврейских сельскохозяйственных колоний, располагавшихся в долине. Операцией Гагачье направленной на снятие осады с этих поселений, командовал Игаль Алон, двадцатидевятилетний уроженец Палестины, один из самых талантливых командиров еврейских вооруженных сил. Сознательно пойдя на риск, Алон собрал все оружие, которым располагали галилейские кибуцы, и раздал его своим солдатам. После этого его соединение, состоявшее из тысячи молодых палмаховцев, захватило ключевой полицейский форт и военный лагерь неподалеку от Рош-Пины и укрепилось там, опередив арабов. Следующей целью был Цфат. Положение 1400 евреев, которые жили в городе, осажденном 10 тыс. арабов, было совершенно отчаянным. Сирийские наемники под командованием Адиба аль-Шишакли постепенно смыкали кольцо вокруг еврейского квартала. Арабы и евреи, десятилетиями мирно жившие по соседству в Цфате, теперь стали смертельными врагами. В ночь с 9 на 10 мая войска Алона перешли в атаку. Бой шел за каждый дом, за каждый метр. Положение арабов было вовсе не безнадежным, численно они даже превосходили евреев. Но напряжения рукопашной схватки сирийцы не выдержали и бежали вместе с арабскими жителями Цфата.

Это поражение имело большое символическое значение в глазах арабов. Цфат на протяжении многих поколений был административным центром Северо-Восточной Палестины. Более того, муфтий, находившийся в своей ливанской штаб-квартире неподалеку от Тира, успел уже объявить Цфат столицей Галилеи в будущем арабском государстве. После того как туда вошли евреи, многие арабы из соседних деревень, как по сигналу, бежали в Сирию и в Ливан. Впервые за многие месяцы восстановилось сообщение между поселениями Восточной Галилеи; была освобождена вся Северная Палестина и побережье. Последний арабский город — Яфо — был захвачен евреями 14 мая. Местное арабское население, насчитывавшее 70 тыс. человек, в страхе бежало. Таким образом, Гагана больше не должна была оборонять изолированные друг от друга анклавы и могла начать подготовку к предстоящему вторжению арабских армий, которое ожидалось 15 мая.

Вечером 22 апреля 1948 г., когда евреи окончательно укрепились в Хайфе, Бевин позвонил Эттли. Министр иностранных дел пребывал в состоянии паники. По сообщениям из арабских столиц, сказал он, евреи перерезали в Хайфе 23 тыс. арабов, а англичане даже пальцем не пошевелили. Бевин жаловался на то, что армия его “предала” и поставила в ужасное положение перед арабами. Эттли немедленно вызвал фельдмаршала Монтгомери, бывшего в то время начальником Генерального штаба. Одновременно к премьер-министру явился Бевин, а с ним и фельдмаршал Александер[315]. Как впоследствии писал Монтгомери, “Бевин был очень взвинчен”, и Эттли готов был принять его предложения. На следующий день все они встретились снова, и министр иностранных дел, по свидетельству Монтгомери, “волновался еще сильнее”. События приняли не предусмотренный Бевином оборот. Чтобы не лишиться доброжелательного отношения арабов, правительство принялось поспешно вносить изменения в свой политический курс. 23 апреля Крич-Джонс, выступая на Генеральной Ассамблее, предложил, чтобы ООН отказалась от попыток найти окончательное решение арабо-еврейского конфликта и поставила перед собой “более скромные цели”, чем раздел. Великобритания будет способствовать этим усилиям. Но было уже поздно — сам Крич-Джонс признал это десять дней спустя. Евреи полностью переломили военную ситуацию в Палестине.

Существенно изменилась и политическая ситуация. Никто уже не принимал всерьез заявления, сделанного в конце марта Бевином, который утверждал тогда, что англичане несут ответственность за законность и порядок в Палестине до окончания мандата. “Законность и порядок” явно не входили в намерения государства-мандатория. Хаос, воцарившийся в Палестине, парализовал все государственные учреждения: перестали работать суды, почта, телефон, железные дороги. Для того чтобы заполнить административный вакуум и заложить основы будущего государственного аппарата, еврейский межпартийный комитет ранней весной образовал временный народный совет еврейского населения Эрец-Исраэль под председательством Бен-Гуриона. Избранное этим органом народное правление, состоящее из тринадцати человек и бывшее прообразом кабинета министров, на нескольких чрезвычайных заседаниях приняло следующие решения: налогообложение в еврейском секторе должно основываться на тех же принципах, что и раньше; сотрудники Еврейского агентства и Ваад Леуми останутся на своих постах; отделы этих организаций преобразуются в ведомства с полномочиями министерств. Северный Тель-Авив стал временной столицей, где должны были располагаться эти ведомства. Они получили все необходимое и начали набирать служащих из жителей различных районов Палестины. Было принято решение о проведении национального займа, организованы управления по вопросам трудоустройства и снабжения. 27 апреля Гагана и Эцель подписали соглашение о сотрудничестве во всех областях. В тель-авивской типографии были срочно подготовлены образцы почтовых марок и напечатаны денежные купюры. Вообще говоря, палестинские евреи не требовали от новой национальной администрации такого рода символических атрибутов, да и не нуждались в них. Общинное чувство дисциплины, воспитанное в ишуве за годы сионистской деятельности, и без того оставалось неизменным.

С успешным строительством еврейского государства разительно контрастировал почти полный распад палестинской арабской общины. Возможно, англичане надеялись, что хаос в Палестине повредит только евреям и обойдет стороной арабов или что арабское население сплотится вокруг трансиорданского короля Абдаллаха. Однако в последние недели мандата события развивались вопреки этим ожиданиям. От административной неразберихи явно выигрывали евреи. Поэтому Верховный арабский комитет, хотя и с опозданием, но обратился ко всем арабским служащим, работавшим в британских учреждениях, с призывом оставаться на своих местах. Координацию действий в различных районах Палестины должны были осуществлять местные агенты муфтия. Однако время для этих мер было безвозвратно упущено. Провал плана объясняется не только массовым бегством арабов. На протяжении всего мандатного периода арабские лидеры категорически не соглашались сотрудничать с англичанами и отказывались от какой бы то ни было национальной автономии, если таковая распространялась и на евреев. Теперь им пришлось расплачиваться за свое упрямство. У арабов не было ничего похожего на самостоятельные еврейские органы власти. Верховный мусульманский совет и Верховный арабский комитет являлись только органами пропаганды и насилия, они не подготовили служащих, пригодных для работы в государственном аппарате. В результате для арабского населения, отягощенного старыми традициями, настал час расплаты. Бегство из Палестины приняло такие небывалые масштабы, что арабское руководство не могло ни сдержать его, ни направить в организованное русло. Да, собственно говоря, само это руководство первым бежало в соседние страны. Именно тогда, когда палестинцы особенно нуждались в интеллектуально-политической элите, элиты этой — кланов Хусейни и Нашашиби — с ними не оказалось.

Рождение Израиля

В Вашингтоне внимательно следили за развитием событий. Отказавшись от неудачного плана, предусматривавшего опеку над Палестиной, Государственный департамент сосредоточил свои усилия на том, чтобы избежать эскалации войны на Ближнем Востоке. В начале мая 1948 г. помощник Государственного секретаря Дин Раск обратился к сионистам с просьбой хотя бы на время отложить провозглашение независимости. В противном случае, заметил Раск, Вашингтон блокирует поступление денег от американских благотворительных организаций. Эта скрытая угроза произвела сильное впечатление на д-ра Нахума Гольдмана[316], председателя американского отделения Еврейского агентства, который начал всячески помогать чиновникам Государственного департамента, пытавшимся приостановить провозглашение суверенитета. Однако Бен-Гурион и его сотрудники в Иерусалиме не отступили ни на шаг; в частности, они учитывали предстоящие президентские выборы в США. 4 мая они направили в Вашингтон телеграмму с отказом от предложения Раска. Через четыре дня Моше Шарет (Черток), министр иностранных дел во временном правительстве, вылетел в Вашингтон, чтобы встретиться с Маршаллом и заместителем Государственного секретаря Ловеттом. Американцы больше не прибегали к угрозам, однако выразили уверенность в том, что вторжение арабских армий неминуемо. При этом, “если евреи собираются придерживаться прежнего курса, пусть не просят помощи у Соединенных Штатов”. Шарет, в свою очередь, упрекнул американцев в том, что они изменили свою позицию по вопросу о разделе. Кровопролитие в Палестине, заявил он, в значительной мере объясняется маневрами правительства Соединенных Штатов, ибо эта политика подтолкнула арабов к вооруженным выступлениям. После этого Маршалл прекратил совещание, заявив напоследок:

Шарет, надо сказать, серьезно отнесся к этому предостережению. При поддержке Гольдмана он обратил внимание своих коллег в Нью-Йорке на то, что над словами Маршалла следует поразмыслить.

Серьезность принятого решения была понятна и находившемуся в Тель-Авиве Игаэлю Ядину. 12 мая молодой командир сделал обстоятельный доклад во время встречи с Бен-Гурионом и другими руководителями.

Как сообщил Ядин, Гагане удалось взять под контроль внутренние коммуникации в Палестине. Однако положение в Иерусалиме оставалось критическим — арабы по-прежнему владели половиной города, командными высотами и дорогами, в том числе ключевыми участками шоссе, идущего от побережья. Как раз в этот момент части трансиорданского Арабского легиона, подготовку которого осуществляли англичане, стягивались к Иерусалиму. Перед этим легион захватил несколько кибуцев., расположенных между Иерусалимом и Хевроном. Ядин подчеркнул, что не лучше обстоит дело и с вооружением. Хотя из Чехословакии начало поступать оружие, артиллерийские орудия еще не были получены. Известно, что у арабов имеется большое количество английских орудий; некоторые из них уже обстреливали Иерусалим — и весьма эффективно. Когда начнется вторжение, на стороне арабских армий будет бесспорное преимущество в численности, а также в количестве и качестве вооружения. С другой стороны, отметил Ядин, англичане приступили к эвакуации, а значит, можно начать широкомасштабную мобилизацию ишува. Боевой дух евреев высок, у них есть тактические навыки и опыт планирования военных операций, которых нет у арабов. Можно рассчитывать на то, что после 15 мая появится оружие и увеличится численность еврейских войск. Если удастся быстро вооружить и обучить дополнительные подразделения, шансы у арабов и евреев станут равными. Однако Ядин был далек от оптимизма и подчеркивал, что следует искать путей к перемирию, не принося в жертву политических целей ишува.

Обсудив в течение ночи все “за” и “против”, еврейское руководство шестью голосами против четырех постановило отклонить американское предложение о перемирии и высказалось за провозглашение государства. С Вейцманом, который находился в Нью-Йорке, связались по телефону. Он поддержал это решение, сказав: “Надо провозгласить государство во что бы то ни стало”. Два дня спустя жребий был брошен. В восемь часов утра 14 мая англичане спустили свой флаг в Иерусалиме. В середине дня по всей стране уже шли бои. Евреи начали новое наступление с целью освободить Иерусалим, в других районах Палестины завязались ожесточенные сражения за только что оставленные англичанами форты. В четыре часа дня все еврейское население (за исключением Иерусалима, где не было электричества) услышало по радио трансляцию из Музея искусства в Тель-Авиве, где проходила церемония провозглашения государства. Бен-Гурион огласил Декларацию независимости Государства Израиль. В этом документе, обращенном ко всему миру, говорилось, что Эрец-Исраэль — историческая родина еврейства, что сионистское движение — свидетельство того, какую роль играет Палестина в еврейской истории и религии, что Декларация Бальфура, резолюция ООН о разделе Палестины, подвиг сионистских пионеров и муки, выпавшие на долю еврейского народа в последние годы, — все это является нравственным и юридическим основанием для создания нового государства. Израиль, провозглашала Декларация, открыт для всех евреев, которые пожелают в нем поселиться. Он предоставляет социальнополитическое равенство всем своим гражданам без различия религии, расы и пола и всем гарантирует свободу религии, совести, образования и культуры. В преддверии арабского вторжения авторы Декларации обратились к другим странам со следующими словами: “Мы протягиваем руку в знак мира и доброй воли всем соседним государствам и их народам и призываем их к сотрудничеству с независимым еврейским государством во имя всеобщего блага. Государство Израиль готово внести свой вклад в развитие прогресса на Ближнем Востоке в целом”. Приняв Декларацию независимости, народное правление немедленно издало указ, отменяющий действие Белой книги 1939 г.

За два дня до этого, 12 мая, Вейцман направил в Белый дом письмо, в котором просил правительство Соединенных Штатов признать Израиль после того, как будет провозглашена его независимость. Эта просьба не осталась без ответа. Из-за двусмысленной политики Государственного департамента по вопросу о разделе Трумэн в последние недели чувствовал себя неловко. 23 апреля он сказал судье Сэмюэлу Розенману: “Из-за доктора Вейцмана мне не дает покоя совесть”. Президент искренне стремился вернуть себе уважение Вейцмана. 12 мая Трумэн обсудил проблему признания нового государства со своими советниками. Сам он высказался за признание Израиля, Маршалл и Ловетт были против. Все тщательно взвесив и обдумав, Трумэн в конце концов решил 14 мая признать Государство Израиль de facto. Об этом было сообщено в тот же день, в 18 часов 10 минут. “Теперь старый доктор снова мне поверит”, — сказал президент.

Несомненно, на решение Трумэна повлияли политические соображения. Приближались выборы, и решающую роль при этом могло сыграть голосование в крупных городах. Президент, вероятно, учитывал и то, что должен опередить действия Москвы. Ведь Советскому Союзу, который, как предполагалось, должен был немедленно признать Израиль (это случилось через два дня), нельзя было предоставлять монопольное право на благодарность еврейского народа. Однако нельзя недооценивать и личного упорства и настойчивости Трумэна. Позже он писал: “Мне сказали, что для некоторых руководителей Государственного департамента [мое] решение было сюрпризом. Этого не произошло бы, если бы они последовательно поддерживали мою политику… Я хотел продемонстрировать, что за внешнеполитический курс отвечает президент Соединенных Штатов, а не второй и третий эшелоны Государственного департамента”. Наконец, на решение о признании еврейского государства повлияло сочувствие президента к лишенному поддержки маленькому народу — это сочувствие проявилось и раньше, когда решалась проблема беженцев. Бен-Гурион, встретившийся с Трумэном через несколько лет, когда оба государственных деятеля еще занимали свои посты, рассказал следующее:

Если евреи были благодарны США за признание Израиля, то реакция арабского мира была, как легко догадаться, прямо противоположной. Арабские государства не скупились на угрозы и заявляли, что перекроют американцам доступ к нефти. Однако вскоре после провозглашения независимости Израиля, когда правление “Арамко” сообщило о том, что намерено проложить нефтепровод через Палестину к Средиземному морю, Египет поспешно предоставил компании юридические привилегии, а сирийское правительство поторопилось выдать лицензию на этот проект. Отношения “Арамко” с Саудовской Аравией также ничем не были омрачены. Летом 1948 г. длительные переговоры компании с Эр-Риядом о распределении доходов от продажи нефти наконец закончились к обоюдному удовольствию. Тогда же, в июле 1948 г., шейх Кувейта заявил, что передал “Америкэн Индепендент Ойл Компани” концессию на разведку и разработку в районах, принадлежащих этому государству в нейтральной зоне между Кувейтом и Саудовской Аравией. И тогда, и впоследствии на протяжении двадцати пяти лет, до октября 1973 г., нефть на Ближнем Востоке без каких-либо особых осложнений перекачивалась из принадлежавших американцам скважин к побережью Средиземного моря.

14 мая, в то время как Бен-Гурион оглашал Декларацию независимости, сэр Элан Кеннингем выехал из своей резиденции на одном из Иерусалимских холмов и не спеша направился в Хайфу. В порту он взошел на борт ожидавшего его крейсера “Эвриал” и отплыл на Кипр. Несколькими часами раньше в Лондоне военный министр Александер в коротком выступлении в палате общин сообщил о том, что Палестина больше не входит в Британское Содружество. За этим последовали дебаты, растянувшиеся на целый час. Вскоре после этого Министерство иностранных дел опубликовало официальное заявление о политике в Палестине, которое завершалось такими словами:

Это заявление было вызвано не столько стремлением оправдать ту роль, которую Великобритания сыграла в палестинской трагедии, сколько желанием сделать дружественный жест по отношению к арабскому миру. В это время уже стало очевидно, что при официальном нейтралитете Лондон, безусловно, склоняется на сторону палестинских арабов.

Несмотря на официальный стиль документа, слова о том, “что было сделано за последние тридцать лет”, имели под собой реальный смысл. Позже, когда страсти поостыли и раны затянулись, евреи не раз имели случай вспомнить, чем они обязаны Великобритании. Что ни говори, а возможность укрепиться в Палестине им дала Декларация Бальфура. На протяжении тридцати лет, за исключением последнего полугодия мандата, Палестина являлась членом Британского Содружества и в этом качестве могла рассчитывать на помощь английских армии и флота, которые защищали евреев не только от Роммеля, но и от муфтия. Кроме того, членство в Британском Содружестве давало колоссальное преимущество — возможность участия в торгово-финансовом стерлинговом блоке. Ишув имел в Англии практически неограниченный рынок сбыта цитрусовых, а в самой Палестине торговлю оживляло присутствие английского военного и гражданского персонала. Административная деятельность англичан в Палестине была на таком же высоком уровне, как и в Египте и Ираке, а юридическая система не уступала законодательству всех остальных государств Содружества. Столь значительные достижения заслуживали более достойного финала, чем тот, к которому привел страну Бевин.

За немногими исключениями, арабы рассчитывали на восстановление контроля в своей части Палестины, а возможно, и на большее — в том случае, если правительства соседних государств выполнят свое обещание и захватят всю страну. С другой стороны, судьба, ожидавшая евреев в случае вторжения пяти арабских армий в их только что созданную республику, стала бы тем последним ударом, которого сионисты ожидали на протяжении последних пяти-десяти лет. После Катастрофы европейского еврейства и трагедии перемещенных лиц ни один из руководителей Еврейского агентства — ни Вейцман, ни Бен-Гурион — не рассматривал самостоятельную государственность как категорически необходимую цель сионистов. Если они и думали о суверенитете, то в рамках Британского Содружества или под опекой ООН. Но судьба повернулась так, как нередко случалось в еврейской истории. Путь к цели всегда лежал через небывалую трагедию. Еврейский национализм возродился во второй половине XIX в., в тот момент, когда европейский антисемитизм принял новые и особенно опасные формы. Еврейский национальный очаг был создан в период, когда с большим запозданием начал набирать силы арабский национализм, до этого бывший самым слабым движением среди аналогичных в Оттоманской империи. После этого началась иммиграция — волна за волной, и благодаря сионистскому эксперименту возникла жизнеспособная община, которая состояла большей частью из отверженных, нищих изгнанников, бежавших в период между двумя войнами из Европы, отравленной ядом юдофобии. Когда же европейские евреи наконец осознали, что Палестина — последнее их убежище, двери в нее закрылись, и над еврейством нависла смертельная угроза. Даже резолюция ООН о разделе Палестины в лучшем случае казалась результатом не характерных для западного мира угрызений совести — ведь ее гуманизм не заходил настолько далеко, чтобы обеспечить безопасность обоим народам Палестины. И если арабские государства еще могли позаботиться об арабах Святой земли, то евреям угрожала вполне реальная опасность нового геноцида. Казалось бы, зная свою историю, евреи и не могли ожидать ничего лучшего. Но, как выяснилось, ишув не собирался мириться с таким развитием событий.