It's So Easy

Глава 12

Когда мы вернулись из Сиэтла, нашей первой остановкой в Лос-Анджелесе стала Canter’s Deli. Мы были ужасно голодными после дороги, и перекусили всухомятку. Нам также необходимо было завоевать расположение местных клубов, и для этого нам нужны были фотографии, чтобы мы могли сделать флаеры. Марк Кантер устроил для нас фотосессию, под “фотосессией” я подразумеваю, что он сделал черно-белые снимки в вип-кабинке, в то время, как люди в закусочной ели за соседними столиками. Эта фотография стала флаером ко второму лос-анджелесскому концерту в этом составе. Потом, мы вышли в переулок, который был за закусочной, и Марк сделал снимки, которые мы позже поместили сзади на обложке Live! Like a Suicide.

Мы начали искать возможность устроить второе выступление, когда вернулись. И мы начали репетировать с целеустремленностью, подпитываемой осознанием того, что каждый из нас поглощен этим процессом. В начале, мы собирались на репетиционной базе, которой владел Ники Бит, известная фигура среди раннего панк-сообщества Лос-Анджелеса. Его база располагалась на промышленной пустоши, за стадионом Dodger. Это место также являлось домом Ники, ну, по крайней мере, он жил там. И, видимо, Ники стал одержим физическими упражнениями. Каждый день, когда мы приходили, Ники голый лежал на спине на скамейке, отжимая вес. Он мог остановиться и сказать: ”Я могу сделать это тысячу раз за день”. Мы показывали ему поднятый вверх палец, и проходили в репетиционную комнату.

Время, за которое Я и Стивен объединились как ритм-секция было самый прекрасным. В Стивене было море драйва, и мы нещадно репетировали час за часом, день за днем. В те дни я, вероятно, лучше играл на ударных, нежели на бас-гитаре. Не то чтобы я был настолько талантлив, но по крайней мере, я играл на ударных в действующих группах. К тому же, я все еще работал над собственным стилем игры на басу, потому что Guns стали первой группой, в которой я играл на басу по-настоящему. Я находился под сильным влиянием R&B и соул музыки. Такие исполнители, как Prince, Parliament, Cameo, и Sly и the Family Stone составляли для меня и Стивена нашу собственную музыкальную школу.

Конечно же, Я так же копировал стиль тех басистов, чей вклад действительно позволил продвинуть песни их групп, таких как Барри Адамсон из Magazine, или Пол Симонон из the Clash. В 1979 году, я видел the Clash в the Paramount Theater в Сиэтле, и Симонон стал для меня воплощением всего того, что было хорошего в рок-н-ролле. Год спустя, когда вышел альбом London Calling, на обложке был он, разбивающий свой бас о сцену. С зачесанными назад волосами, закатанными рукавами, черными армейскими сапогами – воплощение крутизны. Некоторые из великих басистов эры пост-панка и нойза начали привносить в игру больше своего настроя - практически цветовые ощущения: Рейвен из Killing Joke - хороший тому пример. Захватывает не собственно их игра, а то, как они подходят к игре на басу - именно это вызывает желание крушить все подряд. Затем еще был Лемми Килмистер из Моторхэд, чье звучание до сих пор остается непревзойденным. Первый EP Motley Crue, Too Fast for Love, содержит в себе много чего от панк-рока, и бас-гитарист Ники Сикс, был музыкальным лидером Crue. Так что пока люди слушали таких гитаристов как Эдди Ван Хален, который буквально выковал звук ранних 80х, можно было легко увидеть альтернативную историю, в которой басисты указывали направление.

Еще одна новая группа, которая называлась Jane’s Addiction, пользовалась репетиционной базой Ники Бита. У них был очень интересный дуэт, ритм-секция, которая представляла из себя Эрика Эвери на басу и Стивена Перкинса на ударных. Я полагаю, конкуренция идет на пользу творчеству, так что Стивен Адлер и Я стали смотреть, как Jane’s Addiction играют концерты, в любых местах, с тех пор как мы с ними познакомились. Это помогло нам стать лучше, и я думаю, что мы также помогли им стать лучше.

Поскольку Стивен и Я стали сыгрываться как ритм-секция, Я стал узнавать его лучше как личность и осознал, что о лучшем музыкальном партнере или друге я не мог и мечтать.

Однажды ночью мы вышли на улицу, и Стивен сказал мне: “Знаешь, все, чего я хочу в жизни, это иметь столько денег, чтобы я смог позволить себе сумку хорошей травы и большой комок крэка поблизости – все время”.

Я рассмеялся.

“У нас никогда не будет столько денег»

А даже если и будет, подумал я про себя, ты будешь смотреть на эту мечту как детскую шутку.

Поездка в Сиэтл стала началом того периода, когда мы почти постоянно начали взаимодействовать между собой 24 часа в сутки, как участники группы. Мы стали ходить на концерты других групп вместе, играть на акустических гитарах вместе, работали над песнями вместе, учились быть слаженными, развешивали вместе флаеры наших концертов, число которых возрастало. Конечно, и во всякие неприятности мы влипали вместе, чертя и перечерчивая линии на песке по мере того, как мы всё дальше и дальше переносили границу предельно допустимого для жизни поведения. Секс был блаженным, обильным и беспечным; выпивка и наркотики были неразрывно связаны с нашими тусовками; рок-н-ролл стал смыслом существования на ближайшие два года нашей жизни, подобного не случалось ни в одной моей группе, но к сожалению, через пару лет Guns придется от этого отказаться.

Наш круг общения вскоре пополнился недавно переехавшими нью-йоркцами, которые (как Я всегда подозревал) переехали на запад, чтобы избежать юридических проблем. “Red” Эд, Пити и Дэл плавно присоединились к нашему образу жизни, который включал в себя 24 часовое потребление алкоголя, добычу легальных наркотиков (в тот момент, я начал употреблять какие-то колеса), всякий разврат, с чрезмерным прослушиванием таких исполнителей, как Motorhead, Rolling Stones, Sly и the Family Stone.

Не считая Большого Джима, Я переписывался с Эдди с тех пор, как я покинул Сиэтл. Казалось, что мой отъезд подействовал на него, как пробуждение. Он пытался очиститься. Он придерживался курса лечения метадоном при поддержке своей матери. Когда он выписался из реабилитационной клиники, его мать позвонила и спросила, не сможет ли он приехать и провести со мной некоторое время. Она думала, что это хорошая идея, присоединиться ко мне в Голливуде, чтобы отделаться от всех этих дилеров и наркоманов в Сиэтле.

Когда он прилетел, Я встретил его в аэропорту. В следующие дни, я был слишком занят репетициями, чтобы заметить между работой, что происходит рядом со мной. Я не принял во внимание тот факт, что Эд уже слез с метадона, и был одурманен от героинового прихода прямо в моих крошечных апартаментах. Это заняло всего четыре дня. Наркоманы всегда могут найти других наркоманов. И в данном случае, это коснулось Эдда и нашего ритм-гитариста. Я даже не думал, что Эдди так быстро к этому вернется. Я не мог смириться с ним или его зависимостью в тот момент, и я сказал ему, что он должен уйти. В следующие несколько лет ужасные истории о том, каким торчком стал Эдди, приходили из Сиэтла. Я слышал о том, что человека, которого он хорошо знал, убили. Я также слышал о том, что Эд сидел на наркоте. Эти слухи заставили меня надеть шоры и двигаться вперед.

В тот период я случайно встретился с девушкой по имени Кэт, и мы решили переехать вместе в одну квартиру. Я съехал с Orchid Street в другую квартиру на первом этаже (они всегда были дешевыми) на El Cerrito, и стал делить это место с ней. Квартира была значительно дороже из-за того, что располагалась на пересечении улиц: она была на полквартала выше по Франклин. Многие стриптизерши жили в этом месте, но зато больше не было никаких проституток, занимающихся своей работой под моими окнами. И Я мог оставлять свое оборудование дома, не беспокоясь о том, что его могут украсть.

Когда мы с Кэт переехали сюда, у нас не было ничего кроме матраца. Когда мы въезжали, маленький низкорослый паренек помог мне перетащить некоторые вещи, которые были у меня с собой. Его звали Вест Аркин, и он жил в соседней квартире. Он был одним из тех парней, которые учились в Музыкальном Училище, которое находилось рядом с моими прошлыми апартаментами, прямо за углом. Вест был тем еще классным засранцем. Он был тем еще забавным засранцем. И он вскоре стал ценным не только из-за дружбы, но и из-за таланта к написанию песен.

Он не относился к тому типу парней, которые хотят играть в группе, но он был невероятным гитаристом. В конце концов он стал соавтором песен с некоторыми из нас. Он приложил руку к созданию неизданной песни “Sentimental Movie,” а также к песням “Yesterdays” и “The Garden”, которые появились на Use Your Illusion. Все эти песни были написаны здесь, в El Cerrito, вместе с участниками группы. Вест также показал мне альтернативный способ настройки гитары, при котором он мог играть ми-мажорный аккорд на открытых струнах. Вот почему он значится соавтором песни “It’s So Easy”— без этого альтернативного строя, песня не была бы написана. Я не знал о существовании альтернативных строев.

Кэт и Я слышали об эксцентричном старом музыканте, жившем над нами, но нас это не особо волновало. Мы оба не были лучшими соседями, что впрочем, касалось и Эксла, Иззи, Слэша и Стивена и того, что они вытворяли: все время громко слушали музыку, выпивали, пели, бренчали на гитарах с Вестом. Но парень сверху оказался никем иным как Слай Стоуном, под музыку которого мы со Стивеном джэмовали почти каждый день. Он начал давать мне кассеты неизданных демок, которые он записал на четырехдорожечном кассетнике в своей квартире. Затем он начал использовать нашу квартиру как своего рода убежище от душевных фиаско. Но он не слишком хорошо поладил с Кэт.

Я был в соседней квартире, у Веста, работал над текстами к песне и услышал, как она кричит и матерится: “Дафф, этот говнюк снова курит крэк в нашей ванной!”

Это был один из тех моментов в моей жизни, который я точно запомнил. Я наблюдал, как иллюзии, которые у меня были относительно моего кумира, испарялись у меня на глазах. Жил ли Слай Стоун хорошей жизнью, джемовал ли в своей домашней студии, находящейся где-то в своем шикарном особняке? Нет, он прокрался мимо моей девушки, чтобы покурить крэк в моей ванной.

Наш первый концерт, после возвращения в Лос-Анджелес, состоялся 28 июня 1985 года, в the Stardust Ballroom, на восток от 101 шоссе. Там был ночной клуб, который назывался Scream. Он начался как готический вечер. Баухаус и Кристиан Деф были самыми популярными исполнителями, которых крутил диджей. Мы были последними в списке четырех групп и должны были выходить на сцену в 8 вечера. Следующий концерт состоялся 4 июля в Madame Wong’s East, расположенном в ресторане Чайна-тауна, который за одну ночь мог проводить много панк-шоу. Guns играли вторыми по списку из четырех. Только 3 человека пришли посмотреть, как мы отыграем сет, двое из них – Кэт и Вест.

Концерт в Madame Wong’s был одним из тех многих наших ранних шоу, когда нас записывали как панк команду. Ранее мы отыгрывали шоу вместе с Social Distortion, the Dickies, и Fear. Я догадывался, что вначале нас воспринимали как панк группу. Но у нашей группы была одна крутая вещь – на нас нельзя было повесить ярлыки. Иногда это может работать против группы. Если для панк-рок концерта ты выглядел недостаточно по-панковски, или для метал концерта ты выглядел не совсем как металлист, ты рисковал остаться без концерта. Но с присоединением Слэша и Стивена, нам как-то удалось найти компромисс между этими стилями. С верным настроем, Эксл воплотил в себе и панка и металлиста больше, чем вся лос-анджелеская сцена вместе взятая.

Глэм-тусовка выглядела так, будто это был какой-то приватный клуб, со своим каким-то секретным паролем. У нас была пара концертов с глэм-группами, но это было плохим сочетанием. Вместо того, чтобы использовать нашу группу как возможность для разнообразия, ребята из глэм-тусовки делали всё возможное, чтобы лишний раз ткнуть нас носом в наш статус аутсайдеров. Сцена Сансет Стрип была вся наполнена коксом и шампанским, и мы были определенно из другого места. Люди, которые приходили на эти шоу, немного побаивались нас. Мы подразумевали то, чем мы занимались, это не было безопасным или запланированным и не претендовало на звание чего-то крутого в любом случае. Мы так же прошли через период, когда мы играли дерьмовые шоу с Tex & the Horseheads и другими группами, играющими кантри-панк, но нам так же было нелегко приспособиться к таким выступлениям.

Мы все время присматривались к клубу Troubadour, находящемуся в Западном Голливуде. Многие группы начинали там свой путь, играя по понедельникам и вторникам. Только когда вы начинали привлекать публику, вам может выпасть шанс подняться в списке выступающих групп, и возможно даже стать хэдлайнером и вы могли бы перейти к более желательным для вас дням недели и, наконец, устраивать концерты в выходные дни. The Troubadour был всегда забит по выходным. Если вы смогли стать хедлайнерами в пятницу или субботу ночью, что ж, это показатель вашего реального потенциала: те из хедлайнеров, кто играл по выходным, могли добиться подписания контракта с крупным лейблом. Но сейчас, мы не могли даже рассчитывать на то, чтобы выступать на открытии пятничного или субботнего шоу. Мы должны были начинать с самых низов и добраться на вершину своими собственными силами.

Одним из наших творений в те времена была песня под названием “Move to the City”, которая в конечном счете была записана для нашего ЕР Live! Like a Suicide. Мы записали эту песню так, как всегда и представляли – с духовой секцией. И, даже когда мы с трудом умещались в маленьких помещениях за сценой, мы всегда брали с собой эти медные инструменты, чтобы исполнить эту песню во время выступления. Я предложил своему брату Мэтту, который играл на тромбоне, стать частью духовой секции. В первый раз, когда он играл с нами, он выглядывал из-за кулис и спрашивал: “Где же все?”

Он был прав. На наших ранних концертах практически никого не было. А те, кто был, чаще всего приходили, чтобы послушать группу, играющую после нас. Люди кидались окурками сигарет и плевали в нас. Не то, чтобы это означало что-то вроде “я вас ненавижу”; люди просто кутили и веселились, так тогда было принято у панков Лос-Анджелеса. Мы привыкли, что к нам относились неуважительно все – аудитория, промоутеры, клубы, некоторые приятели-музыканты.

Как только Guns стали давать регулярные концерты в Лос-Анджелесе, мы начали составлять список телефонов и адресов. Мы с одержимостью заставляли людей, которые приходили на наше шоу, подписываться. Ну, вообще-то, мы просто посылали наших подружек-стриптизерш в зал, чтобы они убедили людей оставить адрес. Очевидно, мы начали писать хорошие песни, и начали хорошо играть в живую, что позволяло собрать нам больше публики. Я был уверен, что у нас есть все компоненты, которые нам нужны. Список адресов действительно работал на нас – за шесть месяцев он пополнился на тысячу имен с адресами. У других групп тоже были такие списки, но секрет нашего успеха заключался в том, что мы потратили кучу времени и усилий на создание и поддержании нашего списка. Мы знали, что добились этого всего сами, и после нашей поездки в Сиэтл, было ясно, что неудачи с такой командой быть не может.

Авторитетные рок-клубы в Голливуде придумали жесткую систему, с помощью которой они могли избавить себя от низкой посещаемости. Учредив систему “pay to play”, они перекинули весь риск клубного бизнеса на музыкантов. Клуб продает группе, скажем, 30 билетов по 10 долларов за штуку. С этого момента их больше ничто не заботит – свои деньги они уже получили. Группа сама должна продать эти билеты, чтобы компенсировать свои затраты. Проблемой для нас являлось то, что нам надо было собрать первоначальный взнос. Богатые голливудские родители могут дать группам своих детишек такие деньги, но у нас не было такой опоры. Вот здесь и появился друг Слэша, Марк Кантер – Марк был невоспетым героем GN’R. Без него, Я не знаю как бы мы справились и с половиной того дерьма, которое было вначале.

Марк верил в нашу группу с первого дня. Его верность проявлялась в том, что он не только фотографировал нас, но и давал нам денег взаймы, благодаря чему мы могли купить билеты, которые позволили нам устраивать концерты в клубах с этой системой. Мы отдавали ему деньги сразу же, как только продавали билеты. Мы неустанно вызванивали людей из нашего списка. Сначала, нам приходилось серьезно суетиться, чтобы мы могли просто отдать Марку деньги назад, но как результат, наша фанатская аудитория росла; так как наш список имен увеличивался, реализовывать билеты на наше шоу становилось все легче и легче.

Мы делали крутые флаеры и направляли их людям, которые были в нашем списке. Мы расклеивали их по всему городу. Мы развешивали флаеры вместе, ночью. В одну из таких ночных компаний по развешиванию флаеров я открыл для себя вино Night Train, которое лучше бы выпивать из коричневого бумажного пакета. После этого, я был счастлив обнаружить, что в винном магазине буквально за углом от нашей базы этот напиток был в широком ассортименте. При цене $1.29, Night Train мгновенно стал основным напитком группы. Мы стали вместе сочинять песню “Nightrain” неделю спустя, во время репетиции, перед тем как выйти на улицу, чтобы развесить наши флаеры.

Вскоре, мы решили арендовать другое место для репетиций. Хотя мы должны были бы ежемесячно платить за аренду несколько сотен долларов, мы бы сэкономили деньги по сравнению с почасовой арендой других помещений для репетиций. Мы репетировали часами. Мы почувствовали, что встали на ноги и вместе наскребали деньги с началом каждого месяца, это дало нам больше свободы: мы могли оставить свое оборудование, в то время как раньше, при почасовой оплате за репетиционную базу, нам приходилось собирать всю свою аппаратуру, так как наставало время другой группы. Тем не менее, учитывая наши ограниченные ресурсы, мы должны были что-то придумывать.

В половине квартала от Sunset, что на Gardner, был вход на тупиковый переулок, который шел восточнее того места, что стало позднее Guitar Center. На полпути вниз по переулку, узкая тропинка вела к бетонированной площадке за начальной школой. Вдоль этого участка располагались двери отдельных складов, используемых для разного рода торговли. Мы нашли одно помещение, сдающееся в аренду за 400 долларов в месяц, и мы знали, что это наше место, хотя нам пришлось врать о том, что мы планировали делать там. Когда мы наконец прошли через все испытания, которые нам подсовывал опасавшийся хозяин, мы получили ключи от нашей новой репетиционной студии.

Если Orchid Street было тем местом, где Эксл, Иззи и Я жили, то переулок за Gardner стал тем местом где всё сошлось воедино, когда мы осознали себя единой группой. Мы превратили помещение более похожее на гараж, десять на четырнадцать футов, в штаб-квартиры нашей банды — место для репетиций, вечеринок, и, чаще всего, место для ночлега. Помещение базы имело дверь и сплошные шлакоблочные стены. Там не было санузла, но за 400 баксов в месяц о какой ванной может вообще идти речь? Но в любом случае, на парковке было отхожее место. Так же там не было счетчиков или отопительной системы, но зато было электричество, и мы могли создавать шум 24 часа в сутки.

Мы украли со стройки куски фанеры размером 2х4, которые мы использовали для сооружения кое-как сделанного второго этажа в нашем новом жилище. Второй этаж добавил нам так необходимое спальное место. Если бы вы заходили через дверь, все вещи в комнате были бы слева от вас. Сначала там стоял мой басовый усилитель, затем половина гитарного стэка Marshall, потом ударные Стивена, потом оборудование Слэша. Так мы и расставляли все это на сцене, на каждом концерте, пока Иззи не ушел от нас в 1991 году.

Наша аппаратура была старой и разбитой, с виниловым покрытием, отваливающимся от кабинетов и проч. Но в этой комнате наше дерьмовое оборудование звучало магически, нежно, и оглушительно. У нас не было микрофона для Эксла, так что нам приходилось импровизировать и довольствоваться малым. Где-то была фотография, на которой Эксл кричит мне прямо в ухо на репетиционной базе в Gardner. Это был единственный способ, с помощью которого он смог воплотить свои идеи в этих условиях. Поэтому нам было выгодно играть концерты так часто, как это возможно, так как это был наш единственный шанс услышать, что пел Эксл.

Забавно было: играешь на плохом оборудовании, без микрофона, и весь день смотришь из окна на мусорный бак и заднюю стену голливудского гитарного центра. Это место было магазином игрушек для тех, кто мог себе такие позволить, или для тех, у кого были связи с владельцами. Для нас все это было словно обидная шутка. К тому времени, когда мы заключили сделку на запись, я уже точно знал, какое новое оборудование я хотел купить. Справа от нашей базы была еще одна такая же, которую занимала группа Johnny and the Jaguars. Все члены группы приехали сюда из Денвера. Известная в Голливуде негласная закономерность заключалась в том, что если вся группа переезжает в другой город, то такой группе недолго осталось. Я полагаю, что образ жизни и увеселения в Лос-Анджелесе сеяли распри. Вам придется пройти через кучу нового дерьма, и ваша жизнь может принять разные обороты. Почти нереальным было для пяти парней, прошедших через одни и те же трудности в одно и то же время, одинаково отреагировать на эти испытания. Конечно же, Johnny and the Jaguars распались в скором времени. Что еще можно сказать о группах из других городов? Они были ужасны. По правде говоря, Johnny and the Jaguars не были великой группой. Но они были милой группой ребят, и позже, мы взяли их клавишника, Диззи Рида, чтобы он присоединился к нам в туре Use Your Illusions.

Вдоль Сансет Стрип, в невзрачном ряде одноэтажных зданий, находился El Compadre, дешевый мексиканский ресторан, в котором подавали крепкую маргариту. Внутри было так темно, что когда заходишь в бар, ничего нельзя было увидеть. Приходилось ждать, пока глаза адаптируются к темноте, чтобы увидеть темный бар слева, и медленно появляющиеся в поле зрения справа виниловые диванчики и вип-кабинки. Но не важно, как долго ваши глаза привыкают к темноте: в ресторане достаточно темно, чтобы ширяться наркотой и делать минет прямо под столом. Стрип-клуб The Seventh Veil находился в паре кварталов вниз по Сансет от El Compadre. Важной частью the Seventh Veil были девочки. Это может показаться очевидным. Но для нас это были просто девочки, мы приходили туда не за шоу. Мы проводили много времени со стриптизершами, когда они не работали, и некоторые из них начали танцевать на сцене на наших концертах.

Из-за нас и других групп, переулок стал притягивать к себе много наркотиков, выпивки, телок и других музыкантов. Стриптизерши по соседству постоянно приходили к этому месту, принося с собой кваалюд, валиум, кокаин и выпивку, чтобы поделиться с нами. Я все еще избегал употребления наркотиков, из-за того, что они провоцировали появление у меня панических атак, но таблеткам я не всегда говорил “нет”. Поскольку мы стали давать больше концертов, и встречать много разных людей, слухи о нашем переулке разошлись повсюду, и все это начало выливаться в ночные тусовки. Это привело к тому, что еще больше людей стало тусоваться вокруг нашей сцены. Среди них был парень по имени Филипп, который работал водителем автобуса, но он также приторговывал крэком на стороне. Он был старше нас. Филипп не был рокером как таковым, но ему нравился тот факт, что вокруг нашей тусовки крутятся молодые горячие девки. Он накачивал их и пытался воспользоваться ими – отвратительное зрелище. Он был воплощением того рода людей, что увивались вокруг нашей группы.

Так как все больше и больше народу стало приходить на наши тусовки после закрытия клубов в пятницу и субботу, мы стали продавать пиво. Мы могли купить ящики дерьмового пива в маленьких бутылках за $5.99 — которые стоили всего 25 центов за бутылку. Мы продавали их за доллар. Это обернулось для нас большими доходами, по крайней мере, по нашим меркам. Твою мать, с такими доходами, мы могли позволить себе арендовать нашу репетиционную базу.

Не удивительно, что мы всячески пытались избежать встреч с полицией – хотя странно, но мы больше опасались не полицейского департамента ЛА, а шерифов из Западного Голливуда, которые даже покинули пределы своей юрисдикции, чтобы устроить нам неприятности. Этих рейдов было трудно избежать, потому что мы были в тупиковом переулке, нам просто было некуда бежать. Я помню, как копы приехали сюда для выяснения личностей, проверки паспортов и бла-бла-бла. Оглядываясь назад, я думаю, это возможно была не такая уж и большая проблема. Иззи был умным в отношении своих сделок, и даже воображаемые жалобы от девушек были, вероятно, просто уловками, чтобы напугать нас – реакцией полицейских Западного Голливуда на сплетни родителей тех детей, которые появились дома с опозданием после того, как болтались всю ночь у нас на заднем дворе. Конечно, со временем все это становилось все более серьезным и предвещало несчастья, и некоторым из нас приходилось прятаться некоторое время после допросов полиции.

У меня была стычка с полицией, когда я ехал на работу в 6 часов утра. У моего Форда Maverick тормоза вышли из строя. Меня занесло на пересечении Голливуд и Хайленд, и я попал в аварию из 6 автомобилей. Имя на значке полицейского, подъехавшего к месту аварии читалось как О’Мэлли. На мне был одет зеленый свитер, который дал мне один из моих братьев: на груди был изображен ирландский крест. Водители других машин были мексиканцами, и все были разгневанны. Офицер О’Мэлли посмотрел на мой свитер, а потом на других водителей.

“Ваши тормоза вышли из строя, что вам было делать? Здесь нет вашей вины.”

Он позволил мне уйти.

После того, как я разбил свою машину, мне пришлось ходить всюду пешком. Система Голливудских переулков включает в себя места, где можно совершать теневые сделки, прятаться, где можно отключиться, и полно мест, где могут скрываться всякие вонючие ублюдки. Конечно, теперь, когда наша собственная база располагалась в таком переулке, мы почувствовали себя как если бы мы были теми подонками. Что может быть противнее, чем жить за складом гитарного центра? Однако оказалось, что в то время в Голливуде “пищевая цепь” была еще короче, чем я думал - в один из дней, когда я шел с работы в репетиционную, на меня напали четверо парней. У них были ножи и карманные цепи - это было до эпохи, когда карманные цепи стали модным аксессуаром.