Когда мой первый семестр в Университете Сиэтла начался осенью 2000 года, я быстро осознал, что год в коллежде мало помог мне, если говорить об учебе. В классе ситуация тоже была другой, тоже. В Университете Сиэтла студенты знали, что им предстоит учиться здесь следующие четыре года. Они это всерьёз. Они не просто разведывали почву, а знали, что им предстоит проводить время здесь, видеть друг друга каждый день на протяжении многих лет. У меня были такие же намерения, но каждый вечер я уходил домой к семье и из-за своего возраста смахивал скорее на профессора, чем на парня - старшекурсника.
Тем не менее, студенты уважительно ко мне относились – они видели, что я здесь не просто так. Они видели, что я хотел учиться. Ранее, несколько одногруппников принесли свои копии Аппетита, чтобы я их подписал, но больше такого не происходило, так как они поняли, что я всего-навсего такой же студент - также лихорадочно строчу лекции. Я все время был в студенческом городке и познакомился с некоторыми своими одногруппниками. Они были такими умными. Половина закончила элитные школы в Сиэтле или неподалеку от него, остальные были иногородними студентами, еще с нами учились ребята из других стран. Казалось, все прошли продвинутые курсы или брали дополнительные занятия, еще будучи в старшей школе.
Для меня самым главным было «научиться учиться». Поначалу у меня уходило примерно восемь часов, чтобы выучить материал, который эти ботаники запоминали за час. Через некоторое время я начал справляться с этим лучше – я не пытался запомнить все, а только самое главное. Сьюзен и Дэйв Дедерер научили меня грамотно писать – «эй, что если переставить эту часть сюда?» - подтянули меня в использовании дефиса, точки с запятой и других грамматических мелочах. Конечно, тогда я читал тонны книг, так что писал я на уровне интуиции до тех пор, пока не выучил правила.
Теперь, когда у нас со Сьюзен появились дети, и мы жили в Сиэтле, она побудила меня позвонить моему отцу. Сьюзен была в хороших отношениях со своими родителями, хотя они тоже были разведены. У меня теперь тоже были дети, так что я больше не мог позволить себе такую роскошь, как продолжать быть обозленным сыном. Взаимоотношения изменились; былые проблемы были уже не актуальны. Недостатки моего отца, которые так меня задевали, когда я был ребенком, не имели никакого значения для Грейс и Мэй, они не влияли на них. Я видел как дорого – и даже необходимо – его присутствие в жизни моих девочек.
Моим следующим шагом было начать бегать. В Сиэтле существовало множество школ дзюдо, где я бы мог заниматься - из-за репутации Бенни для меня были открыты все двери – но я не нашел ни одну, которая смогла бы заменить Дом Чемпионов. Вместо этого я продолжил делать то, чему Бенни научил меня. Но я до сих пор хотел – нет, нуждался – испытать больше боли, мне нужна была задача посложнее. Так что я нашел обычный старый спортзал в высоком здании в центре города и начал бегать не на беговых дорожках, как раньше, а по ступенькам. Затем я решил записаться на участие в марафоне. Свой первый марафон я побежал в следующем году, он стартовал в 15.45.
В начале 2001 года я получил письмо из Университета Сиэтла. Я открыл его.
Уважаемый Майкл:
Поздравляем вас с выдающейся академической успеваемостью за предыдущий квартал. Ваш средний бал в 4.0 должен быть для Вас источником удовлетворения и гордости. Это свидетельствует о Вашей способности сосредоточить свое внимание и энергию для достижения успехов в учебе. Это также является доказательством Вашего постоянного интеллектуального развития. Ваше имя включено в Список лучших студентов, куда попадают только те, кто получил 12 или больше зачетов в Университете Сиэтла, и чей средний бал составляет 3.90 или выше…
Я попал в список лучших студентов! Я вышел, вставил рекомендательное письмо в рамку и с чувством гордости повесил его на стену в кухне.
Ближе к концу того весеннего семестра, состояние Хлои, которая хворала в течение последних нескольких лет, вдруг резко ухудшилось. Мне пришлось забрать ее с последнего сторожевого поста – который находился в кроватке Мэй – и отвести к ветеринару, чтобы посмотреть, что было не так. У Хлои обнаружили рак печени, и ветеринар должен был ее прооперировать.
То лето я посвятил уходу за Хлоей, в конце концов, отплатил ей за ее любовь – особенно в то время, когда я остался один и восстанавливался после своих недугов. Но спустя несколько месяцев после ее операции, улучшений не наблюдалось. Старушка пыталась держаться из-за меня, несмотря на то, что с каждым днем ее боль становилась сильнее. Наконец, мне пришлось усыпить Хлою.
Я отнес ее к ветеринару в понедельник утром осенью 2001 года. Это был один из самых худших дней в моей жизни.
«Со мной все будет в порядке», - сказал я ей и нежно погладил. «Тебе не придется больше беспокоиться за нас».
Я скучаю по ней.