It's So Easy

Глава 30

У нас было всего несколько недель, чтобы найти нового ритм-гитариста для следующей части тура, которая начиналась в первую неделю декабря 1991. На замену Иззи мы наняли Гилби Кларка, гитариста «Kill For Thrills». Билли Насти заботился о моей собаке Хлое, когда меня не было дома. Но она по-прежнему смотрела на меня грустными глазами, когда я паковал свои чемоданы, чтобы отправиться в тур.

После двух шоу в Массачусетсе мы три вечера играли в Madison Square Garden. На первое выступление Эксл сильно опоздал. Мне надоело слушать, как после первого часа ожидания толпа скандировала: «Дерьмо!». Следующие три часа ничем не отличались. Я пил все больше и больше, только чтобы не слышать этих выкриков. Я был чертовски обдолбан.

На тот момент охрана должна была удерживать меня от употребления кокаина. Их не беспокоило мое пьянство, только наркотики. По правде говоря, проблема была не в их употреблении, а в их закупке: лейбл приставил этих охранников, чтобы они следили, как бы моя задница не попала в тюрьму за покупку наркотиков. GN’R были их золотой жилой, им нужно было, чтобы мы продолжали выступать. Трак, охранник, который был ко мне приставлен, постоянно проверял меня на наличие наркоты. Охранник Эксла Эрл тоже тратил на меня кучу своего времени, так как Эксл не нюхал дорожек. Эти парни хорошо справлялись со своей работой, но кокаиновый монстр во мне становился все хитрее и искушеннее. Я был загнан в угол.

Гилби находился под меньшим контролем, он был новичком. Я отвел его в сторону прямо перед нашим выступлением в Madison Square Garden.

“Ты должен найти мне немного кокаина”.

А ведь Гилби даже никогда его не употреблял. Для меня было привычным ставить людей в дерьмовое положение. Но он нашел немного для меня.

Я стоял за кулисами. Пока моя зависимость не отражалась на моей игре, я знал, что никто не будет меня много доставать.

Бюджет на этот тур был маленьким. Самая малочисленная бригада помощников, никакого частного самолета; целью было потратить как можно меньше, чтобы заработать как можно больше. Стратегия тогда была совершенно иной. Нужно было повысить продажи лейбла, при этом сократить деньги, которые выделялись с этих продаж группе на расходы. К концу тура Use Your Illusion наши концерты посетило примерно 7 миллионов человек. Но даже когда мы играли для огромных стадионов, мы ничего не зарабатывали. В команде, которая на нас работала, порой было 100 человек. Мало того, что мы платили девушкам у нас на бэк-вокале, духовой секции и дополнительному клавишнику, у нас еще были мануальные терапевты, массажистки, репетитор по пению и татуировщик. У каждого из нас были телохранители и личные водители. Деньги – я говорю о деньгах группы – уходили на проведение ночных тематических вечеринок после концертов: ночи азартных игр, вечеринки в тогах; в Индианаполисе темой были автомобильные гонки. Как вы понимаете, наемным актерам для этих вечеринок тоже нужно было платить. Веселье всегда длилось до самого утра. Мы же на самом деле не появлялись на большинстве из них, как и члены нашей команды. Так или иначе деньги были потрачены, хоть нас там и не было.

Теоретически каждый из нас покрывал свои собственные расходы. Личные помощники Эксла могли арендовать вертолет за его счет, чтобы перебраться из одного города в другой. К счастью, никто не мог воспользоваться деньгами группы для подобных целей. Если кто-то брал с собой кого-то в тур – ясновидящего, порнозвезду или кого бы то ни было – с этим не было проблем, он платил за это свои деньги, а не деньги группы. Если я хотел люкс, а не обычный номер в гостинице, то я же и доплачивал разницу. Ганзы были партнерством, где каждый должен был указывать все то, что превышало стандартные расходы. Но Эксл не мог покрыть расходы, вызванные его опозданиями в такие места как Madison Square Garden – сверхурочные копам, организаторам, грузчикам декораций. Мы выходили на сцену в 2 часа ночи, теряя десятки тысяч долларов, которые уходили на оплату этих излишеств. Большая часть денег уходила на зарплату членам нашей команды, суточные для сотрудников, заказ отельных номеров для всех, отчисления агентам и менеджерам. В результате получалось, что мы платим за то, чтобы играть в Madison Square Garden. Это не были старые добрые времена, куда бы мне хотелось вернуться. Никто не платил за свою игру даже в самых позорных клубах, не говоря уже о самых известных стадионах мира.

Из Нью-Йорка мы прилетели в Филадельфию, на носу было 2 концерта 16 и 17 декабря 1991. У меня началась ломка по пути из аэропорта до гостиницы Ritz-Carlton. Я даже не побеспокоился, чтобы дойти до стойки администратора и зарегистрироваться. Вместо этого я сказал Траку, что иду в пиццерию через дорогу.

На мой взгляд, в то время практически все принимали наркотики. Да, стоило мне только зайти в пиццерию и попросить какого-нибудь паренька с сомнительной внешностью достать наркоты, как я почти сразу же ее получал. То, что я из Guns N’ Roses было очевидно – даже если кто-то не узнавал меня по видеоклипам, которые постоянно крутились на MTV, у меня было две татуировки с символикой группы – это было гарантом того, что я получу наркотики. Мне подфартило, я действительно нашел в пиццерии дилера. В каждом крупном городе были свои сраные районы с высоким уровнем преступности. В Америке были такие районы, где всякий белый мальчик типа меня привлекал к себе внимание – не только местного населения, но и копов, патрулирующих эти районы. Мне было так херово на тот момент, что, казалось, эти социальные ограничения на меня не распространяются.

Когда тот паренек сказал, что сможет достать мне наркотики в Западной Филадельфии, я особо и не раздумывал. Мы залезли в его машину. Пока мы ехали дальше на Запад, я заметил, что улицы становились все более узкими, а дома ветхими. На красный свет чувак даже не останавливался, а просто замедлял ход. Он боялся, что его могут ограбить. Даже я, будучи не совсем вменяемым, напрягался, когда замечал на себе озлобленные взгляды жителей Западной Филадельфии. Я смутно припомнил, что это был как раз тот район, где полиция взорвала дома черных активистов несколько лет назад. Тогда погибло 7 детей, и десятки домов по соседству были полностью разрушены. Но моя потребность в наркотиках была сильнее любого страха перед опасностью.

Когда мы подъехали к домам, где у того паренька был свой дилер, 11- и 12-ти летние детишки торговали и поставляли наркотики по всей улице. Я полагаю, что их работодатели – возможно даже их собственные родители или родственники – отсиживались внутри. Там были дети с бейсбольными битами и монтировками, в тот миг, я вдруг понял, что от страха пришел в себя. Затем парниша вылез из машины, забрав ключи, а я, абсолютно беззащитный, остался на заднем сидении. Минута тянулась как неделя, я думал, что это какая-нибудь западня, и я буду ограблен и убит. Я уже отчетливо у себя в голове представлял заголовок завтрашней газеты. Я думаю, что это было жалкое зрелище: я собирался умереть на пару с каким-то чертовым отморозком, которого я даже не знаю, из-за дурацкой кокаиновой дорожки.

Идиот!

Ну как я мог быть таким чертовым идиотом!

Мда, но не успел я решить, что же мне делать дальше, показался мой паренек с карманом, набитым наркотиками. Все опять стало прекрасным в одно мгновение. Да что там прекрасным, замечательным! Я достал сигарету, вытащил из нее половину табака и засунул кокаин. Это было мое собственное изобретение, которое я называл «смокер», косяк, набитый крэком. Я был горд этим методом – ведь чтобы курить крэк требовалась специальная трубка, которая, к тому же, обладала специфическим, я бы даже сказал «предательским», запахом. А свой косяк я мог курить всегда и везде.

Когда я вернулся в Ritz-Carlton, я знал, что мне чертовски повезло. Как обычно я стоял в баре отеля и сворачивал свой очередной смокер, перед тем, как подняться к себе в номер и буквально нырнуть в сумку с кокаином, проглотить несколько колес и все это дело запить стаканом водки. Твою мать, а почему бы и нет? У меня был выходной, и вся ночь еще была впереди.

Трак был чертовски пьян. Да и какое мне дело? У меня была наркота и интересная история, в случае если придется с кем-то говорить. Это Рок-н-ролл, мать его! Это, мать его, Guns N’ Roses! После этого случая Трак и остальные охранники пытались держать меня в ежовых рукавицах и избавить от наркотической зависимости.

В канун Нового года мы играли на стадионе Joe Robbie в Майами. Надо сказать, что это было наше первое выступление в качестве хэдлайнеров на такой большой сцене в США. Я летел вместе с Эрни Си, гитаристом Body Count. После концерта мы отправились в клуб, которым заправлял Luke Skyywalker из 2 Live Crew. Я был единственным белым чуваком в клубе, вокруг которого танцевала куча цыпочек. Должно быть, я смахивал на чокнутого, но всем было наплевать.

Тур продолжался до начала апреля, пока мы не узнали, что Эксл будет арестован по обвинению в подстрекательстве к бунту в Riverport, если он останется в Штатах. Мы отменили несколько последних концертов в Америке и полетели в Европу чуть раньше, чем это предполагалось.

20 апреля 1992 мы приняли участие в концерте, посвященном памяти Фредди Меркьюри на стадионе Уэмбли. Ганзы сыграли несколько песен. Мы звучали очень сплоченно, у нас была дикая энергетика. Потом был долгий перерыв перед тем, как все исполнители собрались вместе, чтобы спеть финальную песню “We are the champions”. За кулисами я напился до такой степени, что не мог ни говорить, ни ходить. Элтон Джон буквально вынес меня и поставил на край сцены, подпер так, чтобы я не упал. В это время 100 – тысячная толпа фанатов дожидалась шоу. Около пятидесяти исполнителей выстроились за Лайзой Минелли и подпевали ей. Я стоял прямо всю песню – конечно не без помощи плечей других артистов, которые стояли по обе мои стороны – затем меня пришлось тащить обратно в гримерную, а я даже и не понял, что вообще происходило.

We are the champions! Это точно: Дафф МакКаган – король пива, барон водки, граф кокаина. Чемпион мира. Кретин.

В мае 1992 у нас был концерт в Slane Castle в Ирландии. До этого я никогда там не был, а за день до нашего концерта моя семья организовала большое барбекю для меня. Собралось где-то 100 человек, разные поколения МакКаганов, были даже некоторые, которых я раньше и в глаза не видел. Сначала мы сидели в пабе. Чтобы лучше узнать друг друга, мы останавливались в каждом баре по дороге в отель, а их, по-видимому, было довольно много.

В какой-то момент одна старушка - двоюродная бабушка или что-то в этом роде – отвела меня в сторону и ухватила за щеки.

«Ты слишком много пьешь», - прохрипела она. «Я видела тебя по телевизору, и ты слишком много пьешь».

Я огляделся. Все эти ублюдки пили.

Я пью слишком много по сравнению со своей родней? Серьезно?

Это было нехорошо. Также в это, казалось, трудно поверить. Я пил так много лишь потому, что хотел быть в таком же состоянии опьянения, в каком были мои собутыльники с одной лишь разницей – их уносило уже с одного коктейля. Я не падал. Иногда я слишком напивался, не спорю, именно тогда я исчезал, чтобы нюхнуть кокаина и протрезветь. Никаких проблем.

Может быть, она и была права, но, несмотря на это, несколько дней спустя я очнулся в Будапеште, Венгрия, и недоверчиво заглянул в свой паспорт, где стояла печать Чешской республики. Мы отыграли концерт в Праге. Но я совсем не помнил, что был там.

Память всегда всё сводит к отрицанию – вы забываете большую часть того, что чувствуете. Сохраняются лишь те ощущения, которые ваш мозг счел важными. Это помогает вам лучше разбираться в мире, следить за развитием сюжета собственной жизни. Однако ситуация с туром стала настолько невыносимой, что в моей памяти не осталось почти ничего, мне все хотелось отрицать – в чем мне сильно помогла выпивка. Не было никакого способа, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, мы разъезжали по всему миру и разочаровывали наших фанатов, выходя на сцену очень поздно или прерывая наши выступления. Практически все потеряло смысл; в моем собственном сценарии осталась только эта мучительная сюжетная линия: моя группа превращала наших фанатов в наших ненавистников. Или так я думал.

Когда вы испытываете страх, ваше сознание притупляется. Ваши истинные ценности и черты характера проявляются только в опасных ситуациях. Моя неспособность изменить ход событий не соответствовала тому, каким человеком я себя считал. Но, конечно же, это характеризовало меня. Нет, я не был «настоящим мужчиной». Я был отбросом. В итоге было принято решение вычеркнуть те моменты страха и ненависти к себе из памяти.