Изгой

Глава 18. Слоан

– Эй, ты там встала? – стучусь я в комнату к Кейси утром воскресенья. Она сегодня даже не спустилась на воскресный завтрак, что на нее вообще не похоже. – Я на пробежку, ты со мной?

Тишина.

– Кейс? – Я заглядываю в комнату и обнаруживаю, что она все еще в кровати.

Она перекатывается лицом ко мне, закутанная в одеяла.

– Сколько времени?

– Ты все еще спишь? Уже почти одиннадцать.

– Прости. – Она зевает и трет слипшиеся глаза. – Не заметила.

Меня накрывает волна беспокойства.

– Ты нормально себя чувствуешь? Не заболела?

Я сажусь на край кровати, наблюдая, как она зарывается в подушки. Когда я пытаюсь потрогать ее лоб, она отстраняется.

– Я в порядке. – Нахмурившись, она отводит взгляд. – Просто не выспалась.

– Что такое?

Сестра нервно теребит пуговицы пододеяльника, решая, рассказывать мне правду или нет. Я не наседаю, ведь знаю, что если она и заговорит, то только когда сама решит.

– Ну, я… – Она вздыхает. – Мне снова снятся кошмары.

Мне словно кинжал в грудь вгоняют.

– Про аварию?

– Про то, как я тону.

Тема утопления в этом доме тяжелая. Была такой еще до выпускного.

Меня там не было, когда мама погибла. Мы с папой и Кейси остались дома, а мама с нашей тетей и их подружками поехали на мыс. Это должно было стать веселой поездкой, девчачьи штучки и все такое. А вместо этого все закончилось трагедией. Абсолютно тупой несчастный случай: мама поскользнулась, упала за борт и запуталась в морской траве, которая утянула ее на дно. Как ошарашенная тетя Моника сказала папе, все произошло очень быстро. Считаные секунды. Не успели моргнуть и глазом. И все. Умерла.

Много лет спустя мне все еще тяжело слышать слово «тонуть», не могу не представлять себе кошмарные картинки того, как мама задыхается, погружаясь под воду.

Мое тело застывает и холодеет.

– Что-то спровоцировало?

Кейси пожимает плечами, потом смотрит на меня красными глазами. Она бледная и измотанная, лицо помятое от подушки. Мокрые от пота волосы прилипли к коже, ноги запутались в простыне после долгой ночи, проведенной в попытках выжить. Я бы что угодно отдала, чтобы поменяться с ней местами и сразиться с ее демонами самой. Тот факт, что я не могу этого сделать и вынуждена лишь беспомощно наблюдать, меня убивает.

– Просто школа, наверное. Весь этот шепот за спиной. За лето я как-то подзабыла это все, но теперь оно вернулось. Школа, может, и новая, но ощущения те же.

Я пытаюсь скрыть злость, но она пылает в моем животе. Сплетни – это неумолимая сила, которую невозможно сдержать, и, хотя я и старалась изо всех сил запугать любого, кто упоминал мою сестру, лучше от этого явно не стало. Кейси так и будет их игрушкой, пока чья-нибудь еще жизнь не рухнет у всех на глазах и не станет следующей развлекаловкой. Тогда новая сплетня месяца перетянет весь воздух в комнате на себя, и все забудут про нее.

– Вспомнила что-нибудь новое? – Ненавижу это спрашивать. Каждый раз такое ощущение, будто я лезу не в свое дело. Но с тех пор, как мы нашли ее на берегу озера той ночью, у нас осталось множество вопросов без ответов.

Расследование закончилось, не начавшись. Камеры не работали, никто не видел, как Кейси села в машину или как эта машина оказалась в озере. Или как она сама оказалась на берегу, без сознания и вымокшая насквозь.

И это самое отвратительное. Как мы должны помочь ей пережить это все, когда даже не знаем, что именно произошло?

– Или увидела что-то? – настаиваю я, когда она не отвечает.

Кейси мотает головой, поджав губы, а потом наконец тихо выдыхает.

– Каждый раз, – еле слышно говорит она, – я чувствую, как вода поднимается до шеи. Она холодная, и я не понимаю, откуда она прибывает. Потом я открываю глаза и понимаю, что в ловушке. Тону. Не чувствую тела. Руки и ноги меня не слушаются, все кажется нереальным. Я пытаюсь задержать дыхание, но вода уже дошла до моего рта, вокруг темно, и я не могу найти выход. А потом кто-то говорит мне, что все в порядке. Со мной все будет в порядке. Я открываю глаза и уже лежу на земле, жутко замерзшая, а все кричат и толпятся вокруг. Вот и все.

У меня болезненно сжимается сердце, горячая масса пульсирует в груди. Ведь она так похожа на маму. Светлые волосы и маленький нос. Россыпь веснушек под глазами. Я уже десять раз слышала, как Кейси рассказывает эту историю, слово в слово. И каждый раз мне мерещится наша мама.

– Позвонить доктору Энтони? Если тебе нужно поговорить…

– Нет. – Она снова отводит взгляд. – Все нормально. Когда-нибудь это все забудется.

– Но ты знаешь, что не обязана мучиться, так ведь? Мы все рядом и хотим тебе помочь.

– Я знаю. – Разговор явно окончен. Она – остров. Никто до нее не доберется, пока она сама этого не позволит.

Кейси было всего пять, когда мама утонула. Мы сидели в обнимку на диване в нашем старом доме в Массачусетсе, держась друг за друга потными ладошками, пока папа, запинаясь, пытался объяснить, что мамочка никогда не вернется. Нам потребовался почти целый месяц на понимание того, что это на самом деле значит. Внезапно она перестала приходить, чтобы достать нас из ванны и расчесать нам волосы. Она больше не наливала молоко в наши хлопья. Не надевала свою одежду и не сидела на своем месте на диване.

Никто не научил нас, как быть женщинами в этом мире. Что это такое, быть девочкой в старшей школе. Теперь Кейси – моя ответственность, а я чувствую себя абсолютно не подходящей для этой работы. Как я могу провести ее через новую травму, когда сама не уверена, что хоть одна из нас оклемалась после первой?

На кухне папа все еще пьет чай и читает новости на своем айпаде. Когда он спрашивает, как там Кейси, это звучит как обвинение.

– Она что, все еще спит? – Он смотрит на свои часы. – Она вчера не казалась нездоровой?

– Она не заболела. – Я встаю так, чтобы барная стойка отделяла нас друг от друга, и облокачиваюсь на нее для поддержки, поскольку единственное, что я ненавижу сильнее, чем слышать все это от Кейси, так это разговаривать об этом с ним. – У нее опять кошмары.

Папа откладывает планшет.

– Она что-нибудь рассказала?

– Немножко. Никаких подвижек.

Сразу после аварии Кейси ото всех отстранилась. Абсолютно замкнулась в себе и ходила по дому как призрак, если вообще попадалась нам на глаза. Несколько мучительных недель мы провели, пытаясь выйти с ней на связь, пока она не начала снова говорить. Эти дни и теперь отражаются в папиных беспокойных глазах, когда он ловит мой взгляд. Словно мы оба задерживаем дыхание, уповая на то, что ничего больше не заставит ее снова уйти в ту темноту.

– Ты должна помочь ей привыкнуть к новым условиям. Теперь, когда вы обе снова в школе.

– Я знаю. – Он даже не в курсе, что я всю неделю нарушала правила направо и налево, пытаясь создать все условия, чтобы Кейси смогла спокойно проучиться семестр.

– Она достигла огромного прогресса, но нельзя принимать его как должное. Следующие месяцы наверняка будут для нее самыми сложными, так что расслабляться нельзя, Слоан.

– Я и не расслабляюсь.

Проглатываю комок раздражения, вставший в горле, однако мне невероятно сложно сдержать бьющие через край эмоции. Травма в семье всегда имеет уйму побочных эффектов. В нашем случае это растущая пропасть между мной и отцом, результат его глубокого разочарования и недоверия. Столько месяцев спустя мы так и не знаем, кто накачал мою сестру наркотиками и посадил в машину. Так как ответов нет, папа выбирает винить меня. Это я привела ее на ту вечеринку и пообещала присматривать за ней. Это я оставила ее одну, чтобы в очередной раз прыгнуть в руки Дюка.

Я должна была следить за ней, а вместо этого она чуть не погибла. Папа меня так и не простил и вряд ли когда-то простит.

Одно я знаю точно: я сама себя никогда не прощу.

– Ты-то в норме? – спрашивает он. – Нужно поговорить о чем-то еще?

Бессмысленный вопрос. Он не хочет знать, как я, – задает вопрос ради галочки, уже опуская глаза на планшет. С тех пор, как мама погибла, я должна была занять ее место, заботиться о Кейси и сохранять семью. Я должна быть той, на кого они могут опереться, и не заикаться об этой ноше, потому что мне нельзя показывать слабость. Наша семья – это карточный домик на моей дрожащей ладони. Стоит мне моргнуть, и все рухнет.

– Не нужно, – говорю я. – Все нормально.

Папа снова погружается в новости, а я прячу свою усталость куда подальше и иду топить ее в поту на пробежке. Следующий час я заставляю свои ноги двигаться все быстрее, пока тяжелый, влажный воздух не начинает гореть в легких, а мышцы – молить о пощаде. Я швыряю себя в объятия километров на неровной дороге, не слушая ничего, кроме собственных шагов, чтобы, когда наконец обопрусь о ствол дерева и согнусь пополам, задыхаясь, сил на мысли уже не осталось.

Я как раз остываю и пытаюсь отдышаться, когда на моих часах всплывает новое сообщение.

Эр Джей: Пришел в наше место покурить. Присоединишься?

Надо сказать нет. Во-первых, сегодня день стирки, так что я в наименее симпатичной из своей спортивной одежды, да и голову я уже два дня не мыла. Но самое главное: мне вообще не стоит с ним связываться. Я нужна Кейси. В школе полно дел. Еще не хватало тратить силы на непонятного антисоциального новенького.

Даже если он до странного красивый. И немного смешной.

И травка у него хорошая.

Не то чтобы я собиралась превращать это в привычку.

Странно, но самое интересное для меня в Эр Джее то, что он не обхаживает меня, разбрасывая пустые комплименты, как хлеб уткам. Часть меня сильно сомневается, что он ищет серьезных романтических отношений. Теперь это все просто наша личная шутка. Наш непонятный тайный язык. Наполовину вызов, наполовину самоубийственный пакт.

Так что я не отвечаю на сообщение и иду домой. То, что по пути я прохожу мимо скамьи, это чистое совпадение.

– А ты много бегаешь, да? – говорит он, заметив меня, и протягивает косяк.

– В том и смысл, да.

– Тебе идет. – Он одобрительно подмигивает. Этот парень и с пеньком бы смог пофлиртовать.

Хорошенько затянувшись, я окидываю его взглядом, и, черт, хотелось бы мне, чтобы открывающееся зрелище нравилось мне поменьше. Но я впервые вижу его в обычной одежде, и мне вправду нравится. Джинсы у него выцветшие и поношенные, с дырой на колене, которая привлекает мое внимание к его длинным ногам. Черная футболка облегает торс и подчеркивает бицепсы, которых я там вообще не ожидала. По характеру он не похож на того, кто ходит в качалку, но тело его говорит об обратном.

– Нравится вид? – Эр Джей с легким изумлением по-птичьи наклоняет голову.

Я моргаю и мысленно проклинаю себя за то, что так залипла, разглядывая его. Отрицание сделает все только хуже, поэтому я гордо признаю, что пялилась.

– Видок ничего, – соглашаюсь я, возвращая косяк.

– Ты глянь. Уже прогресс, – мягко хмыкает он, жарко сверкнув глазами. – И какая часть меня твоя любимая?

– Не нарывайся, солнышко.

Он это игнорирует.

– Руки, так ведь? Ты похожа на девушку, которой нравятся руки. Или моя задница. Ты у нас по рукам или по задницам, Слоан?

Я вскидываю бровь.

– Не угадал. Я предпочитаю член.

Его взгляд немного плывет.

– Черт, – рычит он, – вот зачем ты это сказала?

– А что, – невинно спрашиваю я, – не уверен в своем дружке? Какая жалость.

Взгляд Эр Джея становится раскаленным.

– Милая, мой дружок всегда самый уверенный засранец в комнате.

Он подносит косяк к губам, но от меня не укрывается, как второй рукой он поправляет что-то внизу. Этот разговор его заводит.

У меня в горле мгновенно пересыхает. Чтоб его. Я знаю, что я первая начала, но теперь я об этом серьезно жалею. Я не могу сидеть рядом с возбужденным Эр Джеем. Мне лишь начнет хотеться протянуть руку и коснуться его. Расстегнуть джинсы и услышать, как он застонет, когда мои пальцы дотронутся до его разгоряченной мужественной плоти.

Все тело начинает покалывать, и меня это нервирует. Боже мой. Это с чего я вдруг так сохну по этому парню?

– Не вижу ни фингалов, ни разбитых кулаков, – отчаянно перевожу тему я. – Как вчерашний мальчишник прошел?

– Как кстати ты об этом спросила. Напоролся на твоего бывшего. Кажется, я ему нравлюсь.

– Не сомневаюсь.

– Скажи мне кое-что, – говорит он, сдувая пепел с косяка. – Что за тема с горячими девчонками и придурковатыми эго-маньяками? Исторически, так сказать. Что за биологическое преимущество тут роль играет, не знаешь?

– О, так вы двое прям подружились, я смотрю. – Не знаю, почему меня так радует факт, что он невзлюбил Дюка, но это вызывает у меня первую искреннюю улыбку за день. Это мило в каком-то мстительном смысле.

Эр Джей внимательно наблюдает за мной.

– Все еще нравится? – спрашивает он.

Я закатываю глаза.

– Ни капли.

– Отлично. Тогда погуляй со мной. Сегодня вечером в одном баре выступает кавер-группа с песнями Sleater-Kinney. Вряд ли что-то хорошее, но…

– Да иди ты. Ты знаешь Sleater-Kinney?

– Конечно. Это одна из моих любимых групп.

У меня отвисает челюсть.

– Ты прикалываешься. Фенн или Сайлас тебе подсказали их упомянуть.

Он наклоняет голову.

– Почему?

– Да я же тащусь от Sleater-Kinney. Я один раз практически украла папину машину и неделю каталась за ними по четырем штатам.

Он улыбается.

– Правда? Так классно же. Большинство людей, которых я знаю, никогда о них не слышали, – говорит он. – Похоже, у нас все-таки есть что-то общее.

Боже упаси. Но его вкус в музыке и правда говорит о нем много хорошего.

– Ну давай. Один вечер. – У Эр Джея настойчивые глаза. Они гипнотизируют, одновременно опасные и вызывающие доверие. – Выпьем немного, покажешь мне город. Считай, окажешь услугу малоимущему.

Ага, как же. Эр Джей никак не попрошайка. Кем бы он ни был, я знаю, что свою настоящую суть он еще не показал. На нем по-прежнему маска, он прячется на этой границе между нашими реальными жизнями. Ничего не будет настоящим, пока мы не встретимся в мире, пока я не увижу, какой он на публике, когда вокруг есть другие люди. Потому что больше всего он возбуждает именно мое любопытство.

– Ладно, – сдаюсь я. – Но придется сбежать тайком. Если папа узнает, он взорвется, и у тебя будут большие проблемы.

– Звучит прекрасно.

– За вами разве не следит комендант или типа того? Ты как вообще выйдешь с территории?

На губах Эр Джея расплывается улыбка разбойника.

– Не волнуйся, у меня все под контролем. Просто будь готова к одиннадцати.