Глава 20. Эр Джей
В районе одиннадцати вечера, незаметно выбираясь из общаги, я задумываюсь над тем, что вполне могу направляться прямиком в ловушку. А что, если меня водят за нос? Посмотрите на меня, весь такой из себя умник, урвал свиданку со Слоан Тресскотт и не понял вовремя, что попался на крючок. В итоге, пробираясь к нашему месту на тропинке, я с вероятностью в шестьдесят процентов ставлю на то, что Слоан меня продинамит. Или пришлет мне сообщение в духе: «Лол, отсоси, лошара».
Но фортуна улыбается мне. Как только я преодолеваю тропинку и дохожу до поворота, мне в лицо ударяет свет фонарика.
– Ты опоздал.
Так ей все-таки не плевать.
– Да не, это просто ты рано, – говорю я, загораживаясь от света рукой.
– Еще тридцать секунд, и я собиралась идти домой.
– Значит, я как раз вовремя.
Свет исчезает, и на несколько секунд я остаюсь в полной темноте.
– Надеюсь, это будет того стоить, – бурчит Слоан.
Подавляю улыбку. Я еще только пришел, а она уже бесится. Поблажек Слоан мне точно делать не будет, да я, в общем-то, и не хочу. Она пытается вывести меня из равновесия с самой нашей первой встречи. Держит меня в напряжении, настороже, как если бы я стоял на краю крыши высокого здания и ждал, что она вот-вот подойдет сзади и столкнет меня. С ней не скучно, и в этом вся прелесть.
– Я бы сказал, что ты прекрасно выглядишь, – говорю я темному силуэту, – но мои глаза все еще не восстановились.
Слоан фыркает.
– Ага, да, прибереги эти комплименты для городской девчонки, с которой будешь обжиматься в туалете, пока я оплачиваю счет.
– Это из личного опыта?
– Когда растешь среди богатеньких школьников, теряешь веру, – отвечает она.
Такой себе складывается образ Дюка. Что лично мне только на руку.
– Я же не один из них, – напоминаю я ей. – Стоит снять дурацкую униформу, и я все еще никто и звать меня никак.
– Это ты сейчас так говоришь. Время меняет всех.
Слоан идет быстрым шагом и ведет нас по окольному пути мимо камер. Словно воровка, скользящая по музею в обход лазерных лучей и датчиков давления. Натренированный профессионал. Всю дорогу через двор и до самых ворот, где нас ждет машина, она держится на шаг впереди меня, и как только мне наконец удается разглядеть ее наряд, мой член чуть не выскакивает из джинсов. Ее ноги кажутся бесконечными в черных обтягивающих легинсах, а топик она выбрала на тоненьких лямочках, которые так и хочется порвать зубами. Лифчика на ней нет. Убейте меня. Как я должен продержаться целый вечер, не думая о ее сосках, в таких-то условиях?
Заметив мой подернувшийся пеленой взгляд, Слоан вскидывает бровь.
– Ты там в порядке, Эр Джей?
В горло словно ваты набили, так что сглатываю я с трудом.
– Просто пытаюсь понять, кому же это я отсосал в прошлой жизни, чтобы заслужить этот наряд.
– А кто сказал, что я для тебя его надела? – ехидно улыбается она и исчезает на заднем сиденье машины.
Боже, помоги мне, эта девушка – дикое пламя.
От чертовых куличков, на которых находится Сендовер, до маленькой развлекательной зоны Калдена, состоящей из нескольких магазинов и ресторанов, ехать всего пятнадцать минут. Единственный бар работает до двух часов утра, без выходных. По словам Фенна, проверка паспортов не входит в их бизнес-модель. Их основной заработок составляют не пьяные местные, а богатые детишки, приезжающие на «Бентли» с личным шофером и готовые продуть все содержимое своего трастового фонда на шоты и виски.
Если оказаться в нужном месте в нужное время, на такую публику можно неплохо жить.
Такси высаживает нас у сияющей красным неоном халупы с вертикальным деревянным сайдингом, держащимся на соплях. Вход украшен символикой старинной пивоварни, а на деревянной вывеске над дверью вручную нарисована летающая тарелка. Внутри картина представляет собой встречу выпускников 1994 года, с поправкой разве что на недостаток фланелевых рубашек. Меня окружает бо́льшее количество небритых шей и хвостиков, чем я видел за всю свою жизнь.
Группа уже вовсю играет, но публику больше привлекают дартс, бильярд и настольный футбол. Боже. Теперь я знаю, как чувствует себя старшее поколение в разгар кризиса среднего возраста. Стены здесь украшены рисунками в космической тематике, а интерьер составляют сувениры из культовых кинофильмов и мебель, пахнущая так, словно ее выкопали из отказной мусорки снаружи комиссионного магазина. Где-то в углу за машиной для пинбола компания за сорок играет в ролевую настолку. С дальней стороны бара на нас недружелюбно смотрят байкеры, у которых из-под ногтей еще не вымылась партия метамфетамина.
– Не то, чего ты ожидал? – Слоан с усмешкой проходит к барной стойке.
– Вообще нет. Что это, черт возьми, за место?
– Мило, да? Добро пожаловать в Калден.
Слоан всегда выглядит сногсшибательно, но сейчас, пробираясь сквозь весь этот сосисочный фестиваль хипстеров и фермеров, она мгновенно привлекает внимание бармена, и отсутствие лифчика тут даже ни при чем. Парень уже бежит к ней, спотыкаясь о собственный язык. Она заказывает два пива и протягивает одно мне.
– Надеюсь, твое достоинство я не унизила, – говорит она, перемещаясь за столик.
– Для этого потребуется что-то похлеще, чем девушка, способная заказать себе напиток.
Но я все понимаю. Слоан очень хочет показать мне, что я на ее территории. Этим свиданием рулит она, а я лишь пассажир. Зная ее, она наверняка собирается пропустить меня через мясорубку и посмотреть, что останется в конце. Но я готов, какие бы тесты она мне там ни готовила. Я бы не начинал эту охоту, если бы собирался растеряться, когда наконец догоню ее.
– И как тебе группа? – Я киваю на музыкантов, расположившихся у дальней стены в окружении кухни с одной стороны и туалетов с другой. Это место – та еще помойка. Но чем-то начинает мне нравиться.
– Громкие, – говорит она.
Я согласно киваю.
– Кажется, они считают, что децибелами можно заменить талант.
Это вызывает у нее смешок.
– Ну, должна сказать, солист даже частично помнит слова.
– Слова – это сложно, – драматично говорю я и выигрываю еще один смешок, на этот раз озаряющий все ее лицо. Боже, как же она красива.
И тут, словно поняв, что она на целую секунду забыла быть неприступной, Слоан прищуривает серые глаза.
– Скажи мне честно. – Она сидит напротив меня, и, если я хочу добиться от этого вечера чего-нибудь получше дорогого допроса, это надо исправлять.
– Чего?
– Я говорю…
Я наклоняюсь вперед, притворяясь, будто не слышу ее, пока она, издав возмущенный вздох, не пододвигается ко мне. Как два пальца.
– Скажи мне честно, – говорит она. – Ты тут только потому, что хочешь выбесить Дюка, так ведь?
– Я тебя в первый раз куда-то пригласил до того, как вообще узнал про вас с Дюком, – отмечаю я. – Так что нет, я здесь не потому.
– Да? – Какие же у нее пронзительные глаза, когда она смотрит так пристально. – И что, ты хочешь сказать, где-то в глубине души ты не рад насолить ему?
– Честно? – Я пожимаю плечами. – Ну да. Его самомнение меня раздражает. Так что, пожалуй, я не против ткнуть его в это носом.
– Так и думала. Но спасибо за честность.
– Но, – я поднимаю бровь, – гулять я тебя позвал, потому что хотел узнать тебя поближе. – Пауза. – И потому что ты невероятно красива.
Она смущенно улыбается и отпивает пива, отвернувшись, чтобы спрятать вспыхнувшие щеки.
– Так что для меня, как ни крути, ситуация выигрышная. Двух зайцев разом, пиф-паф.
– Да иди ты, – говорит она, не убирая бутылки от губ. Это даже мило, то, как она закатывает глаза, поскольку не может принять комплимент. Самая оскорбительная вещь на свете – это чья-то доброта.
– Правда? – Я беру свое пиво и привстаю, словно собрался уходить. – Могу и уйти, если ты…
– Прекрати. – Она не может удержаться от смеха. – Сядь обратно.
Это срабатывает. От ледяной стены вокруг нее откалывается кусочек. Слоан старательно делает вид, будто ее сюда притащили силой, но меня почему-то не покидает ощущение, что каким-то странным образом это она меня сюда пригласила. Завела в свои сети и заставила сделать именно то, чего ей хотелось, пусть даже она быстрее умрет, чем в этом признается.
– Даже странно, знаешь, – замечаю я. – Никогда не думал, что буду встречаться со спортсменкой.
– Одна встреча. – Она указывает на меня горлышком бутылки. – Мы не встречаемся.
– Все меняется.
Сделав еще глоток, Слоан, кажется, наконец успокаивается. Немного расслабляется и перестает вести себя так, словно проводит собеседование для приема на работу. Впервые создается ощущение, что мы просто разговариваем, а не вьемся друг вокруг друг друга в молчаливом противостоянии.
– А если бы мы сейчас были в столовой, – спрашивает она, – ты бы за чьим столиком сидел?
– Я? О, не, я бунтую против этой системы определения личности по столам.
– М-м-м, да, ты прав. Я тебя скорее вижу курящим на стадионе вместе с другими изгоями.
– Ведь в чем смысл, если не классифицировать нас всех по типажам из Клуба «Завтрак», да?
– О нет, он чувствительный изгой.
Мне нравится, как она смеется. Один уголок ее губ поднимается чуть выше другого, а брови уходят вверх. До смешного сексуально. Слоан достаточно было бы просто мне подмигнуть, и я бы ограбил ради нее банк. У нее такая улыбка, ради которой стоит пересечь пустыню на кабриолете с багажником, набитым деньгами, пока она сидит на пассажирском сиденье со спиленным дробовиком на коленях.
– Ладно, твоя очередь. – Я облокачиваюсь о столешницу и вызывающе смотрю ей в глаза. – Расскажи мне что-нибудь настоящее о себе.
– Настоящее, говоришь? – Она задумчиво и осторожно отпивает пиво. – Например?
– Что угодно. – Мы до сих пор так поверхностно друг друга знаем. Это нормально, когда ты еще не решил, хочешь ли мутить с девчонкой, но теперь, когда этот вопрос отпал, меня начинает терзать любопытство. – Какое было самое худшее событие в твоей жизни?
Кокетливая улыбка Слоан снова скрывается под ее безупречной маской самоуверенности. Она ставит бутылку на стол и встает.
– У меня есть идея получше.
Между играющей группой и столами очень мало места, и она единственная во всем баре, кто решает немного подвигаться, отходя от меня и явно намереваясь потанцевать под визжащую пародию, в которой я бы не узнал Sleater-Kinney, даже если бы хоть раз в жизни слышал их вживую.
– Я не танцую, – одними губами говорю я ей под звук надрывающихся колонок.
Положив руки на бедра, она кричит мне в ответ:
– Если хочешь второе свидание, значит, танцуешь.
Чтоб меня.
Я забываю про свое пиво и присоединяюсь к ней на этом подобии танцпола. Правда, то, что я пытаюсь на нем изображать, я не смог бы назвать танцем, даже если бы нанял для этого адвоката. Я изо всех сил пытаюсь вторить Слоан, но твердо уверен, что у нее получается много лучше.
– Мне почти тебя жалко, – кричит она мне на ухо, перекрывая искаженный звук гитары в паре метров от моего второго уха. – Это и правда не твое.
– Ну, если ради тебя мне нужно выставить себя идиотом…
Не знаю, легкое уважение это или тонна жалости, но Слоан льнет ко мне. Прижимает ладони к моей груди, поднимает их на плечи. Она так хорошо пахнет, что на секунду я забываю что-то из себя корчить. Внезапно я оказываюсь потерян в созвездии огней, отражающихся от ее волос, бывших каштановыми при свете дня, но превратившимися в угольно-черные под сценическими огнями, которые, вероятно, купили по дешевке на гаражной распродаже у какого-нибудь мелкого пацана, мечтавшего стать диджеем.
– Если ты придуриваешься, то у тебя очень хорошо получается, – говорит Слоан, прижимаясь ко мне всем телом. Как будто мне и так уже не приходится считать в уме от тысячи до одного, чтобы у меня нечаянно не встал и мне за это ничего не оторвали.
– Что из того, что я сказал, не звучало абсолютно серьезно? – спрашиваю я.
Сияющий, хитрый взгляд Слоан не дает мне передышки.
– Все.
– Значит, ты плохо меня знаешь.
– В этом ведь вся загвоздка, не так ли? – Ее руки перемещаются на мою шею, пальцы гладят волосы у основания затылка. – Откуда мне знать, кто ты такой?
– Звучит так, словно ты мне не доверяешь. – Я прижимаюсь к ее ладоням и прикрываю глаза. Абсолютно обезоруженный ее соблазнительными манипуляциями, почти забываю, что мы здесь не одни. С этой девчонкой очень тяжело не потерять голову.
– А должна? – спрашивает она.
– Есть только один способ это проверить.
Я ожидаю, что она засмеется. Или закатит глаза и оттолкнет меня. Вместо этого она делает то, что, кажется, шокирует нас обоих. Слоан запускает пальцы в мои волосы и притягивает меня к себе. Схватив ее бедра обеими руками, я целую ее, глубоко и более жадно, чем собирался.
Поцелуй такой горячий, что в мыслях возникают не только образы одежды, разбросанной на полу, и обнаженных тел, сплетенных вместе, но еще и утреннее пробуждение с россыпью ее волос на моей подушке. Голова идет кругом.
Я не слышу ее стона, но чувствую его вибрацию на губах. Это заводит меня еще сильнее, и я прижимаюсь к ней бедрами, чтобы она могла чувствовать, что делает со мной. Еще один стон щекочет мои губы, а потом наши языки сплетаются, ее пальцы путаются в моих волосах, а тело льнет еще ближе.
Мира больше нет. Есть только ее язык и острые ногти, впившиеся в мой скальп. Я забываю собственное имя. А потом наши губы отстраняются, и мы встречаемся взглядами. Оба ошарашенные. Даже немного сконфуженные. Потом на смену этим эмоциям приходит смущение, так как мы понимаем, что стоим одни посреди бара, в полнейшей тишине. Музыканты покинули свой пост, оставив позади только музыку пинбола, стук дротиков, вонзающихся в цель где-то на заднем плане, и гул разговоров, совершенно равнодушных к той огромной перемене в статусе-кво, что только что произошла между нами.
Эта девушка – землетрясение.
Я все еще не могу отойти от шока, когда мы переносим наши разговоры и новую пару бутылок пива за более укромный столик в темном углу. О поцелуе мы не говорим, как и о том, что я продолжаю пялиться на нее и пытаться понять, какого черта эта девчонка со мной сделала и почему я чувствую себя так, словно только что вспомнил какую-то прошлую жизнь, в которой мы были парой трагичных возлюбленных, разлученных войной.
Я выныриваю из собственных мыслей и понимаю, что Слоан с печальной улыбкой ковыряет этикетку на своей бутылке.
– Это ведь Сайлас или кто-то из ребят тебе сказал, что я тащусь от Sleater-Kinney, так? – Она даже не поднимает взгляда от быстро растущей кучки бумажных обрывков на столе перед ней. – Это была любимая группа моей мамы.
– Да?
Слоан отрешенно кивает.
– Ну, или у нее просто было много их пластинок. Когда я была маленькой, я забиралась в кладовую, копалась в коробках с музыкой и притворялась, что слушаю ее. – Она бросает на меня короткий взгляд с ироничной улыбкой. – Мне было лет пять, так что я не умела пользоваться проигрывателем. Потом она меня находила и доставала одну пластинку, у которой уже разваливался конверт. Мы вместе пели и прыгали по комнате, крича что есть силы под девчачий панк. Она мне в те моменты казалась такой крутой. А сейчас, повзрослев, я понимаю, что это была часть той девушки, которой она была до того, как появились мы с папой и Кейси. Как-то так. Вот оно, твое «что-нибудь настоящее». – Она пожимает плечами, словно бы опасаясь смотреть на меня. – Видимо, я заразилась от нее. Этой группой, в смысле. Через них я как бы чувствую себя ближе к ней, что ли. Помогает ее не забывать.
На несколько секунд я совершенно ошеломлен, перевариваю все то, что она мне сказала. Такое наверняка непросто выложить в открытую. Кажется, это вполне может быть первым искренним моментом между нами, маленьким кусочком ее настоящей под слоем бравады и отвлекающих маневров. И это разбивает мне сердце. Да, конечно, я иногда тот еще козел, но все же понимаю, что это очень дорогое для нее воспоминание и она решила за какие-то заслуги поделиться им со мной.
В животе клубком сворачивается легкое чувство вины, когда я вспоминаю, что соврал, что слушаю ее любимую группу. Я и о существовании-то их узнал только потому, что взломал ее профиль. Стараюсь игнорировать это неуютное ощущение. Не специально же я манипулировал Слоан с помощью ее мертвой мамы, правда же? Да и в итоге все ведь вышло неплохо. Она хорошо проводит время и, если я правильно понимаю, получила возможность заново пережить счастливое воспоминание. Хорошо то, что хорошо кончается, так ведь?
– Уверен, ты на нее похожа больше, чем думаешь, – говорю я, что вызывает застенчивую улыбку. – Твоя мама, кажется, была крутая девчонка.
– Это правда. – Какое бы воспоминание ни мелькнуло за нечитаемыми серыми глазами Слоан, она смаргивает его, поднимает бутылку к губам и делает большой глоток. – Так что скажи спасибо тому, кто тебя надоумил. Неплохо для первого свидания.
– Достаточно для второго?
Ее взгляд становится кокетливым, и вся сентиментальность из него испаряется.
– А ты не больно торопишься?
– Ну не знаю, мне кажется, у меня есть все шансы.
– Боже, какой же ты самодовольный.
Слоан закатывает глаза, но не возмущается, когда я подтягиваю ее стул поближе, чтобы снова ее поцеловать. Наши губы встречаются и языки соприкасаются на одну соблазнительную, мучительную секунду, прежде чем она отстраняется.
– Ты хорошо целуешься, – шепчет она, щекоча дыханием мое лицо, – но не…
– Богом клянусь, – перебиваю я, – если ты сейчас скажешь «но не так хорошо, как Дюк», я никогда больше не буду делиться с тобой травкой, Тресскотт.
Трясясь от обжигающего смеха, она утыкается лицом в мою шею.
– Тихо, мальчик. Я только хотела сказать, что ты целуешься не так, как я ожидала.
– А чего ты ожидала? – хрипло спрашиваю я, опуская руку на ее бедро и легко проводя пальцами по обнаженной полоске кожи между поясом и краем топа. От меня не укрывается то, как она покрывается мурашками.
Ее выражение лица становится задумчивым.
– Медленнее, ленивее. Я думала, ты к поцелуям относишься так же, как ко всему остальному, словно тебе плевать. Но все совсем не так.
– Уж поверь, на поцелуи с тобой мне совсем не плевать.
Эти сексуальные губки снова трогает улыбка.
– Да? Тогда давай повторим.
Меня дважды просить не надо. Я наклоняюсь к ней, лишь миллиметры между нашими губами, и тут меня озаряет мысль.
– Черт возьми, – выругиваюсь я.
– Что?
– У него не маленький член, да?
Слоан озадаченно моргает. Затем фыркает.
– Погоди, ты про Дюка, что ли?
– Ну да, – несчастно говорю я. – Я-то тешил себя мыслью, что все эти отжимания и гантели – это его способ компенсировать маленький член, но теперь, если подумать…
– Почему ты думаешь про член моего бывшего, когда целуешь меня? – возмущенно спрашивает она.
– …то я понимаю, что ты бы никогда не стала терпеть его так долго, если бы у него там все было крохотное. А значит, он не маленький, так?
Она едва сдерживает смех.
– Нет, новенький, боюсь, что нет.
– Сволочь.
Она смеется, а потом поднимается со стула и пересаживается ко мне на колени.
– К счастью, ты тоже в этом смысле явно не обделен, – бормочет она, прижимаясь своей идеальной попкой к моей нарастающей эрекции, а затем целует меня, и я совершенно точно вижу звезды.
Мы словно совсем не знаем чувства меры. Стоит нам соприкоснуться, как нас накрывает с головой. Полная отключка. Ее ногти вонзаются в мою кожу. Мои зубы задевают ее язык. Она тянет меня за волосы у самых корней, и я уже всерьез готов сорвать с нее штаны, но секундное просветление в голове напоминает мне, что мы на людях, да еще и едва знакомы. Она меня околдовала.
– Нас отсюда выгонят, – шепчет она мне в губы и тут же снова врывается в мой рот языком так, словно это ее легальное право.
– И правильно сделают, – хриплю я в ответ. – Мы ведем себя совершенно неприлично.
Но мы продолжаем в том же духе, пока наконец менеджер бара не подходит к нашему столику и вежливо не сообщает, что нам пора.
Позже, когда машина высаживает нас у школьного двора, я провожаю ее до тропинки, хоть она и протестует.
– Я вполне могу найти дорогу и в темноте, – бурчит она.
– Знаю. Но я пытаюсь быть джентльменом. Можешь ты мне дать немного побыть гребаным джентльменом?
В темноте раздается тихий фырк.
– Она надо мной еще и смеется, – сообщаю я неизвестно кому.
– Еще как, – соглашается Слоан.
– Осторожнее, кексик. А то я сделаю что-нибудь жутко безрассудное. Например, возьму тебя за руку. Или пожелаю тебе доброй ночи, когда вернусь в комнату.
Она останавливается, и ее глаза сияют в рассеянном лунном свете, что прорывается сквозь темноту.
– Не посмеешь. – А потом она легонько целует меня и растворяется в деревьях по направлению к дому.
Всю дорогу до общаги я улыбаюсь, как полный идиот, а оказавшись на месте, немедленно достаю телефон, чтобы доказать, что еще как посмею. Бросив быстрый взгляд на Фенна, я обнаруживаю его сопящим на его стороне комнаты. Бедняга. Совсем, наверное, устал после всех тех минетов, что ему сегодня перепали.
Быстро набираю сообщение.
Я: Я отлично провел сегодня время. Ты потрясающая. Спокойной ночи, Слоан.
Экран тут же загорается снова, вновь вызывая у меня глупую улыбку. Как хорошо, что Фенн спит и не может спалить мою сопливость.
Слоан: Не впадай в романтику, новенький. Тебе не идет.
Я: Тебе это нравится.
Слоан: Не капли.
Я: Все капли до единой.
После небольшой паузы всплывает еще одно сообщение.
Слоан: Допустим… меня это не совсем бесит. Спокойной ночи, Эр Джей.