Измена. Яд твоей "любви"

Глава 13: Весна романса

«Но я не плачу, и не рыдаю.

Хотя не знаю, где найду, где потеряю.

И очень может быть, что на свою беду,

Я потеряю больше, чем найду…»

Ю. Ким «Белеет мой парус»

Насколько странной и необычной была встреча Нового года, настолько неожиданным выдался и он сам.

Олег перекроил свой рабочий график и начал вдруг ежедневно ужинать с нами дома, при этом наравне с Киром интересуясь:

— Ну, Нонна, как твой день прошел?

Сначала я подозревала подвох, анализировала ситуации, произошедшие в течение дня, поступившую информацию, и даже намеки на нее, а потом… устала.

И выдохнула.

— Вполне прилично. Была в Институте, получила необходимые допуски к ГОСам. На работе тоже вроде бы все складывается: аналитику по областным филиалам закончила считать. Вячеслав Владимирович посмотрел. Одобрил. Завтра буду грузить в систему. А что у вас?

И после этого отец с сыном, перебивая друг друга, засыпали меня подробностями об их прошедшем дне.

Было сначала очень странно все это слушать, но ближе к весне я уже чуть-чуть попривыкла. И к подробностям из суровой мужской жизни, и к тому, что Олег мог внезапно присоединиться к нашему с Вячеславом обеду. И не только для того, чтобы обсудить текущее состояние дел, отчет аудиторской проверки или перспективное планирование на следующий квартал. Просто поболтать и поесть.

Все это было странно.

Вячеслав в таких случаях всегда кривился и бормотал что-то вроде:

— И принесла же его опять нелегкая.

А потом весь обед осыпал меня комплиментами, шутил, рассказывал забавные истории из своего детства или юности.

Хотя обычно мы с ним за обедом продолжали обсуждать работу. И весьма продуктивно, кстати.

Непонятно почему, но оба моих руководителя живо интересовались процессом подготовки к защите диссертации.

— Нонна, у тебя с бюрократами от науки не будет проблем? Всех допусков, отзывов и прочего хватает? — мог внезапно поинтересоваться Олег.

А Вячеслав чаще уточнял:

— Больше твой науч. рук тебя посреди ночи на кафедру не вызывает? А то мне тут Кирилл рассказывал, как вы однажды после тренировки…

Вздыхала и повторяла, как дятел:

— Все у меня готово. Допуски и рецензии получены. Все документы сданы.

— Павел Валерьевич сейчас очень занят отчетом по своему гранту, ему не до меня. Мои расчеты успешно завершились, теоретическая часть согласована, а выводы одобрил заведующий кафедрой.

После таких обедов было ощущение, что мне нужен выходной, потому как два совладельца большого строительного холдинга взгляды друг на друга бросали не слишком дружественные, спорили по пустякам, при общении постоянно один другого перебивали.

В общем, атмосфера была напряженная.

Утомительно.

Кир, когда я, бывало, сетовала на сложности лавирования между агрессивно настроенными начальниками, хмыкал и замечал:

— Ты бы уже определилась. Одного кого-то выбрала.

Серьезно такие предложения, несмотря на то, что Вячеслав периодически приносил мне букеты и конфеты, воспринимать было нельзя, потому как, ну, все же понимают: они бесконечно далеки от реальности.

Два солидных, успешных, видных бизнесмена просто не могут интересоваться моей скромной, невзрачной персоной в личном плане.

Абсолютно точно нет.

Никакие походы в театры и на выставки, наборы ароматических свечей и регулярные выезды на природу не могли заставить меня поверить в этот абсурд.

Да, сотрудник я ценный, здесь сомнений нет. Это даже бухгалтерия признает, и сметный отдел тоже. А проектно-договорной вообще считает волшебницей или замаскировавшейся инопланетянкой, что мне, конечно, льстит сильнее.

Специалист — да, но не девушка.

Поэтому я качала головой, ерошила Киру на затылке волосы, да шла на кухню, сообразить чего-нибудь на очередной практически семейный ужин.

Практически, потому как, ну, все же понимают: я вроде бы и не чужая, но и в семью не вхожу полноценно. Любимая тетя Кирилла, вот я кто.

Вообще, с родственниками нам бывало сложно.

Понять их.

Мать моя за прошедшие шесть лет приезжала проведать внука и дочь раз десять и всегда только лишь на полдня:

— У меня и огород, и заботы на производстве, у нас там очередное внедрение новинок. Дым коромыслом, не продохнуть. Ох, Кирик, как же ты вырос! Нон, смотри, пусть после тренировок ванну принимает с морской солью, а зимой обязательно надевает на ночь носки с горчицей и ест чеснока побольше. Давай, доучивайся, да на работу иди, не все же Олегу тебя содержать.

Кир в таких случаях за спиной бабушки закатывал глаза, а проводив ее и заперев дверь, уточнял:

— Ты же не будешь ее слушать? Про горчицу и про работать?

— А про ванны и чеснок можно? — грустно улыбалась, потому что всякий раз визит матери становился для меня очередным маленьким разочарованием.

И беззаветно любить родительницу с каждым годом мне было все труднее.

Так как Лидка никак не проявляла себя все это время, я изредка интересовалась:

— Мам, ну, не знаю, может, ее в розыск подать, а?

В ответ получала всегда гневное сопение и жесткую отповедь:

— Лидка — это не твое дело. У тебя есть заботы? Вот ими и занимайся. Взяла тут моду, матери указывать. Ишь, чего удумала. Яйца курицу не учат.

Ну, не очень-то и хотелось, но неизвестность порой пугала и раздражала сильно.

В конце концов, я решила, что в случае, если сестра вернется, а Кир с Олегом ее простят (хоть вместе, хоть по отдельности) я просто сниму квартиру, как когда-то и планировала. Мои нынешние доходы вполне это позволяли. Да, даже ипотеку они позволяли, если разобраться.

Хотя мне было горько и больно от мысли, что мой маленький мальчик будет при встрече вечером радостно бросаться на шею другой, с ней за чаем обсуждать прошедшую школьную неделю, печь вместе пряники на праздник и, смеясь, петь новогодние песни, но я понимала, что это же мама.

Мама — это святое. Какая бы она ни была.

Тонко чувствуя мое настроение, после визитов бабушки, Кир обязательно просил отца свозить нас в развлекательный центр или в кино, или в парк аттракционов.

А когда мы, наевшиеся сахарной ваты и напившиеся вредной газировки, полные впечатлений, веселья и смеха, возвращались домой, то Кирилл, упав в кухне на диван, бормотал что-то вроде:

— Давай свой чеснок. И, может, огурчиков соленых, а? Да и ванну я, пожалуй, тоже займу. Какая у тебя есть нормальная соль, чтоб потом цветами и конфетами не пахнуть?

Поздно вечером, выбравшись из горячей воды, распаренный, розовый, пахнущий кедром и можжевельником, в банном пушистом халате, он возникал у моей постели, забирался под плед и, привалившись сбоку, сначала долго сопел, а после тихо-тихо говорил:

— Ты главное — не думай, что как-то отца обременяешь, слышишь?

Я согласно кивала, гладила его по влажным волосам и просила не относиться к бабушкиным словам слишком уж серьезно.

В такие вечера мы долго сидели, обнявшись, в уютной темноте и тишине, а когда ребенок начинал клевать носом, я уговаривала его переместиться под собственное одеяло, но бывало, что приходилось потом еще с ним посидеть.

Как в те дни, когда мы только-только знакомились и привыкали друг к другу. И от пронзительной нежности к такому уже взрослому, но для меня по-прежнему — маленькому одинокому мальчику, хотелось плакать.