«Отойди, хороший, добрый парень.
Ты мне загораживаешь вон того мудака»
Грустный анекдот
Где это видано — я не знала, куда девать букет.
Сначала не хотела принимать, но Макар уговорил. Потом, как дура, ходила и светила этой красной тряпкой перед девицами-одногруппницами:
— Скажи, это был твой коварный план: испортить мне жизнь, взбаламутить наше тихое болотце, чтобы полюбоваться на движуху, как на МКАДе? — сердито прошипела нахалу, развалившемуся на соседнем кресле в аудитории-амфитеатре для всего потока.
— Зато гляди, как весело стало. Шипение, сплетни, коварные планы. Они скоро потравятся собственным ядом, — хихикнул он, сохраняя выражения лица «морда кирпичом».
— Для начала они потравят меня. Забери его, а? Подари, вон, нашей старосте, она будет счастлива! Пусть эти фурии на нее внимание обратят.
— Не-а. Мне она не нравится, — хмыкнул Тихомиров.
Продолжала тихонечко шипеть, хотя рычать тянуло нестерпимо:
— Ну, подари той, что нравится!
— Так я уже…
— Что ты уже?
— Уже подарил.
Обалдела я прямо с головы до пят:
— Да ладно? С ума сошел?
Макар усмехнулся так по-взрослому:
— Вполне возможно. Ты, Нон, не осознаешь собственной ценности.
Да ладно, только не эти глупости, ну, правда.
— О нет. Не начинай. Это подкаты на уровне первого класса. У меня Кир так в песочнице еще недавно с девочками знакомился…
Головой покивала, хихикнула, вспомнив, какой бешеной популярностью у противоположного пола пользуется мой малыш. И видимо, улыбалась слишком уж мечтательно, потому что Макар передвинулся поближе, вместе с креслом, склонился ко мне и задушевно так поинтересовался:
— Кстати, расскажи про своего мелкого. Он тебе кто?
Чуть не брякнула: «Сын». Прикусила язык, вздохнула, головой покачала:
— Племянник. Но вышло так, что я ему заменяю маму.
— Круто. И не испугалась?
Хмыкнула и честно ответила:
— Не до того было. У всех был стресс. Надо было как-то выживать.
— Судя по всему, вы справились.
— То правда, — кивнула и повернулась к вошедшему в аудиторию лектору.
«Архитектура сетей», которая нам преподавалась, хоть и почти факультативно, для общего развития, читалась такой «занозой в одном месте», что лучше было не нарываться лишний раз.
Так что тему Кира я посчитала исчерпанной, а букет передвинула поближе к Тихомирову. Пусть, и правда, Ленке подарит. Она у нас звезда и королева, ей пойдет.
Макар так не считал и исправно таскался за мной следом с букетом наперевес, чем изрядно раздражал девчонок и бесил меня.
— Прекрати этот цирк. У меня совершенно нет времени на все эти бабские склоки. Я здесь учусь. Причем мне и надо, и интересно, и нравится. А теперь даже в уборную не сходить лишний раз — как бы не утопили в сортире. И все из-за тебя, с твоим дурацким букетом.
Тихомиров картинно возмутился. На всю аудиторию:
— Ничего он не дурацкий! Это хризантемы и гипсофилы. Очень миленько вышло. Мама моя собирала.
Да что ж такое.
Мама собирала.
С ума сошел, если не соврал:
— Капец! На второй день в Институт с букетом. Что она подумала?
— Она рада, что я нашел себе, наконец-то, приличную девушку. Наш декан ей уже про тебя все рассказал.
— Ты спятил! — фиг с ним, с деканом.
Совсем не в нем проблема может оказаться.
Он у нас мужик нормальный, хоть и своеобразный. Но меня помнит, потому что на первой лекции, которую он читал нашему потоку, я узнала его любимый фильм по цитатам.
А как его не узнать? Откуда еще могли быть: «В Нью-Йорке чёрные так и сыпятся с неба!», «Это тянет на девять баллов по моему личному дерьмометру!» и «Человек разумен. А толпа — это тупой, склонный к панике опасный зверь…»?
Моя матушка пересматривает «Людей в черном» регулярно, так что я с детства тоже могу их цитировать, да.
До сих пор.
Киру, кстати, больше всего первый фильм нравится.
— Я не твоя девушка, — вздохнув, уточнила, глядя на наш «московский сюрприз».
А то мало ли, не понял?
Его маму-модельера я совершенно точно не устрою, даже теоретически. Вот и не нужно плодить сложности. Тем более на пустом месте.
Макар оглядел меня внимательно, задумчиво покивал сам себе, а потом, доверительно склонившись ко мне, проинформировал:
— Ну, это ты пока так думаешь. Такое сокровище надо скорее хватать и к себе волочь. Я ж из столицы. Мы быстрые.
— Жуть. Значит так: я — своя собственная. Не твоя. Понимаешь?
— Не волнуйся, Нон. Девочкам это, говорят, вредно, — с этими словами он открыл передо мной дверь на улицу.
Пребывая в шоке от таких неожиданных заявлений и не успевая как-то обдумать входящую информацию, я не сразу замечаю, что меня встречают.
— Нон! Нон! Меня сегодня Дарья Григорьевна похвалила! Я лучше всех и быстрее посчитал кораблики и нарисовал самолет, — восторженно сияя глазами и вопя на всю улицу, от машины ко мне несся Кир.
— Все, мне пора. А ты за ночь смирись с мыслью, что я не твоя девушка, — я хлопнула Макара по груди букетом и пошла навстречу Кирюше.
А мне тут же полетело вслед:
— Милая, ты забыла свои цветы. Какая ты у меня рассеянная, лапушка!
И чертов букет вновь оказался в моих руках.
К негодованию Кира и хмурому молчаливому неодобрению Олега.
Нет, родственники ничего прямо не сказали, но вечером по-мужски поговорили за закрытыми дверями кухни, и Кир мне после этого официально объявил:
— Будем с папой тебя встречать. Раз уж он за мной все равно приезжает в школу.
Вот спасибо, не откажусь возвращаться с комфортом, в тепле и безопасности. Да еще и тратить на дорогу на час меньше.
Хоть на что-то дельное сгодился букет Тихомирова, да.
А потом втянулась в учебу, закрутилась, замоталась. Кирилл успел два раза поболеть, когда я с удивлением обнаружила, что наши странные с Макаром танцы продолжаются уже достаточно долго.
Ну, пару месяцев точно.
Он носил мне яблоки, конфеты, какие-то маленькие букетики, сумку и сплетни. Встречал у входа в Институт, сидел со мной на всех парах, провожал до машины после занятий и даже сподобился познакомиться с родственниками.
Пока что мужчины держали вооруженный нейтралитет и ругать друг друга мне не пытались, славься, Джей.
А вот Макар повадился обсуждать со мной сплетни, и было это примерно так: он бегал покурить с народом на перемене, а потом устраивался рядом на паре, и начиналось…
— Слушай, объясни мне, что это значит. Ребята сказали, что «супчик» поймала борщ за изменой. Он хотел сбежать, но она оказалась быстрее, и «Скорая» увезла его в травму.
Тяжело вздохнув, поясняла особенности именования и тонкости взаимоотношений:
— Капец. Борщ — это фамилия нашего профессора по культурологии, а «супчик» или Супроня — его жена, преподает историю.
Ну и сама удивлялась по ходу дела, что уж. Вот это у педагогов опять полыхает, а Борщу-то меж тем уже за шестьдесят.
Всем бы нам такое здоровье и психику.
— Нонна, а ещё пацаны говорят, что у Хомяка новая изба, то есть нора, то есть дыра. Короче, я не понял. У вас что, живой уголок есть? — и изумление на лице такое искреннее.
Было бы, если бы не хитрый прищур.
— У нас есть живая кафедра. — тяжело вздыхаю, но делать нечего, бояре. — «Хомяк» или профессор Орлов ведёт у нас «Математическое моделирование».
— А почему «хомяк», а не «орёл»?
Фыркаю, потому что знаю:
— Да выглядит он не как орёл, а как хомяк, который попал орлу в клюв.
— Добрые вы, я смотрю, — слегка обалдевший Макар таращится на меня круглыми глазами.
— Не все, не все, — замечаю глубокомысленно, мечтательно улыбаясь.
Удачно, вообще, с Хомяком вышло. Он до сих пор так и не понял почему.
— Да ладно? Ты, что ли это, милая девочка?
Пожимаю плечами:
— Когда-то давно была милая, а сейчас выросла.
На какое-то время Тихомиров успокаивается, и можно даже немного поучиться для разнообразия.
Но недолго.
Потому что со следующего перекура он приносит очередную порцию:
— Слушай, вот тут ещё болтают про Севу…
— Не смей. Если ты собираешься что-то сказать гадостное про Всеволода Кирилловича, просто закрой рот. Тогда есть шанс прожить подольше, чем ближайшие пять минут, — вскидываюсь мгновенно, потому что нельзя пачкать «святое».
— А чем он так хорош? Это что, ректор? — вообще, наплевательское отношение Макара к педагогам и учебе в целом меня раздражало.
Но у меня, к счастью, уже был мальчик, о чьем образовании болела голова.
Поэтому тихонечко вздыхаем и повторяем раз пятый, кажется:
— Всеволод Кириллович преподает у нас «Историю экономических теорий» и он офигенный! Просто шикарный мужик: умный, понимающий, хорошо воспитанный, отличный профессионал, интеллигентный и вежливый.
Макар нагло и громко ржет:
— А как ты его рекламируешь! Он, поди, ещё и состоятельный красавец с машиной, квартирой и нежадный.
Ох, уж эта мужская логика и стереотипы.
— Вполне вероятно, так и есть. Я не в курсе его финансового положения, но вот что я тебе скажу: даже будь он нищий, но на двадцать лет моложе своих семидесяти пяти, я бы хотела за него замуж. Он невероятный.
— Вот вы странные девицы, — Тихомиров смотрит на меня неким исследовательским взглядом и качает головой, что-то явно обдумывая.
— Ещё бы. Поэтому держись-ка ты от меня подальше, авось не зацепит. Будешь жить спокойно, с нестранными.
— Э, нет, — смеется и обнимает за плечи и грозит пальцем. — С ними скучно.
Стряхиваю руку и, прищурившись, уточняю:
— А со мной, значит, весело? Посмотрим, долго ли ты будешь продолжать так думать.
А потом мы смеемся оба.
Вместе.
И я понимаю, что Макар Тихомиров, «золотой столичный мальчик» — классный: весёлый, умный, общительный.
В принципе, идеал парня?
Да и романтическая душа просит же светлой, нежной, счастливой истории. И все, возможно, было бы прекрасно, если бы не…
Если бы я каждый день с учебы не возвращалась домой, где проводила вечер в обнимку с Кириллом, его уроками, рисунками и тренировками.
А ближе к ночи дома появлялся усталый Олег, которого нужно было кормить, о нашем прошедшем дне рассказывать и живо интересоваться его делами.
Короче, шансов у хорошего мальчика Макара не было.
Ни с такой конкуренцией.