«Все к лучшему в этом лучшем из миров…»
Вольтер «Кандид, или Оптимизм»
Выдохнула только в палате на дородовом отделении.
И то не сразу, а когда поняла, о чем меня просит Кир.
— Только Андрюхе пока про дочь не говори, как бы он от счастья к вам с недолеченной спиной не притащился, — сын смотрел серьезно, но в глазах прыгали смешинки.
Точно что-то задумал мой мамонтенок.
А когда он с полным комфортом устроил меня в палате, то как бы невзначай поинтересовался:
— Ты меня любить-то не перестанешь, когда новая лялька появится?
Подскочила, как ужаленная, бросилась в распахнувшиеся мгновенно объятья, а потом час обнимала и гладила свою огромную крошечку, усадив на стул. Иначе — не доставала.
Шептала всякие глупости:
— Как тебя разлюбить? Ты же мой самый дорогой сынок… Моя радость, мамина прелесть… Сокровище… Мой самый главный мужчина в жизни. Кирюшка — мамина плюшка. Люблю тебя сильно-сильно!
И ощущала, как под моими пальцами расслабляются его напряженные мышцы, как сын прижимает меня к себе, сопит сердитым ежиком. А потом выдыхает, уткнувшись в плечо, как в детстве.
— Мой самый любимый мальчик, мама всегда с тобой. Что бы ты ни сказал и ни сделал. Очень-очень тебя люблю! — фыркаю во взъерошенную макушку, приглаживаю непослушные волосы.
Повеселевший сын, вытерев о мою пижамку с веселыми бегемотиками случайно влажное лицо, уточнил:
— Навсегда?
— Навсегда, — поцеловала Кира в лоб и отпала обратно на подушки.
Устала.
Перенервничала.
Как-то слишком много волнения у меня в жизни стало. И беспорядка. Надо брать себя в руки и структурировать, определенно.
— Не волнуйся, на работу твою я сообщу, вещи и ноутбук тебе принесу. Все будет норм. А вы тут полежите под присмотром, — ребенок преисполнился энтузиазма и выглядел значительно лучше, чем в кабинете у моего врача.
Трудно ему со мной.
Ну, ничего, зато когда соберется с девушкой в постель, то о защите сто раз подумает. Потому что понимает, чем это удовольствие грозит.
Все на пользу, я считаю.
И вот тут я осознала, прямо ощутила на себе мудрость выражения «Все к лучшему в этом лучшем из миров».
Оказывается, очень удачно, что я буду лежать здесь, а не там, где меня может найти Олег, которого я уже боюсь.
Я буду обязана лежать, у меня больничный лист. То есть, в больницу к пострадавшему можно не лететь (и не угрызаться совестью из-за своего бездействия), это значит, нет необходимости возвращаться в город юности, воспоминания о котором такие себе…
И то, что здесь, в тишине и одиночестве, в спокойствии, обеспеченном охраной и медицинским персоналом, я буду иметь возможность обдумать все важное.
Грядущее материнство, перспективы педагогической деятельности и содержание докторской.
Отношения с Андреем.
Это, пожалуй, самое важное и самое беспокоящее.
С остальным-то я справлюсь точно.
Выдохнула и отправила сыну развернутый список необходимого.
А потом жизнь моя и даже трудовая деятельность как-то наладились в рамках стационара. И скучать мне стало некогда.
Больничная изоляция, хоть и условная, прилично прочистила мне мозги.
Нужно отметить, что я смогла определиться с важным и второстепенным в жизни. Поняла и приняла свои настоящие чувства, скрытые глубоко внутри.
И написала подробный план на будущее.
Попутно сильно продвинулась в работе над докторской, облагодетельствовала Вадима большим количеством нужного ему эксклюзивного материала, познакомила его с Киром. Ну и с руководством нашла приемлемую и комфортную форму взаимодействия.
— Мы, конечно, с нетерпением ждем вас на кафедре, Нонна Аркадьевна, но должен отметить, тот объем знаний, который вы умудряетесь донести до наших любимых, хоть и нерадивых студентов, впечатляет, — профессор Ивченко улыбался так довольно, что ему завидовали все голодные крокодилы Нила.
А довольное начальство — доброе и понимающее начальство. И это мне сейчас очень кстати.
Счастью моему способствовали и мои дорогие мужчины, которые за неделю до выписки явились в палату вдвоем и натащили мне всяких полезных и разрешенных вкусностей.
Ну и запрещенки тоже. Чуть-чуть.
Широко улыбаясь под укоризненным взглядом сына и восторженным — Андрея, быстро слопала коробочку креветок в кляре, запила вредной кока-колой и довольно выдохнула, отвалившись на подушки.
Тут же рядом на стуле у кровати устроился Кир с пакетом документов, Андрей же, осторожно опустившись около меня на колено, сначала прикоснулся к животу поцелуем, а после приложил ухо. В которое, закономерно, тут же схлопотал от Фасольки.
— Нонна, это он? — глаза дикие, но восторг заметен.
— Она, — мягко и чуть лукаво улыбнулась.
Боги космоса, как же он засиял. Никогда не видела Андрея таким счастливым.
— Люблю вас, — хрипнул только и снова уткнулся в живот.
На этот раз лбом.
Реакция на новость нас с дочерью устроила.
Проведя в клинике на сохранении месяц, выходила в люди я с твердым намерением — непременно стать счастливой.
Хватит, достаточно было в моей жизни самопожертвования, служения нуждам и интересам других, ну и следования строгим правилам тоже было с лихвой.
Теперь я сама устанавливаю для себя и своей семьи эти самые правила.
Теперь я сама ответственная и взрослая.
Самостоятельная.
Мама.
Ну, и не только мама, как оказалось.
Любимые мужчины устроили мне сюрприз. Даже несколько.
— Это было неожиданно и приятно, — смущаясь, пробормотала в шею Андрею, когда он внес нас с Фасолинкой в новую трехкомнатную квартиру в доме около моего любимого парка.
Кир, владелец студии напротив, тихо хихикал, входя следом и снимая весь процесс на видео:
— Для семейного архива. Новоселье.
А внутри, в просторной прихожей нас встречали гирлянды воздушных шаров. Хотелось прыгать и визжать, но получилось только поцеловать Андрея, хоть так выразив свой восторг, признательность и… нежность.
В кухне-гостиной было все готово для нашей камерной вечеринки по поводу выписки и долгожданного обретения собственного жилья.
— Норна моя, это твое. Ваше. Без обременения. Просто для тебя. Для вас, — Андрей протянул мне папку с документами на квартиру.
По этому поводу я периодически начинала плакать весь вечер.
У меня сбылась самая тайная, самая давняя мечта детства.
Свой дом. Своя крепость.
У меня есть сын, дом, работа. Скоро будет дочь.
А еще рядом со мной мужчина, который молча и терпеливо сносит все мои капризы и психи. Балует, бережет, заботится как может. Греет и, кажется, любит.
Опять потеки слезы.
— Снежинка моя. Не плачь. Я здесь. С тобой. Всегда, — подхватил на руки, устроился на диване, укрыл собой.
Спрятал от мира и подарил успокоение.
Проваливаясь в сон у него на руках, подумала:
— Они с Киром так поладили. Заботятся о нас вместе. Как хорошо…
А проснулась потом среди ночи, ну, потому что было очень надо моей Фасольке. И сначала не смогла понять кто я и где.
Затем доча в пространстве меня сориентировала и анкетные данные напомнила.
А вот обстановка удивляла по-прежнему.
У меня сложилось впечатление, что тот, кто делал спальню, будто бы залез мне в голову и все-все-все мечты мои оттуда достал, отряхнул от пыли, причесал, упорядочил и вуаля.
Вот она — идеальная для меня спальня.
В свете ночника я зачарованно созерцала окружающее пространство, затаив дыхание.
Нежно-сиреневые стены и тюль на окне; огромная белоснежная кровать с мягким изголовьем, двумя прикроватными тумбочками и кушеткой в изножье; фиолетовые: кресло, ковер и плотные шторы; во всю стену белый шкаф купе с зеркальными вставками.
Детский уголок в нише: кроватка с мобилем и видео-няней, комод с пеленальным столиком, весами и ночником.
Так разумно, удобно, здорово.
Идеально.
Сходив в примыкающий к спальне санузел, вернулась довольная и спокойная. Выпила воды, которую кто-то заботливый оставил на тумбочке. А потом только-только собралась гнездиться в подушках вновь, как дверь тихо открылась.
Подняла глаза, да так и застыла.
Он стоял в дверном проеме, высокий, мощный, в распахнутом халате и боксерах. Босой, лохматый и невозможно домашний. Милый. Мой.
Нужный. Важный. Желанный.
— Ты в порядке? Я услышал…
Всхлипнула от бурлящих внутри противоречивых эмоций и желаний: подскочить, броситься на шею и зацеловать или забиться в уголок и ждать, пока он меня оттуда выманит или вытащит.
Ох уж эти беременные гормоны. И вся я такая противоречивая… плакса…
Заметив слезы, Андрей оказался около меня почти мгновенно:
— Норна моя, что? Болит? Скорую?
А меня хватило лишь отрицательно помотать головой и, обхватив его за плечи, уткнуться лицом в шею и заплакать.
— Тише-тише, любимая. Моя девочка. Я здесь. Скажи — все сделаю, — он привычно подхватил меня на руки, опустился на край кровати, укутал нас в одеяло и начал тихонько укачивать.
А мне вдруг почему-то стало так хорошо.
— Люблю тебя, — пробормотала в мощное, надежное плечо и провалилась в теплый, легкий и нежный сон, полный всяких девочковых восторгов и радостей.
Все серьезные разговоры и важные решения — завтра.