Изумруд

Глава 38 Ардал

— Ваше превосходительство, вас не узнать!

И действительно: Астральд не сразу понял, кто выходит из кареты. Внимательно всматривался в силуэт, а когда узнал мои черты, удивленно округлил глаза.

— Вам очень идут эти серебряные тона! — сказал он, продолжая изучать мои одежды, — даже немного с завистью, как мне показалось.

— Да, в этот раз гардероб пестрил изобилием красок — кроме тех, что принадлежат кастам. Но я понимаю, что если бы я хотел выйти в одном из этих цветов, то это создало бы определенные неудобства. У вас с этим лучше не экспериментировать!

— А вы быстро вникли в суть местного этикета! — улыбнулся вице-канцлер, отводя взгляд вдаль и изучая фигуры, возникающие поблизости.

Мы приехали вдвоем с Кхирой, отчего поездка была очень приятной и показалась мне довольно скоротечной, ведь мы, словно удивленные дети, впервые приехавшие в большой город, бурно обсуждали все, что казалось нам интересным, необычным, красивым.

Площадь перед Флионовым дворцом представляла собой замысловатый парк с низкими лабиринтами стриженых кустов, небольшим количеством крупных цветущих кустарников и фигурно обрезанных деревьев, испещренный многочисленными дорожками и с небольшой площадкой перед входом, куда и прибывали экипажи. Бо́льшая часть гостей уже ожидала внутри этого культурного исполина, издалека напомнившего мне прямоугольную шкатулку с округлыми гранями, создающую иллюзию эллипсоида, не являясь им. Вблизи этот эффект и вовсе терялся, открывая детали экстерьера, состоящего из множества ниш и выступов, которые удачно сочетались с разной формы окнами — от широких полукруглых до простых прямоугольных, узко вытянутых. По углам расположились башни, в которых просматривались винтовые лестницы. На их острых шпилях гордо развевались фиолетовые полотнища — цвет флионцев. Даже без подсказки можно было догадаться, что это здание имеет досуговое назначение, отличаясь от всей прочей архитектуры города и перекликаясь обликом со всеми известными оперными домами.

В полутени вечерних дорожек редкими группами и парами прогуливались гости, что-то обсуждая и никуда не торопясь. В свете немногочисленных тусклых ламп, имевших скорее декоративный, нежели практический характер, было не разобрать лиц, но одна из пар, увидев нас, резко оживилась, сменив легкий прогулочный шаг на резвый. Здесь, по периметру полукруглой площадки и на всем пути к главному входу, фонари светили ярче, и мы легко узнали в одной из таинственных фигур госпожу Дэр. А вот ее спутника я не знал. Но, судя по серьезному лицу Кхиры, которая еще минуту назад была расслаблена, наслаждаясь видами, персона это была важная.

— Ардал Третий! Какая честь и неожиданность! Особенно для меня, ученого мужа, — очень эмоционально, с придыханием и искусственной хрипотцой в голосе, чтобы казаться брутальнее, еще издалека вступил незнакомец, сложивший руки за спиной, что подчеркивало его привилегированное положение и самодовольство. — Позвольте представиться: Ульбис, глава Стириса.

— Приятно познакомиться! — искренне удивлялся я, ведь представлял его совсем иначе. — Я почему-то предполагал, что глава Стириса — человек преклонных лет, весь в мыслях и раздумьях…

— А тут я — довольно молодой и активный! — Он не дал закончить, восприняв мои слова за комплимент. — Разрыв шаблона! Но на самом деле я просто не так давно вступил в должность — и да, являюсь самым молодым главой в истории Стириса.

— Рад за вас! Но, как подсказывает мне опыт, в данном вопросе возраст играет не последнюю роль… — Мне не понравился его тон, но и на это он был готов вставить свое замечание, на что я не обратил внимания и продолжил, не дав ему произнести хоть слово: — Я знаком со многими талантливыми молодыми учеными, но все они только в начале пути. А для того, чтобы стать действительно известными и уважаемыми в своей среде, им необходим опыт и накопление знаний, а не только талант и упорство в той или иной сфере. Но вы, насколько я понял, в первую очередь управленец и занимаетесь административной работой?

— В первую очередь я ученый! — Ему сильно не понравилось мое выступление, которое было явно поддержано присутствующими.

Глаза Ульбиса резко сменили хитро-игривый прищур на слегка озлобленный. В его случае внешность только добавляла баллов к напыщенности, распаляя в нем самолюбование. Рост его нельзя назвать высоким — чуть больше ста семидесяти; телосложением он был хрупок, и это подчеркивал довольно простой костюм свободного кроя: прямые брюки молочного цвета и такая же рубаха на двух пуговицах у горла. Поверх был накинут длинный, почти до земли, жилет нежно-голубого цвета с двумя большими карманами, имевшими декоративный характер.

Ровный прямоугольник головы с острым подбородком и зачесанными назад пышными волнистыми волосами создавал отличный холст для идеально расчерченного лица, гладкого, словно у ребенка, выдавая реальный возраст владельца лишь еле заметными морщинками на лбу, образованными активной мимикой аккуратных приподнятых светло-русых бровей. Небольшой острый нос был довольно коротким, формируя аристократический, утонченный образ, выделяясь лишь немного вздутыми ноздрями. Узкие миндалевидные глаза слегка прикрывались верхними веками, как будто он чуть-чуть щурился, закрывая верхний край голубых радужек с белым вкраплением. Это что-то значило, ведь у лепатриатов нет чистого оттенка, и примесь в цвете выдает ту сферу науки, в которой они особенно сильны.

Сейчас, когда он обдумывал ответ и подбирал формулировку, его светло-розовые губы, не знавшие суровых ветров и испепеляющего солнца, тонкой полоской собирались в узелок, округляя маленький рот. На щетину даже намека не было — лишь светлые тоненькие волоски у специально отпущенных, слабо виднеющихся бакенбард.

Неудивительно, что в столь молодом возрасте он забрался так высоко по карьерной лестнице. Такие товарищи быстро пробивают себе дорогу, заискивая перед нужными людьми, умеют включать обаяние и послушание, довольно безжалостно и грубо поступают с теми, кто ниже их и чем-то неугодны. Они буквально пожирают соперников, умело перешагивая через них, вкушая плоды успеха, не гнушаясь пачкать руки. Я всегда старался обходить подобных людей стороной, а если и сталкивался с ними вынужденно, то не стеснялся сразу же пресекать всю дерзость их первого острого выпада, давая понять, что в эту сторону свой яд изливать не стоит. Так было и сейчас. Ульбис по какой-то причине не был рад моему появлению, оттого нарочно обращался ко мне по имени, без каких-либо приставок, как то делали другие. Можно было предположить, что причина в скептицизме по отношению к легендам, превозносящим мое здешнее воплощение. Но вот я здесь, перед ним, и вместо того чтобы испытывать, как Ваарс, ученый интерес, задавать вопросы и изучать мое поведение, стараясь завести взаимовыгодную дружбу, он почему-то решил показать оскал и превосходство. Только в чем? Соперничать нам незачем: мы по одну сторону в этом сражении с неизвестностью.

— Я получил свою должность не за красивое личико. — Он сделался суровым, преисполненным серьезности, сбросил напыщенный и самодовольный образ, что не могло меня не позабавить в сочетании с этим заявлением. Я сдерживался, как мог, но ухмылку на лице пропустил и поспешил опустить уголки губ обратно, все же это не осталось незамеченным. — Вы, конечно, можете ухмыляться, но на смену старому Бейтеру выбрали меня. Он столкнулся со столь колоссальной угрозой и не смог организовать надлежащего изучения и противодействия ученых этой напасти. Пришлось брать все в свои руки, так как прихвостни из его окружения только оправдывали медлительность и осторожность. Благодаря мне у краасов есть защита. Благодаря мне существует студеная смесь! И я приложу все усилия, чтобы благодаря мне мы смогли справиться с кротами.

— Господин Ульбис, попрошу вас выбирать тон при общении с Его Превосходительством… — вступился было Астральд, но был так же дерзко прерван.

— Астральд, вы-то куда лезете? Хотел бы вам напомнить, что вы вице-канцлер и лишь формально представляете делегацию Физастра. Но с чего вы взяли, что можете говорить со мной на равных? — Он взял короткую паузу, специально добавляя интриги, ведь по его губам и лицу было видно, что последует продолжение. — Не хотел раньше времени говорить об этом, но завтра будет поднят вопрос о назначении Сизара временным канцлером до очередных выборов, которых недолго осталось ждать. — Он ехидно улыбнулся, ощущая себя победителем.

— Не смейте обижать моих гостей! Это моя земля, и я здесь хозяйка, — неожиданно прозвучал громогласный голос Дэр, все это время стоявшей немного в отдалении, будто она просто свидетель и даже потерялась на фоне Ульбиса, как бы парадоксально это ни звучало, ведь сейчас, когда она подошла ближе, он еле дотягивал ей до плеча. — А вы подобными заявлениями лишь лишаете себя поддержки. Мой голос вам более не принадлежит.

— Госпожа Дэр, вы неправильно меня поняли! Позвольте объяснить… — замешкался он вдруг, получив словесную пощечину, потому что не просчитал ход до конца.

И так нелепо сейчас было наблюдать за этим, ведь мгновение назад он, казалось, был на коне, и даже мне не представлялось возможным подобрать подходящий ответ для происходящего. Но все изменилось, и вечер заиграл иными красками.

— Не надо сыпать слова попусту, Ульбис! Господин Астральд верно заметил: вам следует выбирать тон и обращаться к Ардалу Превосходному с уважением. — Она слегка склонила голову в мою сторону. — Благодаря его предшественнику у вас есть дом и должность. Если вы не чтите имя Ардала, то вам не видать поддержки Большого совета. Мы благодарны за ваш труд, но не переоценивайте своей значимости. — Дэр развернулась к присутствующим, оставив виновника этой неуместной сцены наедине с его мыслями в надежде на осознание им случившегося. — Превосходный, Кхира, господин Астральд, простите меня, что допустила такое. Виновата. Прошу вас оставить данный разговор в тайне. Нельзя, чтобы о нем узнали.

— Госпожа Дэр, спасибо за вашу поддержку! Мы не посмеем слухам об этом недоразумении распространиться, — решился я выступить от имени всех присутствующих. — И я не держу зла на господина Ульбиса, понимая, что причина тому — просто усталость от дальней дороги.

— Да, Ваше Превосходительство, совершенно верно! Мне очень тяжело даются путешествия по морю. Прошу простить меня, я словно сам не свой.

Куда-то резко делась вся его прыть. Он был само очарование! На то и расчет. Нельзя давать таким людям копить в себе злость.

— У меня будет к вам встречная просьба, — вновь обратился я к хозяйке вечера, выгадав удачный момент. — Могли бы вы посодействовать в том, чтобы снять с повестки вопрос по назначению Сизара канцлером?

— Позвольте? — Она пригласила меня отойти в сторону, чтобы пообщаться наедине. — Этот вопрос давно стоит на повестке, и о нем известно всем канцлерам и секретариату совета. Просто так его вычеркнуть нельзя. Но вам, Превосходный, видимо, не объяснили ваших возможностей. Решающий голос всегда за вами. Это нигде не зафиксировано, но еще со времен первого Большого совета Ардал Второй принимал решения самостоятельно, если не было общего согласия или вопрос был особой важности. В этом и роль Ардала — указать верный путь, решить проблему, раз мы на это не способны. Так что вы просто скажете свое слово, и оно будет решающим.

От ее объяснений, льющихся сейчас как ручей, что было неожиданным после дневной холодности и молчаливости, по моему телу пробежали мурашки и легкий озноб. Здешние руководители наделяют меня какими-то особыми полномочиями в их мире, не предполагая, что в своем я обычный винтик в огромном механизме и ничего особенного из себя не представляю. Таких, как я, много, и нет у меня сверхспособностей, нет великих талантов. Лишь широкий спектр общих знаний, умение адаптироваться и порой находить решение сложных задач, да и то случайным образом. И вновь накатила тоска или даже страх того, что я не способен оправдать их надежды. И мне вновь вспомнилась Тара. Почему она так запала мне в душу?

— Дэр, простите, но я боюсь, что вы ждете от меня того, чего я не способен совершить, — решил откровенно признаться я, следуя с канцлером вдоль аллеи. — Вы понимаете, что я обычный человек и нет во мне особой силы? Что я могу?

— Превосходный, — остановилась она и повернулась ко мне лицом, улыбаясь, будто знает обо мне больше, чем я сам, и это очевидно для нее, — не стоит думать об этом. Вы сможете. Что нужно делать, вам подскажет сердце, — канцлер положила ладонь себе на грудь, — а разум, — коснулась она лба и отвела ладонь вверх, словно отпуская мысли, — как нужно сделать. Мы не можем знать наперед, на что способны. Лишь тщеславные глупцы преисполнены бравурным самовосхвалением, утверждают, что все могут, и присваивают себе победу еще до начала сражения. — Она быстро стрельнула взглядом в Ульбиса, стоявшего сейчас в одиночестве. — Вы — третий из своего рода, кто оказался здесь за эти столетия. Думаете, это напрасно? Или там, откуда вы родом, это норма — проникать в жизни других? Раскрыть в себе потенциал очень сложно. Но раз вы пришли, значит, он у вас есть. Осталось лишь прислушаться к себе и приложить усилие.

Слова ее были как холодный душ, и этими несколькими фразами она полностью перевернула мое отношение к данной ситуации. Сомневаться нельзя, нужно действовать и делать все, что я могу. Но что я могу?

— Вы правы. Спасибо за вашу поддержку! — Сам того не замечая, я положил ей ладонь на предплечье, как давнему другу.

— Я рада быть для вас полезной, Превосходный! — ответила она тем же жестом.

— Ваши инженеры — лучшие в Ардалии, если я не ошибаюсь?

— Так считается. — В ее ответе звучал вопрос.

— У меня есть идея насчет оружия против кротов. — Я смотрел мимо нее, на здание дворца, возвышающегося над городом, блестящего шпилем даже ночью. — Возможно, я ошибаюсь, но попробовать надо.

— Я соберу самых выдающихся в течение часа. Не будем медлить!

— Отлично! Только давайте не будем распространяться об этом.

Вестибюль Флионового дворца блистал своей роскошью. Он увлекал гостей в просторный зал, пронизывающий вверх все три этажа, два из которых выходили округлой балюстрадой в фойе, открывая обзор на происходящее у входа. Главным украшением этого зала было освещение. Как тогда, в кабинете Тары, здесь с потолка свисали плоские светящиеся капли с ажурными краями, пестрящие резьбой. Паря в воздухе без каких-либо проводов, они раскинулись в хаотичном порядке по всему пространству, зависая над головами и уходя под самый потолок, не имея общей композиции. Этот хрустальный блеск, испускаемый причудливыми стеклами, имитировал звездное небо, если бы оно было не темным, а светлым, и капли даже слабо помигивали, все больше напоминая далекие огненные шары. Все остальное на их фоне меркло.

Минуя фойе, где организовали несколько столов с закусками и вином по периметру, мы вошли в концертный зал. Не знаю, как он выглядел во время обычного своего функционирования, возможно, тут ничего нового не придумали и так же стоят кресла, но сейчас это огромное помещение было заполнено круглыми столами на десять персон каждый. Выделялся лишь один, по центру. Перед ним пространство оставили свободным, и рассчитан он был на большее количество людей. Туда-то нам и надо.

Гул в зале, который был слышен еще в вестибюле, стих сразу же, как наша небольшая компания появилась в дверях. Лишь редкие перешептывания доносились с разных сторон. Время как будто остановилось, и все замерли, следуя за нами лишь взглядом. Они видят того, о ком читали только в книгах, того, чье существование было под вопросом. Неловко от этого становилось только мне, хотелось стать невидимым, раствориться, но, почувствовав мое напряжение либо заметив, что я начал притормаживать в движении, заставляя медлить всех, кто шел со мной, Кхира незаметно ухватила меня за мизинец и слегка сжала, дабы привести в чувство. С испуганными глазами я обернулся на нее, идущую вплотную. Она улыбнулась и нарочито продолжительно моргнула, поддерживая меня, а затем шустрым движением бровей и глаз указала на стол, до которого оставалась половина пути, ускоряя движение. Казалось бы, ничего особенного, но эта незатейливая мимика вернула меня к реальности, освободив от скованности, придав решительности преодолеть остаток короткого пути с достоинством, не обращая внимания на раскрытые рты и округленные глаза.

Все было готово к началу мероприятия, и каждый занял свое место. Зал вновь наполнился гулом разговоров сотен голосов, разбиваясь звонким эхом о стены, словно жужжание пчел в улье. Казалось, что присутствующие свыклись с моей фигурой, но куда ни глянь, отовсюду мелькал блеск глаз неугомонных делегатов, украдкой оглядывающихся на мою персону; их застенчиво прятали, встречая ответный взгляд.

Рассадка гостей была весьма удачной. Всех расположили строго в соответствии с их должностью и кастой. Главы городов-государств собрались со мной за одним столом. Ваарс что-то активно рассказывал своим коллегам из других городов через стол от нас. Сизар сидел мрачный, без особого интереса к происходящему, в глубине зала, ближе ко входу, — в компании министров сибов. Он выделялся среди них, как белая ворона, ведь его братья по касте были куда мощнее, грубее, выше — рабочие люди. Это, наверное, было одной из причин, по которой на нем не было лица. Он давно искал со мной встречи! Может, не просто так? Надо будет поговорить с ним в перерыве.

Суета и шум в зале потихоньку затихали, а свет, плавно угасая, погружал пространство в полумрак, но не гас окончательно, оставляя возможность хорошо видеть всех, кто присутствовал вокруг. Сцена расположилась перед нашим столом, выступая вперед широкими полукруглыми ступенями, образующими на небольшом возвышении такой же округлый подиум. На этом выступе сейчас стояла трибуна, но в его глубине, укрытая занавесом, скрывалась самая интересная часть, где уже давно кипела своя жизнь, целью которой было удовлетворение высоких гостей. В данный момент, когда дискуссии сменились редким перешептыванием, можно было слышать, как по ту сторону ширмы заканчиваются последние приготовления. Что-то редко постукивало, посвистывало, поскрипывало, но, заметив, что в зрительном зале все начало утихать, обитатели закулисья тоже притаились. Последние минуты тишины…

На сцену спешила дама преклонного возраста, но так активно вышагивающая откуда-то из угла зала, что закрадывались сомнения, не визуальный ли это обман. Легкое ажурное платье с длинным подолом не поспевало за ней, развеваясь в потоках воздуха. С такой же ловкостью она преодолела несколько ступеней, заняв трибуну, и выждала некоторое время, приводя в порядок дыхание, успокаивая своим ожиданием последних, особо болтливых гостей в зале.

— Дорогие гости! Канцлеры! Главы делегаций! Министры! Все, кто осчастливил наш знаменитый на весь континент зал своим присутствием! Особенно радостно, что сегодня среди нас тот, кого все мы давно ждали, — Его Превосходительство Ардал Третий! — с легкой хрипотцой в поставленном голосе торжественно начала дама, подтвердив свой почтенный возраст. Неудивительно, что мое присутствие подчеркнули в приветствии. Этого следовало ожидать, и сейчас, под общий звон аплодисментов, перебарывая в себе стеснение к публичным представлениям, я все же оторвался от стула, развернулся к залу и поклонился несколько раз в разные стороны. — Сегодня вас ждет увлекательный вечер, насыщенный не только прекрасными разговорами, знакомствами и, возможно, важными решениями, но и торжественный концерт, который мы подготовили для вас, собрав самое лучшее, что создано выдающимися представителями флионцев за многие столетия! — Зал вновь взорвался аплодисментами. — А сейчас приветственное слово предоставляется… — «Только не это!» — подумал я, — канцлеру Стольма госпоже Дэр!

— Надеюсь, меня минует эта участь? — с облегчением обратился я к Кхире.

— Вообще хотели, но решили исключить. В первую очередь из соображений безопасности.

Дэр медленно и с минимумом эмоций выступала с высокой трибуны, произнося общие приветственные слова, благодарила тех, кто помогал с ускоренной организацией саммита, озвучивала основные моменты, которые необходимо обсудить. Слушал я ее вполуха, с бо́льшим интересом изучая сидевших за столом.

Публика была разношерстной. Не было какого-то перевеса по кастам среди канцлеров. Единственное, как мне показалось, представителей антратов, промышленников, и эдалов, экономистов, было чуть больше, а вот флионцев не было вовсе. Канцлер из числа краасов был всего один: суровый широкоплечий мужчина с пышной седовласой шевелюрой, объемно зачесанной назад, и глубокими залысинами на лбу.

— Какой город он возглавляет? — шептал я на ухо Кхире, наклоняясь в ее сторону.

— Утис! — замялась она. — Если честно, это единственный человек, в присутствии которого у меня ноги подкашиваются от страха.

— Что в нем ужасного? — еле удержался я от удивления, чтобы не повысить тон. — Вполне благородный человек! По крайней мере, на первый взгляд.

— Я его помню еще как тысячника в академии. Он не ужасный, а строгий. Муштровал меня знатно! Уважаю его безмерно, хотя на тот момент хотела задушить. Кстати, как раз вовремя…

— Главная причина, по которой мы с вами собрались раньше назначенного срока, — появление нового Ардала и то, какая напасть обрушилась на Физастр в аккурат с его обнаружением, — разносилось обращение Дэр по залу, имеющему такую впечатляющую акустику, что никаких микрофонов, которых тут и не было, не требовалось. — Я считаю, что в этом есть закономерность. Нам стоит подумать над тем, как это связано и чего стоит ждать в дальнейшем. Время вялой обороны и приспособленчества подходит к концу, и мы должны быть готовы дать решительный отпор этой угрозе! — Она вновь меня впечатляла мастерским владением ораторским искусством, таившимся за лаконичностью светских бесед.

— Галу сказал, что Альтавар интересовался у него, можно ли встретиться с тобой. Решать тебе, но я думаю, вам есть что обсудить. Он не искал бы встречи просто так, — продолжила свою мысль Кхира, перекрикивая аплодисменты, как только Дэр закончила выступление.

Плотные черные шторы с вышитыми на них диковинными белыми птицами друг напротив друга начали с тяжестью расходиться в стороны, оголяя нутро сцены. За сукном скрывалась бо́льшая часть круглой арены, что было необычно для привыкшего к прямоугольному устройству площадок человеку, но довольно умно и практично. Сейчас все это пространство заполняли музыканты, основная часть которых разместилась на уходящих ввысь округлых трибунах. В античных амфитеатрах зритель возвышался над сценой, а здесь устройство было обратным, если это вообще можно сравнивать. В центре, ровно между трибунами, разделенными на две части, расположился огромный агрегат шириной как два фортепиано и с тремя рядами клавиш, уходящий на несколько метров ввысь и в глубину сцены. Только сейчас, внимательно изучив пространство по краям, я заметил множество труб, выходящих в зал, расположенных к нему под скошенным углом. Это местный аналог органа!

Устройство, думаю, было похожим, но визуально они сильно разнились. В центре сцены стоял длинный плоский инструмент со множеством блестевших металлических пластин. Металлофон, но, как и орган, особого, отличного устройства и в разы больше. Таких размеров, что играть на нем предстояло аж трем музыкантам одновременно; они распределились вдоль сцены спиной к залу. Между металлофоном и органом в стесненных условиях, но на высоком постаменте, словно памятник, стоял дирижер — повелитель любой музыкальной феерии. Длинные черные волосы, собранные в хвост на скорую руку, суровый, с признаком большого напряжения, взгляд и длинная фиолетового бархата накидка с разрезанными до локтей рукавами, спускающимися к полу, чтобы не мешать движениям, — таким сегодня предстал публике маэстро. Уверен, что равных ему в этом деле на континенте не существует.

В зале повисла гробовая тишина. Свет на сцене стал слегка ярче. Застывшая фигура дирижера пришла в движение, и руки его синхронно, точно танцуя, устремились вверх, замерев на секунду в воздухе. Еле слышный, будто откуда-то издалека, за пределами этого зала, гул меди медленно окутывал все пространство, доносясь со всех сторон, приводя в растерянность, ведь было очевидно, что все действо происходит только на сцене. Нарастая, как рокот приближающегося самолета, музыка вступала в полную силу; композиция аккуратно обрастала новыми инструментами, вступающими один за другим, усложняя звук, вводя новые краски, разливаясь райской негой по тонким струнам в душе каждого зрителя. Все бездвижно замерли, отстранились от всего мирского, формируя в воображении свои образы к музыке.

Апофеозом вступительной части стал мощный залп органных труб, звучащих здесь во многом иначе. Не было в нем той тяжести и угнетения, а скорее текучесть и плавное перетекание мягких звуков, словно церковный хор приходской школы возносил воскресную оду Творцу. Вторил этому многотрубному Орфею металлофон, потому что выдавал звон в том диапазоне, какой бывает на лучших звонницах православных церквей: от маленького ручного колокольчика до грозного набата. Смешать воедино два этих музыкальных символа христианской культуры казалось невозможным, но здесь были лишены подобных понятий и творили искусство вне рамок неведомой им культуры, а трудились во благо высшего воплощения мелодии, выворачивая душу наружу, задействуя весь спектр звуков.

Блаженство от происходящего на сцене полностью отключило восприятие времени и ощущение реальности. Одна часть вытекала из другой, образуя, казалось, нескончаемую симфонию, сочиненную каким-то гениальным композитором, умело переходя усилиями дирижера от буйства нот, нахлестывающихся одна на другую в быстром темпе, до легкой мелодичности, убаюкивающей и остужающей разум, готовя его к новой буре. Финальный залп прогремел нежданно, вновь погрузив зал в тишину — звенящую, раскаленную триумфом мелодии. Несколько минут ступора — и слушатели одарили музыкантов рукоплесканием: продолжительным, нескончаемым. Занавес поспешил закрыть алтарь искусства, позволяя виртуозам перевести дух.

— Превосходный! Превосходный! — откуда-то издалека обращались ко мне. — Превосходный! Рибаты в сборе, как мы и договаривались, — привела меня в чувство Дэр, положив руку на плечо и вернув в реальность. Я даже не заметил, как поднялся на ноги, аплодируя музыкантам: настолько сильно погрузился в происходящее.

— А, да, конечно. Пройдемте. — Я вышел из-за стола, увлекая за собой Кхиру, чем обратил на себя внимание всех: они провожали меня взглядом и, несомненно, задавались вопросом, куда следует наша троица. Но, совершив несколько уверенных шагов, я резко остановился и вернулся. — Господин Альтавар, могу я пригласить вас проследовать с нами?