ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Сентябрьская рассветная Москва встретила Михаила той особенной прозрачностью и тонкой остротой воздуха, той особенной, словно бы подщелкнутой, бодростью, какая обычно и бывает в средней полосе ранней осенью, в ранние утренние часы, при первых похолоданиях. Солнца еще не было видно, но его розоватый свет уже поджигал золоченые луковки церквей.

Сдав на вокзале чемодан в багажную камеру, Михаил налегке отправился на квартиру Кашинского, надеясь, что в такую рань тот еще никуда не мог уйти.

Извозчика нанимать не стал: ехать предстояло далековато, на извозчике — накладно. Расспросил прохожего, коренного москвича, как добраться до Ново-Девичьего монастыря, неподалеку от которого, в Саввинском переулке, Кашинский снимал квартиру. Прохожий объяснил: надо дойти до Таганской площади, сесть там на конку, которая идет в Замоскворечье, она и докатит, куда надо, — к самому Ново-Девичьему.

Москва между тем жила уже по-дневному. По булыжной мостовой вовсю гремели колеса, слышались протяжные голоса разносчиков. Навстречу Михаилу вынесло бодрый слаженный топот: рота солдат направлялась, видимо, на строевые учения…

«Куда ни приеду в последнее время, все на «государево воинство» натыкаюсь… — Михаил усмехнулся, глядя на солдат, старательно печатающих шаг. — Этакая демонстрация силы: мол, почувствуй и вострепещи!..»

Взгляд его неожиданно остановился на желтых кронах лип, целой куртиной росших перед чистеньким каменным зданием, мимо которого он шел. Что-то царственное, величествешю-парадное было в их утренней дремучести и дремности, в парчовой тяжести их листвы. Всходящее солнце озарило их верхушки, и это еще более усилило случайное, мимоходное впечатление.

Дойдя до остановки конки на Таганской площади, Михаил вошел в подкативший тут же вагон. Ехать было далековато. Он поднялся по винтовой лестнице на империал конки: сверху обзор лучше.

Москву он знал плохо. В ней ему приходилось бывать лишь проездом. И теперь, сидя на империале, отдавшись неторопливому движению, он с интересом смотрел на улочки и улицы Замоскворечья. Даже в самих названиях этих улочек и улиц была какая-то добрая старинная простота, почти домашность: Садовническая, Зацепский вал, Серпуховская площадь, Большая Ордынка, Малая Ордынка, Пятницкая, Большая Полянка, Житная, Коровий вал, Калужская площадь…

Прогромыхав по Крымскому мосту и докатив до Зубовской площади, конка свернула влево — к Ново-Девичьему. Впереди, в перспективе улицы, заблистали его главы и маковки на фоне уже по-осеннему пестрых Воробьевых гор.

Михаил подумал о том, что вот через несколько минут он, может быть, встретится с Кашинским, которого в общем-то знал довольно плохо. Знал о нем больше со слов Леонида Красина. Через него Кашинский и «вышел» на них, на их «Рабочий союз», через него и Яна Квятковского — студента-технолога. Брат Яна Болеслав тоже, как и Кашинский, студент Московского университета, довольно часто приезжал в Петербург. От Яна Болеслав и услышал о «Рабочем союзе», а уже от него услышал Кашинский. Услышал и тут же прикатил в столицу. Расторопный малый… В тот его приезд весной на собрании кружка пропагандистов Красин и сказал о Кашинском, мол, приехал из Москвы руководитель тамошней революционно настроенной студенческой группы.

«Какие у него здесь цели?» — спросил Цивинсьский. — «Он приехал, как сам мне об этом сказал, с одной целью — «познакомиться со сторонниками нового политического направления и установить с ними связь», — ответил Красин. — «Стало быть, он — еще не определившийся! И уже хочет устанавливать связь?! О чем тут говорить?!»—загорячился Цивиньский. — «Это не совсем так, — возразил Красин, — по-моему, Кашинский — довольно образованный и склоняющийся к марксизму студент. Знаком он и с «Капиталом», и с работами Энгельса, и с некоторыми западными социал-демократическими изданиями. Я разговаривал с ним. Думаю, что тут — подходящая зацепка за Москву: через него мы сможем наладить связи с тамошними кружками».

Михаил поддержал Красина. Он решил сам встретиться с Кашинским и, если тот окажется человеком подходящим, договориться с ним о дальнейшем сотрудничестве.

Кашинский показался ему на первый взгляд славным малым. Однако, приглядевшись к нему как следует, Михаил разглядел, что был этот славный малый не без некоторого позерства. И слишком легко, размашисто высказывался по любому поводу. С таким, пожалуй, не стоило бы связываться, к тому же в разговоре тот весьма прозрачно намекнул на то, что является сторонником «более решительных действий»: «Марксизм — учение подходящее! Мы, в своем кружке, считаем себя марксистами. Сам я проштудировал первый том «Капитала», в переводе Даниельсона и Лопатина. Подковался, так сказать! Но, дорогой Михаил Иваныч, мы — сторонники более решительных действий, чем вы, в ваших питерских кружках! Мы так считаем: ежели к нарастающей борьбе классов, которую провозгласил Маркс, добавить взрывной механизм, то царизму несдобровать!..» Тут пахло явной тягой к терроризму… И все-таки Кашинский, с его студенческим кружком, представлялся Михаилу реальной завязкой для создания в Москве, втором центре России, социал-демократической организации.

Он записал московский адрес Кашинского и договорился с ним о том, что в самое ближайшее время в Москву приедет связной от их организации. С тем Кашинский и уехал.

Первым встретиться с Кашинским и в Москве выпало опять-таки Леониду Красину, отправившемуся в свою «нижегородскую ссылку». Михаил снабдил его адресом Кашинского, поручил ему столковаться с тем о сотрудничестве московского кружка с «Рабочим союзом».

Красин, по дороге в Нижний Новгород, на несколько дней останавливался в Москве. Он договорился с Кашинским о том, что тот даст деньги на переезд в Москву Федора Афанасьева (в разговоре с Михаилом Кашинский похвастался, что он — «человек в достаточной мере состоятельный» и, в случае чего, всегда может «материально поддержать святое дело»), договорился Красин и о том, что к осени, когда в Москву съедутся после летних вакаций студенты, Кашинский создаст инициативную группу пропагандистов, которая затем разовьет свою деятельность в тех рабочих кружках, что будут созданы с помощью Федора Афанасьева.

И вот теперь Михаилу еще раз самому надо было увидеться с Кашинским, чтоб обсудить с ним все поосновательнее.

Загрузка...