Как я преподавал в Америке

Камень преткновения

27.12.91. 2 ночи — экзистенциальный момент — используй — бессонница! Редкость ведь у тебя в жизненном хозяйстве. А все от того, что дал Суконикам читать свой взрывчатый текст — про «Еврейство». И всё: взволнованы, не могут вынести, допрашивают: «Ты что, действительно считаешь, что евреи пахнут? Есть приличия, и я такому бы указала на дверь!» — побледнев, Инна, в час ночи, прочитав слова Св., вспомнившей, что студент один издавал какой-то запах.

Как все дороги ведут в Рим, так все разговоры в еврейской среде приведут к еврейству и антисемитизму. Ходили мы в гости к Жене Беркович, кто Диму пригрела и была ему матерью тут. О разном говорили, но в конце сцепились они с Аликом про комментаторшу по теле о сексе — Доктор Руф, маленькая кар- лица-еврейка. Алик рассказал, как о ней — любя и добродушно негры и желтые высказываются, а Женя узрела негритянский антисемитизм в этом. Ведь лет двадцать назад они вместе боролись за гражданские права, и евреи-демократы поддерживали Мартина Кинга. Но когда движение победило и все уравнены в правах, евреи стали притормаживать продвижение негров наверх. «Права дали, а власти — нет». И в неграх назревает злоба. Евреи, правящие тут общественным мнением через масс- медиа, приручают меньшинства прочие, давая им привилегии и квоты в колледжи и на службы. Но так понижается общий уровень — к энтропии, — объяснил мне потом Алик.

Но какая реакция — на «запах»! Юз тоже, когда прочитал, это помнил и сказал, что-то вроде: «Чтоб не говорили, что евреи пахнут». Как раздули это мизерное место в моем 700-странич- ном тексте!

— Нет, ты скажи! — Алик мне, — ты действительно так считаешь?

— Да какое «считание»! Это эпизод-кирпичик в соборе моем! Что ты придрался? Это ложится в рассуждение о минус-Космосе; теория, при чем тут отнесение к человеку?

— И не ново это, общее место в антисемитизме. И у Толстого об этом.

— Да не знаю я этого. Не читал. Что знаю и читал — там видны эти тексты.

Неужели дружба погорит на этом «запахе»? А что? Как раз из- за таких невыносимых мелочей рушились у тебя, экспериментатора безоглядного, — отношения. И когда Лариса Яковлевна подглядела какой-то текст. И Светлана: когда в Щитове запись про то, как я шел с косой с Настей и мелькнул бесов соблазн, — они бежали от изверга. А и сейчас, когда стояли с Сукоником в метро и электричка подходила, мелькнуло бесовское: «А толкани!» — и я тут же от него и от края отошел. Но ведь мелькнуло же! Как и мелькали о самоубийстве мысли: с этажа броситься, с моста — всю жизнь нет да нет, а вспыхнут!..

— Только посредственность не выношу в человеке, — Инна сказала вчера, когда мы глубоко разговаривали, исповедно. Но вот я превзошел меры приличия и возможного в высказывании — и она интеллигентный прием осуждения вспомнила: указать на дверь! Так думающего — не принимать в приличном доме. Есть пределы и правила приличия! И мой проходящий разговор со Светланой 13 лет назад, совершенно мимоходная ее реплика, которую и Алик правильно понял: совсем не из ее нутра, а просто из памяти — курьез, — запоминается и вырастает до небоскреба в значении: будто человек все эти 13 лет, и у них бывая и общаясь, только об этом гнусно и тайно и предательски думает! И я еще хуже — на этом фиксирую ум и строю теории расистские!

Вот так мой поиск в себя оборачивается, когда дашь читать даже самым просвещенным и понимающим и тебя любящим людям.

Как сильно шибает абсолютная вопросительность!

Ведь видят, что это шажочек-элемент в движении мысли, но задевает нерв, струну — и помнится как главный.

И так во всех моих «космосах» — заинтересованные объекты найдут поношение какое-нибудь себя: и русские, и американцы, и армяне, и грузины, и болгары мои, и проч.

Но нелепое положение — что я в доме у Сукоников застрял еще на неделю почти. А мне бы уметывать отсюда. Им тяжело, и мне может стать, если они так травмированы этим местом и объяснениями по его поводу — лучше бы их не было, да еще в два ночи!

Я завишу от их любезности — ходить со мной и покупать Светлане вещи и девочкам. А в душах — может, такая трещина! Но ведь Алик сам — провокатор людей: добраться и задеть экзистенцию человека, и радуется смотреть, как тот завопит от кишок! И вот сам — от меня завопил! Вынесут ли наши отношения этот удар, экспериментум круцис?

О, как бы не зависеть друг от друга! А вот беспомощен тут без них, и приходится проситься, и им тратить свое время и предоставлять дом и еду. А с другой стороны — не было б этого экзистенциального прорыва, испытания и узнавания, чего мы стоим. А это — ценность!

Ой, просить друг у друга!.. Печатаю в ночи на машинке Алика, потому что утром пришли Яновы и попросили мою, и я дал.

С другой стороны — отношения роют душу и рождают мысли, пища им… Так что терпи, не ропщи.

А тема о «запахе» болезненна теперь прежде всего — для меня. Я в чужом доме, со своим скарбом, не могу постираться, сплю на их простынях, и хотя я сух и по утрам душ принимаю мощный, однако ж при сосредоточении ноздрей — и сам могу «пахнуть». Во как! Переплетец! Как у трагикомического героя. Даже любопытно, как назавтра станут развиваться отношения. Драма в доме. Сюжет появился. Как-то мы разыграем эту ситуацию в импровизации?.. Отписал — и уже повеселел: сюжет1 Азарт — превыше даже прагматики хороших отношений и риска их потери.

Но я — хам, конечно. А они — люди нежные и тонкие, деликатные…

И вот мы вступаем в кажимости: им станет казаться, что я все время, всю жизнь, 30 лет, что их знаю и люблю, был неискренен и только и делал, что принюхивался. Хотя они — одни из самых чистоплотных людей и аристократичнее меня, варвара… Воспитаннее.