Как я преподавал в Америке

Ревность к Моцарту

3.11.91. Ишь, заскочил уж как в ноябрь! Как не повникаешь в себя денек — так уж кажется: ничего не происходит там, и вообще писать не об чем. Быстро сходятся створки внутри — как волны над затонувшим судном иль человеком, как створки ямы крематория за опустившимся гробом. Так что сажусь вбуривать- ся — и выволакивать.

А для того сперва — вгляжусь в что за окном, в природе: благодать сухой поздней теплой осени и свет — рыжий («рыжий свет» — это уже неплохо, что-то в сем есть…). И вслушаюсь в звук — Бетховена 5-й сонаты медленную часть узнаю — Анданте.

Какие благие клещи Бытия обступают! И влекут: НАШЕ делай! Люби! Восхищайся! Претворяй — и страдания свои — в красоту! Как это умеет Природа: всякое дерьмо и навоз — в ДОБРО удобрений и в цветы превращать. И как композитор: свои мучения — в гармонию!

Тебе же — в мысли, понимания, в слова — живые.

Ну, доложи, что было…

Нет, невозможно: божественные восхождения-воспарения души — там, у Бетховена! Замри…

О, какой стыд! Как бедны мои категории-улавливатели, в кои втискивать пытаюсь — например, национальные музыки, типы мелодии! «Восходящие» — германские, «нисходящие» — итальянские. Фу!..

Однако какой-то бунт воздымается на Моцарта, кого пуще всего крутят. Да и на Гайдна и Бетховена — вообще на все имена первого ранга знаменитости. Когда вдруг редко сыграют кого- то не столь славного из той же эпохи или стиля — какая прекраснейшая музыка бывает — и даже лучше иных произведений сих знаменитостей! А имен тех и не упомнишь: слух забит Моцартами и Бахами!..

Это я, конечно, себя проецирую: свою канувшесть в массу забвенных, забитый шумом-рекламой более звонких и удачливых…

Ну ладно: моя жизнь-работа все равно так сладка! И ты ведь уже получил свое!

Вчера закончил лекцию, что буду читать тут в среду 6-го в Рассел-хаусе: уже афиши висят. Отвез Присцилле (милая и глубокая и добрая, при том, что холерическая еврейка!) — просмотреть на предмет ошибок — в артиклях и еще в чем, и поправить, чтоб нам не очень стыдиться.

Кстати, вдруг, готовя страничку «моделей»-эмблем, понял, какие нужно для Еврейства и Англии, что до сих пор мне не светило.

Для еврейства — семиподсвечник — ^^ одна опора на земле, т. е. ничто почти = «минус Космос». Зато в верх, в дух и небо — как воздеты руки и адресованность-открытость небу! Тогда как в Италии, где купол и арка, — закрытость от неба: но оно само нисходит в Италии, благословляя…

А для Англии: остров-корабль с мачтой = сэлф-мэйд- джентльменом. И эта схема — в эмблеме фунта стерлингов: £,

Потом к Юзу поехал: он меня филантропически пригласил на обед к 5 часам: мол, как питаешься? — справедливо предполагая, что на это трачу минимум. И вот уж и запор — от сухой кукурузы, что жую. Пошел вчера в магазин — купил пучок свеклы, и поразительно: то, что у нас ни х-я бы не стоило (шесть малых свеколок), тут дороже баночки меда — полтора доллара!

Он хотел сгладить некую мою возможную обиженность — от того, что его Ира позабыла взять меня подвезти на днях к При- сцилле на вечер. И я тоже — погасить в себе этот рессантиман решил, не заедаться — как было б, если б не поехал, а изобразил бы, что и без его подачек обойдусь!

А сейчас звучат итальянские брутальные подпрыгиванья — Россини… Ну, конечно! Наворачивает динамику кровообращения, прилив сил и мышц, разгоняет кровь своими повторами — все громче и быстрее! Чистая сангва = животная жизнерадостность от перегрева и переигры жизненных сил!

А вот поползло что-то внутренне-германски-европейское квартетное: между статикой стен стоячих звуков снизу и сверху — срединный голос, альт или вторая скрипка, ползет, завоевывает высоту, исповедуется… «Иннере», душа… Но какая сразу смурная звучность понадобилась для этого, в отличие от све- то-солнечной яркой и резкой — италианской! И ровные звуки: ползучие, не скачущие — вприпрыжку, пружинные…

Сэмюэля Барбера оказался струнный квартет. Прекрасно!