Все только начиналось. И начинать надо было с учебы. Разговор с Хуриевым. Командировка во Фрунзе. Визит в Комитет по делам физкультуры и спорта, где была названа фамилия Аксенова, начальника учебной части альплагеря «Ала-Арча». Мастер спорта по альпинизму, выпускник Фрунзенского института физкультуры, худощавый, светловолосый, лет двадцати пяти, Владимир Аксенов показался человеком немногословным, несколько даже замкнутым… Сразу перешли к делу.
— Есть серьезный разговор, — предупредил Бушман. И рассказал о створе. Аксенов слушал внимательно, но заинтересованности, той, на которую Бушман рассчитывал, не проявил. Наверно, не очень убедительно выглядела на словах суть дела. Во всяком случае, на приглашение переехать в Кара-Куль для постоянной работы «начуч» ответил отказом. Съездить — другое дело. В порядке шефской помощи. На недельку-другую, инструктаж провести…
Что ж, на том и порешили. Но Бушман про себя надеялся на другое. Он знал, как действует Токтогульский створ.
Аксенов ходил по створу в состоянии явного нервного шока. Будучи инструктором, а тем более «начучем», он по должности своей привык отвечать за людей, за каждый их шаг в горах, особенно там, где «есть куда падать». То, что он увидел на тропе, повергло его чуть ли не в ужас, хотелось тотчас остановить все работы, спустить людей вниз, выявить виновных и одним махом снять все разряды, все инструкторские звания, лишить права на руководство, запретить появляться в горах.
Если б это были альпинисты! Ну а где альпинисты? Где еще найдут они столь прекрасную возможность продемонстрировать свое умение, доказать практическую значимость любимого занятия, разом заставив замолчать прагматиков и скептиков? Он, Аксенов, без веревки здесь бы не полез. А вон там двое лезут, и один подает другому руку, хотя сам неизвестно как держится; да и куда они вообще лезут, выше стена! Нет, всех вниз. Всех на занятия. Он остается в Кара-Куле. Надо подготовить хотя бы одну группу!
Как иначе смотреть людям в глаза?
Первыми слушателями альпинистских курсов стали сборщики бригады Леонида Каренкина. Народ подобрался тертый, за словом лезть в карман не привык, а дни, проведенные на оборке, давали, как им казалось, полное право считать себя лучшими знатоками всего того, что связано с горами, а посему поглядывать на всех прочих сверху вниз, даже если кто-то там и альпинист.
Знаем мы этих альпинистов! Где они с веревкой лазят, в кирзухе ходить можно, на ишаке ездить!
Конечно, тон задавал сам бригадир. Характер у Каренкина ершистый, последнее слово всегда за ним остается, а уж чьих-то поучений и вовсе терпеть не привык — грамотные!
— Ну вот, на привязи мы еще не работали, — тотчас откликнулся Каренкин, с детства сохранивший привычку ожидать от судьбы и от окружающих каких-то каверз, стоило Аксенову вытащить из рюкзака веревку и показать несколько узлов. — Это еще что, — ворчал Каренкин, хмуро разглядывая горные, оббитые триконями ботинки, — и так еле ноги таскаешь, а тут одних железок на два кило…
На первом же занятии по скалолазанию сорвался Мамасалы Сабиров. Он только что, как его научили, забил в трещину крюк, пристегнул карабином страхующую веревку, двинулся было дальше, и вдруг срыв. Крюк выдержал, и парень пролетел совсем немного. Он стоял на земле, растерянно улыбался и смотрел вверх. Как мгновенно, как неожиданно все может случиться! Шутки смолкли, реплики с задних рядов теперь пресекались прежде всего самим Каренкиным. Началась учеба, исполненная уважения и к знаниям инструктора, и к его опыту, и даже к высокогорным ботинкам, на которых «одних железок на два кило».
Так подготовили первую группу. Приняли зачеты, присвоили разряд. Но что для стройки восемь человек? Взялся готовить вторую группу, бригаду Джеенбека Анарбаева. С ней было легче. Во-первых, помогал опыт работы с каренкинцами, во-вторых, народ у Анарбаева был степенный, с простыми, «здешними» биографиями, ко всему относящийся всерьез.
Из охотников пришел в оборщики Джеенбек Анарбаев. Известным в Токтогуле охотником был Раимбек Мамытов, крепкий, завидного здоровья и самообладания человек со следами медвежьих лап на плечах. Спокойно относились к высоте Инеш Токторбаев и Акчибай Кадырбаев. Однажды во время работы на Акчибая неожиданно сунулась громоздкая каменная плита.
Отойти, отбежать в сторону оборщик уже не успевал. Не спеша, как на занятиях, Акчибай оттолкнулся от склона, отлетел на веревке в провал ущелья и, когда камнепад проскрежетал мимо, маятником опустился на свое место.
Вилась пыль, грохотало эхо, в сторону Акчибая спешили встревоженные товарищи, а он уже работал, словно ничего особенного не произошло…
Спокойствием, редкой выдержкой и добродушием отличался среди оборщиков и Мамасалы Сабиров. Казалось, нет на свете ничего такого, что могло испортить ему настроение, согнать белозубую улыбку с загорелого до черноты лица. Сын табунщика, Мамасалы был родом из Науката, куда люди стремятся издалека, даже из соседнего Узбекистана, лишь бы провести деньдругой в ореховых и абрикосовых рощах этих редкостных по красоте мест.
Куда ехать от такой земли? И все же, когда в газетах появились первые сообщения о Токтогульской ГЭС, Мамасалы, едва окончив школу, не раздумывая, отправился в Кара-Куль. Ему не было восемнадцати, когда он стал оборщиком, на равных ворочая скалы рядом с матерыми, всего повидавшими в жизни мужчинами. Но если старшим этой работы хватало досыта, то Мамасалы только входил во вкус, и, когда каракульцы, организовав секцию альпинизма, собрались на первую свою альпиниаду, среди них был и Мамасалы. Да и как отстать от товарищей, если альпиниада проводилась рядом с Наукатом, в родной Киргиз-Ате?!