Какая она, Победа?

«Держать нервишки в руках»

27 июля 1968 года. Поднялись рано, еще затемно, даже дежурную пришлось будить, чтобы она выпустила из гостиницы. У знакомой стоянки, у готового к отлету Ан-12 людно и шумно. То и дело подкатывают машины.

Чуть поодаль в длинную шеренгу строятся участники прыжка на 6100 — молодые армейские парашютисты.

Встает солнце. Руководитель парашютной части Памирской комплексной экспедиции А. А. Петриченко вызывает на построение свою команду. Мастера, заслуженные и почетные мастера международного класса, неоднократные чемпионы и рекордсмены, воспитанники ДОСААФ, сборной Союза, они стояли перед Сашей Петриченко и, щурясь от бившего прямо в глаза солнца, слушали его минутную речь по поводу того, что им предстояло осуществить.

— Что может быть? При подходе к земле резкий ветер. Ну держать нервишки в руках. Одеваемся в самолете. Все, кажется?

Щелкают затворы фотоаппаратов, верещат кинокамеры. По трапу поднимается Томарович, исчезает в проеме люка. В самолете тесно — одних парашютистов сорок шесть человек. А еще вспомогательная группа, еще журналисты и кинооператоры со своей техникой — под завязку! Последние минуты перед отлетом. Кто сдержанно спокоен, кто весел и оживлен, кто заметно взволнован предстоящим испытанием. Не находит себе места самый младший из десятки — Валя Глагольев. По-прежнему улыбчив и невозмутим Саша Сидоренко. Очень озабочен Слава Томарович. Да и вся пятерка испытателей очень занята, ведь это их техника будет работать! Они цепляют карабины вытяжных фалов парашютной системы, присоединяют кислородное оборудование к бортовой сети, вновь и вновь проверяют крепления контейнеров, с которыми совершат прыжок молодые парашютисты, они переживают за каждого куда больше, чем те сами переживают за себя. Нервничает экипаж. Кто-то рассказывает, что в окнах квартиры командира корабля Владимира Денисова всю ночь горел свет. Что ж, может, так и было. Ведь от того, с какой точностью нажмет на кнопку штурман Дмитрий Розенко, во многом будет зависеть жизнь людей.

Самолет ушел в небо, а те, кто провожал, поехали в опустевшую гостиницу. Чем-то занимались. Куда-то ходили. На улицах Ферганы плавился асфальт, и трудно было представить, что совсем рядом, в тридцати минутах лету, под ногами альпинистов скрипит снег. Зашли на какой-то кинофильм. Умышленно долго, не глядя на часы, сидели в чайхане.

Смотрели, как люди пьют чай. Безмятежно смеются. Вокруг ничем не омраченное, мирное бытие, с которым так трудно увязывается волнение тех, кто только что проводил в небо товарищей. Потом они возвращаются в гостиницу. Там все без перемен, о самолете ничего не известно. Только к вечеру, когда никто не знал, что и думать, в гостинице появились усталые кинооператоры и все те, кто находился с парашютистами до самых последних минут. Итак, выброска десанта на пик Ленина произведена. На 6100 все в порядке, с ними связались, но с самой вершиной связь наладить не удалось. 7100 молчит. На вершине видны люди, но что там происходит, не понять. Летали, пока не сожгли горючее, так что вернулись на нуле. Надо ждать.

Так прошел день, второй, третий. Самые непонятные радиограммы.

Передали, что базовый лагерь просит семь пар чистого мужского белья — вот и думай.

Но все верили, что все нормально, так надеялись на это!

Неожиданно в гостинице появились Саша Петриченко и Эрик Севостьянов. Все бросились к ним в номер и видят их, почерневших от солнечных ожогов, а больше от тяжести, которую они принесли в себе.

— Ребята погибли, — только и сказал Петриченко, — вот…