Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники

АЛБАНЦЫ

В отдаленном прошлом календарь албанского народа был основан непосредственно на хозяйственном опыте крестьян. Согласно этому календарю год делился на две равные половины: лето и зиму. Началом года считался день св. Георгия (23 апреля), с него начиналось и лето. Ровно через полгода — 26 октября, в день св. Димитрия, кончалось лето и наступала зима. Такое деление года не принадлежит исключительно албанцам, многие народы, в том числе и европейские, делят год точно так же. Такое же деление года между 23 апреля и 26 октября применяли и турецкие крестьяне. Турки, бывшие кочевники, завоевавшие Переднюю Азию, постепенно оседая на землю, переняли от покоренного коренного населения вместе с навыками земледельцев разграничение года на два сезона^{854}. Поэтому после завоевания турками-османами Балканского полуострова (XV в.) местный календарь долго сохранялся в практической жизни сельского населения, тем более что скользящий мусульманский календарь не годился для фиксирования сезонов сельскохозяйственных работ.

Праздник св. Георгия, который в древней албанской традиции именовался «праздник лета» (festa е verës), длился три дня. Праздник св. Димитрия, или festa е dimnit («праздник зимы»), длился два дня. Остальные 360 дней года, согласно древнейшему календарю, делились пополам: 180 дней лета и 180 дней зимы. В середине лета, т. е. 90 дней спустя после георгиева дня, наступал праздник mjedisi i verës («середина лета»), а 90 дней спустя после дня св. Димитрия — праздник mjedisi i dimnit («середина зимы»).

Традиционный албанский календарь, сохранившийся ныне в памяти людей преклонного возраста, был изучен албанским этнографом Роком Зойзи в местности Люма (северо-восточная Албания)^{855}. Нет сомнения, что он применялся в свое время на более обширной территории, и следы его обнаруживаются в настоящее время и в других районах албанского этнического ареала.

В Люме каждый из 90-дневных сезонов года делили пополам на отрезки по 45 дней. Между этими отрезками строго распределялись работы пастухов и землепашцев. Этим достигался согласованный ритм работы, необходимый в условиях быта сельской общины. Если кто-либо из крестьян не успевал закончить в урочный срок положенный вид работы, ему помогали односельчане в порядке взаимопомощи, но никогда не допускали, чтобы хоть в одном хозяйстве работы оставались невыполненными к сроку.

При большом разнообразии природных условий в Албании (горы, где выпадают глубокие снега, и равнины, морское побережье с мягким теплым климатом и горные котловины с резкими сменами температуры) сроки сельскохозяйственных работ в различных областях страны не совпадают, они лишь примерно таковы, какие опыт поколений установил для местности Люма.

В апреле и мае заканчивались весенние работы: выгон овец на высокогорные пастбища, весенняя стрижка, посев кукурузы — основной зерновой культуры в горах.

Через 45 дней после праздника лета (дня св. Георгия) начинался новый отрезок года, на который приходились главные летние работы крестьян: стрижка овец, покос лугов и жатва озимой пшеницы. Важнейшие работы скотоводов и земледельцев, для выполнения которых приходилось собираться большими коллективами, завершались «праздником стрижки» (festa е të qethjeve) или «праздником жатвы» (буквально — «праздником, когда пожинаются плоды труда») — festa е të korrunave.

В день стрижки овец не выпускали из загонов. Все пастухи села совместно стригли овец одного хозяина, потом другого, третьего и т. д. Покончив со стрижкой, мыли руки и ножницы в какой-либо посудине, стараясь, чтобы ни одна капля воды не пролилась на землю, «иначе не будет приплода и вообще дохода от стада». Водой, в которой плавали клочки шерсти, смытые с рук и ножниц, поливали каждую овцу для того, чтобы «вернуть плодовитость» (т. е. чтобы шерсть отросла заново). Затем устраивали совместную веселую пирушку^{856}.

Земледельцы собирались большими группами для обмолота хлеба. В старой Албании ток устраивали общий для всего села. Если горное село было очень разбросано, совместный ток имела группа близлежавших домохозяйств — «квартал». Каждое домохозяйство доставляло к току хлеб, сжатый на своем поле. Ток — это плотно утрамбованная круглая площадка. На ней по кругу гоняли лошадей, которые ногами вытаптывали зерна из колосьев. Общими усилиями молотили хлеб каждого хозяина по очереди, а когда заканчивали, он угощал всех работавших.

По окончании молотьбы всего собранного односельчанами хлеба на току устраивали праздник, который назывался «разбить ток» (të çuemit е lamës), так как после этого дня никто уже током в текущем году не пользовался. Вечером все жители села (или квартала) собирались на току и разжигали огромный костер из мякины и других отходов молотьбы (никаким иным топливом пользоваться не разрешалось). Этим сожжением мякины «земле возвращали ее часть». Прыгали через горящий костер, веселились, пели песни, танцевали. Под утро, обмениваясь приветствиями и благопожеланиями, расходились по домам. На следующее утро брали немного золы от прогоревшего костра и разбрасывали на поля, «чтобы вернуть земле плодородие», считали, что если не посыпать землю золой, она не родит на будущий год^{857}.

Таким образом, завершение уборки урожая — это типичный земледельческий праздник, который включал не только естественное веселье по случаю окончания важных сельскохозяйственных работ, но и магические действия, направленные на сохранение плодородия почвы (в действительности это были по большей части рациональные действия, но осмыслялись как магические). Точно так же скотоводы очень сходными магическими приемами старались «помочь» овцам снова отрастить шерсть.

Но в празднике земледельцев есть один важный момент, на котором надо остановиться особо: в народе его связывают с днем св. Иоанна (24 июня) — Shëngjinat. Иначе его называют «пламенеющий», «день пламени» (flakadajt). Обряд зажигания костров и перепрыгивания через них почти по всей Европе совершается в иванов день, в этом отношении албанцы не составляют исключения.

Христианство распространилось в албанских землях в средние века, и почти с тех самых пор в этой стране противостояли друг другу две христианские церкви: католическая и православная.

Католицизм захватил позиции на севере Албании, где начиная с позднего средневековья и до первой половины XX в. его активно насаждали итальянские и австрийские (позже австро-венгерские) духовные деятели, выполняя волю своих правительств, стремившихся к политическому господству в этой стране, расположенной выгодно для торговли и мореплавания на Адриатическом побережье. Православие было более распространено на юге и юго-востоке страны, сначала под непосредственным влиянием Византии, а в новое время поддержанное усилиями греческой пропаганды.

В конце 20-х годов XX в. католицизма придерживалось примерно 10 % населения, православия — около 20 %^{858}.

Ислам в Албании насаждали турки, завоевавшие Балканский полуостров в XV в. Они действовали различными насильственными способами: поражением в правах немусульман, экономическим давлением (повышенные налоги) и т. п. Поэтому хотя ислам в Албании распространился довольно широко (в 20-х годах XX в. мусульманами считалось около 70 % населения, из которых большинство было суннитов, немного бекташей), но оставался весьма поверхностным, не внедрился глубоко в сознание народа, не привел к расколу его. Правда, в отличие от крестьянских масс среди горожан и земельной аристократии порой проявлялся резкий религиозный антагонизм^{859}.

Неглубокое проникновение ислама в сознание народа было существенной причиной того, что многие обряды, вытекающие из первобытных верований, справлялись одинаково, а иногда и совместно мусульманами и христианами. Второй причиной этого редкостного явления было криптохристианство — сохранение тайной приверженности к христианской религии людьми, официально принявшими ислам. Но еще большее значение имела специфика общественного строя албанцев, особенно жителей горных районов: для них кровная связь (т. е. по родству) была гораздо важнее вопросов религии. Между людьми, исповедовавшими различные религии, были возможны не только деловое и дружеское общение, заключение союза побратимства и куначества, но и вступление в брак^{860}. Естественно, женщины поддерживали в своих новых семьях обычаи, которых придерживались их матери и бабки, вся их родня. Через женщин закреплялась идентичность обрядов в мусульманских и христианских семьях.

Это сложное переплетение древнейших религиозных представлений с четырьмя вероисповеданиями (православие, католицизм, суннизм, бекташизм) и привела к столь примечательному явлению: в местности Люма, где большинство населения придерживалось ислама суннитского толка, в конце июня справлялся праздник, называемый то ивановым днем, то днем пламени, то праздником сбора урожая, на котором в костре, зажигаемом обычно в христианских странах в честь св. Иоанна, сгорала мякина, символизируя возвращение земле ее плодоносящей силы.

На юге Албании в обрядах иванова дня влияние христианской религии было более заметным. И в этой местности в конце июня происходила уборка хлебов. В день св. Иоанна дети надевали венки, сплетенные из травы, ходили от дома к дому и в песне-заклинании просили святых ниспослать обильный урожай^{861}. В местности Девол девочки и молодые женщины на рассвете 24 июня выходили за село собирать цветы. Они пели песни о св. Иоанне, например такую:

В южной Албании, так же как и в северной, разжигали костры накануне иванова дня и перепрыгивали через них. Полагали, что такие прыжки исцеляют от недугов, поэтому даже пожилые люди отваживались прыгать.

Среди древнейших верований албанцев огонь занимает существенное место. В очаге жилого дома яркий огонь обязательно разводили в ночь накануне каждого большого праздника. Очаг или камин должны были быть растоплены в комнате роженицы во время родов и в последующие 40 дней. Но костры, которые раскладывали в навечерие иванова дня, были окружены особым почитанием^{863}.

В окрестностях Эльбасана в день св. Иоанна во время заутрени каждая семья подавала священнику для благословения ветку орешника или какого-либо другого дерева, которую после службы клали на амбары — «для защиты от муравьев»^{864} (хлебные амбары — небольшие строения с дощатыми или плетеными стенами под черепичной крышей — обычно стояли во дворе жилого дома).

В Албании, особенно в ее южной зоне, как и во всех странах Балканского полуострова, был известен праздник русалий (он справлялся через 25 дней после пасхи), причем название его, производное от латинского rosalia, употреблялось в славянском варианте — русица. Это был праздник цветов, одновременно связанный с культом предков. Население городов и сел, в большинстве женщины и девочки, ходили по лугам, рощам, собирали букеты цветов. Потом сходились большими группами, иногда целыми кварталами, в каком-либо доме или на свежем воздухе и устраивали совместное угощение. Для этой трапезы собирали у соседей муку и растительное масло, переходя от дома к дому и распевая соответствующие песни:

Приготавливали постную еду: пироги с капустой, фасоль, приправленную растительным маслом, а также сладости. Кусок пирога обязательно припасали для членов своих семейств, оставшихся дома. Сбор продовольствия и раздел обязательных пирогов между всеми домочадцами указывают на древнюю традицию коллективной трапезы и обязательного участия в ней всей семьи. Со временем, когда обрядовая сторона праздника ослабела и почти забылась, стали собираться просто дружескими компаниями для совместных пирушек^{866}.

В день русалий после веселого угощения совершалась очень древняя церемония — «похороны матери солнца». Лепили из глины фигурку человека, помещали ее в какой-либо глиняный сосуд и «хоронили» за селом. После «похорон», которые совершали со всевозможной торжественностью, оделяли всех присутствовавших (это были главным образом дети) маленькими хлебцами, специально для этого приготовленными, «чтобы во всех домах было все благополучно». Кусочки этих хлебцев скармливали домашней скотине, «чтобы давала молоко». В первой половине XX в. обычай печь специальные хлебцы прекратился (иногда вместо них раздавали вареную кукурузу) да и сама церемония исполнялась лишь местами (например, зафиксирована на юго-востоке страны в окрестностях г. Корчи на границе славянского ареала), без прежней торжественности, больше в игровой форме и редуцированном виде: часто вместо того, чтобы лепить фигурку, просто выкапывали «могилку» и на ее дне чертили человеческую фигуру, причитая: «Мать, о мать моя! Взошло солнце и не застало тебя!»^{867}

Обряд этот напоминает «похороны» Колояна (или Сколояна, более позднее его наименование Герман) у славянских народов и румын. Однако там «хоронят» фигуру (куклу), носящую по большей части мужское имя, предрекают ее воскрешение, и весь обряд нацелен на то, чтобы добиться плодородия путем вызывания дождя^{868}. Албанский обряд наиболее близок к тому варианту румынского, в котором хоронили мужскую фигуру «отца солнца» и женскую — «мать дождя». Особенности обряда из окрестностей Корчи можно предположительно связать с очень развитым в древности среди албанцев солярным культом.

Вернемся к старинному албанскому календарю. Через 90 дней после начала года, т. е. в конце июля, отмечался праздник под названием «середины лета» (mjedis i verës), или «праздник высокогорного пастбища» (festa е bjeshkës), или же «праздник горы Томори» (festa е Tomorit) — священной горы в средней Албании, которую в народе называют «отцом»^{869}.

День «середины лета» — это коллективный праздник, на который сходились жители довольно больших округов, некоторым приходилось затрачивать по два-три дня на пеший переход по горным тропам. Угощение заготавливалось заранее с расчетом на большие коллективные трапезы. Односельчане собирались группами — мужчины, которые могут идти быстро, более медлительные пожилые люди, женщины с детьми и т. д., нагружали на вьючных лошадей и мулов приготовленную снедь, утварь, необходимые спальные принадлежности, сбивали в небольшие отары баранов, предназначенных для жертвоприношения, и пускались в путь.

Местом сбора были обычно определенные горные вершины. Там на высоте до 2 тыс. м зажигали огромные костры. Праздничная ночь проходила в песнях и танцах вблизи этих костров. В оживленной веселой толпе группы, пришедшие из разных сел, обменивались приветствиями и поздравлениями. Затевались различные игры, шутки, разыгрывались импровизированные сценки на темы местной жизни. Ружейные выстрелы оглашали окрестности (всякое торжество, празднество сопровождалось в старой Албании пальбой из ружей). Горящие куски красной материи, мелькая в руках танцоров, рассыпали в ночи снопы искр.

Наутро, едва забрезжит рассвет, все собирались около горного ручья или ключа (тоже раз и навсегда определенного) и промывали себе глаза его прозрачной водой. Церемония эта была обязательной: считали, что тот, кто пренебрег ритуальным омовением, напрасно совершал паломничество на священную вершину, всякое его начинание будет безрезультатным.

Вернувшись к кострам, пили кофе и ждали восхода солнца. Его появление на небосводе встречали криками радости и ружейными выстрелами. В этом обряде отразилась особенность древнейших религиозных верований албанского народа — почитание солнца^{870}. В албанском фольклоре можно найти множество примеров «персонификации» солнца, отношения к нему как к одушевленному существу^{871}.

Отзвуки поклонения дневному светилу остались до сих пор в клятвах — устойчивых словесных формулах, произносимых людьми машинально, по привычке, унаследованной от предыдущих поколений: «во имя неба и земли», «ради сияния света», «во имя солнца» (për atë dielli), «ради луча света» или «во имя солнечного света» (për atë rrezja е diellit). Эти и им подобные клятвы часто произносятся в народе. И только в городах к этим эмоциональным восклицаниям прибавляют «për zotin» («ради бога» или «ей-богу»).

Албанские горцы-христиане осеняли себя крестным знамением при первых лучах восходящего солнца, приветствуя появление древнего божества символом позднейшей религии. Совершая обряд оплакивания покойника, его помещали так, чтобы лицо его было обращено к солнцу. По мере передвижения солнца по небосклону положение покойника меняли, снова и снова поворачивая его к солнцу^{872}.

Обряды, связанные с культом солнца, нашли свое характерное выражение в празднике середины лета.

Встретив солнце, толпа растекалась по пастушеским станам, разбитым на высокогорных альпийских лугах пастухами, которые еще в день св. Георгия отправились со стадами овец на летние пастбища. Паломники обедали на станах, добавляя к принесенным из дома припасам свежее молоко и сыр. Затем обменивались взаимными пожеланиями благополучия и отправлялись в обратный путь, распевая песни и затевая пляски.

После праздника середины лета начинали заготовлять корм для зимнего стойлового содержания скота: нарубали ветви дуба и бука. В то же время происходила уборка кукурузы (из кукурузной муки выпекали пресный хлеб — главную пищу албанских крестьян, особенно горцев). Этими работами были заняты с конца июля до начала сентября.

Надо полагать, что именно в связи с окончанием главных сельскохозяйственных работ находятся обряды, совершавшиеся в течение августа в каждом районе страны в своем определенном месте. В этих обрядах можно проследить пережитки еще одного древнейшего культа в религии албанцев — культа духов — хозяев местности.

Согласно народным преданиям северной Албании в горах и рощах, на перевалах или вблизи горных ключей живут прекрасные и могущественные волшебницы — заны (zanët). В южных албанских областях их называют jashtësmeja (буквально: «находящаяся снаружи», т. е. вне человеческого жилья), fat’mire («добрая судьба»), nus'e mallet («молодица гор») или говорят о них описательно: «те, которые обитают в добрую ночь» (ato qe banfshime naten’e mirë). В этих наименованиях чувствуется оттенок эвфемизма, который вытекает из суеверного страха людей перед неведомыми существами. Некоторые авторы склонны сближать эти сверхъестественные существа албанской мифологии с греческими нереидами (νεραιδες)^{873}, близки они и славянским вилам. Заны — красивые юные женщины, на юге их представляют низкорослыми, как детей; они легки и воздушны, одеты в белые одежды. Они обитают в укромных, скрытых от человеческих глаз местах и могут рассердиться и жестоко наказать человека, нарушившего их покой. Тому, кто добр, честен и благороден душой, заны помогают волшебными чарами.

Албанский эпос хранит множество прекрасных легенд о богатырях, которым в трудную минуту пришли на помощь хозяйки гор и рощ^{874}. К занам родных гор взывает о помощи женщина, уроженка северного высокогорья, выданная замуж в далекий город Шкодру, и волшебницы из отчего края помогают ей за то, что она чтит обычаи предков^{875}.

Вера в сверхъестественные существа — хозяев природы заставляла людей относиться с суеверным почтением к местам, чем-либо особенно примечательным: к вершинам гор, оголенным ветрами большим камням, огромным дубам, уединенным горным источникам и т. п. Все эти места казались обиталищами мифических существ.

Древние языческие традиции держались среди албанского народа крепко. Жители сельских мест, особенно горцы, еще в начале XX в. с неизмеримо бо´льшим интересом и усердием справляли местные праздники, не говоря уже о таких значительных, как день лета (Георгиев день), или день «середины лета», чем главные праздники христианской и мусульманской религии — пасху и байрам.

Традиция, перешедшая от предыдущих поколений, велит жителям каждой округи идти всем вместе в определенный день на вершину горы и там жарить на вертеле барана («делать курбан») и съедать его сообща. Такое празднество неизменно завершалось песнями, танцами, всеобщим весельем. Нет сомнения, что мы имеем дело с пережитками древних жертвоприношений духам — хозяевам местности, совершавшихся по окончании главных сельскохозяйственных работ в особо почитаемых местах. На священных вершинах накапливалось множество рогов принесенных в жертву баранов.

Народ сам пытался найти объяснение, почему для празднества были выбраны именно эти места и эти даты. По мере того как тускнели и стирались древнейшие представления о духах — хозяевах природы, люди были склонны толковать привычные обряды как церемонии в честь христианских, а позже мусульманских святых. Новые религии не уничтожали традиционные обряды, происходило лишь замещение персонажей, которым эти обряды посвящались. Поэтому в августовских праздниках принимали одинаковое участие христиане и мусульмане.

Вот несколько примеров таких местных праздников.

В первой половине августа на северо-востоке албанского ареала происходил праздник на вершине горы Паштрика, где делали курбан (жарили жертвенного барана). Для совместного празднования собирались мусульмане из области Хаси и католики из окрестностей Гьяковы (современная Джяковица, в Югославии). Истоки этого праздника забыты. В народе, по воспоминаниям людей старшего поколения, его связывают то с троицей (Sancta Trinitas), то с праздником преображения господня — 6 августа (Shnderim i Atit, диалектальные формы shndertati или shndritati). Очень похожий традиционный праздник, сопровождавшийся поеданием жертвенного барана, песнями, танцами, происходил 15 августа в местности Дукагьини (северная Албания). Название этого праздника не сохранилось.

10–15 августа на самой высокой вершине в горах Люмы совершался праздник под названием «воскрешение» (gjalliqes). Ныне смысл этого праздника совсем утерян. Помнят только, что он выражался в почитании источника (ключа), который назывался «источник богини» (kroni i Zojës).

Выбор в качестве праздничной даты 15 августа можно смело связать с христианским праздником успения богородицы. Следует напомнить, что православие развивалось в албанских землях под прямым влиянием греков, а среди них почитание божьей матери особенно развито. Возможно, в старые времена в той или иной местности находился храм, посвященный деве Марии, о нем уже забыли, а день ее памяти остался как традиционный праздник этой местности. В Мати (северная Албания), например в с. Базья, день св. Марии отмечали совместно и католики и мусульмане. Как уже упоминалось, в албанском фольклоре духи-хозяева местности представлялись в женских образах. Так языческий и христианский персонажи слились воедино.

После распространения ислама жители сел, расположенных окрест Томори, продолжали 15 августа ходить на вершины и делать там курбан. Но смысл этого восхождения уже изменился: оно превратилось в паломничество к могиле мусульманского святого Баба Абаз Али. Известны многие другие горные вершины (например, в местностях Мати, Круя, Курвелеш), где в определенные дни августа совершались жертвоприношения и куда сходились люди мусульманского вероисповедания для совместного веселого времяпрепровождения^{876}.

Итак, в Албании летом и осенью совершались обряды ярко выраженного производственного характера, завершавшие главные хозяйственные заботы. А наиболее важные обряды календарного цикла приходились на зимний, весенний и самое начало летнего периода — с 24 декабря по 24 июня.

Была еще одна группа обрядов, совершавшихся в летний сезон, хотя и не приуроченных к определенным датам, — магические приемы вызывания дождя.

Албанские крестьяне, как и земледельцы в любой стране, зорко следили за явлениями природы, подмечали, когда обильные дожди наносят вред урожаю, а когда они необходимы:

Зато летняя засуха — сущее несчастье: «в засушливый год и град хорош» («në mot të tatë është i mirë dhe breshëri»), гласит народная поговорка^{878}.

Обряд, имевший целью вызывать дождь, практиковался во всем албанском регионе и назывался дордолеца (dordolece), а также другими наименованиями, известными среди славян и греков: рона, перперона, пеперуна, добердоле, дождоле, додоле. По своему содержанию и внешнему оформлению он также был идентичен обрядам всех балканских народов. По полям и селениям, распевая песню-заклинание, ходила процессия девочек. Одна из них была нагая, прикрытая зеленью. Позже дордолецу вместо живой девочки изображало чучело (полену придавали форму человеческой фигуры, закутывали его в тряпки). Процессия останавливалась перед каждым домом, хозяйка обливала дордолецу водой, а девочкам давала что-нибудь из еды (преимущественно молочные продукты), позже стали одаривать мелкими деньгами.

В текстах песен-заклинаний, которые пели участницы процессии, не допускались импровизации, так как самой словесной формуле придавали особый колдовский смысл. Другими словами, обряд включал вербальную (словесную) магию.

Подобная песня-заклинание, «вызывающая дождь», сохранилась и в фольклоре арбрешей Сицилии — потомков албанских переселенцев.

Характерны просьбы о ниспослании дождя, направленные сверхъестественному существу: в древнейших вариантах таковым был мифологический громовержец, в более поздних — Илья-пророк, а еще позднее — пророк Мухаммед^{881}.

Кроме засухи, полям и виноградникам может принести беду нападение вредителей: гусениц, насекомых и т. д. В этих случаях прибегали к магическим приемам, имитирующим похороны вредителей. Женщины составляли «похоронную процессию»: распустив волосы (как это принято среди албанок в знак траура), они несли несколько гусениц, жуков и других вредителей к реке и бросали их в воду^{882}.

В сентябре, согласно традиционному календарю, наступал последний сорокапятидневный отрезок летнего сезона. В это время приступали к сбору винограда, который осуществлялся совместными усилиями односельчан. Коллективный сбор винограда выливался в «праздник сбора винограда» (festa е të vjelunave).

Родственники, друзья, соседи сообща работали на виноградниках друг у друга. Хозяин виноградника угощал всех помогавших ему обедом и свежесрезанными гроздьями. В первой половине XX в. традиция соседской взаимопомощи сохранялась в Албании лишь местами, в большинстве же случаев владельцы виноградников нанимали платных работников. Но оставался в силе обычай устраивать общее угощение для работавших, сопровождавшееся танцами, пением, играми.

В южной Албании в окрестностях Гьрокастры сохранялся довольно долго обычай возобновления закваски для теста, который совершался в праздник уборки винограда: отбирали непопорченные свежесрезанные грозди, их мякоть замешивали с мукой. Полученной таким способом закваской хозяйки пользовались в течение года до следующего сбора винограда^{883}.

По аналогии с церемонией возобновления закваски у греков и других балканских народов, которая совершалась в церковный праздник воздвижения^{884}, можно догадаться, что праздник сбора винограда и в Албании сочетался с этой христианской датой.

Когда последняя сельскохозяйственная культура — виноград — была убрана, уничтожались изгороди из ветвей колючего кустарника вокруг полей и лугов, которые к этому времени были уже скошены. Пастухи с этого момента получали право выпасать скот на всех обрабатываемых площадях. Таким образом, праздник винограда был важной датой и в скотоводческом хозяйстве, поэтому среди пастухов он назывался «праздник освобождения полей» (festa е leshimit të fusheve). В этот день пастухи делали курбан и пировали^{885}.

Албанским ученым удалось выяснить названия некоторых из сорокапятидневных отрезков старинного календаря. Последний отрезок летнего сезона назывался vjeshta. В современном литературном языке он означает «осень». Он охватывал время примерно от 6–10 сентября до 25 октября. В этот период албанские крестьяне подготавливали поля к посеву озимых, стада овец начинали спускаться с высокогорных пастбищ, происходила случка скота, прекращалась дойка. Пастухи совершали вторую в году — осеннюю — стрижку овец.

26 октября — день св. Димитрия — соответствовал в традиционном календаре «празднику зимы» (festa е dimnit). Это была поворотная дата сельскохозяйственного календаря. Снимали урожай фруктовых деревьев. Стада завершали свой спуск с высокогорных лугов на зимние пастбища. Наступал срок расчета с наемными пастухами. Вследствие этого в Албании установился обычай рассчитываться со всеми наемными работниками в день св. Димитрия. Как и другие календарные праздники, Димитров день отмечали в прошлом не только христиане, но и мусульмане^{886}. Наступала самая обильная пищевыми припасами, самая спокойная пора года — время, когда предпочитали играть свадьбы.

Так завершался годичный цикл трудов и праздников.