Камни Рун. Том 2

Глава 16. Сезон Клинков

— Отец.

Витати встала на колени и опустила голову.

Великий Шаз Тати восседал в самом центре Главного шатра. Стул Шаза стоял на небольшом постаменте, а весь пол шатра был устлан дорогими коврами, гобеленами тонкой работы, шкурами горных хищников, украшен отрезами лучших тканей. Все это было получено или в подарок, или добыто в бою в качестве хабара, но в отличие от прочих воинов, Великий Шаз не мог оставить это в личное пользование. Так что все, что могло пойти под ноги предводителя келандцев — шло на украшение пола Главного шатра, превращаясь в огромный пестрый ковер, сшитый из множества огромных лоскутов. Так Шаз показывал не только собственную удаль и умение вести за собой, но и демонстрировал, что хабар для него — лишь грязь под ногами. Ведь хуже трусливого Шаза может быть только Шаз жадный.

Витати много дней провела, разглядывая части этого огромного полотнища, что отражало подвиги ее отца. Водила пальцем по тонким шелкам, барахталась в густом меху медвежьих шкур, гладила кожу тончайшей выделки. С тех пор, как она в последний раз ступала на этот ковер, в нем добавилось частей, но кое-какие отрезы, уже потертые и поблекшие от времени, она узнавала.

В шатре стояла гробовая тишина. Отец как раз принимал своих командиров, когда она, в сопровождении братьев Вирати и Винати вот так ввалилась. Воскресла из мертвых.

Тати, не говоря ни слова, просто дважды хлопнул в ладоши.

Мужчины и женщины, что еще мгновение назад наполняли шатер, почти суетливо устремились к выходу. Вышла даже охрана. Внутри остались только сам Великий Шаз, его ближайший помощник, Витати и оба брата-винефика.

Мужчина еще раз окинул взглядом шатер, дабы удостовериться, что лишних людей в нем не осталось, после тяжело поднялся на ноги и, сойдя с трех узких ступеней постамента, подошел к дочери.

Она видела только носы его сапог, чуть загнутые. Простые, но крепкие сапоги. В таких не жарко на степном пекле, в таких тепло стылой зимой.

— Почему ты еще жива? — спросил Тати.

— Пустота… — дрогнувшим голосом сказала Витати. — Я не смогла…

Старый кочевник ничего не ответил, но так внезапно развернулся на пятках, что Витати чуть не села от неожиданности, едва удержавшись в своей унизительной позе.

— Мы тебя примем. Я верну тебе имя.

И замолк.

Никаких объятий, никакой радости. Вернуть имя — значит, ее выписали из мертвых обратно в живые. Но Пустота принимает все дары, которые ей подносят. Отец понял, что она просто сбежала. Предала свой народ…

Витати почувствовала, как крепкие руки братьев поднимают ее с ковра, чтобы вывести прочь. Видимо, отец подал им знак.

Она подчинилась, не могла не подчиниться. То, что Великий Шаз не приказал отсечь ей руки и голову прямо там, на месте — большая удача. Он даже не отказался от нее, сказал, что вернет ей имя, данное ей по праву рождения. Но не больше. Хотя, на большее она и не смела рассчитывать.

Следующие две недели прошли в оглушительном молчании. Ее поселили с одинокими женщинами, что сейчас рьяно готовили все необходимое к Сезону Клинков. Вдовы, старухи, просто увечные и бездетные — невеселая компания для умелого воина и мощного винефика, коим была Витати. Но девушка приняла эту немилость, приняла волю отца. Если Великий Шаз решил, что ей место здесь — значит, она тут и останется. Наверное, сейчас не время и не место для общения по душам. Их стоянка кишела чужаками — минимум четыре соседних клана соберется на Сезон в одном месте, дабы заключить новые браки и союзы. Кровь Степи нельзя разжижать родственными браками, таков закон. Так что Витати просто молча принялась за работу, которой сейчас хватало.

Место для Сезона было выбрано хорошее. В полудне пути от основной стоянки клана, у излучины реки. Там уже стоял временный лагерь, туда потихоньку отправлялись люди с припасами и всем необходимым. Основный праздник продлится минимум неделю — слишком много молодежи подросло, слишком редко кланы собирались вместе. Раз в пять, а иногда и десять лет.

Время от времени Витати ловила на себе косые взгляды. Особенно рьяно на нее смотрела одна из старух — полуслепая развалина, имени которой Витати или не знала, или не помнила. Она вообще плохо знала всех этих повитух, сиделок и прочих баб, что следили за стоянкой и детьми, пока воины были в походе. А Витати была воином. Она никогда и не мыслила себя никем другим, кроме как солдатом, а когда ей, будучи еще девочкой, открылись белые руны — ее судьба была предрешена. Как же отец был ею горд! Винефик! Белых рун! Прирожденный убийца магов, его, Тати, дочь! Она помнила, как тогда еще молодой, с длинными черными волосами и такими же белесо-мертвыми глазами, как и у нее, Тати на глазах у всех подарил ей коня и саблю. Знак того, что она принята в ряды воинов клана, не по праву рождения, но за свои умения и навыки.

Как она надрывалась! Сколько крови, слез, пота было пролито с учителями! Ее тело месяцами не знало отдыха, а временами Витати думала, что у нее вовсе не осталось целых костей — так сильно и часто ее били палками во время тренировок.

И вот теперь, она сидит здесь. Перебирает припасы, занимается готовкой, плетет веревки. Делает, что скажут. А говорят ей немного — принеси, подай, делай. Все, что она слышит от других женщин.

Спали там же. Келандцы не то что бы презирали вдов или бесплодных, такие женщины сами держались особняком. К ним шли за советом, за помощью, когда не хватало свободных рук. Они были и портнихами, и няньками, и кухарками для своего клана — если уж они более не могли дать клану нового воина или невесту, то помогали своим трудом. Молодых девиц кроме Витати в шатре не было: если можешь понести, то ищи себе вдовца под стать, да живи как человек. А нет — доживай во вдовьем шатре.

Через несколько дней к ней пришел Гатис, правая рука Великого Шаза. Мужчина, не говоря ни слова, подал знак, чтобы Витати шла за ним.

Девушка отложила шитье и с готовностью проследовала за помощником.

В Главном Шатре стоял полумрак. У стен — несколько едва тлеющих жаровен, да небольшой фонарь под самым куполом. Посреди шатра стоял стол. На нем, как Витати помнила по своему детству, отец обычно раскладывал карты, если держал совет с прочими бойцами и военачальниками, либо же складировал грамоты, что приходили в степь с юга. Сейчас же на потемневшем от времени дереве лежали пожитки Витати, которые сняли с ее лошади, как только она прибыла в клан.

— Западные монеты, странные одежды и вот это… — сказал Тати, поднимая в руке тяжелую саблю. — Что это вообще такое?

— Сабля, — односложно ответила винефик.

— И ты взяла этот мусор в руки? — удивился Великий Шаз. — Одного взгляда на нее хватает, чтобы понять, что кузнец был идиотом и…

— Это подарок, — ответила келандка.

— Подарок?

— Важный подарок. И я к нему привыкла. Да и найти в тех краях достойное Воина Степей оружие непросто.

— В каких же краях? — спросил ее отец. — Я вижу имперские монеты, но они в ходу и в той же Агрании.

Великий Шаз жаждал ответов. Было видно, что Тати пытался восстановить маршрут дочери, глядя на ее вещи, но так и не смог понять, где она была все эти годы. Так что теперь он вызвал ее на разговор.

Лицо мужчины было хмурым; сдвинутые брови, чуть поджатые губы. Морщины в уголках глаз сложились веерами, выдавая истинный возраст Великого Шаза, а пальцы правой руки — крепко сжаты. Будто бы он в любой момент был готов стукнуть кулаком по столу.

— Так где ты была, Витати? — спросил он.

— Это долгая история, отец…

— Тогда поторопись, — перебил ее мужчина. — То, что ты сделала… Я еще могу понять. Не принять, но понять. Каждый может дрогнуть пред лицом судьбы. Но где ты была столько лет? Почему вернулась только сейчас?

— Неужели это так важно? — спросила Витати.

Она не хотела отвечать. Не хотела делиться своей историей. Она вообще не слишком хотела вновь оказаться в Степи, но Рей…

— Важно! — воскликнул Великий Шаз. — У людей много вопросов! И я должен дать ответы! Многие считают, что тебе место не среди вдов, а у столба во время открытия Сезона Клинков! Так что да, это важно!

Он злился. Злился на то, что она дрогнула. Злился, что она жива. Злился, что вынудила его столько лет считать ее мертвой.

Тати был любящим отцом, она это знала. Судьба дала Великому Шазу только ее, Витати, дочь-винефика. А после, когда он принял на очередном Аб-Ренире высокий титул верховного полководца, о новом браке речи и не шло. Теперь его жена — Степь. Теперь его дело — Война, а семья — объединенное войско кланов.

И она стала говорить. Она видела, как меняется лицо отца, как мрачнеет и мрачнеет его взгляд. Она видела, как побледнел от ярости Гатис, когда она рассказала про Осиора, архимага Виолу и Шамоград. Она понимала, сколько законов она нарушила.

— И все эти преступления… — хрипло начал отец, — ради… Мальчишки?

— Я воспитала его винефиком, столь же умелым и яростным, как воспитали братьев-близнецов. Даже сильнее, — склонила голову Витати.

Она стояла на том же месте, когда и вошла внутрь. Солнце, что пробивалось через вырез в куполе шатра, уже давно ушло, жаровни окончательно погасли, и все трое остались только в неверном свете фонаря, что бросал неровные блики на их лица и едва-едва добивал до стен. Казалось, шатер стал больше в размерах, стал гигантским, бескрайним. Таким же, каким было и предательство Витати.

— Но он же печатник, — возразил Гатис. — И сильный.

— Он винефик, — упрямо повторила Витати. — Был до последнего момента, пока Пустота… Не сожгла его.

— И сейчас этот Рей, а вместе с ним и наследница дагерийского трона где-то в наших степях? — уточнил Гатис.

Витати только молча кивнула.

— Все равно мы не можем пропустить чужака в святилище, — покачал головой Великий Шаз. — Любой чужак, что приблизится к тем горам, должен умереть. Таков закон.

— Но отец!..

— Хватит! — рявкнул Тати. — Хватит! Ты столько лет просидела на западе, что, видимо, совсем забыла о том, как себя вести!

— Это важно! Не только Рей ищет святилище! Есть и печатники, которые…

— Все равно, кто сунется к нам, — отрезал Тати. — Они все умрут. А тебе стоит избавиться от этой дури, что ты нахваталась в чужих краях. Пойдешь открывать Сезон с молодыми!

От этих новостей Витати осеклась на полуслове, а Гатис и вовсе притворился, что его тут нет. Открывать сезон? Но как…

— Тебе нет больше места в войске, пока я Шаз, — продолжил мужчина. — А значит, ты найдешь себе мужа, пока не стала совсем старухой. Вот мое решение.

Глаза Витати опасно сузились.

— Я столько лет корила себя за то, что случилось. Пошла на договор с Дробителем, из числа Трибунала, мечтала умереть от его руки! Я нашла могущественных союзников для нас! Нашла тех, кто сможет если не усмирить Восточный Круг, то уж точно — поубавить его прыть. Я жила под одной крышей с наследницей целой империи, а Дагерия намного более могущественна и обширна, нежели наши степи! Я вернулась домой, с позором, но просьбой о помощи. Потому что так лучше для всех! А что делаешь ты? Как поступаешь ты с родной дочерью?!

— Моя дочь должна была стать Невестой Пустоты! — проревел Тати, хватаясь за нож на поясе. — Вот что должна была сделать моя дочь, которую я оплакал и похоронил, душу которой должна была забрать степь! А ты лишь ее тень! Ты забыла свой народ! Какой-то мальчишка и его возня с заморскими магами важнее тебе закона предков!

— Ты просто хочешь меня наказать! Так накажи меня, а не весь свет! Весь Келанд! Придумай мне кару! Но сделай как лучше для своего народа! Найди союзников за морем! Принеси в степь мир!

— Замолкни! Или навечно отправишься во вдовий шатер!

— Ты глупый, злобный старик! Война высушила тебе мозги и сердце! — воскликнула Витати. — Я видела Пустоту Рея! Он должен попасть в святилище!

— Не будет этого!

Эти слова Тати прокричал уже в спину дочери. Гатис было дернулся остановить девушку, но старый Шаз махнул рукой. Пусть идет.

Все произошло, как и всегда. Обычно спокойная и хладнокровная Витати, смиренная и молчаливая Витати, при нем, родном отце, выпускала наружу своих демонов. Становилась вспыльчивой, крикливой. Всегда спорила, всегда считала себя правой. Он надеялся, что что-то изменилось и сначала ему показалось, что так оно и есть — девушка почти спокойно восприняла весть о том, что она будет открывать Сезон Клинков наравне с молодежью. Но вот когда разговор зашел об этом Рее…

— Гатис, — односложно кивнул на выход из шатра Тати.

— Я займусь, — кивнул помощник, кладя руку на грудь.

— Не сегодня, через пару дней. Разузнай, как выглядит этот Рей. Дочь сказала, что он откуда-то с юга, значит, слегка смугловат. Но точно не похож на гохринвийца, я видал купцов из тех краев. И при нем будет похожий доспех или одежда.

— Либо же, он будет одет как кочевник, — возразил Гатис. — Витати сказала, что сделала из него винефика. А значит, он умеет выживать в степи.

— Или так, — согласился Шаз. — организуй все. Пусть ищут пару или одинокого путника. Если он с имперской девчонкой или без — он не сможет пройти мимо стоянок кланов, что собрались в этом году. Приведи его ко мне.

— Будет сделано, Великий, — кивнул Гатис.

Больше Витати не трогали. Отец будто бы забыл о ее существовании, и только Гатис, навестив ее на следующий день, задал несколько аккуратных вопросов касательно Рея.

— И зачем вам это? — прямо спросила винефик.

— Твой отец мудрый человек и лидер, — серьезно ответил Гатис. — Не стоит считать его глупцом. Если этот Рей появится в наших краях, его проводят к Шазу.

— Вы не собираетесь его убивать, как и любого чужеземца? — подняв бровь, спросила девушка.

Гатис только пожевал свои крупные, обветренные губы, после чего ответил:

— Великий Шаз никогда не принимает поспешных решений. Но и любому донесению твой отец тоже не доверяет. Если этот Рей на самом деле посланник Пустоты, как ты и говорила, если ему судьбой предначертано попасть в святилище, то… Кто мы такие, чтобы гневать Пустоту, что дает силы нашим воинам?

Этот ответ Витати удовлетворил. После разговора с родителем она и сама поостыла и по-другому взглянула на ситуацию, посмотрела на происходящее глазами ее отца. И в самом деле, поверить в существование Рея, парня с Запада, что способен восстать из мертвых, довольно сложно. Чтобы убедить отца, ее ученику придется продемонстрировать силу осколков и Пустоты в его груди, вне всяких сомнений. Но после этого…

Витати не хотела думать, что ей придется стать проводником для Рея. Вряд ли отец отпустит кого-то из старейших на Север, чтобы показать чужакам святыню клана Тати. А значит эта роль уготована ей, Витати.

С каждым днем на стоянку клана прибывали все новые и новые гости. Часть — оставалась тут, другие — уходили дальше, к месту проведения праздника. Стала собираться и Витати. Рано утром она помогала вдовам грузить еду и скатерти для столов, когда к ней подошли несколько молодых женщин, а также братья-винефики.

— Пойдем, — кивнул Винати.

Ее обмыли, заплели волосы в мелкие косички, которые сразу же умаслили так, что с кончиков капало на пол. Девушки помогли ей одеться, а старший из братьев, Вирати, как достойный ее навыка воин — застегнул на бедрах перевязь с богато украшенной саблей, достойной дочери Великого Шаза. Младший протянул ей свой лук и колчан с короткими стрелами.

Когда все было готово, Витати почувствовала себя богато украшенной куклой. Она была винефиком, она никогда не участвовала в пляске Клинков, чтобы найти себе мужа. Единственной семьей Витати был клан. Именно клану она служила, за клан проливала кровь и для клана тренировала новых бойцов так же, как тренировали когда-то ее. А вот теперь, почти выйдя из возраста девушки — по меркам степи она была уже практически зрелой женщиной — она, вместе с молодыми мальчишками и девчонками понесется вскачь к позорным столбам, дабы пролить первую кровь и начать Сезон Клинков.

Вот только если для большинства юношей и девушек эта пролитая кровь на самом деле будет первой, то вот она, Витати, пролила ее уже целые реки. Без сомнений, без сожалений. Сначала — за клан, потом — за саму себя.

«Или за Рея», — подумалось винефику.

Огонь костров, искры жаровен, гулкий, густой бой огромных барабанов. Солнце уже коснулось горизонта, уходя до рассвета. Столы ломились от снеди, но ее время придет позже. Для молодежи самое время вкусить мяса, сделать пару больших глотков кислого кимиза, после чего — в седло и вперед!

Где-то там, среди других лидеров кланов, мелькала широкая спина ее отца. Это на самом деле был большой праздник — пять кланов собралось в одном месте, чтобы освежить свою кровь, заключить новые союзы. Большинство лиц Витати не знала, лишь немногие — были ей смутно знакомы. Так что, попытавшись раствориться в потоке молодняка, что нет-нет, да и поглядывал на богато одетую Витати, девушка делала то, что должно.

Она не собиралась замуж. Во всяком случае, не сейчас. Она слишком умелый воин — нет и не может быть ей достойных противников во время Пляски Клинков. Она просто скажет отцу, что в этом году не нашлось достойных ее милости, а потом, может, он простит ее и она сможет вернуться в войско…

После того, как проведет Рея на север.

Она несколько раз спрашивала Гатиса, не нашли ли ее ученика, но дозорные поймали лишь пару гохринвийских бродяг, что, видимо, бежали в степь от своих же. Мародеры, дезертиры, бандиты, беглые крестьяне — все они почему-то считали, что от преследования лучше уйти в степь и через нее попытаться добраться до восточных пределов. Вот только большинство из них погибало под копытами коней келандцев, не имея возможности поведать соплеменникам о том, что степь не так уж и доброжелательна и пуста, как принято считать.

Она, как и все остальные, запрыгнула на специально подведенного коня, как почувствовала что-то неладное. В глазах потемнело, а в следующий миг молодежь, под ободрительные крики соплеменников, сорвалась с места и, подгоняя лошадей, помчалась к столбам, где были прикованы пленники. Витати, не понимая, что происходит, чуть замешкалась, из-за чего оказалась в самом хвосте. Что-то было не так, что-то выкручивало ей жилы, будто бы…

Краем глаза она заметила какую-то суету у столов. Это братья Винати и Вирати бежали, расталкивая гостей, к свободным лошадям. Но вот, небо озарилось огромной печатью Ман-Ман-Ман, а спустя миг все поле было озарено светом магического светила этой руны, столь мощного, и столь жаркого, что Витати захотелось бросить поводья и закрыть лицо руками. Вся степь наполнилась криками, люди побежали к перевязям, мужчины хватались за оружие, женщины уводили в сторону детей и стариков. Печатники! Но как они попали сюда?!

Молодняк, что еще секунду назад яростно скакал вперед, готовый оросить кровью землю и начать Сезон Клинков, мигом превратился в испуганную кучку юных всадников и всадниц. По толпе распространялась паника, кони ржали, парни крутили головами, девушки — опасливо поглядывали на родню, что осталась за спиной. Они еще не были полноценными воинами — лишь вчерашние мальчишки и девчонки, что сегодня готовились вступить во взрослую жизнь. Они хотели всю ночь есть, пить и плясать. Да, может быть, кто-нибудь из них и зарубил бы пленника, но столбов едва ли набралось бы и с десяток, а всадников было не меньше пяти дюжин. И Витати — среди них.

Свет магического светила Ман только что не обжигал кожу и был столь ярким, что казалось, будто из мира вовсе исчезли тени. Витати уже толком и не видела основной лагерь, где были накрыты столы и еще минуту назад били барабаны и радостной кричали члены пяти кланов. Казалось, она попала в огромный колодец света, из которого не было выхода.

Нужно что-то делать, нужно увести молодежь, пока…

— У нас есть оружие! Вперед! — воскликнул какой-то юнец, привставая на стременах. — Ударим по врагу! За степь! За Келанд!

И тут же яростно закричал, потряхивая над головой лохаром.

Дезориентированные, прочие всадники тут же подхватили его крик; одни поверили в свою мощь, другие — просто от страха. И не успела Витати проронить и слова, как вся конная масса вновь двинулась к столбам, на источник, где родилась гигантская печать. Ведь маги не ходят в одиночку. Если там есть колдун — он пришел с сопровождением. С магом разберутся винефики, а они, молодые воины пяти кланов, смогут погрузить свои клинки в живую плоть врагов. И не символически привязанных к столбам, а пришедших уничтожить столь важное для них празднество.

Витати ничего не осталось, только как устремиться вместе со всеми вперед. До точки, где было создано мощное колдовство, было еще не меньше трех сотен футов — как раз наравне с рядами с прикованными пленниками.

Кто это мог быть? Этот Вопрос стучал в ушах Витати. Кто-то из мощных печатников. Осиор, Виола — были слишком заняты возней вокруг дагерийского престола. Неужели в Келанд пожаловал Неро — третий и последний колдун, который доподлинно знал о существовании камней рун? Заручился поддержкой западных соседей и привел достаточно большой отряд, чтобы застать келандцев врасплох…

Все нутро Витати в очередной раз перевернулось и сжалось в холодный комок. Ее едва не вывернуло прямо на шею лошади, но она смогла удержаться, хоть в глазах и прыгали красные точки. До конца не понимая, что она делает, келандка подстегнула своего коня и вырвалась вперед, в тоже время выбрасывая перед собой молочно-белую завесу чистой силы руны Вун.

Вокруг послышались недовольные крики разгоряченных юнцов — белая преграда мешала обзору, и всей группе пришлось сбросить темп и перевести лошадей на шаг. Витати же все сильнее и сильнее накачивала силой Вун пространство перед собой, даже обратилась к силе Пустоты, что искажала магические потоки. Что угодно, лишь бы лишить пространство вокруг любой магии! Что угодно…

Копье Света, в поперечнике не меньше семи футов, ударило левее того места, где находилась Витати. Колдовство было такой силы, что свет Ман, что сумел прорваться через барьер Вун, опалил шкуры нескольким лошадям и зажег одежды на одном из молодых келандцев. Но едва Витати обрадовалась, что смогла удержать напор противника, небо над ее головой зажглось оранжевым.

Чья-то чудовищная воля сейчас по частям собирала огромную полусферу из щитов вокруг все еще пылающего светила Ман. Казнь Света? Любимое заклинание дробителей, которым они с изощренным садизмом казнят провинившихся магов?

Витати было крикнула, чтобы все убирались прочь, но молодые люди и без нее поняли, что дело дрянь. Один за другим, всадники разворачивались и во весь опор срывались в сторону лагеря. Быстрее, отступить! Перегруппироваться! Колдунов слишком много, если они способны творить подобное колдовство!

Казалось, вокруг вовсе не осталось белой магии — Витати выкачала все досуха, прогнала по своим жилам, и выпустила перед собой в качестве барьера. Любое, даже самое мощное заклинание, встретившись с подобной преградой, потеряет свою мощь и не причинит ей никакого вреда. А что до ожогов светом — у клана было достаточно умелых целителей для того, чтобы вылечить ее после боя.

Понять бы, куда именно направлены щиты, куда будет бить луч света…

Земля под ногами дрогнула раз, другой, отчего вроде и выученный, конь под Витати дико заржал и попытался сбросить всадницу, что удерживала животное на месте. Винефик же лишь крепче сжала коленями бока животного и натянула поводья, отворачивая голову коня в другую сторону. Не сейчас! Надо еще немного подождать!

Когда в воздух перед ней, поддерживаемый со всех сторон дикими щитами Ур, взмыл ком земли тридцать футов в поперечнике и устремился навстречу светилу Ман, Витати поняла, что ей не победить. Едва столкнувшись с летящей почвой, рукотворное солнце лопнуло, раскалив докрасна закованный в сияющие оранжевым светом щиты Ур грунт, который не разлетелся во все стороны, только удерживаемый силой магических щитов. Земля мигом превратилась в огромную пылающую глыбу, закованную в оранжевое, а после — с огромной скоростью устремилась прямо на голову винефика.

Витати же могла только смотреть, как на нее летит этот пылающий хаос, который размажет ее, словно удар ладони — надоедливую муху.

И тут к ней пришло осознание. Она знала только одного мага, который был способен на такое. Эпицентр колдовства был на линии позорных столбов, где были закованы пленники. А ей сказали, что… Витати не успела закончить мысль, как пылающее инферно над ее головой раскололось на части от слаженного удара режущих щитов и лезвий Фео, выпущенных братьями Винати и Вирати.

Огненная смерть, что неслась в ее сторону, мигом прекратила свое существование, осыпавшись дымящимися комьями по всему полю.

— Вперед! — скомандовал Гатис, поднимая над головой свою кривую саблю, и объединенные силы пяти кланов с братьями-винефиками на самом острие устремились навстречу нежданному врагу.