— Как все прошло?
Осиор опасался этого вопроса. Маг решительно пересек убогую комнату и подбросил в камин несколько кривых поленьев.
— Ты говорить разучился? — повторила свой вопрос Виола.
— Хорошо прошло, — ответил маг, сбрасывая с плеч плащ. — Как и ожидали.
— Они тебе поверили?
— Да.
Виола недовольно поджала губы, но все же поднялась со своего места, приобняв мага за плечи.
— Это необходимо, милый, ты сам знаешь. И это вовсе была твоя идея.
— Варналы хорошие люди…
— И они будут делать хорошее дело, — перебила мужчину архимаг.
— Если бы они знали правду, то не думаю, что согласились бы, — ответил Осиор.
Маг стоял с плащом в руках и наблюдал, как огонь жадно облизывает принесенную ему жертву.
Он был далек от политики. Он был далек от таких игр. Он всегда презирал эту возню. Он был стражем Устава, Гневом Круга, тем, кто наносит последний удар. Никаких страхов, никаких сомнений. Только Закон Магов, только справедливые приговоры. В этом была жизнь, суть Осиора. Но теперь, за последние два года…
Больнее всего ему было ото лжи о судьбе принцессы Отавии. Девчонка погибла в пожаре — они нашли ее труп. Обуглившийся до неузнаваемости, но пламя было недостаточно жарким, чтобы уничтожить одну важную деталь. Оплавившийся, но все еще сохранивший свою форму, амулет на груди с лопнувшими в огне камнями. Амулет, что подарил Отавии его ученик, и который она с огромным удовольствием и почти что с гордостью носила, не снимая.
А его ученик… Осиор смирился с гибелью Рея. Было больно и горько, парень подавал такие надежды. А потом это происшествие в Нипсе, дубовая хворь, долгое восстановление, странная магия, что изменяла его по ночам. Он постоянно вспоминал парня, постоянно прокручивал все, что знал о своем ученике, будто бы упускал что-то крайне важное. История Рея была полна темных пятен и неизвестного. Он был связан с Камнями Рун, это факт, как и то, что они на самом деле существовали. Но что случилось там, в полях Лаолисы? При жизни Рея он ощущал давление некой тайны, что легла между ними. Эта тайна была с самого первого дня, она возникла еще до того, как Ирман притащил мальчонку в его кабинет с весами и склянками, что он умыкнул из его седельных сумок.
Но Рей погиб и тайна осталась тайной. Он никогда не узнает, что же так его тревожит, что не позволяет с тихой и какой-то светлой грустью вспомнить этого темноволосого паренька, который постоянно смотрел исподлобья, будто маленький волчонок.
Последующие дни прошли в хлопотах. Довольно быстро Осиор получил несколько больших кошелей, набитых камнями и крупными монетами — первый вклад барона в дело сопротивления. Часть денег должна была пойти на подкуп шамоградских чиновников и стражи — Осиору было нужно свободно перемещаться по всей столице вне зависимости от времени суток. Но самый большой и тугой кошель Трибунальный Истигатор приберег на особое дело.
Погода стояла мерзкая. Низкие свинцовые тучи, мелкая морось, которая, казалось, проникала не просто под плащ, а даже под исподнее, вымачивая сами кости. Резкие, совершенно непредсказуемые порывы ветра, которые пытались сорвать с него капюшон.
Истигатор шел боковыми улицами верхнего города. Замковая Гора — по правое плечо, впереди — виднеется стена. Тут, в не самых престижных комнатах проживал один из смотрителей башни. Посредственный маг, еще более посредственный человек, но что было на руку Осиору — трусливый и одновременно жадный.
Постучав в дверь дважды, а потом еще раз — как и было оговорено — истигатор замер, ожидая ответа.
Дверь открылась тихо и быстро. В проеме показалось вытянутное, будто крысиное, лицо его давнего знакомца.
— Господин Оси… — начал смотритель, но истигатор быстро поднял ладонь.
Никаких имен, никаких титулов.
— Все готово? — спросил Осиор.
Смотритель только мелко кивнул.
— Проникнуть в кабинет покойного архимага Аурантиса было непросто, ведь в Башне теперь всем заправляет граф Ронтор, — начал смотритель, — но я у него на хорошем счету, так что…
При новом имени его старого друга Осиор вздрогнул. Граф Ронтор. И ему он доверил жизнь Рея! Ему он доверил и свою жизнь! Множество раз! А он переметнулся, предал Устав, предал все, чему они служили!
— Тайник нашел? — уточнил Осиор.
Смотритель мелко закивал головой, приглашая мага в небольшую боковую комнату.
Ставни были плотно закрыты, а свет давала только одна небольшая свеча под колпаком из мутного стекла.
— Вот, все, что там было, господин истигатор… — залебезил мужчина, указывая на сверток, что лежал в углу.
Осиор поморщился от упоминания своего титула, а после в два шага пересек комнату и поднял сверток с пола. Тяжелый. Хороший знак.
— Ты открывал его? — спросил Осиор.
Глаза смотрителя забегали, но мужчина быстро сориентировался и мелко замотал головой.
— Никак нет, господин! Никак нет! Как вы и приказывали.
Осиор стал медленно разворачивать ткань, как почувствовал, нет, скорее как животное почуял, что что-то не так. Времени думать не осталось, так что маг просто рухнул на пол. Лучше выглядеть идиотом, чем умереть гордым умником.
Ощущения не обманули мага. Луч копья света ударил в стену, мгновенно оплавив камень. Перевернувшись на спину, Осиор увидел, как смотритель держит перед собой боевой амулет — такими пользовались в имперской гвардии — и с ужасом смотрит на еще живого мага.
Единственное, что оставалось смотрителю — попытаться сбежать. Но едва мужчина шелохнулся, Осиор уже собрал вторую печать набросил на изменника парализующее заклинание Рад-Эонх.
Мужчина замер, словно изваяние, Осиор же аккуратно перекатился к противоположной стене, под окно, после чего издал тяжелый стон, будто бы был тяжело ранен.
— Готово?! — донеслось откуда-то из коридора и в комнату вломились двое.
Одного из них Осиор знал. Чуть старше тридцати, рядовой истигатор, что служил в Шамограде, хотя самое место ему было бы где-нибудь на восточном побережье. Мелочный, склизкий человек, который все же сумел просочиться в ряды Стражей Устава. Никки, или Микки, как-то так его звали, если истигатора не подводила память. Он никогда не нравился Осиору, но его обучением занимался не он, тогда за это отвечал лично Имирий. Третьего подельника же он видел впервые. Может, кто-то из новеньких, а, может, и вовсе не колдун.
Колдовать времени не оставалось — слишком мала дистанция. Так что Осиор, все еще издавая страшные звуки, запустил руки в сверток и нащупал их. Рукояти. Глаза смотрителя округлились в ужасе — он заглядывал в сверток и знал, что за груз пришлось вынести из Башни для того, чтобы заманить сюда Осиора — истигатор же приготовился к бою.
Из-под ветоши на свет показались последние произведения Аурантиса. Осиор точно знал, где их искать — эти изделия выкованные Оранжевым Архимагом в башенной кузне, были наследниками его магического шестопёра, который архимаг подарил Осиору, когда тот стал Шестым Трибунальным Истигатором Круга. Эти же вещицы ждали другого часа — старик был уверен, что его ученик когда-нибудь станет Верховным Трибуном, сменив на этом посту Имирия.
Но учитель погиб, Трибунала больше не было, а подарки — остались. И истигатор решил, что Аурантис был бы рад, узнав, как именно Осиор планирует их теперь использовать.
В неверном свете одинокой свечи показались две черные как ночь булавы. Младшие сестры утерянного Осиором шестопёра — у них были меньшие грани, каждая всего чуть более двух футов в длину — они с готовностью отозвались на пропускаемую через них магическую энергию. Когда Микки — или все же он был Никки? — вскинул руку с боевым амулетом рун Тир, перед Осиором уже сверкали две оранжевые преграды щитов Ур и Берк, дрожащие от напряжения. Пламя Тир с легкостью преодолело физическую преграду, но буквально растеклось по щиту Берк — Осиор не пожалел сил и был готов отражать даже Копье Света или любое другое колдовство высшего порядка.
Взмах левой рукой и тяжелая, цельнокованая булава — пусть и выглядела она в руках рослого и широкоплечего Трибунального Истигатора почти игрушечно — проломила противнику череп. Разворот на месте, замах, удар правой рукой, и еще один предатель упал замертво. Металл булав, впервые испивший крови врагов Круга, казалось, стал только темнее, налившись угрожающим, багровым отблеском.
В комнатушке остались только Осиор и дрожащий в ужасе смотритель. Заклинание было не слишком сильным и уже стало спадать, так что когда Трибунальный Истигатор подошел к нему вплотную, мужчина дернулся и даже немного сумел сдвинуться с места.
— Нам очень о многом стоило бы поговорить, — сказал хмуро Осиор, осматривая комнату. — Например, кто это такие. Но, как ты знаешь, снять оцепенение я с тебя не могу, а играть в моргалки, пытаясь получить ответы… В любом случае, ты пытался меня убить, так что приговор понятен.
Смотритель попытался что-то промычать, но больше Осиор тратить на него время не собирался. Маг поднял булаву и, замахнувшись из-за уха, одним точным и сильным ударом проломил предателю височную кость. Слишком быстрая и легкая смерть для того, кто предал Устав и пытался убить последнего члена Трибунала. Но время было важнее возмездия.
Из дома Осиор выскользнул никем не замеченный. Булавы он спрятал в ту же ветошь, в которой ее вынесли из комнат архимага, укрыл под плащом, подальше от чужих глаз. Это было слишком ценное, сделанное специально под него оружие. Интересно, думал ли учитель о том, что его произведения будут не красоваться на поясе как церемониальное оружие, а крушить черепа и отнимать жизни?
Впившаяся в бок острая грань одного из наверший дала Осиору ответ на этот вопрос. Конечно же знал, конечно же Аурантис знал, что Осиор, даже став Верховным Трибуном, продолжит защищать Устав и выносить смертные приговоры. Поэтому пусть и были эти булавы покрыты тонкой вязью орнаментного рисунка, пусть и были они из черной, вороненой стали, но внутри — это боевые артефакты.
Каждая вещь должна исполнить свое предназначение — эта мысль часто посещала Осиора в последний год. Предназначение Рея было в том, чтобы вернуть его, Осиора, в свет. Напомнить магу, что жалость к себе — недостойное мужчины поведение. Зеленый мальчишка, что поначалу радовался мягкой постели, сумел вырасти в человека, достойного любви принцессы и за нее же умерший. Не как раб, а как настоящий муж — сражаясь за то, что ему было важно, пытаясь защитить Отавию.
В смерти нет ничего героического, отнюдь. Смерть — всегда лишь конец бытия, и каждый умирает в полнейшем одиночестве. Смерть пуста и холодна. Но что имеет истинную ценность — то, как ты прожил свои последние мгновения. Умер в покое, в окружении родных, корчась в муках или же с гордо поднятой головой, в бою или казненный — твои последние мгновения и определяют, был ли в твоем пути, в твоей жизни, хоть какой-то смысл.
Осиор чуть не лишил себя этой привилегии — прожить свои последние мгновения достойно. Аурантис, будучи ученым и магом защиты, умер в бою. Его братья по Трибуналу — тоже. Его ученик, совсем юнец, оказался храбрее и достойнее многих отчаянных воинов. Так что и Осиор должен уйти, как должно. Он знал, что отсидеться не получится, спрятаться не выйдет. Да и не собирался он бегать от судьбы. Не в этот раз.
Он не питал надежд на то, что переживет схватку с отступниками. Ренегаты, еретики, они предали Устав! Они, ослепленные своей гордыней, забыли, к чему приводят подобные вольницы! Как сдержанность в еде и утехах определяет человека как существо разумное, а не как тупое животное, так и отказ магов от власти делает их частью этого мира, а не первейшими врагами людей. Неро в своей гордыни забыл об этом. Решил, что жернова истории не перемелют его, как перемололи всех прочих восставших магов в прошлом. Осиор не питал надежд и иллюзий, в отличие от своего бывшего собрата по Трибуналу. Ему отведена не роль жерновов, нет. Это движение ему неподвластно. Но он будет перстом на руке того самого мельника, что сграбастает проклятого графа Ронтора и бросит его под камни.
Булавы под плащом приятно звякнули. Это был почти зловещий, хищный звук. Осиор же лишь поудобнее перехватил свою ношу и пониже опустил капюшон. Скоро, скоро кровь насквозь пропитает черный металл.