Канатоходец. Записки городского сумасшедшего

13

По словам матери, я начал говорить довольно рано. Остальное время ушло на то, чтобы научиться, когда надо, молчать. Овладел этим искусством далеко не сразу, а лишь пройдя тернистым путем проб и ошибок. Ими, как Красная площадь булыжником, он был выстлан вдоль и поперек. Но скоро выяснилось, что есть вещи и поважнее. Способность мыслить отличает человека от животного, умение процесс остановить — приближает его к небожителям. Оно оказалось мне не по силам. Суетные и назойливые, мысли преследуют меня повсюду и особенно упорствуют, когда набрасываю первый вариант романа, а проще говоря, его выдумываю. Тут голова работает, как ядерный котел, но когда-то надо еще и спать. Хотя бы для того, чтобы иногда находиться в сознании. Средство погасить цепную реакцию всего одно, оно же употреблялось русскими испокон веку для того, чтобы убежать от несправедливости и гнусностей окружающей действительности — полстакана водки залпом. Принимать зелье надо перед тем, как упасть в постель, тогда не пройдет и нескольких минут, как ты уплывешь пароходом в даль светлую, где тревогам нашего лучшего из миров тебя не достать.

Но это, если полстакана. Сколько пришлось на душу населения у нас с Мишаней, подсчетам не поддавалось. Казалось бы, чем больше, тем вернее эффект, только не все так просто, ученый сказал бы, что линейной зависимости здесь не наблюдается. Да и прошел тот возраст, когда можно было так по-студенчески надираться. Лежал по уши резиновый, старательно смежив веки. Совсем уже рассвело, а я все себя баюкал, представлял, будто лечу между свинцовой гладью вод и нависшими низко облаками, пока ширь озера подо мной не превратилась незаметно в залитую лунным светом дорогу. Во сне ли, наяву ли, только смена пейзажа и беззвездное небо над головой меня не обрадовали. На фига мне повторение пройденного, хорошего, как говорят, понемножку, но как фантазию ни напрягал, ни к чему это не привело. Видение не только не исчезло, а обернулось освещенным холодным белым светом нагромождением скал. Черт с ним, я был согласен на зажатую лесными просторами, упиравшуюся в горный массив ленту, но под ногами уже чувствовалась твердь камня, и ветер, взбивая фонтанчики снежных вихрей, гнал по вырубленной в скале площадке поземку.

Поднял от земли глаза. Передо мной, отгороженная ржавыми воротами, уходила вверх стена построенного во времена Крестового похода детей замка. Грубая кладка поросла местами мхом, на меня, разинув бронзовые пасти, смотрели бронзовые львы. Оглянулся, бок о бок со мной замерли Маврикий и бес. На вбитом в камень крюке висел покрывшийся патиной медный колокол. Ободренный взглядом ангела, Гвоздилло подошел к нему и взялся волосатой ручищей за веревку. Ударил три раза, но не нагло, как можно было ожидать, а опасливо, после чего рухнул всей своей громадой на колени и распростерся ниц. Наблюдавший за ним Маврикий сделал шаг назад и замер с гордо поднятой головой. Единственным звуком в наступившей тишине был гулявший эхом между скал гул колокола.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем донесся душераздирающий скрип железа и по грубо обтесанной каменной стене метнулся красноватый отсвет факела. Хватающийся за остатки сознания, я затаил дыхание. Створка с головой льва начала медленно отворяться. В просвете на фоне изогнувшего спину моста стоял огромный, голый по пояс негр, на его могучих плечах и торсе таяли снежинки. Джеймс, личный слуга черного кардинала. О Господи, я и это угадал! В поисках подробностей его земной жизни снял когда-то с полки книгу Джованьоли «Спартак». Тот, кто стал впоследствии камердинером Нергаля, был единственным, кому, не без помощи темных сил, удалось спастись в последнем бою гладиаторов. С факелом в руке гигант был похож на первобытного африканского бога. Рассматривал меня так долго и внимательно, что я бы не удивился, если бы он достал из кармана шаровар лупу.

Но не достал, а, давая мне пройти, отступил молча в сторону. Ворота лязгнули, в массивные скобы за моей спиной лег дубовый засов. Рискуя на каждом шагу свернуть себе шею, мы перешли по обледеневшему подъемному мосту пропасть и углубились в лабиринт тоннелей. В нос ударил запах плесени и мышиных испражнений, под ногами захлюпала вода. От гулявших здесь сквозняков пламя факела рвалось, от чего по стенам метались страшные черные тени. Мой провожатый шел первым, не слишком заботясь о том, чтобы я за ним успевал. Открыв окованную железными полосами дубовую дверь, начал подниматься по узкой винтовой лестнице. Оказавшись в освещенной коптящей масляной плошкой келье, приказал мне жестом ждать и отодвинул в сторону массивную деревянную панель. За ней начинался потайной ход, в котором он поспешил скрыться, но очень скоро вернулся. Оглядел меня еще раз, не скрывая скептической ухмылки, и провел тесным коридором в большой, ярко освещенный зал.

Вытянулся в струнку:

— Экселенц!

Я все вспомнил. С каким удовольствием и старанием описывал внутреннее убранство замка. Как, рисуя предварительно на бумаге, развешивал по его стенам рыцарские щиты с гербами, расставлял фигуры в полированной стали доспехах. Отдавал таким образом дань своему счастливому, проведенному в играх детству, но и в мыслях не держал, что однажды увижу все воочию.

Перед жарко пылавшим камином сидел в вольтеровском кресле хрупкого телосложения мужчина, я не мог его не узнать. Нергаль! Черный кардинал, Начальник службы тайных операций Департамента темных сил. Я сам подыскал ему имя, наградил должностью и званием. Верный своему раз и навсегда выбранному обличью, он казался субтильным, но ощущение это было продуманно обманчивым. Образ стареющего немощного человека притуплял чувство опасности, в то время как приходилось иметь дело с сущностью, уступавшей по мощи лишь князю мира сего. Отложившись от Господа вместе с Денницей, Нергаль стал ближайшим его соратником, самой влиятельной персоной департамента, контролирующего на планете зло.

На массивных дубовых панелях лежал отсвет камина, играл красноватыми тонами на броне доспехов. То ли от холода, в зале было свежо, а скорее от нервов, меня трясло, как в лихорадке.

Страх можно перебороть, не будучи его крайней степенью, испытываемый мною ужас жил в каждой клеточке тела. По-церковному ровно горели свечи, потрескивали воткнутые в стены факелы. Секунды сливались в минуты, казавшиеся мне часами. Застывший рядом Джеймс переминался с ноги на ногу, Нергаль смотрел на игру языков пламени в камине и молчал.

Наконец, не поворачивая в мою сторону похожей на птичью головы, устало произнес:

— Удивлены?.. Сами же говорили этой, эээ…

— Законной Любке! — поспешил подсказать камердинер.

— Именно! — кивнул едва заметно головой черный кардинал. — Благодарю вас, Джеймс, спасибо, старина! Вам, кстати, следовало бы лучше знать русский язык хотя бы для того, чтобы не пренебрегать пословицей про батьку, раньше которого не стоит лезть в пекло. Произнесенную вами подсказку я намеревался услышать от нашего гостя. Заметьте на будущее, заставив человека себе поддакивать, вы ставите его в заведомо невыгодное положение, что помогает добиться от него желаемого…

Краем глаза я видел, как побледнел негр, стал из черного серым, как порох. Рука его с зажатым в ней факелом мелко вибрировала.

— А говорили вы законной Любке, — продолжал Нергаль, обращаясь на этот раз ко мне, но все так же не оборачиваясь, — что, столкнувшись лицом к лицу со своим персонажем, писатель должен испытывать прилив счастья. А еще писали, что, оказавшись в потустороннем мире, люди видят его таким, каким представляли себе при жизни. Позволили, помнится, себе заметить, что атеист в этом смысле лучшая шутка Господа. Так что, любезный мой Николай Александрович, удивляться нечему! — Потер одну о другую маленькие холеные руки. — Разве что многообразию образов, которые, встречаясь с разными людьми, нам, темным сущностям, приходится принимать. Будь вы, к примеру, древним семитом, я бы предстал пред вами жестоким и ужасным богом войны Ваалом, а наш общий друг Джеймс в образе огромного черного быка. Тонкий мир, в котором мы с вами находимся, на редкость пластичен и без труда обретает формы, подсказанные человеческим воображением…

Поднявшись из кресла, Начальник службы тайных операций сделал шаг в мою сторону и изобразил на лице подобие любезной улыбки. Я не смог на нее ответить, мышцы лица окаменели, губы тряслись. Передо мной стоял герой моего романа, точно такой, каким я его себе представлял. Тщедушное тело обтягивал камзол испанского гранда с белым кружевным воротником вокруг старческой шеи, на подагрических ногах в черных чулках красовались мягкие, по моде того времени полусапожки. Длинные, ниспадающие на плечи волосы отливали чистым серебром, в то время как филигранно выбритый под крючковатым носом ниточкой ус был иссиня черен. В Париже начала прошлого века он предпочел бы носить удлиненный в талию пиджак, прилизанную стрижку и канотье, но в атмосфере средневековой роскоши выбрал соответствующий времени и месту костюм.

Посмотрел на меня оценивающе:

— Окажите милость, Джеймс, принесите нам с Николаем по кружке доброго грога! Наш гость так замерз, что не в состоянии вымолвить ни слова, а ведь только тем в жизни занимался, что ими играл. Надеюсь, вы не станете возражать, если я буду обращаться к вам по имени?.. Вот и отлично!

Если бы даже посмел, возражать черному кардиналу я был не в состоянии.

— Рад вас видеть, — продолжал непринужденно Нергаль, приблизившись и обходя меня по кругу, как если бы я был выставленной в музее мадам Тюссо фигурой. — Хотя для начала нашей дружеской беседы это звучит несколько формально. Мне бы хотелось, чтобы она прошла в духе взаимопонимания. Дипломаты, правда, используют эту формулировку, чтобы скрыть неудачу переговоров, но мы с вами им не чета, в том смысле, что не такие фарисеи…

Я усиленно смотрел себе под ноги, боялся встретиться с ним глазами. Между тем одетый в белую ливрею Джеймс, в завитом парике и перчатках, уже подавал нам на серебряном подносе украшенные в немецком стиле дымящиеся кружки. Взяв, не без колебаний, одну из них, я сделал несколько глотков напитка, показавшегося мне нектаром. Горячий, с хорошим градусом, он влил в меня жизнь. В голове появилась располагавшая к общению легкость.

Черный кардинал наблюдал за происходившими со мной изменениями посаженными близко к носу, похожими на дула двустволки глазами. В его худом лице было что-то птичье, но не от птицы-секретаря, а от грифа или орла-стервятника.

Вскинул тонкую бровь.

— С интересом прочел ваш роман, узнал много для себя и про себя нового…

Если самообладание в какой-то мере ко мне вернулось, то голос предательски дрожал.

— В нем все выдумано… игра фантазии… — выдавил я из себя.

— Я бы этого не сказал! — пожал затянутыми в бархат плечами Нергаль. — Отнюдь нет, пожалуй, наоборот, иначе мы бы с вами здесь не разговаривали. Я мог бы даже назвать вас провидцем, не будь вы обычным человеком, кому волею судеб удалось заглянуть за кулисы театра, каким, по выражению Шекспира, является наш мир. Впрочем, не обделенным талантом, способным творить в своих романах миражи, но… — развел в стороны руками, — ограниченным рамками человеческого. — Улыбнувшись мимоходом, добавил: — Как ни стараетесь, выйти за них вам не удается. Это ведь ваши слова: человек неспособен выдумать ничего, чего бы не было в природе? В таком случае имейте мужество взглянуть правде в глаза!

— Вы хорошо осведомлены о том, что я говорил и писал! — пробормотал я, удивляясь собственной развязности.

Обретенная не без помощи алкоголя свобода слова не осталась, по-видимому, незамеченной. Нергаль усмехнулся, поправил ногтем большого пальца тонкий ус:

— Не стану от вас скрывать, тому есть причина…

Прямой угрозы в его словах не прозвучало, но я ее услышал. Они заставили меня сжаться. Сказано было как бы между делом, но за небрежностью тона чувствовалось нечто, о чем, глядя на меня, Нергаль теперь размышлял. Как если бы хотел понять, подхожу ли я для уготованной мне роли. Как если бы еще сомневался. Как если бы… Откуда мне было знать, о чем думал Начальник службы тайных операций Департамента темных сил! В любом случае, как можно было догадаться, речь не шла о немедленной расплате за содеянное, и это не могло не радовать.

Допил, не сдержавшись, содержимое кружки до дна, но от молчаливого предложения повторить благоразумно отказался. Возможно, это тоже получило в глазах черного кардинала свою оценку, вытянутых лезвием бритвы губ Нергаля коснулась тень улыбки. Отпустив кивком головы Джеймса, он заходил в задумчивости по залу, в дальнем конце которого стоял оставшийся от рыцарских пирушек длинный стол. Не прибегая на этот раз к услугам камердинера, щелкнул пальцами, и свечи люстры и канделябров погасли. Под сводами высокого потолка воцарилась богатая красными тонами полутьма. Потрескивали воткнутые в стены факелы, звука его по-кошачьи мягких шагов не было слышно. Дойдя до стены с вытянувшейся вдоль бойниц на высоте трех метров балюстрадой, маленький человечек вернулся к камину и склонился, грея руки, над огнем. Зябко передернул плечами.

Выпрямился, остановил на мне взгляд.

— Да, вы многое в своем романе угадали!..

В частности, то, что мир двигают два великих вселенских начала, принявших в ограниченном понимании людей образы добра и зла. Борясь друг с другом, они тем не менее едины и неразделимы, что очень в духе забытой нынче диалектики Гегеля с ее постулатом о единстве и борьбе противоположностей. В данном случае я хотел бы обратить ваше внимание на их единство, поскольку здесь и сейчас выступаю от лица обеих этих сил. Сделайте одолжение, отметьте данный факт особо! На моем месте мог бы оказаться описанный вами с любовью апостол, но, поскольку куда больше внимания вы уделили темным силам, миссия эта выпала мне… — Рассмеялся настолько неожиданно, что я вздрогнул. — У вас, мой друг, на редкость богатая фантазия! Придуманное вами Бюро по превращению человеческой жизни в фарс просто прелесть. Кто бы мог подумать, что в структуре Небесной канцелярии существуют не только Департаменты темных и светлых сил, но и подразделение, призванное доводить бытие человека до абсурда. Мысль, надо признать, забавная, но тут вы несколько погорячились: люди преуспели в этом деле без посторонней помощи, главное им не мешать. К этой теме мы еще вернемся, а пока… — показал рукой на одно из придвинутых к камину массивных кресел, — располагайтесь! В ногах правды нет, как нет ее в подлунном мире…

Опустившись на подушечку сиденья, повел едва заметно головой, и тут же рядом с ним возник Джеймс. На этот раз на серебряном подносе стояли два литых стакана с густого цвета оранжевой жидкостью.

— Грог согревает душу, — беря один из них, заметил Нергаль, — доброе шотландское виски придает ясность уму, она вам понадобится…

Я последовал его примеру. Выбор марки был отменным.

— Приятно сознавать, — продолжал черный кардинал, делая вид, что притрагивается губами к стакану, — что мы оба придерживаемся мнения о единстве управляющих миром сил, это упрощает мою задачу. Можно говорить о черном и белом, о созидании и разрушении и, наконец, о столь любимых вами добре и зле — они всего лишь стороны одной медали. Говоря о предложении, которое я намереваюсь вам сделать, об этом особенно важно не забывать. Оно исходит не от меня лично, а от того единого центра, который определяет течение жизни на планете и далеко за ее пределами… — Нацелил мне в лоб дула своих черных, непроницаемых глаз. — У меня такое чувство, что вы хотите о чем-то спросить, или это только кажется?..

Вопрос действительно вертелся у меня на языке, но перебивать собеседника я не решался. Прежде чем воспользоваться его любезностью, утер губы носовым платком.

— Прошу прошения, экселенц, не о том ли предложении идет речь, что сделал мне месье Морт?

По-птичьему круглые глаза Начальника службы тайных операций округлились еще больше. Реденькие бровки сломались и поползли домиками вверх, от чего он стал похож не на коршуна, а на попугая.

— Морт? Вы сказали Морт?..

Повернулся в поисках помощи тщедушным телом к камердинеру. Тот сделал шаг вперед и отрапортовал:

— Если мне будет позволено?.. Речь идет о том самом малом, кому предписано заниматься обновлением популяции людей. Я не имел еще счастья у вас служить, но мне рассказывали, что в доисторические времена в преисподнюю приходил проект документа о необходимости регулировать численность населения Земли, и вы его согласовали. В целях экономии средств, чтобы не гонять персонал, Морту было вменено в обязанность сообщить нашему гостю о предстоящем к вам визите. Сделанное ему предложение, в свете сказанного, всего лишь личная инициатива…

— Вот оно как! — пожевал белесыми губами Нергаль, и я вдруг понял, что принимаю участие в поставленном для меня спектакле. — Какой же, Джеймс, вы все-таки многословный, создается впечатление, что не сражались плечом к плечу со Спартаком, а служили делопроизводителем в канцелярии московского градоначальника. Ну да, что-то такое припоминаю… — Повернулся ко мне с натянутой улыбкой. — Нет, я веду речь о совершенно ином! Как бы это сказать, у нас с этим месье разный масштаб полномочий и ответственности, настолько разный… — Умолк, не найдя нужным входить в детали. — Так я, с вашего позволения, продолжу!

Однако вместо обещанного продолжения замер со стаканом в руке, уставившись невидящим взглядом в огонь. Заговорил после долгой паузы, как если бы рассуждал сам с собой:

— Вы, Николай Александрович, кроме всего прочего угадали и то, о чем лучше было бы сказать — провидели. Пытаясь понять, зачем люди были посланы в мир, вы предположили, что Тот, кто создал этот балаган, вовсе не застывшая мумия, а значит, способен развиваться. Или, как написано в романе, говоря о человеке: совершать восхождение к себе истинному. Что ж, сказано неплохо, а главное справедливо! Отсюда вы сделали вывод, что человечество нужно Создателю в качестве партнера по диалогу, поскольку совершенствоваться в одиночку нет возможности. Я намеренно пользуюсь простыми, а по большей части вашими словами, чтобы вы все хорошо понимали… — Посмотрел на меня задумчиво и отстраненно улыбнулся. — Вот мы и подошли к сути нашего разговора!..

Протянул, не глядя, стакан подоспевшему камердинеру и поднялся на ноги. Прогулялся вдоль большого, жарко растопленного камина. Чувствуя ответственность момента, я тоже встал из кресла, зашел, ощущая потребность в защите, за его высокую спинку. Смешными бывают наши интуитивные действия, если их осмыслить. Нергаль оказался прав, от виски или нет, в голове моей прояснилось, и смелости, надо признаться, это мне не добавило. Следил за каждым его движением, как обреченная стать игрушкой мышь наблюдает за маневрами кошки.

Черный кардинал между тем остановился напротив, сложил на груди аристократически белые руки. Произнес веско, делая между словами смысловые паузы:

— А суть, Николай Александрович, в том, что человечество, о котором вы так печетесь, оказалось несостоятельным и ожиданий Господа не оправдало! О каком диалоге с Создателем может идти речь, если оно погрязло… — скривил в ухмылке тонкие губы, — нет, не в грехе — грех естественен, а часто и поучителен — в эгоизме и суете бессмысленности! О чем с пигмеями духа говорить? Люди элементарно не поняли своего предназначения. Эволюция — вовсе не дорога от колеса к космическому кораблю, а тяжкий путь от первобытного «Бог — чуждое и страшное!» к «Бог — лучшее, что есть во мне!». Вместо того чтобы совершенствовать свой внутренний мир, человек бросился насиловать природу и дошел в своем безумии до того, что вещи стали умнее его самого. Автомобили — совершеннее тех, кто ими управляет, компьютеры — превращают людей из юзеров в разучившихся самостоятельно думать лузеров, зомбируют, развивают наркотическую зависимость. Высокоскоростные информационные системы на порядки превосходят возможность создавать хоть какую-то информацию, гоняют впустую по миру примитивную ерунду и прочий вздор. Социальные сети стали не более чем инструментом эксгибиционизма. Если раньше глупость была достоянием ее обладателя, теперь она расползается по Интернету со скоростью пандемии. Имя придуркам — легион, и каждый из них мнит себя достойным внимания, спешит поделиться своей дурью с другими, ничем от него не отличающимися. Человечество увязло в болоте деградирующей, жаждущей удовольствий посредственности. Впрочем, вы это лучше меня знаете!..

Я знал. Я прекрасно понимал все, что он говорит, но не мог взять в толк, почему в качестве единственного слушателя черный кардинал выбрал меня. Меньше всего я готов был рассчитывать услышать от Начальника службы тайных операций взывающую к разуму проповедь, она же реквием по человечеству, но именно это и происходило. Потер лоб рукой, пытаясь избавиться от наваждения, картина не изменилась. Потрескивали в камине дрова, в одной из бойниц виднелась полная луна. Взгляд матово-черных пустых глаз гипнотизировал.

Нергаль читал мои мысли с листа.

— У вас могут возникнуть сомнения, с чего бы вдруг я, не последняя сущность в преисподней, озаботился проблемами человека. Не забывайте, управляющие Вселенной силы едины, в то время как действия участников спектакля бытия расписаны по ролям, этой партитуры обитатели тонкого мира обязаны придерживаться…

Не договорив за отсутствием в том надобности, черный кардинал вернулся в тепло камина и склонился к огню. Вторя, едва ли не слово в слово, вряд ли известному ему мелкому пакостнику Гвоздилле, недовольно процедил:

— Все, между прочим, из-за вас! Если бы действие романа происходило не в затерянном в горах Испании замке, а, скажем, на Французской Ривьере, сидели бы сейчас в шезлонгах с видом на море и потягивали хорошее вино. Уж больно вы, сочинители, падки на дешевую экзотику…

Посмотрел на меня отрешенно, словно я был предметом мебели.

— Но как сказали бы все те же французы, вернемся к нашим баранам! — Достал из-за обшлага рукава тонкий платочек с вензелем и промокнул им лоб. Спросил походя, как о чем-то мало-значимом: — Ну и что, собственно, вы с человечеством собираетесь делать?..

Я стоял ни жив ни мертв, только жилка билась на виске.

— Да, да, не кто-нибудь, а именно вы!.. И не надо смотреть на меня, как если бы были по уши деревянным, подавляющему большинству людей все по барабану. Выдвинули предположение, зачем Господу понадобился человек, предлагайте, как вернуть ему понимание того, в чем состоит его высшее служение! Молчите?.. Развлекать читателя игрой в слова — это вы мастер, а как речь заходит о деле, сразу в кусты? — Вскинув голову, поджал высокомерно губы. — Если бы я хотел предъявить вам счет, в него надо было бы включить и остальные поправки, которые вы имели наглость сделать к догмам христианства, как и то панибратство, с каким обращаетесь с верой. Гордыня, Николай Александрович, гордыня, а она — смертный грех! Но делать этого я не буду, возмездие редко бывает конструктивным, моя цель вам помочь.

Заходил перед камином с видом обдумывающего формулировку задачи ученого. Сделал непроизвольный жест рукой.

— Теоретически рассуждая, можно было бы стереть пошедшую плесенью цивилизацию с лица планеты, только так уже было, и не раз. Нет гарантии, что все снова не повторится. В сложившихся обстоятельствах надо действовать тоньше, с учетом нюансов человеческой психологии… — Осведомился, словно нуждался в моем согласии: — Вы ведь тоже так считаете?

Ответа ждать не стал, он его не интересовал, да и хоть что-то произнести я был не в состоянии. Продолжил:

— Да-a, дела человечества пахнут дурно! Если государства не воюют, то готовятся к войне, все, кому удалось подняться над толпой, врут и воруют, массмедиа полощут мозги народов в продуктах отхожих мест. Человек перестал отличать ложь от правды, и ему это фиолетово. Умами людей владеют рукотворные идолы, цена которым ломаный грош в базарный день. Власть развращает, миром правят деньги, политики сплошь эксгибиционисты, люди культуры — педерасты, а нет, так готовы ради мишурного успеха ими стать. Мир погрузился в равнодушие, смирился с тщетою бытия… — Остановился напротив меня, заглянул снизу вверх в глаза. — Где же найти средство от всеобщей деградации? Где та панацея, что изменит саму природу человека?

Повернувшись резко на каблуках, подошел к креслу и опустился на подушку сиденья. Склонив прямой стан, Джеймс уже подавал хозяину стакан с виски. Заодно сменил на новый и мой, успевший порядком опустеть. Удалился, неся себя с достоинством.

— Что значит дрессировка, — ухмыльнулся Нергаль, провожая его взглядом, — не пример ли для отвязавшегося человечества?

Со второй порцией доброго шотландского напитка я решил быть поаккуратнее, что-то еще ждало меня впереди! Черный кардинал собирался сделать мне предложение, о смысле которого я даже в общих чертах не догадывался. Закинув ногу на ногу, он смотрел, не отрываясь, на игру языков пламени, пробегавших по подложенным слугой в камин поленьям.

Заметил лениво, без драматизма, тоном, каким на фуршетах обсуждают погоду:

— Прямо-таки не знаю, что теперь делать! В подавляющем своем большинстве люди упрямы и недальновидны, а еще жадны и весьма неумны, не желают думать ни о чем, кроме как о своем благе. А наставить их на путь истинный надо, очень надо. Отвлечь от мира вещей, вернуть им, одинаковым, будто сошедшим с конвейера, индивидуальность, потому как без этого они Всевышнему не интересны. Не собирается же Он, в самом деле, играть ими в оловянные солдатики!.. — Улыбнулся светло, почти по-дружески. Сказал просто, как равный равному: — Этим вам, Николай Александрович, и предстоит заняться.

Мне?!. Ну да, к этому он и подводил! Воля Твоя, Господи, только странны дела Твои! Можно ли требовать от муравья, чтобы он доказал гипотезу Лежандра? Грешен я, грешен, долги мои велики, но не по Сеньке шапка. Накажи меня, но не требуй невозможного. Пожалей раба своего неразумного.

Махнул в несколько глотков содержимое стакана, аж слезы брызнули. Перед глазами потемнело. Я увидел себя со стороны, сидящим дома в кресле с раскрытым романом на коленях. Устал немного, забылся сном, вот и привиделось. Горела в зеленом абажуре лампа, дымилась в пепельнице недокуренная сигарета. Перечитывал, не понимая смысла слов, одну и ту же страницу и, понятное дело, задремал. От сердца сразу отлегло, как бывает, когда проснешься среди ночи и поймешь, что происходившее с тобой всего лишь глупый кошмар. Лоб взмок, по спине стекал струйкой холодный пот. Прав Сеченов, сновидения — не более чем небывалая комбинация накопленных впечатлений…

Открыл глаза. Черный кардинал напротив качал саркастически головой:

— Не надейтесь, не поможет!

Улыбка его была едва ли не сочувственной. Дрожавший в воздухе образ квартиры стал стремительно распадаться, обретая черты рыцарского зала. Я уже не знал, в каком мире нахожусь, и это удивительным образом потеряло для меня значение.

— Теперь, — заметил Нергаль со вздохом, — вы станете уверять себя, что вам все только кажется. — Стер с лица остатки улыбки. — Хватит заниматься самообманом, достаточно того, что вы развлекались этим всю жизнь! И не пытайтесь себя ущипнуть, останется синяк…

Жар разгоревшегося камина лизал ноги, но меня отчаянно знобило. Отодвинул подальше кресло и упал в него мешком. Выплывший из полутьмы Джеймс поставил на широкий подлокотник новый стакан. На его хрустальных гранях ломались отблески огня.

Дула глаз Начальника службы тайных операций уперлись мне в лоб.

— Поговорим серьезно! Для вашего лучшего понимания повторю: человечество пошло по ложному пути. Беда не в том, что первые люди сорвали плод с древа познания, а в том, как их наследники этим знанием распорядились. Большую его часть утратили, остальное в угоду собственным желаниям извратили и теперь отплясывают джигу на костях того, что могло бы быть их новым, прекрасным миром. Изменить положение дел одномоментно в силу убогости человеческого сознания не удастся, процесс потребует усилий и времени. В качестве первого шага на этом нелегком пути необходимо создать нечто промежуточное между тяжеловесной и тупой материальной действительностью и светлой реальностью чувств и возвышенных идей… — Помедлил. — Вижу, до вас начинает доходить, к чему я клоню…

Если он и читал мои мысли, то как минимум через строчку, хотя и читать-то было нечего. Но черного кардинала их отсутствие нисколько не смущало.

— Вы правильно догадались, — продолжал он, — речь идет об использовании для этой благородной цели пространства Интернета. Не в том, естественно, плачевном состоянии, в каком мы вынуждены его лицезреть. Из приюта для играющих в чужую жизнь любителей треша и прочих мучимых одиночеством неудачников нам предстоит создать нечто единое, что было бы обращено к каждому из живущих. В этом вновь сотворенном мире человек получит новое «я», а по сути, своего двойника, обладающего его лучшими качествами, способного различать добро и зло и сопереживать другим. Личность этого аватара будут определять не деньги и возможность их потратить, а состояние человеческой души, богатство мыслей и чувств сидящего за компьютером человека. Не будет больше обездоленных судьбой и инвалидов, в новом мире можно будет начать жить с чистого листа. Удалившись из грязи бытия в виртуальность, жизнь станет поистине прекрасной. Это ли не идеал, к которому испокон века стремилось человечество!

В облике Нергаля появилась поэтическая одухотворенность, он продолжал:

— Богатым и уважаемым будет считаться тот, у кого богаче внутренний мир, кто способен любить. Человечество вступит в эпоху нового ренессанса, расцветут науки и искусства, люди потянутся друг к другу не только для того, чтобы скрасить одиночество. Войдут в моду высокие помыслы и благородные порывы, канут в прошлое замызганные поколениями людей лапидарные чувства, их место займет палитра оттенков прекрасного. Потеряют смысл понятия национальности и границ, о войне будут вспоминать лишь в назидание потомкам, в качестве учебного материала, иллюстрирующего, до чего доводят человека глупость и жадность. Каждый член глобального сообщества будет вносить в его развитие свою толику… — Улыбнулся. — Да, вы совершенно правы, необходимость проводить время в материальном мире останется, но будет рассматриваться как почетная повинность, нечто вроде службы в армии, надобной для поддержания жизни и продления человеческого рода. В грубую реальность станут ссылать преступников, нарушивших идиллию развитых человеческих отношений. Секс в его физиологическом понимании будет вытеснен эмоциональным богатством чувств…

Остановив себя на полном скаку, поднял к темным балкам потолка указательный палец.

— И инструментом создания новой планетарных размеров общности людей станет, и это глубоко символично, религия! — Другим, пренебрежительно брюзгливым тоном добавил: — Ей не привыкать, во все времена ходила в приживалках у власть имущих…

Если удастся отсюда вырваться, думал я, слушая черного кардинала, первым делом побегу в церковь и поставлю свечку. Самую большую, какая только есть. А не слушать Начальника службы тайных операций не было возможности, слова Нергаля ввинчивались в мозг буравчиками. Голова была готова разлететься на куски, но и это не избавило бы меня от страданий.

Он между тем продолжал меня пытать, перешел на сугубо деловой тон:

— Догмы универсального вероисповедания, естественно, не могут в значительной мере отличаться от постулатов основных мировых конфессий, однако утверждать их в Сети придется жестко, а то и агрессивно. Это делает необходимым введение в проект личности бога, скажем Интернет Иеговы, или И-еговы, и его апостолов, И-постолов. С помощью команды высококлассных психологов и программистов будет сформировано новое сознание верующих, постулированы законы, по которым обществу предстоит функционировать. Наряду с другими появятся адаптированные к виртуальному миру заповеди, такие, как не укради информацию и не пожелай быстродействия компьютера ближнего своего.

Следуя примеру Нергаля, я сделал большой глоток из стоявшего на подлокотнике кресла стакана. Виски обожгло гортань, но в целом я почувствовал себя бодрее.

— Новый виртуальный мир будет веселым и необременительным, — продолжал черный кардинал, не спуская с меня пустых, словно с нарисованными зрачками глаз. — Для занудства моралистов и снобизма интеллектуалов мы создадим несколько удаленных кластеров, где они до морковкина заговенья будут бороться друг с другом за либеральные ценности. Людям нужна незамутненная простота, а не измышления о каких-то там человеческих ценностях и прочей благостной лабуде. Одна вера, один бог, одна иерархия власти! После долгих мытарств человек заживет наконец тихой жизнью нищих духом, сделает шаг к Царствию Небесному. В эпоху, когда процесс дефекации собирает несколько миллионов просмотров, а улыбка идиота полтора, нет и не может быть спроса на душевные муки и нравственные терзания, они элементарно не востребованы рынком. Новая религия должна нести своим последователям удовольствие, только так она овладеет сердцами.

Нахмурился.

— С введением ее в обиход мы припозднились, этому есть объективные причины! Как у Иисуса был предтеча, так приход в мир нашего И-еговы готовили сразу несколько компьютерных гениев, их имена у всех на слуху. Но время пришло, тем более что за последние пару тысяч лет ничего, в сущности, достойного быть отраженным в анналах религии не случилось…

Провоцируя меня на ответ, подался субтильным телом вперед: — Или вы так не считаете?..

Речь черного кардинала обволакивала мороком слов и в то же время скользила по поверхности сознания. В ней бензиновой пленкой на воде цветами радуги переливалась фальшь. Я чувствовал ее всем своим сжавшимся в комок существом, но возразить ничего не мог. Манера Нергаля говорить подавляла волю. Мысли разбредались, я сделал над собой усилие:

— Реформы патриарха Никона…

Начальник службы тайных операций самодовольно улыбнулся:

— Скажите еще реформация! Косметические меры, продиктованные человеческими амбициями. Неужели вы думаете, что, идя на заведомый раскол, Никон заботился о пастве? Его, как и сегодняшних, интересовала только власть! Мы же с вами ставим задачу достучаться до каждого верующего, преобразить его жизнь, дать душевный покой и смирение… — Умолк, пробуя на вкус слова. — Да, именно, а лучше сказать — покорность! Конец притворству и лицемерию, используя психологические тесты и достижения компьютерных технологий, мы будет проверять глубину веры каждого и, как сказано в Библии, отделять зерна от плевел. Для этого понадобится конфессионная полиция, но на что не пойдешь ради очищения церкви от скверны! В Сети появятся Интернет-крещение, или присвоение нового ника, и Интернет-исповедь, причем исповедоваться и получать отпущение грехов можно будет не у рядового священника, а у самого И-еговы и его И-постолов. Не пройдет много времени и, как это случается с человечеством, новая религия обрастет традициями и богослужебными процедурами, и людям станет казаться, что так было всегда. Ущербные и униженные — у кого в этой жизни нет комплексов? — они воспрянут духом и почувствуют себя равными среди равных. Справедливым станет суд, потому что присяжных будут миллионы, заработает настоящий парламент, а не кучка буффонов на побегушках…

Нергаль все говорил и говорил, и до меня постепенно стало доходить, что все это умело расставленная ловушка, в которую непонятно как, но хорошо бы не попасться. И приготовлена она не столько для меня, сколько для всех живущих. Но понимал я и то, что резких движений, как при хождении по канату, делать не стоит, бездна геенны огненной была тут же под ногами. Самое время было взять себя или то, что от тебя осталось, в руки и крепко подумать. Скорее всего, рассуждал я, моя роль в этой истории сведется к написанию некоего текста, рисующего задуманный черным кардиналом мир. Прежде чем что-то начинать, всегда полезно иметь модель, которую можно изучить и внести в нее своевременные изменения. Восторга от такой перспективы я не испытывал, но и отказаться от поручения не было возможности. Оставалось только тянуть время в надежде, что все как-нибудь обойдется. Дождавшись паузы, максимально вежливо заметил:

— Прошу прощения, экселенц, только толку от меня в вашем проекте никакого! С Интернетом я знаком шапочно, с социальными сетями в игры не играю, дорожу собственным временем…

— Этого от вас и не требуется, — изобразил улыбку черный кардинал. — От каждого, если вспомнить лозунг коммунистов, по способностям, каждому по таланту! Достаточно того, что вы умеете создавать в своих романах иные миры и обладаете наглостью рассуждать о добре и зле. Мастер творить миражи, вы играете с людьми в игры, а это именно то, что требуется. Общаясь с вами, адепты новой религии научатся испытывать одновременно экстаз и катарсис, а со временем к ним добавится еще и оргазм…

Я поперхнулся, к глазам подкатили слезы. Прохрипел:

— Общаясь с кем?..

— С вами, — повторил черный кардинал тоном, каким говорят с маленькими детьми, — с Интернет-господом, с И-еговой! — Поднял тонкие брови. — Что, собственно, вас так напрягает? Не вы ли жаловались, что устали быть человеком, говорили, что хотели бы выйти за рамки тюрьмы человеческого? Вот вам и предлагается стать богом!

В груди у меня заколодило, стало трудно дышать, как если бы в нее с размаху всадили осиновый кол. Вот оно наказание, о котором предупреждал Морт, и мало мне не показалось!

Черный кардинал сделал вид, что творившегося со мной не замечает.

— Кукловод и идеолог, с помощью команды специалистов вы изваяете образ И-еговы и вдохнете в него жизнь, а уж маркетологи найдут, как продать его потенциальным верующим. Будете стоять за всеми инициативами, генерировать идеи для сайтов, направлять работу в блогах и постепенно совершенствовать нюансы личности, которой вам предстоит стать. Всемогущей, ощущающей себя творцом мира сего! Причем без дураков, люди по ту сторону монитора компьютера чувствительны к малейшей фальши. Кроме резонерства и пустой болтовни, им нечем жить, они способны светить лишь отраженным вашим светом. Вы — бог всезнающий и милостивый, получите власть, о которой ни один смертный не может и помыслить. Да-да, Николай Александрович, так все и будет! Вам выпало воплотить в жизнь мечту провидца Даниила Андреева о единой религии и наступлении эры Розы Мира. Давно известно, что именно Россия поведет за собой человечество, и вы, русский, встанете во главе этого духовного движения к светлым идеалам…

Во мне все замерло. Речь Нергаля лилась льстивой патокой, в которой я барахтался, словно муха. Чувствовал, что обессилел, что ловушка захлопнулась, что богопротивная и гнусная ложь отравой входит в кровь.

Начальник службы тайных операций наблюдал за мной с иезуитской улыбочкой.

— Что же вы, право слово, так испереживались! Если я вам что-то и предлагаю, то лишь ускорить естественный ход событий, которые и без того двигаются в обрисованном мною направлении. Такие слова, как «мораль» и «сопереживание», давно вышли из обихода, души людей высохли и покрылись пылью, в них обитают лишь пронырливые крысы стяжательства. На рынке, к вашему сведению, вот-вот появится новая компьютерная игра «Распни Христа», победители которой получат в качестве бонуса право обезглавить Иоанна Предтечу.

Если взглянуть на вещи в исторической перспективе, в появлении Интернет-Иеговы нет ничего нового, оно диктуется самой логикой развития человечества. Бог Ветхого Завета был жесток и мстителен, что диктовалось необходимостью выковать из диких племен единый народ. Иисус Нового Завета, справедливый и человечный, дал людям радостную религию любви, не сделавшую их, впрочем, лучше и добрее. За прошедшие двадцать столетий они порядочно поиздержались совестью и окончательно увязли в пороках, так что самое время их привести в чувство. Перед нами, в сущности, все тот же сброд, который Моисей гонял, словно стадо баранов, по пустыне, и наличие у них компьютеров ничего не меняет. Подписав с ними суперновый завет, нам предстоит отмыть их от скверны, даже если грязь при этом придется сдирать вместе со шкурой…

Нергаль поднялся из кресла и устало провел рукой по лицу. По залу пробежал ветерок. Пламя факелов колыхнулось, по стенам заползали огромные черные тени.

— Впрочем, я не собираюсь вас в чем-либо убеждать, — зевнул он, прикрыв рот ладонью, — своим творчеством вы уготовили себе эту роль сами! Как и всем ходом жизни. В этом смысле наша беседа не более чем формальность, не обсуждают же с подопытными крысами, хотят ли те рыскать по лабиринту в поисках выхода. Подумайте лучше о благородстве стоящей перед вами задачи. Вам предстоит явить верующим не абстрактного, взирающего на мир с безразличием бога, а своего парня, говорящего с ними на одном, пусть и убогом языке. С ним можно пошутить, а при случае и пропустить по стаканчику, он поймет и не осудит заблудшего…

Прошелся, разминая подагрические ноги, перед камином.

— Но не стоит и обольщаться, изменить гнилую человеческую сущность будет непросто! Надо быть готовым к тому, что поначалу люди станут над вами потешаться, однако постепенно привыкнут, и ваш образ войдет в круг их обыденных представлений о мире и о себе. А там уж, как водится, недалеко и до неземного обожания. Человек манипулируем и предсказуем, так было, так есть и так будет! Интернет-вероисповедание, как и любая другая религия, имеет наркотическое действие, его адепты скоро забудут о временах, когда без нового учения можно было обойтись. Тем более что их похожее на шинкованную капусту клиповое мышление неспособно удержать мысль, выраженную более чем тремя словами, максимум ста сорока символами.

Я не мог его больше слушать, я его перебил:

— И все-таки, почему я?

Нергаль вместо ответа пожал щуплыми плечами.

— Я разгильдяй по натуре, — продолжал я, подталкиваемый подступившим отчаянием, — на меня нельзя положиться! Очень скоро я сопьюсь с круга и стану алкоголиком…

Черный кардинал рассмеялся:

— Не стоит наговаривать на себя лишнего, не надо! Кто из творческих не закладывает за воротник? Да и пролетарский Горький сказал, что непьющим не доверяет… хотя и пьющим доверять ему тоже не стоило. Свой выбор я вам уже объяснил, но, если хотите, извольте! Вы ведь, Николай Александрович, не слишком высокого мнения о человечестве, правда? Убегая от него, вы пытаетесь жить в ваших полных миражей и иллюзий текстах, а они, между прочим, несут людям обман! О нет, я вас ни в чем не обвиняю, любое творчество неизбежно порождает надежды, которым не суждено сбыться…

— Но, экселенц, это всего лишь игра ума!

— Вот и продолжайте играть, кто же вам мешает! Мы только поднимем ставки…

Я готов был рухнуть перед ним на колени. Начал сползать с подушечки кресла.

— Помилуйте! Дайте мне здесь и сейчас умереть! Это же так просто, у вас не будет со мной хлопот…

— Нет, Николай Александрович, не помилую, — покачал головой Нергаль, — уход в иной мир надо заслужить! Сами же писали о миссии, с которой человек вступает в жизнь, ваша — далеко еще не выполнена. Вам ли не знать, сюжет дописанного до последней главы романа не изменить, show must go on!..

Демонстрируя своим видом, что разговор окончен, черный кардинал заложил руки за спину и углубился в полное оттенков красного пространство зала. Теперь, когда я стоял, держась за спинку кресла, он был виден мне весь. Мерцала сталь лат, обнаженный по пояс Джеймс замер у потайного хода, сложив на широкой груди руки.

Обречен! — стучало у меня в висках. Смерть еще долго не придет, а жизни уже нет.

Забыв о моем существовании, Нергаль дошел до дальней стены, вернулся, погруженный в свои мысли, к камину. Я себя не контролировал. Душа страдала, в ней царила безысходность. Было что-то еще, о чем я должен был попросить, о чем мы с Мишкой, два державших на плечах Россию атланта, говорили. Мир дышал предвкушением близкого рассвета, под ногами плавал белесый туман… из него весь в убранстве листьев выступил бульвар. С его центральной аллеи мне махала рукой хрупкая девушка.

Сердце зашлось от боли, из глаз катились слезы. Я размазал их, как в детстве, по щекам.

— Двадцать лет назад… в помутнении сознания…

Умолк, не было сил продолжать. В горле застрял комок, руки дрожали. Губы тронула жалкая, бессмысленная улыбка.

— Ну и зачем вы мне это говорите? — сломал бровь Нергаль. — Хотите свалить вину на темные силы? Не получится! Увольте, Николай Александрович, моя служба такими вещами не занимается, в этом нет никакой необходимости. Вы сами расставляете силки, в которые сами же и попадаетесь. Сами крадете, врете и прелюбодействуете, будто не собираетесь умирать. Нет и еще раз нет! И ваш случай тому пример, с той лишь разницей, что лгали и продолжаете лгать вы не кому-то, а самому себе. Говорите, в помутнении сознания?.. Красиво! Только страсть излагать мысли на бумаге — древняя отрава, она это ваше сознание и помутила. — На губах Начальника службы тайных операций появилась похожая на лезвие бритвы улыбочка. — Вы стояли перед выбором и этот выбор сделали, к чему теперь притворяться, будто не знали, что цена предательства любви неизмеримо высока…

— Нет! — крикнул я что было силы. — Нет! Ты лжешь, я не предавал!..

Бросился на Нергаля, стараясь сомкнуть на тонкой шее пальцы, но, схваченный ручищами Джеймса, уже летел, кувыркаясь, в струящемся холоде межзвездного пространства. А вслед мне в раскатах дьявольского хохота неслось:

— Время платить по счетам!