– Какие впечатления от Цюриха?- спрашивает сотрудник Баррикады у Егорова в номере гостиницы две недели спустя. Они приехали в Швейцарию вдвоём пять дней назад. Все эти дни Егоров, не отягощенный обязанностями, ходил по городу.
– Никаких. Тут нет изменений. Интересно приезжать время от времени в Москву, а сюда…Ещё в Лондон не интересно,- Егоров стоит у окна.- Что ваши попытки? Нашли Янга через посольство?
– Аркадий Петрович! Из старых посольских тут никого нет в помине. Совсем новый состав. Даже резидент и тот развёл руками. Может, вы что-то предложите? Поход в "Гэлакти" оставим на последок.
– Найдите бывшего шофёра посольства. Столыпин Ярослав Борисович. Он где-то тут в Швейцарии осел. Семь лет назад я ему сюда помог уехать. Он занимается ремонтом автомашин. Механик.
– Сейчас выясню,- сотрудник "Баррикады" вышел из номера. Вернулся через двадцать минут.- Нашли. Работает в автомастерской. Поехали.
Через час подкатили к заправочной станции на окраине Цюриха, у которой были мастерские по мелкому ремонту машин. Бывший шофёр посольства сразу узнал Егорова.
– Аркадий Петрович!! Какими судьбами? Я вас рад видеть. Я вам нужен?
– Не на долго,- Егоров здоровается с водителем рукопожатием.
– Ай-момент! Предупрежу только,- Ярослав отходит в помещение конторки и, переговорив там с дюжим негром, возвращается, захватив куртку.- Поехали.
В машине Егоров спрашивает.
– Как живёшь?
– Спасибо, ничего. Вот с негром в доле. Уже откупили половину мастерской у хозяина заправки. Семь наемных рабочих.
– Негр кто?
– Анголец. У нас в Москве учился. Автомеханик с высшим советским образованием. Толковый мужик. Крутимся помаленьку.
– Семья?
– Здесь. Квартиру купил. Не хоромы, но всё на честно заработанные и по уму.
– Мне приятно, что ты устроился. Как дети?
– Ходят в школу. Одно меня теперь беспокоит. Они перестали говорить по-русски. Шпарят на немецком и французском, английский знают, а на родном говорить стесняются. Вам спасибо! Если б не вы, я бы теперь возил жирную задницу по московской грязи.
– Ярослав! У меня к тебе дело.
– Аркадий Петрович! Для вас сделаю всё, но не мокрое и не шпионаж. А то вышлют. Мне до получения гражданства осталось три года.
– Мне надо разыскать одного человека. Ты помнишь, как вез меня в аэропорт в Женеве?
– Помню.
– Я тебя не спрашиваю, зачем к тебе подсаживался молодой человек, но знаю, что это друг Янга. А мне нужен сам Янг.
– Вот в чём дело! С тем я больше не виделся. А вот Янга видел два месяца назад. Здесь. В Цюрихе. Я на приёмах не бываю, ранг не тот. У крутых что-то случилось с машиной. Они её оставили в нашей мастерской, и сами укатили на такси. Просили пригнать ко времени по адресу. Я её погнал. Там его и видел. Он садился в машину.
– А крутые были наши?
– Нет. Венгры какие-то.
– Найдёшь?
– Чего искать! Машина, на которой он уехал, имеет адрес. Надо на ближайший полицейский участок подскочить и сделать запрос. Стоит десять франков.
– А повод?
– Он мне крыло помял и отъехал, спешил. Адрес мне оставил, но я его потерял. Тут же мелочи без участия полиции устраивают, через страховые агентства.
– Поехали в участок,- говорит Егоров сотруднику "Баррикады", который за рулём.
Минут через пятнадцать Столыпин принёс из участка листок с распечаткой.
– Вот. Янг Готфрид фон Нейман. Цюрих. Фирма "Харгесс". Вот и адрес. Прошу,- он передает лист Егорову.- Это, кстати, пять минут езды. Если надо сильно и срочно, я могу к ним сделать культурный вход.
– Как?
– Возьму тачку в прокат и тихонько стукну их авто прямо под окнами. И зайду, чтобы всё оформить без участия полиции. Там и выясню, чем они занимаются и есть ли на месте фон Янг,- предлагает Столыпин.- Франков на пятьсот.
– Тебе бы светиться не надо.
– Так я не сам. Мы же с негром компаньоны, чёрт возьми. Он свободно владеет немецким, французским, итальянским. Мужик надёжный и крученый. Он больше русский, чем я. Только одно но… Он Янга не знает в лицо. Фото бы.
Сотрудник "Баррикады" подаёт фото и говорит:
– Сможете завтра до обеда?
– До вечера сделаем,- заверяет Столыпин.- Бить лучше всего под окончание рабочего дня. Везите меня обратно. Я выскочил без всего. Где мне вас найти?
– Мы к тебе утром подскочим.
– Тогда всего,- Ярослав покидает машину у заправки.
В семь утра следующего дня Столыпин доложил:
– Петрович! Фирма "Харгесс" – представитель концерна "ГМХ – ЛЮМПС". Это резинотехнические изделия широкого профиля. Хорошие, кстати. Мы на все авто работаем только с их продукцией. Любо-дорого. Сам концерн имеет заводы в Германии, Франции, Дании, Люксембурге. Мой партнёр был в их офисе и выяснил следующее: Янг есть на месте, и он есть исполнительный директор фирмы "Харгесс". Вот его телефон,- Ярослав подаёт Егорову визитную карточку.- Выяснилось одно дельце.
– Какое?
– Даже не знаю, как вам об этом говорить, но не хочу подводить вас, Петрович. Мой негр опознал в Янге офицера пограничника. Я ему не поверил, но он мужик честный и ему смысла валить ерунду нет. После рождества в 1986 году мой негр видел Янга в Москве на автобазе "Интуриста". Он в бытность студентом института автомехаником подрабатывал в ночь у них. Пригнали два "Икаруса". Водители были в стельку пьяные, а за рулём сидели два пограничника. Один из них был Янг. Мой негр принимал те автобусы. Такая вот петрушка.
– А какие подробности?
– Он тогда ещё по-русски не очень, но там что-то связано было с мертвецами. Он помнит только слово гроб.
– Спасибо, Ярослав,- Егоров жмет Столыпину руку, а сотрудник "Баррикады" передает конверт с купюрами.
– Я не возьму,- отказывается Ярослав.
– Бери, бери!- говорит ему Егоров.- Ты теперь в стране с рыночной экономикой живёшь. Детям что купишь. Спасибо тебе. Об этом эпизоде с автобусами, скажи своему негру, чтоб он забыл.
– Понято!
– Ты меня не видел, но супруге привет передавай. Счастливо тебе!
– Всего, Петрович!- Столыпин покидает машину, так и не взяв конверт.
Оставшись вдвоём Егоров, усмехаясь, говорит:
– Вот не всё оказывается и "Баррикада" может. Как мы его нашли, а?!!
– "Зрение" на авто – тоже весит,- кивает сотрудник Баррикады.
– Заглянем в гости сейчас или позвонить?
– Я с ним не знаком. Вам решать. Концерн этот известен качеством своей продукции. Очень мощный. Создан на паях. Немцы, французы, британцы.
– Поехали. Нечего тянуть.
В офисе фирмы "Харгесс" их встретил охранник.
– Господа! Что вы желаете?
– Мы к господину фон Нейман,- произнёс по-русски Егоров.- Передайте, что его хочет видеть Фёдор Алексеевич. Он знает.
– Располагайтесь,- предлагает охранник, указывая на кресла.- Я сейчас всё устрою. Одну минуточку.
И появляется Янг.
– Чтоб ты, Алексеевич, сгорел!!- Янг обнимает Егорова, пожимает руку сотруднику "Баррикады".- Пошли в кабинет. Рад тебя видеть в добром здравии. Рад. Нет, в кабинет не пойдём, ну его к чёрту. Пошли, пропустим по стопке за встречу,- Янг ведёт обоих в небольшое помещение для сотрудников, где есть всё, чтобы выпить и поесть.
– Я тоже рад тебя зреть. Хоть тогда думал, что твою рожу уже не встречу,- Егоров улыбается.
Янг приносит поднос с выпивкой и закуской, выставляет на столик и тоже улыбается.
– Как там в Москве с "Кэмел"? Нищим ты, видно, не стал.
– Но и богатым тоже. Вздрогнем! За встречу!- тостует Егоров и все трое пьют.
– Я вдруг понадобился тебе. Говори, Фёдор. Секретов от тебя у меня нет, ты же знаешь. И потом. Я от дел хитрых отошёл. Занимаюсь коммерцией.
– А если я тебя в лоб спрошу?
– Да хоть в зад,- Янг разливает в стаканчики повторно.
– Что ты делал в конце декабря 1986 года в Москве на Ваганьково в форме пограничника?- Егоров напрягся.
– Участвовал в похоронах. Тебе-то до этого, какое дело? Или я не имею права кидать землю в могилу?
– Имеешь. На этот счёт постановлений нет. А кого хоронили?
– Генерала КГБ.
– Фамилия у генерала была?
– Сергеев,- Янг смотрит на Егорова и добавляет:- Он застрелился в своём кабинете.
– Какое отношение к его смерти имел ты?
– Никакого. К его смерти, то бишь, суициду, никто не имел отношения. А тебя что, собственно, интересует: его смерть или моё участие в похоронах?
– Так ты же был там не один. Вас была целая бригада.
– Ох, Фёдор! Что тебе ответить! Скоро двадцать лет как это было. Ну, была бригада. И что?
– Он был вашим человеком? Только не ври. Для меня это лично важно. Ты знаешь, кто он был?
– Сергеев не был нашим человеком. А кто он я знаю. И что ты с ним в одной разведшколе учился, знаю,- Янг пьёт сам.- Только ли это тебе надо?
– Как ты узнал, что мы из одного гнезда?
– У вас провалы? Или просто зачистка?
– Я всё это время был на пенсии. Личный это мой интерес. Личный!!
– Из архива. Достал я его. Хоть ты и уверял, что банк дырявый. Да только архивчик вышел не Грувский, но ценный.
– Чей?
– КОРУНД,- Янг наливает в чашечки кофе.
– Когда ты его поимел?
– В 1994 году.
– Что с КОРУНД?
– Они сошли с дистанции по своей инициативе в 1997 году.
– Так уж и сами?!- Егоров не верит.
– Фёдор! Ну, тебе-то что с того. Ты из другой конторы. Оно тебе надо, совать нос в чужие проблемы? Им не надо было суетиться. Шум поднимать. Ложись в откровение, или я больше не скажу тебе ни слова,- предупреждает Янг.
– КОРУНД просил меня пособить с возвратом архива, но не афишируя. Я тебе об этом говорю сейчас. Тогда не мог. Ты архив продал?
– Да.
– Весь?
– Нет. Только старый диван с клопами. Тебе их жаль?
– Мне предателей не жаль. Туда им и дорога.
– Только ли это ты хотел выяснить? Или в России не климат?
– Там всегда один климат. Зачем он застрелился?
– Я дам тебе имя в Москве. Тебе дадут почитать дневники Сергеева. Всё сам увидишь.
– Без обмана?!!
– Ну, зачем мне с тобой в прятки?! Ты же в возрасте?
– Я знаю этого человека?
– Нет. Вопросов по КОРУНД мне не задавай. Я тебе не отвечу. Они чисты и хвостов при погружении не оставили.
– А волны расходятся, вызывая беспокойство у многих. Они имели доступ к секретам других.
– Все опасения напрасны. Чужие секреты сданы в хранение и ими никто не воспользуется. Пришедшего с тобой интересует это?
– Да. Я его не представил. Он из "Баррикады". Ему разрешило руководство показать лицо.
– Мне ничего не известно о данных "Баррикады" в документах КОРУНД,- обратился Янг к спутнику Егорова.- Если у вас конкретика – предъявите?
– У нас провалилась старая явка.
– Её возраст и адрес?
– 80. Берн.
– Последние двадцать центр сбора и упаковки?
– Именно.
– Я её закрыл. Ваши люди в безопасности и ценности до сих пор при них. Включая информ. Можете их забрать в любое время. Мы же не грабители с большой дороги. А одного не вернем. Он проходит курс реабилитации. Увидеться можно, но ему надо года три для окончательного выздоровления. Уж больно хитрую химию вы ему кололи.
– Вы нас обвиняете за это?!
– Не уполномочен. Даже не выставлю счёта за лечение.
– Как вы на неё вышли?
– Отвечаю. Она пришла к нам много лет назад. Вы сделали проверку от начала её обустройства?
– Да.
– Он погиб в Киеве в 1934 году.
– А вы её получили?
– В 1993 году.
– Прилично вы нас зацепили!!
– Я не собираюсь вас убеждать в обратном, но мы сборов не проводили. Когда выяснили, что канал работает под руководством профи, сняли наблюдение с гонцов. К тому времени выяснили, что они химические. А явку ликвидировали для того, чтобы хозяева обеспокоились. Я же мог вам не говорить, что это я сделал.
– Согласен. Мы можем получить данные на лицо для установления факта истины?
– Он умер год назад. Мы вам его вернем.
– Не знаю, что вам сказать! Мне верится и не верится. Такая давность! Сколько ему было на момент смерти?
– Думаю, что больше ста. Он хитровец.
– Для него это было, наверное, больше чем национальность. Я читал его биографию до 1934 года. Почему он не попал к нам на считку?
– А он работал в высшем эшелоне. И его имени нет ни в одном банке данных.
– Янг! У нас с вами может быть откровение?
– Может. При условии, что вы просите то, что вас касается непосредственно. Об остальном!- Янг улыбается.
– В транзите, десять лет назад, Аркадий Петрович, искал через вас встречу с неким человеком?
– Да. Фёдор Алексеевич просил меня помочь в организации такой встречи. И я отказал. Его предложения к лицу дошло. Так это "Баррикада" была со стороны Алексеевича? Ваша инициатива?
– Сотрудник "Баррикады" искал такую встречу. Он умер, но материалы остались в его архиве. Когда мы выводили, всплыл друг Аркадия Петровича, Сергеев. Они после окончания разведшколы не виделись. Именно наш сотрудник дал Аркадию Петровичу наводку на вас, как абонента. Но мы не знаем, почему он так сделал и откуда пришли эти данные.
– Как он именовал того человека?
– Хранитель.
– Достаточно объективно,- Янг делает глоток кофе.- Ваш сотрудник был проницательным человеком. Он, кстати, не был ли просветленным?
– Это что такое?
– Раз не знаете, то оставим. За глаза, поименованного вами хранителем, называют – КЛЮЧНИК. За неуёмное желание открывать чужие секреты, но умеющего их хранить.
– Вы можете устроить нам контакт?
– Нет.
– Почему?
– Он отошёл от дел. А старое его уже не волнует.
– А новое! Предстоящее?
– Зачем беспокоить человека вопросами, если он этого не хочет.
– Разве ему будет не интересно узнать, как наш сотрудник его вывел?
– Интересно тогда, когда тебя находят. Ваш вывел, но не смог достать. Разница есть?
– Существенная. Мы можем его искать?
– Даже советую.
– У меня к вам вопросов больше нет.
– А у тебя, Алексеевич!?- Янг коснулся руки Егорова, тот сидел отрешённо.
– Хочу тебе признаться, Янг. Я буду рад, если ты не доживешь до пенсии. Это моё откровение. Я не в роскоши там, но дома. Готов быть там хоть нищим и бездомным. Потому что это – Родина. Тебе это чувство знакомо?
– Фёдор! Мне это чувство не знакомо. Но я тебя понял. Помню я, что ты мне говорил в транзитной, и признание твоё принимаю к сведению. Уже тогда я не сомневался в тебе. Что мне для тебя сделать?
– Место можно придержать на кладбище? Плата заканчивается через полгода.
– Хорошо. Я его выкуплю.
– Я не смогу тебе возместить. Нечем.
– Ничего. Это не страшно. Твои двое оставшиеся тут работают по моему проекту. Так что ты мне ничего не должен.
– Как они?
– Мужики умные. Скоро я их легализую. Есть подо что.
– Будешь в Москве, милости прошу в гости,- пригласил Егоров Янга.- Привет им передавай.
Они попрощались и покинули офис.
В самолёте сотрудник "Баррикады" наклонил голову к Егорову и спросил:
– Вы спите?
– Нет. Что тебя ещё волнует?
– О каком месте шла речь?
– О моём. Места стоят денег. Это у нас закапывают за так.
– Вы хотите быть похоронены в Швейцарии?
– Да. А кому я буду нужен дома? Точнее мой труп.
– Мы могли бы это сделать!
– Я люблю Родину. Всю сознательную жизнь её защищал и не всегда хорошо. Моя душа останется в России навечно. Разве будет кому-то плохо, если мои останки зароют в Кантонах?
– А почему вы Янга просили об этом?
– Так он знает обо мне всё. Но информация об этом не дала течь. Такому можно доверить?
– Это касается как-то того, что он вас назвал Фёдором Алексеевичем?
– Напрямую. Он нашёл, кто были мои родители, и выяснил, как они погибли. По рождению я Гонтарь Фёдор Алексеевич. Родители мои истинные украинцы. И по генам я тоже. А прожил всю жизнь русским и с любовью к России. Это парадокс? Нет. Это реальность. Он мне в 1992 году передал пакет, в котором были документы и фотографии. Их сохранили простые люди. Я смотрел тогда на мать и отца, себя, сидящего на стуле и плакал. Впервые в жизни.
– Извините! Я не хотел. Извините!
– Ничего. Он мне сделал тогда подарок и ничего взамен не просил. По-людски?
– Да!
– А место на кладбище мне надо обязательно. Я его купил на десять лет. Когда уезжал, всё своё выходное пособие вбухал. А на большее у меня денег не было. Мы прожили с ней двадцать лет. О ней не знал никто из моего руководства, иначе…,- Егоров провёл ребром ладони по горлу.- Янг знал. Она умерла в 1990 году. Хочу лечь рядом с ней. Я в Господа не верю, но она была очень набожная католичка. Мы с ней тайно обвенчались. Вот мне и надо с ней рядом непременно. Потом пусть выкинут через год-два. Мог я и вас об этой услуге попросить, но не стал. Янг хоть и чужак, но честный. А вы хоть и свои, но в засаде. Я вас не знаю и кто вы, знать не хочу. А для меня это последнее моё обязательство в этой жизни важно и вам я его доверить не могу.
– Я понимаю!
– А о Хранителе вам скажу. Я его видел пару раз. О его неуловимости и секретности ходили всякие слухи. Так всегда бывает. От этого и весь расчёт. Все думали, что это супернелегал и усилия для его поимки направляли в эту сторону. А он в нелегале не был. Просто он многолик, как Шива. И никогда не прятался. Это актёр, импровизатор, психолог и мастак на всякие гу-гу. Он сам пускал о себе самые нелепые сплетни, а они обрастали подробностями. А он всегда был на самой поверхности. Всегда. Я его видел дважды. Один раз с Янгом. Второй раз в кафе. Таком маленьком. Городишко из сорока домов. Полчаса, как он в упор застрелил одну американскую мразь и…, на глазах у людей и полиции, и исчез. Все кинулись в погоню, а он спокойно потопал в кафе. Выпил кофе и поднялся на сцену. Там разрешают петь в собственном исполнении под собственное музыкальное сопровождение. В основном туристам. Он пел одно известное, но старое французское шансонье. Такое мелодичное, что одна пара, совсем ветхие французы плакали навзрыд. И он с ними познакомился и уехал на их автомобиле,- Егоров смолк. Он долго сидел и шамкал губами, но потом, усмехнувшись, серьёзно добавил:- Так мог поступить только русский. Только. Но, чтобы это иметь, надо чтобы билось тут,- он постукал себя в грудь.- На такое способна только возвышенная русская душа. Он пел самоотрешённо, ни на кого не глядя, но я чувствовал, что он меня держит под контролем, каким-то девятым зрением и если я попытаюсь его задержать или что-то предпринять – грохнет. Больше мне его не приходилось встречать.
– А среди пограничников его не было?
– Нет. Я бы его опознал.
– А многолицие?
– Это такой термин. Доведённая до совершенства, до универсализма работа лицевых мышц. В истории были такие примеры. Они редки, но факт имел место.
– А пластические операции?
– Что ты! Тот, кто владеет многолицием, под скальпель никогда не ляжет. Это же смертоубийство!
– Нарушит нервные окончания?
– Коньяк!- попросил Егоров у проходившей мимо проводницы.- И одно из его имён я знаю, но он под ним никогда нигде не появится.
– Какое?
– Самое самое,- Егоров подмигнул проводнице, которая принесла коньяк, и высказал ей красивый комплимент. Девушка улыбнулась в ответ и отошла.- Сэр Александр Бредфорд,- произнёс Егоров, сделав глоток.
– Об этом имени есть только слухи. Я не уверен, что он вообще существует.
– И зря. Ваш Пятыгин просил меня через Янга о встрече именно с человеком под именем Бредфорд. Возможно, его и выдумали, всё могёть быть. Но за этим именем было место в палате лордов Британского парламента. Когда я об этом узнал, то смеялся до коликов. Матушка Европа не ведала ещё проходимца такого полёта, да ко всему создавшего империю в финансах. Поручик Киже. Он может быть нереален, но империя существует. "Кредит Кепитал" и "Контрол Бенк" – это его банки.
– Там имя совсем иное. Основатель этих банков – человек по имени Александр Ольденбург. И с приставкой фон, как и Нейман Готфрид Янг.
– А фон Ольденбурга Александра кто живьём видел?
– Думаю, что банкир. Чарльз Эриг Пирс.
– Он думает!!!- Егоров возмутился, дёрнул руками, но опомнился, чтобы не расплескать коньяк. За него продолжил сотрудник "Баррикады".
– Русский не мог бы стать основателем банка в Швейцарии без хорошего родовода. А знатный родовод – это бумаги. Их подделать нельзя и их податель обязан иметь лицо, которое его удостоверит. Этот доверитель должен быть у властей вне всяких подозрений, кристальной чести и порядочности. Так?
– И у подателя должно быть всё чисто по тем вещам, которым в Союзе нигде не учили.
– А где его учили, если вы утверждаете его принадлежность к Союзу?
– А чего ты у меня об этом спрашиваешь? Да этому, мой друг, научить нельзя. С этим рождаются. Это получают в наследство от родителей вместе с душой. Такое видно даже в десятом колене. У вас в школах преподают?
– Нет.
– И нам не давали. И правильно. Нельзя научить сына гончара великосветским манерам. Как не дуйся, всё равно ты мужик. Для сравнения отсылаю тебя в поэзию Александра Сергеевича Пушкина и поэзию Тараса Григорьевича Шевченко. Читай и сравнивай полёт душ этих людей через словесность. Один из них потомственный дворянин, а другой потомственный раб. А хранитель может быть хорошим гончаром, шорником, кузнецом, но всё равно в нём голубая кровь и это, если у тебя мозги есть, видно. Он из князей, ваш Ключник. И Бредфорд из князей. И Янг тоже – маркиз там какой-то. Ты видел его, когда он нёс поднос?
– Да. Ещё мысль мелькнула, что похож на обычного официанта.
– Вот это и есть знатность. Умение перевоплотиться, и есть уникум, по которому надо набирать в разведшколы. Ну, на кой чёрт мы набирали тех, кто знал наизусть устав ВЛКСМ и Великой Компартии?! Они все дали тягу на Запад, унося наши секреты. Дубьё! Каким годом Пятыгин пометил быки?
– 1983.
– Это год самого активного ухода за кордон. Бегали и раньше, но поодиночке. На 1983 год пришёлся пик. И все из подготовки с 1963 по 1978 включительно. Быки. Голубая кровь – понятие чести. У быка нет понятия чести и привить его нельзя. Это чуждо его природе. Он сдаст всё равно, если ему посулить блага. Он понимает только шелест купюр. У вас есть в "Баррикаде" кто-то со знатным родоводом?
– Есть.
– Вот с этим человеком потолкуй, коль хочешь Хранителя найти. Он может оказаться как банкиром, так и простым работягой. Хоть шахтёром,- Егоров перестал говорить и до Москвы не произнёс больше ни одного слова.