В гости к Скоблеву пришёл Пороховщиков по просьбе последнего.
– Приветствую, Анатолий Давыдович!
– Здравствуй, Валерий Дмитриевич! Проходи. Присаживайся. Рад тебя видеть в добром здравии.
– Так недавно встречались,- удивляется Пороховщиков.
– А всё равно приятно,- Скоблев усаживается на диван рядом.- Что ты пришёл, что время сыскал. Не хочу от тебя скрывать, но твоё предложение по финансам у моих не прошло.
– Разве ты мне обещал!!?
– Отказал, отказал, но задание дал, чтобы обсосали вопрос. Ответ дали нехороший. Выслушаешь?
– Конечно. Для этого и приехал.
– На календаре начало июля. Прогнозы плохие и в сентябре-октябре грянет кризис.
– Я это нутром своим французским чую, потому к тебе и обратился.
– Мои, такую сумму прикрыть не смогут, не сумеют. Их надо в металл переводить, в сырьё, в оборудование, а за оставшееся время не успеть. Но есть у меня в Швейцарии что-то, что это сделает. И я к ним звякнул.
– Согласились?
– Вполне. Только ты, Валерий Дмитриевич, выслушай меня старика. Очень внимательно выслушай. Я в Москве по информации царь и бог, но её никому не продаю. Хранить умею, потому и жив пока.
– Об этом каждый в столице знает.
– Ну, положим, не все, не пой мне дифирамбы. Люди, к которым я звонил, так с бухты-барахты у народа с большой дороги и проспектов, денег не берут. Они знают, что у меня таких доходов нет. И сходу посоветовали мне собрать информацию на возможного вкладчика.
– А происхождение их не интересует?
– Это – нет, а вкладчики – да.
– Хитрая конторка,- усмехается Пороховщиков.
– Так вот, Валерий Дмитриевич, почему я тебя пригласил. Они мне на слово не поверят о тебе, если я им всучу туфту. Перепроверят, и ведь не сойдётся. Так что тебе надо выбирать. Иначе деньги эти после инфляции обесценятся.
– Этого больше всего я и боюсь. Своим доверить не могу. Скурвились маненько. Мне надо было всё в ЗТ долбануть, да при моём посту искать сложно.
– Высоко ты взлетел, спору нет. Но в ЗТ такие суммы тебе никто не обернет. Металла нынче по миру столько нет. И за десять лет не собрать. Тысячу шестьсот тонн!! Что ты!!?
– А они во что предлагают?
– Не задают там таких вопросов. У них гарантия. У тебя при передаче считают на золото по курсу, а при получении массу множат на курс дня забора. Золото в цене растёт. Процентов не дают, но шанс сохранить верный. Ты же ко мне пришёл для сохранения выяснить?
– А под проценты берут?
– Брали. Теперь берут выборочно,- Скоблев встал и предложил:- Чего выпьешь?
– Вино есть?
– Какое тебе?
– Что-нибудь лёгкое белое.
– Испортила тебя Франция,- пошутил Скоблев, доставая из шкафа бутылку марочного французского вина, купленного накануне в супермаркете за пятсот долларов, специально к приходу Пороховщикова, тарелку с сыром. Возле столика открыл её штопором, плеснул в стакан чуть-чуть и молвил:- Дорогое, мать её, удовольствие!
– Хорошее вино – золото,- ответил Пороховщиков, глотнул и добавил:- Не бормотуха с плодбазы. Небось, покупал с расчётом!?
– Чего скрывать! Твоя слабость к вину многим известна, купил. Я ж тебя в гости звал!
– Мы отвлеклись. Какая им в додачу денег нужна информация?
– Что тебе сказать!? Они под обман не берут. Главное – порядочность вкладчика.
– Намекаешь?!!
– Не я! Принцип у них такой. Да и риски, ты мне прости за грубое слово, приходят блядь с деньгами. Ты же их не на пустом месте нашёл. След за ними. И тут он материальный, а подтверждение там на счетах. Их со счетов перегонять придётся к ним и не просто, а под проект какой-то, где ты в контрактах фигурировать не моги. Если это миллион или два, кто заметит, а миллиарды внимание привлекут пристальное. Наверное, не в одной стране и банков с сотню?
– Много!- подтвердил, не вдаваясь в подробности, Пороховщиков.
– Вот видишь! И банки, когда от них забирают, выражают неудовольствие.
– Так мне писать биографию, что ль?!
– Бумаг там не рассматривают. Они никого не интересуют. Это не фирма по отмыву грязных денег, пойми. Это солидная контора, состоящая в системе мировых финансов и под законом. Они взяли у тебя, а тут приходит козлик и тычет им постановление, что ворованное прячете, будьте любезны вернуть, а он у них в обороте по сохранению. Что делать? В одночасье таких денег нигде не одолжишь. Но счёт могут арестовать и им кроме убытков ещё куча неприятностей, так тебе скажу.
– Согласен, что деньги у меня не чистые,- Пороховщиков делает два глотка и бросает ломтик сыра в рот.- Но их необязательно сводить на один счёт.
– Ты во Франции поднаторел в этом, но и мы не лыком шиты,- Скоблев открывает себе баночку пива.- У тебя, так понимаю, целая армия надёжных людей ждёт за воротами сигнала, ехать открывать счета.
– Туговато у меня с людьми!
– А у кого они есть?
– Анатолий Давыдович, не терзай мне душу. Знаешь ведь, где я был. Дружба дружбе рознь. После возвращения домой я рубля никому не доверю. Давай, советуй!?
– Есть один вариант, но я тебе о нём, если что, не говорил. Это на случай, коль тебе будет не по вкусу. По моим подсчётам тебе отдали полсотни миллиардов. Есть толк, что часть из них в ЗТ. До пяти. Ещё ты своей родне передал кое-что, по слухам два или около того, а ко мне притопал с двадцатью.
– Всё-то ты ведаешь!!
– Знаю, знаю. Даже о том, как их эти сучьи дети делали, как тебе отдавали, всё знаю. Я ж в этой стране, по названию Москва, ухарь ещё тот!- Скоблев улыбается.
– Тебя интересует, где остаток?
– Да мне, Валерий Дмитриевич, вообще по барабану всё. Деньги в том числе. Человек я сторонний в делах этого государства токмо с виду, но свой интерес не упущу. Остатками интересуюсь по иной причине. Жадность.
– А вот в это я не верю!- восклицает Пороховщиков.
– И зря. Хорошо, думаю я сам себе, помогу я ему, а почему нет, от меня не убудет, сохранить капитал. Он же мне не чужой, свой, русский. Не враг, не янки. Он мою помощь в последствии учтет, может даже моей фирме что-то подкинет. Не мне лично,- Скоблев машет рукой,- мне уже скоро к земле, а с собой что взять? А вот тем, кто дело моё примет, не помешают. Но мысль меня изнутри ест. Точно знаю, что уже никто у него в сохран не возьмёт, и потому он приходил. А предлагает только половину. И мне обидно! Выходит, что вторая половина коту под хвост? Ты мне, в жадность мою не веря, плюнь в лицо. Они украли, ты их прижучил к стенке, а всё равно убыток. Кому? Тебе? Нет. Мне? Нет. Им? Им уже достались сухари и лагерные нары. Стране? И ей ничего. Народу? О нём ни слова.
– А ты, стало быть, о стране беспокоишься?
– Сказал бы я тебе, но не стану,- Скоблев открывает вторую баночку пива, пьёт.
– Родиной меня упрекать не надо. Я не за идею там, во Франции, двадцать лет оттрубил. Семью бросил и вернулся. Очень тебя прошу, не упоминай её?!!
– Ладно,- соглашается Скоблев.
– Значит, ты с ними всё обговорил и они согласны. Но информация о пятидесяти прошла?
– Прошла! Она давно пронеслась.
– Может это и к лучшему,- Пороховщиков вздыхает и наливает себе в стакан вино.
– Тебе видней.
– Сорок пять они возьмут?
– Ого!!!- у Скоблева отвисает челюсть.
– Вот тебе и ого! Только я их раздоил, посыпались кризисы. В Корее, Индонезии. Поплыло всё безостановочно. Следом тут завертелось. Как, блядь, извини, накаркал кто-то. Ничего не успеваю. Надеялся, что уляжется. Тешил себя надеждами, а сейчас чувствую – всё, час настал. Или или. Полцарства за коня! Какие они выставляют условия?
– Только всё о хозяине.
– И всё-таки понять не могу! Ну, на кой я им нужен?
– Не ты!- возражает Скоблев.- Информация о тебе. О твоей порядочности. Сам-то ты как раз и не нужен сто лет в обед. Имя твоё нигде фигурировать не будет. Всё оформят на человека тебе известного.
– А как я смогу получить? Или распорядиться?
– Сообщаешь куда и кому, сколько. Их перед выдачей прогонят, чтобы стемнить счета.
– Гарантии?
– Поручитель.
– Ты!?
– Нет. Стар я для этого. Да и суммы!
– Только не предлагай мне своих в поручители.
– Его ты сам должен выбрать. Вот кому бы ты в мире мог доверить? Самое святое?
– Только себе.
– Молодец!! Им ты и будешь,- Скоблев хлопает себя по коленкам.
– Запутал!- Пороховщиков смеётся.
– Всё верно. Тебе выдадут в хранение вексель на предъявителя. Себя и впишешь.
– А вексель на что?
– На акции.
– Какие?
– Надёжные.
– На сорок пять!!?
– Конечно.
– На фронте новых технологий пусто,- предупреждает Пороховщиков.
– Так ли уж!
– Почти.
– Хорошо. Ты в химии сидишь глубоко, поймёшь. О высокомолекулярных полимерах слышал?
– Сам с ними работал.
– Которые с памятью?
– Теоретически.
– Сейчас продемонстрирую,- величественно Скоблев уходит к сейфу и приносит мячик для большого тенниса. Достаёт из кармана перочинный ножик и подаёт оба предмета Пороховщикову.- Режь!
Тот отрезает от мячика сегмент, но мячик тут же восстанавливает форму. Проделывает обрезание несколько раз, но результат всегда одинаковый.
– Полый делается,- подмечает он.
– Масса из центра перемещается к поверхности, заполняя отрезанные места,- Скоблев пьёт пиво.- Во дворе стоит авто "ситроен", кстати, у которого вечные шины. Они не только протектор восстанавливают, но и меняют его фигурацию в зависимости от покрытия дороги и погодных условий. Сходи, брызни на них вино из бутылки и режь.
– И!??
– В такое можно вложить сорок пять?
– Мне вексель подо что конкретно?
– Под акции концерна, который со следующего года ставит эти шины на поток. Не ЗТ, извини, но это всё в прошлом. Вообще-то у них есть и другие предложения, только мне поручили с тобой говорить об этом. Поскольку ты сам в химии голова.
– Вот как!! Анатолий Давыдович! Я в химии, верно, ты подметил, секу. Знаю все химические концерны мира. Что и где они производят. А в матушке Европе бывал на всех заводах. Там нет ничего подобного и близко.
– Правду говоришь! Не было. В Европе многое поменялось. На карту глянь?
– Допустим. Смягчаю тем, что не был в соцстранах, но информацию об их усилиях имел из данных разведки. Заметь себе, не нашей, а французской.
– Хочешь, чтобы я тебе назвал концерн?
– Не требую, но желательно.
– "Дитрих Контрол ГМХ технолоджи",- произносит Скоблев.
– Образован в восточной Германии в 1996. Основной вид продукции – резинотехнические изделия для промышленного использования. Так?
– Не знаю. Меня номенклатура их товаров обходит стороной.
– А шины?
– Прислали четыре года назад для обкатки на наших паршивых дорогах. Прислали тайно. Штучное производство.
– Так долго обустраивали технологический поток?
– Я не в курсе, Валерий Дмитриевич.
– Давыдович! Сведи меня с кем-то из руководства.
– Этого не могу. Знают они, что ты работал во Франции, что химик, что другой у тебя профиль. Однако, побоивание есть на твой счёт. Конкуренция, братец. И от неё ускользнуть невозможно. Ведь за тебя, что ты не сучок, поручителя днём с огнём не найти.
Пороховщиков на слова Скоблева не обиделся.
– Ты прав! Ситуация сучья. Устал я от этого маразма порядком. Где не появлюсь – дай гарантии, что не слон. А кто мне эту справку даст? Ведь никого не осталось из тех, кто меня когда-то готовил. Пустота.
– Не только ваша лавка приказала долго жить. Все посыпались на свой шкурный интерес. Забыли о главном, но… слово не воробей, дальше не продолжаю.
– Анатолий Давыдович! Я ведь к тебе тоже пришёл не пустой. Дошли до меня слухи, что ты из КГБ уволился странно. Быстро организовал свой цех, и никакая власть тебя трогать не пожелала?
– Точно. Я в 1987 году вышел на пенсию по состоянию здоровья. Сердце. Хоть ты, глаза на месте, видишь, что здоров я и в полном порядке. Ты усталость упомянул, так я уже тогда, как идальго в борьбе с ветряными мельницами, выдохся. Кого не возьмём – всё нулевой вариант. Звонок с верху и отпустить велено строжайше засранцев. А безнаказанность порождает вседозволенность. Вот в правление Ельцина произошло аналогично. Это она его свалила и послала к чёрту. Знаешь, сколько мы усилий приложили, чтобы генсеком стал Андропов? Так напрягались, что кровь шла из ушей. При Черненко тихо себя вели, а появился Миша, ну мы духом воспрянули, стали готовиться к битве, а он – он в кусты планетного миролюбия полез, вместо того, чтобы в стране порядок навести элементарный и, прежде всего, в партийной власти. К 1987 году стало очевидно – толку не будет. А у нас, как назло, прокол за проколом, уходы сплошные за кордон, утечки информации. И так меня это достало, что хоть руки на себя наложи. И решил я, что надо своё дело строить, но так, чтобы всё честь по чести. И чтобы никто в мой огород ни камня, ни песка не бросил. Ведь по большому счёту дело моё стране подмога. Вот власти не всегда, где-то мы расходимся. Но у них против меня ничего нет. Чист я, кто бы в Кремль не влез. А коль они что затеют, так мы, не боги горшки обжигают, прижать сможем. Есть кой-какие материалы,- Скоблев смолк.
– А мне говорили, что ты кого-то искал, вроде с Сергеевым каким-то. И всё кончилось смертью, твоим сердцем и ещё кто-то ушёл за границу. Кириллов, так кажется.
– Кириллов был старшим по делу, которое мы вели. Он был в штате НОРа. А упомянутый тобой Сергеев к делу отношения не имел. Почему застрелился – иди покойника спроси. Он в КГБ был человек. Могучий. Пришёл к нам в усиление от министерства обороны. Ведал внутренней контрразведкой. Поговаривали, что он кадровый в двух ипостасях. В "Плутоне" и в "Мак", был такой отдел в ГКО при верховном главнокомандующем. А верховный – председатель Верховного Совета до совмещения этих постов генеральным секретарём. Вот ты спроси о нём данные в своей конторе. Ты же кадровый "плутоновец". Не так ли?
– Там. Потом в "Резеде" оказался. Доверяли,- кивает Пороховщиков.
– Вот у своих и спрашивай.
– У меня с начальником контры отношения нормальные, но он мне на Сергеева ничего не дал. Сказал, что он выбыл от них в 1972 в распоряжение КОРУНД.
– Брешет он!! Не мог Сергеев убыть в КОРУНД. КОРУНД – это обеспечение безопасности членов политбюро и часть секретарей ЦК, а также анализ данных. Сидели их люди кругом, но большей частью на Старой площади. Ты слышал, чтобы кто-то из "Плутона ", даже при перетрясках во власти, попал в КОРУНД?
– Нет, не слышал. Маловероятно. И потому я начальнику контрразведки не поверил и сказанную им информацию принял только к сведению. А он мне солгать не мог. Значит, дал то, что там есть. Впрочем, суть не в том. Так кого вы всё-таки ловили?
– А никого! Призраки,- Скоблев искренне расхохотался.
– Так ли уж и призраки?
– Их, их не сомневайся! Главным приоритетом в моей работе были бандиты большого полёта. Они, так повелось, всегда были исправные плательщики лицам во власти. Система индульгенций, Валерий Дмитриевич, была и при коммунизме. Кому-то из больших бандитов власть позволяла находиться на свободе, кому-то выписывала путёвку в зону. Неожиданно на горизонте появились призраки, которые отказались платить в общую кассу. Разведка МВД с ними совладать не смогла. Дело этих призраков кинули к нам в КГБ по линии брюлики, золото, валюта. Мой отдел подключили на последней стадии операции, но поймать мы никого не смогли.
– Испарились?
– Ну что ты!!! По тем временам исчезнуть из нашего поля зрения было невозможно.
– Но они всё-таки ушли?
– Технично скрылись. Было предположение, что все они мертвецы, но вдруг воскресшие. Пока мы изгибались и ориентировались, они оперативно убрали на тот свет всех с кем у них били контакты, посчитав их потенциальными суками. Пустили под нож всех. И криминальных, и простых. Сами легли на дно. Так дело обстояло. Закрыли его или нет не в курсе, дело, то есть. От нас его перекинули к армейским.
– И Сергеев к делу тому причастен не был?
– Ни коим образом.
– Начальник контры мне сказал по секрету, что один такой призрак был в штате КГБ. Сергеев его вычислил, что и стало причиной его смерти.
– Работал. Точно. Однако, кто? Уже в ходе раскрутки призраков, а там косвенно проходили старательские бригады и артельки, выяснилось, что тип в КГБ ошивавшийся и уволенный за драку, погиб при невыясненных обстоятельствах. Его к делу пришили белыми нитками, как возможного кандидата в ранге наводчика и координатора. Я с Сергеевым по этому поводу разговаривал, и он, было это незадолго до его смерти, сказал мне, что сидевший у нас в конторе человек из-за бугра, но к нам притопал по хорошим бумагам из местной ямы. Я его тогда ещё переспросил, мол, к чему тащиться в нашу шарашку через ямку.
– Что он тебе ответил?
– Что пути господни неисповедимы. Ты, дай всевышний памяти, девятый, кто этим у меня интересовался.
– Конкретно кто ещё об этом выпытывал?
– ГРУ были тут. Мидовцы тоже приходили. НоРовцы забегали. Перед тобой были певчие из "Баррикады".
– Вот как!!!
– Именно.
– Они-то чего искали?
– Тоже что и ты. Каналы.
– А в деле были каналы?
– Эти призраки наладили обратные тропы из страны. Принимали заказы по отправке. Под подозрение тогда попали пограничники, и дело расследовала отдельная бригада, но подтвердить данніе следствие не смогло.
– Что они брали в отправку?
– Всё, кроме людей. Золото, валюту, камни, редкоземельные, оружие, боеприпасы. Мой шеф в Президиуме Верховного Совета через них осаживал за бугром до сорока миллионов долларов в год. По тем временам огромные деньги.
– Он жив?
– Умер. Четыре с половиной года назад. Его на пенсию отправили, когда Михаил Сергеевич стал старых разгонять, и он на даче с тех пор сидел безвыездно. Никого не принимал. Уж на что я был у него в доверии и то он мне, когда я после госпиталя к нему в гости наведался, сказал: "Толя, не приезжай больше ко мне. Я вас всех не хочу видеть". И в дом не пустил. Так вот.
– Его призраки нагрели?
– А был выбор?
– Смерть или…
– Так. При Горбачёве они многих растрясли.
– И ты о них не знаешь? Вот обо мне в курсе, а они под твоим носом и ты ни гу-гу?!
– Валерий Дмитриевич! Вопросы такие никому не задавай. Ответов на них нет. По их присутствию в стране ходят мрачные слухи. Все перешептываются и молчат. И все хотят с ними установить контакт. Может, и я о них что-то знаю, но делиться – от этого уволь.
– Опасаешься или слово дал?
– Ни то, ни сё,- уклонился от прямого ответа Скоблев.
– А ты часом не по их каналам хочешь мои деньги пустить?
– Не по их. Много лет назад, когда у нас в стране все воровали и банки росли как грибы, а их рвали все кому ни лень, я в Швейцарии договорился с одним крупным банком. Им нужна была поддержка в Восточных землях, а у меня там кой-какие связи имелись.
– Их же в ГДР разогнали!
– Не всех. И скепсис твой в мой адрес неуместен. Я же в КГБ не политсыском ведал, бандитизмом. Заместитель начальника криминальной полиции Германии у меня стажировался в начале восьмидесятых. И при объединении его никто не выгнал, наоборот. Не все же тупые были.
– Значит, предлагаемые мне акции химического концерна – это дело банка в Швейцарии?
– Концерн – складчина. Немцы, британцы, швейцарцы.
– Уставной большой?
– Контрольного пакета тебе никто не предлагает. Двести.
– Двадцать два с половиной!
– Двадцать. Тебе обещано двадцать. Они исходили из сорока. Остальное где-то пристроят.
– Я по памяти искал и нашёл. За названным тобой концерном стоял "Иссиф оф бэнк".
– Да. Но в паях с "Кредит кепитал". Они разошлись. Вместо арабов теперь немцы. "Дойч ГМХ Банк". Британцы представлены банком "Дебит организейшн". Пакет "Кредита" перекупил швейцарский "Контрол бэнк". Доли у всех разные. Они готовы пойти на двадцать тебе, скинувшись.
– Уступчивые?!
– Нам нужен русский партнёр, так мне сказали. На перспективу. И я им предложил тебя, а они согласились.
– Газ, нефть?
– Только капитал, пока. Но и это, весит. У нас же что не пятилетка – новая власть.
– Точно. И гарантии все прежние ту-ту. Скажи, Анатолий Давыдович, а ты в их компанию как пролез?
– Через меня покупали земли под строительство в Восточной Германии заводов. Это старые военные полигоны. Я им отдал в аренду земли на пятьдесят лет. С того и живу.
– Лихо!!
– Плюс они помогли мне банк тут открыть, и теперь я независимый.
– Я смогу у них получить кредит под списание процентов, дело-то прибыльное?
– Сколько?
– Двадцать!
– Я переговорю. Ведь долбанет инфляция – это будет уже не двадцать. Они не твои – выходит.
– Не мои. А получателя я не знаю, но уважения он достоин. Может прийти в любой момент. Не хочу выглядеть ханыгой.
– Обязательно переговорю. Значит, ты с кем-то был на короткой ноге, коль получателя потерял.
– А это, по моим прогнозам, те самые призраки, что существуют в нашей стране. О которых все догадываются или имеют с ними контакты, но молчат.
– Очевидности в твоих словах я не увидел. Мало ли кто это мог быть? Деньги-то стоили того, чтоб за них корячиться. Я тебе завтра дам знать. Торопиться надобно.
– На текущие расходы я могу претендовать?
– Без проблем. Пришли кого-то в мой банк. Пусть откроет счёт.
– Передачу будем делать у тебя?
– Мой офис не банк. Договоримся, они пришлют представителя и нотариуса. Нужна будет переофорляшка от тебя на управление средствами на имя человека, который прибудет.
– "Контрол бэнк" – это Чарльз Пирс?
– Он.
– Вставший англичанин "с хорошей репутацией"?
– Почему вставший?
– А ты не знаешь?
– Я знаю, что он лучший банкир мира.
– Его выгнали за подлог, он спился, попал в психушку, а потом объявился в Швейцарии в качестве исполнительного директора "Контрол бэнк", где и достиг замечательных успехов.
– Впервые об этом слышу. Я с ним общался, когда он приезжал лет десять назад в Россию в составе делегации Европейского банка Реконструкции и Развития. Был приём, на который приглашали наших предпринимателей. Пришло приглашение и мне. Там и познакомились.
– А говорили через переводчика?
– По-немецки говорили!
– А ты владеешь немецким?
– Немецким, испанским, французским,- Скоблев перешёл на французский.- Он меня позвал в гости. И я поехал. Мне свой банк хотелось организовать, а опыта – ноль. Они помогли мне консультациями, оборудованием, программным обеспечением, обучением персонала. А потом и с землёй в Германии мы договорились.
– Превосходный акцент! Ей богу! Анатолий Давыдович! Нанимал учителя?
– По всякому было. Во Франции я три месяца стажировался несколько лет назад, думал язык у меня в трубочку свернется, но ничего, вытерпел все адовы муки. Понять не могу, как вы там, с русскими мозгами не прокалывались. Я был готов через слово материться.
– А я домой вернувшись, заново русский учил. Многие слова в первые месяцы произносить не мог, путался,- Пороховщиков поднялся.- Пойду. Мне ещё надо сегодня с одним клиентом встретиться, под протокол.
– Валерий Дмитриевич! Ещё мне велено спросить, нет ли у тебя желания вернуться в науку?
– Тоже от них?
– Нет. Это вопрос от твоего сокурсника по "Плутону". От Курского.
– А он где? Мы с ним тридцать лет не виделись.
– Он где-то под Бирмингемом работает в научном институте.
– Химией занимается?
– Да.
– А о нём ты откуда знаешь?
– Он приезжал год назад ко мне. Предложил фабрику фармацевтическую строить. Лекарства выпускать. Теперь она под Тверью фурычит.
– Ушёл в фармацевтику!- огорченно произносит Пороховщиков.
– Лекарство – это смежно. Я у него не интересовался, но выпускает она для тех, кто с пересаженными органами. Для уживления или приживления. А сам-то он занимается этими…, ну как их…, я же не химик, он произносил, но я мимо ушей. Сказал только, что делом юности занимается.
– Многомолекулярными дизами на основе атомарной сборки из секреций провинций,- называет Пороховщиков.
– Вроде,- Скоблев разводит руки по сторонам.- Про атом что-то было. Я его попросил не отягощать мои мозги своими терминами, и он сказал, что это какое-то там строительство, где применяют сборку отдельными атомами, как дом из кирпичей. Ага! Вот так и сказал.
– Он тебе про наше знакомство сказал?
– Он. Хочу, говорит, навестить. Вместе, мол, учились, но я ему отсоветовал.
– Правильно. Вокруг блохи шевелились. А в Англии он как оказался?
– Его туда пригласили. Он называл. Какой-то не то Люмберт, не то Ламберт.
– Ланберг!!
– Ага! Ламберг! Ты знаком?
– Великий ум. Я все его публикации знаю наизусть. В последнее десятилетие он перестал писать.
– Так что Курскому передать?
– Мой телефон домашний.
– Хорошо.
– Кто к тебе его направил?
– Жизнь. Ведь наши нувориши только торговле деньги давали. А на фабрику кто даст? Ко всему там надо было организовывать систему охраны от криминала. Он работал одно время в институте прикладной механики, который был под секретариатом Верховного Совета СССР, а я был куратором службы безопасности. Ну, с ним тогда знаком не был, хоть многих тогда знал. Вот один из них ко мне его и направил. А о том, что в "Плутоне" вы учились, он мне не говорил. Дак ты-то из той семьи пчелиной. Почему я тебе об этом и говорю.
– Мы в начальной школе вместе были. Койки наши рядом стояли. Ночами мечтали шёпотом о новых открытиях, науке. Я прошёл "вечный" отбор, а его зарубили по плохому зрению. И ещё что-то там нашли. Вроде печень.
– Значит, твой телефон ему дать!!?
– Обязательно.
– Он о тебе отзывался хорошо. Понять всё не мог, как ты в юристы пролез. Я ему глаза открыл, есть грех такой. Полчаса он сидел в трансе и попом попросил, если случай представится напомнить о себе. Ну и спросить, не хочешь ли ты в науку вернуться. Прошлое, сказал, помехой не будет.
– Он лекции там читает или практикой занимается?
– Вот тот англичанин Ламберг, дал ему лабораторию, и он работает по своей теме. Это точно помню, что он говорил. Многое не могу ему обещать, в смысле денег, но, мол, как никак своя лаборатория и место есть.
– Деньги меня и не интересуют,- произнёс задумчиво Пороховщиков.
– Ну, я думаю!!! Иметь в карманах миллиарды и ещё о них думать!?
– Ты ему давал кредит?
– Не а! Пополам. Его технологии, мои деньги. Он бывает тут раз в три месяца, чтобы запустить новые лекарства. У меня отдельный человек всем этим с ним занимается. Триста рабочих мест. Доходов – ноль.
– Убытков?
– Ноль. Я выбил через Минздрав льготы. Мы эти лекарства раньше за валюту покупали, которой всё время нет. Кабинет министров дал мне добро. Снабжаем теперь все медицинские центры, где делают пересадки.
– Всё, ухожу, а то душу мне разбредил,- Пороховщиков идёт к дверям.
– Бывай!- говорит ему Скоблев, но ответа нет.