– Здоров, брательник!- в калитку протиснулся Владимир.
– Привет!- ответил Сашка.
Было раннее утро, и он собирался в тайгу, надо было сбегать на один дальний подпольный промысел.
– Намылился?
– Есть такой момент. А что?
– Повремени малость.
– Случилось что?
– Старшего нашего под утро отправили в больницу. Сердце останавливалось дважды. Врач сказал, что больше суток не вытянет. Судя по всему – правда. Совсем на себя не похож. Так что ты отложи. Или тебе срочно?
– Он под аппаратом?
– Нет. Какой смысл его под аппарат ложить, если у него уже ни печень, ни почки, ни селезенка не работают. Отказали они совсем, коль они у него вообще есть, а не сгорели от водки.
На крыльцо вышла Елена.
– Здравствуй, Владимир! Я всё слышала. Ты из больницы?
– Да. Оттуда.
– Зайди, позавтракай, чай попей,- предложила Елена.
– Спасибо, не откажусь,- согласился Владимир.
– Александр! Может надо лекарство какое-то. Позвони врачу и узнай,- сказала она Сашке.
– Лекарство помогает тогда, когда есть предмет. А нет предмета – всё до задницы,- Сашка скинул с ног свои лесные сапоги и в носках пошёл в дом.
– Ну, всё-таки!- настаивала Елена, наливая в кружки чай.
Сашка глянул брату в глаза, но тот отрицательно качнул головой.
– Что вы перемаргиваетесь!- не сдержалась Елена и перешла на крик.- Ведь брат же ваш родной и любимый умирает! Ну, хоть что-то делайте,- она опустилась на табурет, и по её щекам потекли слёзы.
Но ни один из братьев ей не ответил.
– Господи!!- простонала она.- Что вы за люди такие? Есть у вас души или нет?
С улицы в кухню тихонько вошёл Алексей. К столу не пошёл, присел у стены на корточки, ничего не произнося. В сенях мелькнула голова одного из Бесов.
Сашка взял телефон и позвонил.
– День добрый, Софья Самуиловна. Прими срочный заказ. Надо форму пошить. Времён Второй мировой. Гимнастёрку и галифе. Брату. Я для образца пришлю. У него есть, но он в них уже не помещается. Нет пока, но врачи сказали, что суток не вытянет. Просил хоронить в ней.
Полчаса сидели молча. Елена лила слезу и шептала молитву. Первым кухню покинул Алексей, за ним Владимир вышел во двор. Сашка переоделся из лесного в обычное и тоже подался следом. Расположились за летней кухней, где сидели на ящиках, смотрели на реку, курили.
Елена позвонила одной из Сашкиных сестер и попросила прислать какую-то из дочерей или внучек, чтобы те присмотрели за детьми. Сама отправилась в больницу, никого об этом не предупреждая.
Игорь лежал в реанимации. Единственное, что к нему подключили, был кардиограф. Отсутствовали даже капельницы. Елена прошла и села рядом на стул, взяв его руку в свою. У противоположной стены лежал недавно прооперированный приезжий, у которого после сложной операции вдруг открылась повышенная чувствительность к антибиотикам, чуть не приведшая его к смерти.
Игорь был при смерти. Елена поняла это сразу, как только вошла. Его лицо было иссини серым и отдавало восковой тенью. Маска смерти, как прозвали в народе. Он надрывно и тяжело дышал. Ещё она поняла, что его оставили умирать одного, в одиночестве. Так ей подсказывало чувство.
В реанимации появился главврач и на её вопросительный взгляд тихо сказал:
– Осталось около часа. Пошло реактивное накопление продуктов распада. Это не замедлить и не остановить. Перестали работать внутренние органы, кроме сердца. Оно у него очень сильное, но мы бессильны,- он посмотрел на данные кардиографа и вышел.
Комок подступил к горлу, Елена сжалась от боли и накатившего чувства безысходности.
Веки Игоря задрожали, и он открыл глаза. Всмотревшись в сидящую рядом он, между вздохами, произнёс:
– Девочка, тебе не надо было сюда приходить. Смерть не то, что надо оставлять в памяти. С этим тяжело жить.
– Это уже не будет иметь значения,- ответила она.
– Для меня. Для меня это не будет иметь значения. Я давно мертвец,- он смолк, собрался с силами и выдавил из себя с хрипом:- Лена, прошу тебя, уйди. Я должен уйти сам. Один. Так надо. Прошу!
Она положила его руку поверх простыни, встала, наклонилась и поцеловала его в губы, после чего покинула реанимацию. На улице она разрыдалась. К ней подошла жена Игоря, обняла и отвела в лесок рядом, где, как выяснилось, давно находились дети и внуки Игоря, многочисленные родственники.
Через час к ним вышел главврач и сообщил, что для Игоря Григорьевича Карпинского жизненный путь закончен. Домой Елену проводил Павел, который находился у больницы, и которому было по пути. Она его поблагодарила и ушла в дом. Павел заглянул за летнюю кухню, где сидели три брата.
– С утра,- сказал он Алексею,- жду тебя на кладбище.
Алексей кивнул. Павел постоял немного и ушёл.
Один из Бесов исчез и появился со стаканами и бутылкой водки. Разлили на троих, выпили, потом сошли на берег и стали ладить большой костёр.
На похороны съехалось всё население трёх окрестных посёлков. Было не протолкнуться. Со стороны авиа городка подошла колонна офицеров, одетых в парадную форму, под командованием командира дивизии, что заранее ни с кем не было оговорено. Они остановились поодаль на центральной улице посёлка. Первые четыре ряда лётчиков были вооружены карабинами. Сзади колонны ехали два автобуса с духовым оркестром дивизии.
Для разговора с ними отправили Павла. Вернувшись, он сказал, что военные категорически настаивают на своём участии, аргументируя тем, что Игорь единственный в округе участник войны, а их дивизия прошла её от первого до последнего дня, и запретить им участвовать в похоронах солдата не вправе никто, даже родственники. Ко всему они предложили, либо: нести до кладбища на руках или на артиллерийском лафете, который есть и будет доставлен немедленно. От лафета отказались и после недолгих переговоров разбили путь до кладбища на четыре равные части. На первом понесут мужики посёлка, на втором военные, на третьем стрелки из охранного корпуса "семьи" и на последнем родственники.
Упёрлось в музыку. Ещё при жизни Игорь велел хоронить его без прибамбацев и похоронного марша. Командир дивизии, выслушав Павла, согласился, но твёрдо заявил, что на своём участке пути военные понесут под "Прощанье славянки" и это не вызвало возражений родных.
Лётчики ушли стройной коробкой к клубу, где начинался их участок пути, и там выстроились в парадные шеренги с развернутыми знаменами страны, авиации и своей дивизии.
Два часа процессия двигалась к кладбищу. Там военные дали из карабинов три залпа, и сразу же над головами присутствующих прошёл самолёт-истребитель Лагг-3. Он дал круг, покачивая в прощании крыльями, и скрылся за горизонтом.
От кладбища все вернулись к клубу, где на столах сколоченных из досок была расставлена поминальная трапеза. В пути к Сашке подошёл Пешков. Он был в военной парадной форме.
– Извини, Александр! Это я их привёл. Хотя они сами, узнав, кто умер, готовились прийти.
– Ничего,- ответил Сашка.- Игорь себе не принадлежал. Не извиняйся. Всё путём.
– Передай от меня соболезнования супруге и детям.
– Хорошо. А ты разве на поминки не останешься?
– Они организовали в авиа городке.
– Сбросились?
– Частью командование, остальное бабы организовали. Под одним все ходим. У них к смерти, сам знаешь авиацию, отношение особое.
– Передай комдиву спасибо и скажи, что раз так, то к четырём часам я к ним наведаюсь.
– Хорошо.
Пешков отошёл к колонне лётчиков.
За столом Сашка выпил, как положено, несколько стопок водки и тихонечко ретировался в авиагородок. В полночь в порядочном подпитии он двинулся из авиа городка пешком в направлении реки, уселся на косе и, потягивая из горлышка водку, пел песни. Уснул под утро прямо среди валунов. Очухался далеко за полдень. Осмотрелся вокруг, сполоснул рожу в воде и потопал в посёлок. Жены дома не было. Быстро переоделся и растворился в тайге.