Быстро просмотрев документы, Серов покинул офис концерна "Крестовский-Хаят". Он добрался в подмосковный центр внешней разведки, закрылся в своём кабинете и три дня подряд пил.
Душу человека, всю свою жизнь отдавшего разведке, смутить чем бы то ни было трудно, почти невозможно. Не потому, что она грубеет от частого прикосновения к боли и дерьму, грубеет ведь не у всех, а потому что психология таких людей способна выдерживать многочисленные сильные удары. У простого гражданина может запросто случиться инфаркт, а разведчик всегда остаётся самим собой, переведя стрелки часов переживаний на другой день. Может вообще замедлить время на неопределённый срок. Серов умел делать и то, и другое, но не стал. Ему захотелось хоть раз в жизни стать слабым и хилым, стать обычным человеком, беззащитным и больным, чтобы скопившиеся эмоции выплеснулись как можно сильнее и по возможности все, так как после прочитанного оставаться самим собой было необходимо как никогда, но по логике этого достичь было чрезвычайно трудно.
Серов пил, пускал слюни и сопли, орал песни, плакал как дитя навзрыд, валялся на полу в полуобморочном состоянии, бил руками и ногами по мебели и стенам, матерился благим матом, рвал волосы на голове. Это было тихое помешательство, из которого человек либо выходит обратно, либо остаётся в нём навсегда. Он вышел. Принял холодный душ, переоделся в чистое бельё, обрыганное собрал в пакет и выбросил в мусор, вычистил свой кабинет. К обеду ощущение приторного утомления, что есть похмельный синдром, оставило его в покое.
Он ещё раз внимательно просмотрел документы, аккуратно сложил их в пакет и спрятал в сейф. На том всё и окончилось.
После обеда к нему пришёл начальник контрразведки внешней разведки.
– Ты превращаешься в обычного человека. Я этому рад и не рад. Что тебя так сильно долбануло?
– Прошлое. Мне передали документы о гибели моих родителей.
– Они передали?
– Да.
– Серьёзные документы?
– Очень. Отца расстрелял НКВД в мае 1941 года. Мать родила меня в августе в Киеве, а в декабре её расстреляли немцы.
– А чьи они?
– Бумаги?
– Да.
– Немецкие. По взятии Киева они вскрыли ряд захоронений, чтобы установить точность дат, указанных в документах НКВД о массовых расстрелах.
– И как там установлено, что ты сын именно этих людей?
– По нескольким направлениям. Основная версия – медальон. У отца был серебряный медальон, такой же он сделал мне. Он был ювелир.
– Ну, положим, это ни о чём не говорит. На тебя его могли повесить, да и ты сам это прекрасно понимаешь.
– Могло быть всё что угодно. У матери была подруга из украинок, которой она оставила меня сразу после родов. Та меня унесла из Киева и сдала в детский дом. Есть справка, данная ей директором этого детского дома. Она вернулась в Киев. Её расстреляли в 1942 году за участие в подпольном движении. Справку эту гестапо обнаружило в её вещах. Видно хранила для того, чтобы передать моей матери, которой уже не было в живых.
– Фотографии какие-то есть?
– Да. Они сделали по ним все положенные экспертизы.
– Оперативно всё раскрутили. Извини меня за то, что тебе скажу, но мне их оперативность не кажется случайной. Стоит за этим что-то.
– Я это учитываю. Только там игры не будет. Тот к то мне передал документы наш бывший сотрудник Ронд. Его наша ликвидационная группа плохо убила, и он выжил.
– Помню. Потом выяснилось, что он был "чужак".
– И он мне про это сказал не таясь. Он базовый немецкий разведчик внедрённый к нам по линии Моссад. Смекаешь?
– Так он был еврей по псевдородителям тут.
– Для меня это не важно. Из полученных документов я сделал вывод, что кто-то из немецких служб в прошлом, и наши неизвестные тут в стране структуры обменялись архивами. Секретными архивами, что говорит об их возможном слиянии в единое целое. Но вот поразительный факт. Ведь архивы Советского Союза все в Москве и даже теперь в них нет доступа. Чем тогда они обменивались?
– Иванович! У нас с архивами такой бардак, что чёрт ногу сломит. Скопировать их все не хватит тысячи лет. Но… Но имеется гавно и тут.
– Сильно вонючее?
– Если б ты знал какое!? Об этом никто не упоминал все эти годы и, наверное, это хорошо. Дело обстояло так. Никита Хрущёв, встав у руля власти и, готовя свой знаменитый съезд покаяния, отдал тайный приказ, тут он был не очень оригинален, уничтожить компромат на себя и нужных ему подручных. Ему сказали, что это невозможно, так как для этого надо прошерстить все архивы, что неподъёмно. И тогда приняли решение всё переснять на плёнку, а бумаги сжечь. Тысячи людей в течение трёх лет проводили эту операцию тайно. Сняли всё. Потом микроплёнки переснимали для сжатия в специальной лаборатории. На одном таком снимке тысячи страниц текста.
– И эти пленки уперли? Так?
– Да. Кто это сделал, знали. Всё помещалось в двух чемоданах. Он их унёс по личному распоряжению Хрущёва.
– Понял. Его потому и не тронули после снятия с поста. Боялись.
– Верно. Не имей он этой страховки, ему бы устроили тихую смерть от сердечного приступа.
– Что было потом?
– После смерти Хрущёва Брежнев дал поручение Андропову этот архив найти.
– Нашли?
– Да. Но не Андропов. Нашёл сотрудник разведки из ведомства Гречко, перешедший потом к Устинову. Его в качестве компромисса перевели на службу в КГБ на должность начальника контрразведки.
– Не тот ли это Сергеев, который застрелился?
– Именно он.
– Значит, вся эта возня в КГБ была не случайной. Стоп!! Там служил некто Крестовский, который ушёл и, которого потом не смогли найти и зачислили в "чужие". И концерн, что ныне всплыл как подводная лодка из неизвестности, называется "Крестовский-Хаят".
– Это верно. Связь не случайна. Под такой фамилией работал человек к КГБ. Он же вышел на Сергеева, но они не смогли договориться. Сергеев пустил себе пулю в висок, а тот исчез. Дневники Сергеева есть в наличии и согласно им, он этому лицу ничего не отдал, но…
– Дальше ничего не говори. Человек этот Сергеева сканировал и после его смерти весь архив унёс.
– Это было в 1986 году. При повальной компьютеризации они всё сбросили на машину.
– А немецкие архивы копировали на фото?
– Конечно. Всё копировали. Царские. Даже районные успели переснять. Вошли во вкус, понимаешь ли.
– Приказ уничтожить был выполнен?
– Хрущёвский? Да. И Брежневский тоже, кстати. Но только в отношении своих собственных задниц. Всё остальное осталось не тронутым. Потому Брежнев и не трогал Хрущёва. Это они в глазах народа герои, а на самом деле гавнюки были ещё те.
– Я согласен, что архив весил. Другое не пойму. Тысячи людей переснимали, не читая несколько лет. Сколько времени надо одному человеку, чтобы всё это осилить до мелкого уровня? Столетия!!
– А вот тут ты не прав. Крестовский по собственной инициативе, по крайней мере, ему никто не поручал, за год систематизировал до листика международку с 1918 по 1953 год включительно. Я с тамошними архивариусами говорил, и все в один голос заявили, что теперь любо дорого работать, но как он сумел это осуществить, все в сомнениях. Это тысячи тонн. Парень обладал феноменальной памятью. Мгновенной. Он там всех просканировал, на чём, наверное, и построил систематику. Его по службе с Сергеевым ничего не связывало, выходит, что он в архив влез по какой-то иной причине и что-то там искал, нашёл и быстренько ретировался. А про архив Сергеева он просто поимел через кого-то информацию. Чтобы выйти на Сергеева ему понадобилось десять лет.
– Кто знал, что архив перешёл к Сергееву?
– Трое. Устинов, Андропов и сам, собственно, Сергеев.
– А Брежнев?
– О лице нет. Ему доложили, что всё найдено и уничтожено. Он же был доверчивый малый.
– Архив этот кому-то помог?
– Помог самому Андропову. Был слушок, что Сергеев подставил ему плечо, а потом поддержал приход во власть Горбачева. Он надавил на старичков в Политбюро, чтобы особо не рыпались, и они его прекрасно поняли.
– Сейчас в нём есть прок?
– Так я его не видел! Зачем ты об этом спрашиваешь?
– С помощью этого архива можно вычислить людей по интересам. Ведь такие были, не так ли?
– Глядя с нашей колокольни даже больше, чем хотелось бы. Кое-кто состоял в ЦК и Политбюро. Прикрывались партбилетами, связями и длинными речами о своей нужности для партии, страны и народа. И трогать их было нельзя. Хотел, было, Андропов их загнать и забрить, но у него ничего не вышло, кроме хлопка ладонью по голой заднице. А ведь у него было под рукой всё для этого.
– Получается, что весь аппарат заржавел.
– Вот этим не работающим мотором эти подпольные невидимки и воспользовались. Тайные структуры по добычи золота потому в стране и взросли. Если нас вскормило молоко матерей, то их – желтый металл.
– Красиво они всё это обделали!- на лице Серова улыбка.
– Они тебе не обещали встречи с главарем?
– Мне сказали, что главаря нет, не было и никогда не будет. Конечно, кто-то есть, это факт, но коль он обладает уникальными способностями, они его никогда не выставят напоказ. Да и поди его определи? Он для них всех – главный гарант. В его способностях всё дело и их будущее.
– Вот он для них, как ты для нас.
– Ты мне льстишь. Там другое качество. Другой уровень понимания и исполнения. Ко всему он умеет передавать это, а я нет. Разницу чувствуешь?
– Как-то ты в году 1985, вроде, говорил, что грядет период безвластия.
– А кто меня послушал?
– А кто бы всех удержал под контролем?
– Мы на то и были поставлены. Нельзя нам было подпускать близко к власти дураков.
– Это верно, Иванович, но то, что они дураки, и у них в головах пусто – знал только ты. А то, что ты знаешь, недоказуемо. Это же не документы.
– Беру назад,- Серов перестал улыбаться.
– Я тебя из-под контроля вывожу. Такое сегодня принял решение. Тяжело оно мне далось. Делай, что хочешь. Подписок не беру.
– Ты серьёзно?
– Совсем серьёзно.
– Почему?
– На кой тебе присмотр и охрана, если ты ничего не говоря с ними на расстоянии можешь общаться, а у меня под рукой нет никаких средств это засечь. Но главное даже не в том. Они не агнцы божьи. Морды у них есть, да только наличие лица не повод к аресту. Они умеют убивать очень быстро. Не хочу я, чтобы наши слегка туповатые ребята попали из-за своего рвения в морги раньше времени. На службу можешь не ходить. Денежное довольствие буду перекидывать на твой счёт в Сбербанке в полном объёме. Ты заслужил полное право на проведение собственной линии в этом паскудном, как мне кажется, деле. Помощи тебе оказать не смогу. Так что двигай сам. Во, какой я сегодня добрый.
– Ничего тебе не обещаю. Запой мой окончен, и пора пахать.
– А я сегодня напьюсь до самого упора. Устал с ветряными мельницами бороться,- начальник контрразведки внешней разведки встал, пожал руку Серову и вышел из его кабинета.
Оставшись один Серов стал размышлять.
"Что-то в лесу сдохло. Это факт. Или в самом деле жизнь научила в конце концов поступать умно. Я мог себе представить всё что угодно, но чтобы меня отпустили в вольный полёт!!?? Ты так думаешь потому, что привык к иному обращению, и в глубине души была обида. Обида на то, что этой вольностью определили твою не потребность. Разве это не потребность? Но это вот так выглядит. Психологический штамп. А всегда ли потребность – необходимость? Не всегда. Почему? Потому что мы сами не умеем определять свою потребность. За нас это делало всезнающее руководство. Ответь сам себе, только честно, в скольких случаях ты ощущал свою ненужность в деле и как часто работал самозабвенно? Редко. Редко настолько, что вот так сходу вряд ли вспомню. Но оправдаюсь перед самим собой тем, что я разведчик не по призванию, а по обстоятельствам. Так сложилось, что меня закинуло в этот пруд. Если брать по уму, то моё место в институте Натальи Бехтеревой, как минимум. В одном я себя не могу упрекнуть. В разведке я работал честно и не покладая рук. А в понимании самого себя продвинулся настолько, насколько смог одиночка. Как выясняется это не так много, но вполне достаточно, чтобы понимать с позиции человека находящегося в каменном веке, что железный топор удобнее и практичнее. Нет, это плохое сравнение. Ну и чёрт с ним! Я – одиночка. Ты хочешь сказать, что они шли толпой? Погоди. Так ты договоришься до того, что они толпой далеко, а ты не очень и значит ты умней их. Беру крайность. Мне себя пока хвалить не за что. Их сделал такими один человек. Талантливый и глубокий, в понимании работы собственного мозга, как Марианская впадина. Ему ты в подметки не годишься. Вывод? Зачем ему, такому великому встречаться с каким-то там Серовым-Левитом, который по отцу Пихштейн? Да, в общем-то, и не к чему. И он прав сто раз. Будь я на его месте, не стал бы даже голову поворачивать. Послал бы мысленно далеко и делу конец. А если мне Ронд не соврал, и там, в самом деле, нет главаря? Что тогда? Хрен его знает, что тогда! С кем мне для разговора просить встречу? На недельку, до второго, я уехал в Балагое. Мне не надо в Балагое, мне надо по точному адресу. Мне надо к их специалисту по мозгам. То, чем они все владеют, не достигается группой. Оно пришло только к индивидууму и мне край нужно с ним свидеться. Как я смогу через Ронда просить убедительно о такой встрече? Бог мой! Он же первым делом упомянул мою оригинальность, так назвав мою способность. У него самого не было никакого кода, но когда я попытался в его голове пошарить, он слегка поморщился. Это весьма интересно. Вот сотрудники Скоблева закодированы все поголовно, а этот Ронд, столько лет живущий среди них – нет. Или ему не доверяли, и он был всё это время вне их полей информации, или ему просто сняли код перед нашей встречей. А Скоблеву дают секретную информацию, потому и закодировали. Тут я перебираю. Надо учитывать инвалидность этого Ронда. Просто он мало с кем из этой группы лиц контактировал. Скорее всего, так или совсем не так. Не придирайся ты к мелочам. Твой главный задача – встретиться с тем, кто их так тяп-ляп умеет делать и остальное без значения. Так как мне тактично и правдоподобно на такую встречу напроситься? Где искать аргументы на вход?"
Весь вечер Серов просидел в думах, но никакого предлога изобрести не смог.
Ранним утром он приехал в офис концерна "Крестовский-Хаят" и столкнулся в холле с Иваном Рыбкиным.
– Доброе утро! Вы ко мне?- спросил Рыбкин, остановившись.
– Я был в вашем офисе несколько дней назад. Серов Юрий Иванович,- представился он.- Говорил с вашим техническим помощником. Я, собственно, к нему. Мы договаривались встретиться, но дня не оговорили.
– Ничего,- произносит Рыбкин.- Идёмте и всё выясним. Сейчас семь утра, а штат приходит на работу к десяти.
В кабинете Рыбкина пусто. В обстановке нет ни намека на помпезность, которая, как правило, определяет ранг владельца.
– Присаживайтесь,- предлагает Рыбкин, включает компьютер, смотрит и говорит:- Его нет. Он улетел в Швейцарию. Сейчас я выясню, надолго ли,- берёт трубку телефона и звонит.- У него лопнул кровеносный сосуд,- информирует после короткого разговора с кем-то,- образовалась гематома. Его уже прооперировали и всё в норме. Вы знаете, он очень мужественный человек. Очень. С такими повреждениями встать и снова ходить!!! Прекрасный человек. Умный. Всё понимает без объяснений. Вот его нет уже три дня, а я даже не заметил. Потому что система исполнения работает как швейцарские часы. Все знают свои обязанности, знают когда, что и как. Да! Он оставил вам сообщение. Пакет.
– Он мне его предал.
– Проверим. Тут написано, что надо вручить Серову Ю.И.
– Наверное, осталось не стертым,- предположил Серов.
Рыбкин открывает сейф и достаёт оттуда конверт.
– Вот это вам. На конверте ваше имя. Не обижайтесь, но паспорт ваш хочу глянуть. Я жуткий чиновник и пунктуалист.
Серов подаёт Рыбкину свой паспорт, тот просмотрел его и возвратил вместе с конвертом. На листе написано: "Юрий Иванович! Срочно убыл не по своей. Если вы располагаете временем в недельку другую, вам надо поехать в пгт. Югарёнок. Рыбкин в курсе как туда добраться. Вас там обязательно найдут. Ронд".
Серов протянул листок Рыбкину для прочтения.
– Располагаете?- спрашивает Рыбкин, ознакомившись.
– Вполне.
– Так! На утренний вы уже не поспеваете. Есть ночной. И это к лучшему. Лететь семь часов. Вылетает в 00.00 из Тулы. В самолёте выспитесь и в 13.00 будете на месте. Я туда гоняю с превеликим удовольствием, а вот оттуда не очень люблю. Вылетаешь оттуда, к примеру, в 12.00 и прилетаешь сюда в это же время.
– Скорость, планета вертится, часовые пояса.
– Именно. У вас авто?
– Нет. Я пешеход.
– Тогда в 18.00 приезжайте к нам в офис. Свои данные оставьте охране для оформления на рейс. И всё. Формальность. Извините меня за любопытство. Мне кажется, что мы с вами где-то встречались. Но вот где, не могу вспомнить.
– В Кремле мы с вами коротко виделись. На совещаниях по Чечне.
– Вот теперь вспомнил. Вы из ведомства внешней разведки. Так?
– Оттуда. Помощник начальника контрразведки внешней разведки Российской Федерации.
– Вам надо там побывать обязательно. Всё-таки головки там атомные и это не шутка. Хорошего вам полёта. Летать не боитесь?
– Нет.
– Тогда всего!- Рыбкин прощается рукопожатием.
"Я долго думал и прикидывал, но они всё решили за меня. Встреча там с кем-то состоится. Но вот с кем?"- мелькнула мысль у Серова, когда он покидал офис концерна.