Клан - моё Государство 5

Глава 9

– Молодец!!- Лин Ши крепко обнял Сашку.- Молодец! Я уже всё осмотрел.

– Извини, что не встретил, был на шахте лагеря. Сложная проходка,- оправдался Сашка.

– Даже хорошо,- итак узкие прорези глаз Лин Ши совсем сомкнулись.- Ты бы меня прогнал галопом, а так я всё спокойно объехал.

– Как долетел?

– Приехал, приехал! А как? Ну, какая в том разница?! Вот я перед тобой стою, живой и здоровый. Что ещё сказать,- Лин Ши слегка улыбнулся.- Я тебя должен был повидать. Обязательно. Да и на ваших хотел глянуть одним глазком.

– Я рад твоему приезду. Только осенью собирался в Европу, а ты спешил.

– В моём возрасте, Су Ди, уже никуда не спешат.

– Знаю. Не то я имел в виду.

– Это, да! Смена выросла и оперилась. Хорошая смена. Всё могут, и советов давать уже не требуется. Я не спешил, пока чувствовал свою необходимость, но времени мне отпущенного осталось мало, оно тает быстро, потому не хотел зря его транжирить. Не доберись я в обитель до сентября, придётся отложить возвращение в монастырь на год. Мне надо ещё в Пекин заехать, отчитаться и повидаться там кое с кем. Красивые тут у тебя места.

– Оставайся,- предложил Сашка.

– Не могу. Да и ты не смог бы променять родное на чьё-то красивое.

– Не смог бы,- подтвердил Сашка.

– Мой удел – солнце, небо и камень. Есть над чем поразмыслить.

– Чтобы ты сильно в небеса не улетел, я тебе дам для тренировки ума философский сборник одного нашего. Он уже умер.

– Вашу философию оставь себе. Нам, азиатам, тяжело понимать логические цепочки, которыми вы оперируете.

– Так он тоже был азиат.

– Кто по национальности?

– Отец у него кореец, а мать из народа Си. Кто он был сам по национальности иди определи, если он двадцать лет от рождения воспитывался в монастыре Ла С Капи, потом десять лет в российской императорской юнкерской школе разведки.

– Можно вписать в советские,- шутя, говорит Лин.- В прошлом Ла С Капи много темного. Наши предки враждовали и, если быть откровенным, ни в грош не ставили друг друга. Было взаимное неприятие учений, переходившее от слов к прямому насилию. И до сего дня последователи косятся при виде цвета одежд. Ты в курсе, почему у них серый?

– Цвет пепла.

– Жёлто-оранжевый – цвет буддизма, так как они считают себя детьми солнца. Наши носят голубой, считая себя детьми неба, а они серый. Цвет смерти. В те времена умерших, как и ныне в Индии, сжигали на кострах. Как он попал к вам?

– Вечное поселение после отсидки срока в лагере.

– Он познакомился с кем-то из ваших в отбытии?

– Да. И был у основания того, что тут удалось построить.

– Ты был его учеником?

– Учеником не был. Я был у него подмастерьем, но учили меня те, кто был у него учеником. Согласись, что это не одно и то же.

– Почему ты мне об этом не сказал раньше?

– Ты не спрашивал. Да и зверь привык охотиться, не подавая звуков.

– Плохо. Я чувствую, что сильно опоздал. Давно мне надо было сюда приехать. Кто есть из старых основателей сейчас?

– Уже все ушли, Лин.

– Вот видишь, какая плохая ситуация! Наверное, вернувшись в свою обитель, и там никого не застану из старших. Это больно.

– Ты сам давно старший.

– Для вас. А кто развеет мудрым словом мои сомнения? Кто выслушает мои мысли и даст совет мне?

– Камни, небо и солнце,- ответил Сашка.

– Ты сам-то прочитал?

– И сделал для тебя пометки.

– На каком он писал?

– На корейском. Есть также перевод на русский и немецкий. Мой брат сделал. Ещё есть перевод на наш семейный, но ты его не знаешь.

– Тогда лучше на корейском, если он был ему родным. Где его могила?

– В соседнем посёлке.

– Тогда я схожу к нему, прежде чем брать.

– Хорошо,- Сашка усмехнулся.

– Ты всё так же подтруниваешь над религиозными чувствами?- укорил Сашку Лин Ши.

– Я не изменился с тех пор, как мы с тобой впервые встретились в 1975 году в Лхасе. Вот уже тридцать лет знакомы, но…

– Да, водицы убежало много. До сих пор не могу тебя во многих вещах понять. Видимо, не дано. А возможно, не хочу. Не научился менять своих убеждений. Просто у тебя они другие, но они нам нисколько не помешали. Ведь так?

– Разве мы собрались, чтобы что-то изменить в самих себе?

– Мы были вместе, чтобы нас не сожрали с потрохами янки, эти любители кетчупов и горчиц.

– Ваши уже не хотят идти вместе? Или они собрались строить мир на планете с чисто китайской спецификой?

– Наоборот. Они так глубоко влезли во всё это, что национальное чувство отошло на второй план. Кстати, не без твоего влияния.

– Никуда оно не отошло. Оно продолжает сидеть в каждом из нас. Его не видно за делом, которое мы делали. В глубине души все мы националисты в лучшем смысле этого слова. И это прекрасно, это великолепно, это превосходно. Ведь высшей мудрости разума не существует. Мне приятно, как девице на выданье, что ваши это поняли и не постеснялись взять на вооружение, хоть ваши старики были против категорически, но Дэн Сяо Пин дал им по одному месту и они заткнулись. Мне жаль, что старики уходят, унося с собой мудрость, а мы остаемся на этой бренной земле, и нам предстоит долгий путь, в котором столкновений из-за национальной принадлежности быть не должно. Вспомни события в Руанде?

– Я тогда тоже был против, да и теперь червь сомнений грызет меня изнутри. Наверное, ты прав в своих обобщениях и всё у тебя верно.

– Не помирать ли ты собрался?

– О, нет!! Мне ещё столько надо успеть, я столько наметил сделать. Когда-то я бросил любимую филологию и пошёл в дорогу, не глядя на непогоду. У тебя есть время?

– Очень мало, Лин.

– Тогда я посещу могилу, а потом поговорим. Нам надо серьёзно поговорить о важных делах. Найди для меня завтра два часа.

– Хорошо, Лин,- ответил Сашка.

Они обнялись, и Лин уехал в "джипе" с одним из местных стрелков.

Сашка не верил в загробную жизнь души. Говорят, что это возможно, если ты прожил без греха. Но человек неверующий уже грешен, так как не обращается к Господу, пребывая в бренном теле. Отсюда исходит самый гнусный закон, взятый во многих странах за основу. Он гласит, что не знание закона не освобождает от ответственности. Глупо. Ох уж эти человеки. Мне жаль души людей до сего дня живущих в сельве Амазонки. Им никогда не попасть в рай. Весь их грех заключается в том, что их не научили общаться с Господом так, как это было придумано людьми где-то в Ватикане или ещё где-то. Ну не умеют они читать, и, стало быть, не смогут ознакомиться с Библией или Кораном.

Когда Лин Ши приехал на следующий день, то первое, что он сказал Сашке, было:

– Там никого нет.

И Сашка его прекрасно понял.

– А что ты там хотел найти? В нашей истории был адмирал Колчак. Воинствовал в Сибири после Октябрьского переворота. Как тут говорили – ярый белогвардеец. Вот гвардеец, но очень белый. Так вот лежащий там был у белогвардейского адмирала Колчака заместителем начальника контрразведки. Через его руки прошли тысячи комиссаров. И он их лично расстреливал. Об этом тут у нас в клане знали два человека. Он и мой отец. Кстати, имперские клише, на которых мы уже 80 лет катаем монету, принёс он. Лежали в золотом имперском запасе, вывезенном в Екатеринбург. Незадолго до смерти он позвал меня, сам был болен и не вставал, и всё мне поведал. Спросил я его и о том, почему он расстреливал сам, ведь было кому поручить, а он мне ответил, что нет ничего страшнее слепой веры и что такую заразу можно искоренять только убивая. Они, говорил он мне, почти все поголовно были безграмотны и не умели прочитать и понять то, что им посылали в листовках большевики, но готовы были убивать всех: дворян, офицеров, священников, инженеров. И убивали. Красные всех подряд, а белые только комиссаров и большевиков. Такая, Лин, была война. Его там действительно нет, его не было уже при жизни.

– Я долго сидел у его могилы. Часов семь. Только ты надо мной не смейся,- Лин отпил из кружки несколько глотков зеленого чая.- Звал его и звал, но приходили другие, и я спрашивал у них о нём, просил позвать его, однако, никто о таком не слышал. Так не бывает, Александр! Это абсурд. Они прожили с ним рядом долгие годы, а мне отвечали как один, что с названным не знакомы. Ты пойми, что души не умеют лгать. Что-то ты мне не договариваешь. И история его жизни тут ни при чём.

– А что ты хотел у него спросить?

– Разрешение.

– Я не случайно сказал тебе, что он рождён и воспитывался в Ла С Капи. Потому ваши их и ненавидели, что считали дикими их традиции, которые они свято соблюдали.

– Убивать старых, больных и немощных – дикость.

– Лин, мы не сможем понять друг друга.

– Ты его убил!!?

– Я по его просьбе выполнил церемониал.

– А душа?

– Не знаю. Меня не учили общаться с душами умерших. Возможно, они как-то стираются перед уходом. По их поверью не должно остаться ничего, кроме серого пепла.

– Его тело кремировали?

– Да. В могиле урна с прахом.

– Где я могу ознакомиться с церемониалом? Мне надо хоть что-то узнать об этой системе.

– Знал, что тебя это заинтересует.

– Не хотел тебе говорить, но…, ты знаешь о ликвидационных отрядах в Китае в период культурной революции?

– Можешь мне про это не рассказывать. Я в курсе. Мне давал данные Дэн, когда я составлял программу для возрождения Китая.

– Я был командиром такого отряда. Скажи, Александр, тебе не бывает страшно?

– За прошлое – нет. Пока – нет. Он мне сказал, что этот страх обязательно приходит, когда встанешь у края. Почему спросил?

– Мне сейчас вдруг стало страшно. Не за себя, за тех, кто придёт к моей душе.

– Дам тебе письмо в Циньский монастырь. Там есть отшельник из Ла С Капи. Он знает, как делается церемониал.

– А сам ты мне его не можешь изложить?

– Могу, но прока в том не будет. Я всё делал под его диктовку, но это официальная часть. Внутреннюю он делал себе сам, так полагаю, и мне о ней ни пол словом.

– Ты уверен, что отшельник её знает?

– Уверен.

– Откуда?

– Один наш когда-то готовился на внедрение в США. Я был ребёнком. На всякий случай он прошёл программу обучения у этого отшельника и по дороге домой мне выборочно об этом поведал.

– Возраст отшельника?

– Твоих лет.

– А в Ла С Капи у тебя концов нет?

– У меня есть туда личный вход. Посторонних они не принимают и не впускают. Да то, что ты из Небесного монастыря определят мгновенно. Нечего тебе там делать.

– Это верно.

– Отшельнику скажешь, что пришёл от Ари Мэй Тиса.

– Ох, мне эта их многоимённость никогда не нравилась. И что это твоё имя обозначает?

– Родившийся завтра снег.

– Интересно они тебя назвали.

– А я пришёл к ним с серой аурой, со свободным языком и они во мне не смогли ничего увидеть. Подумали и назвали, что, мол, делать, если он закрыт. Родится завтра. А снег по двум причинам. Я с Севера и все мы уходим.

– Когда ты к ним ходил?

– После смерти Ло. В 1996 году.

– Ясно. Теперь я не знаю, брать мне его рукопись или нет. Без позволения, да ещё для меня чужого, нельзя.

– Это не рукопись. Он всё завещал моему брату для перевода с разрешением издать по желанию. Брат решил издать. Достояние обращенное можно брать всем.

– Ты подкидываешь мне, к тому, что уже собралось, ещё толику проблемностей.

– Только не говори, что не рад.

– Александр, я очень рад, что у меня есть над чем в тишине подумать. Одно знаю наверняка. Нет, ты мне не лжешь, но и правды не говоришь. Не тот ты человек, чтобы какая-то тайна прошла мимо тебя и осталась не востребованной. Ты в курсе, но по какой-то причине не хочешь об этом. Табу.

– Мимо меня прошло много тайн. Ты прав. Я не опустил ни одной. В дорогу взял всё. Но не все они мне раскрылись. Есть оставшиеся в сомнениях. Потому не оглашаю. В этом причина. Я у них многих вещей не понял. Делиться не понятым – вредно. Это внутреннее табу. Есть у меня древнейшие книги, которые написаны на ясном мне языке, но я их никому никогда не покажу, потому что не понимаю их содержания.

– Тогда коротко и конкретно.

– Они потомки иной цивилизации и, так повелось, не совсем умелые, потому что ассимилировали в свою культуру частицы веры и традиций тех, кто жил рядом. И при этом часть чужой веры взята для камуфляжа, чтобы сильно не отличаться. А что есть основа – хрен их знает. Пока я до этих высот не докопался. Но то, что они иные – факт. Больше того. В мире подобного нигде нет даже отдалённо. И сравнить не с чем.

– Очень оригинальна?

– Инородное что-то.

– Сразу приходит мысль об исчезнувших атлантах.

– Нам, Лин, не грозит быть ими в глазах потомков.

– Шутник ты тоже неизменный. Почему?

– Кариес.

– Ах!! Ну, конечно, же! Все ссылаются на значительные изменения зубов в черепушках человека, найденных в разных точках платы, а наши все будут со вставными,- Лин расхохотался.- Так что ты решил? Будет встреча или нет?

– А что решили стрелки?

– Все сто процентов за.

– Тебе лично это единогласие ничего не напоминает?

– Мне, Александр, это многое напоминает, но я – это я, а вы – это уже инородное, как ты выразился, и мне с моей горки многое уже не видно.

– Но у меня всё-таки спрашиваешь?

– Народонаселение…,- начал Лин, но Сашка его остановил жестом руки.

– В 1976 году после смерти Мао Дзэ Дуна Дэн мне сказал об этом прямо и вывел проблему за рамки, уповая на принимаемые меры. Я с ним тогда не стал спорить, только заметил, что это ни к чему хорошему не приведёт. И не стерилизация, ни лозунг: "Одна семья – один ребёнок", вам не помогли. Да, вас четверть от общей численности землян и плодиться продолжаете. Не обижайся, Лин, но это не повод для получения льгот и преимуществ. Интересы большинства не всегда идут на пользу этому большинству. Сильно долбанул доллар при своём падении по китайской экономике?

– А кого он не зацепил?

– Когда вы начинали свои реформы, я вам составил программу. Дэн Сяо Пин даже встречался со мной по этому поводу и предложил бросить свои дела и её осуществлять, так она ему сильно понравилась, но я не согласился.

– Я знаю об этом. Твой доклад лёг в основу наших реформ. Я его читал.

– А там, Лин, не шла речь об инвестициях. Их я не предполагал вообще, так как это инструмент давления на политику государства извне и расписал всё до мелочей.

– Я помню.

– Так почему вы так не стали делать?

– Я хочу это выяснить в Пекине.

– Умных советов никто выполнять не хочет, но все просят себе кусок прижучить.

– Александр, не сбрасывай со счёта человеческий фактор.

– Ещё сошлись на плохое питание.

– Ты, конечно, прав, но и нас пойми. Миллиард четыреста надо кормить.

– Никто никого не кормит! Брось эту махровую коммунистическую пропаганду. Каждый кормит сам себя своим трудом и китайцы не исключение. Знаю, что ты мне сейчас тысячу аргументов приведешь в ответ о том, что в Китае особая ситуация. Слушать не хочу. Границы, Лин, не я городил. Не Я! А на встрече речь пойдёт о региональных интересах. Я не президент Земли и отдать китайцам какие-то территории не могу. Нет их у меня. Для Китая вопрос продовольственной безопасности стоит ребром, так и работайте в этом направлении, создавайте соответствующие условия. За вас их никто создавать не станет. Вот вы привязались к доллару, и наступила эйфория благополучия, чтобы её продлить профинансировали Клинтона на второй срок, а где результат? Ты им поясни, я уже устал им вдалбливать, что любая привязка к мировым финансам – голод для миллионов потому, что денег всё время хронически не хватает в таких системах на элементарные вещи, не говоря уже о реформах в сельском хозяйстве. Вон в Советском Союзе партия так кормила – с голода пухли. Кормильцы сраные.

– А что я могу им пообещать?

– Только то, что у нас есть. Слушай, Лин, я не знаю, что будет на встрече, если она вообще состоится. Лично в ней участвовать я не отказываюсь. Всё что имеется по технологиям. Металлообработка – прошу. Реконструкция энергоемких производств – внедряйте. Но льготы?!! Ты вообще-то меня кем стал считать?

– Своим,- Лин улыбнулся и хлопнул Сашку по коленке.

– Я не китаец, Лин.

– Ты больше китаец, чем я. В тебе целеустремленность совместилась со здравым рассудком, а это по нынешним временам абсолют.

– Этого может оказаться мало, чтобы устроило всех.

– А у них есть выбор?

– Выбор есть всегда.

– Их выбор не может при растущем народонаселении продолжаться вечно, ибо в конечном итоге он нас всех убьёт.

– Великое и липовое убивает всегда. Никто не гарантирует, что нами созданное ведёт к всеобщему благу. Да и что считать благом? Кому-то счастье – кусок черствого чёрного хлеба. Доллар рухнул, убив миллионы. Разве это вызывает чувство радости и удовлетворения? Я же рад как маленький ребёнок, подаренной конфетке. "Золотой телец" провалился в преисподнюю. Может быть, его уход обернет головы к истинам, которые забыты.

– Не повернёт. Я в такие вещи не верю. Начнут поклоняться другим тельцам.

– Часть еврейских ортодоксов до сего дня не признаёт государство Израиль, ибо сказано в Торе, что оно возродиться по пришествию нового миссии и коль его не было, значит, Израиль не имел права на возрождение. Так их Господь Яхве наказал за непослушание. Замечу, что в среде ортодоксов нет единого мнения на этот счёт. В Нью-Йорке их главный раввин проводит процедуру посвящения, вручая новенький доллар. Проводил. Сейчас не знаю, как они это делают.

– Эти ортодоксы последователи идей с Украины?

– С Западной Украины. Там всё это родилось, во Львове, но последователи расселились по всему миру.

– В Китае их нет,- возразил Лин.

– Может быть, вы не всех забили бамбуковыми палками в годы культурной революции?

– Только не говори, что ты ярый антисемит.

– Я не гуманист – это точно.

– А что, среди тех, кто придёт на встречу, будут евреи?

– А где обходилось без них?!!

– Получается, что я на сей раз их хитрые задницы опередил. Они везде и всегда просят для своих льготы. Для этого ты мне напомнил о них в Китае?

– Так всех или не всех?

– Упираешь мне?

– Не случайно я тебя об этом спрашиваю.

– Инструкция была жестокой. Всех.

– Среди живших в Харбине белоэмигрантов были богатые евреи?

– Ну, Александр, ты и спросишь!? Мы отлавливали по составленному кем-то списку. Изъятие ценностей в нашу задачу не входило. Этим занимались другие команды.

– И теперь информации не сыскать?

– Она есть, но те, кто изымал – мертвы. Это не парадокс, когда прямых исполнителей убийств – нас, то есть, оставили в живых, а команды сбора ценностей – расстреляли. Там кто-то прятал что-то важное. Тебе нужна эта информация?

– В ней может возникнуть потребность.

– Постараюсь убедить нужных людей в Пекине. На что мне им надавить?

– Скажи им, что вопрос о моём китайском происхождении рано или поздно всплывёт. Тогда на мою голову сбросят всё, что происходило в Китае от первой императорской династии и до сего дня. И, прежде всего они увидят во мне представителя той части китайского руководства, которое несёт ответственность за проводившиеся репрессии. Это неизбежно. Все в мире знают о моём негативном отношении к сионизму и выдают это за ненависть к евреям вообще.

– Я понял. Даже если на встрече не будет ни одного еврея, то обязательно сыщется какой-нибудь гад, и вопрос поднимет.

– Конечно.

– Я приложу максимум усилий, но не обещаю. Они до сего дня не могут забыть событий в зоне "Золотого Треугольника", где ты со своими людьми вырезал две трети состава внутренних армий и тем самым ввёл регион в хаос безвластия.

– Лин, я тем самым сократил поставки опиума в сто раз, потому что ставленники Пекина там – скурвились и стали приторговывать втихаря, вместо того, чтобы контролировать.

– Не оправдывайся. Мне это ни к чему. Просто на тебя в Пекине есть зуб.

– Если они станут отпираться от дачи данных, то на встрече не будет представителя Китая, а это восстановит против них всех внутри страны.

– Так ты всё потянешь на себя.

– Я на себя готов взять всё. Все грехи, все ошибки, все смерти. Для них это будет означать отсутствие в дальнейшем участии.

– Тогда где ты получишь эти данные?

– А сошлюсь на белые пятна в истории планеты!

– Это вызовет определённую степень недоверия к тебе.

– Так ты им передай, что со мной торговаться не надо. Не время теперь для торговли. Просто им надо отдать моему человеку для ознакомления документы по изъятиям того периода. Жаль, что Дэн Го рано ушёл от нас. Он бы их быстро уговорил.

– У него был на них компромат. Время бежит, люди уходят, а пришедшие им на смену не хотят помнить и знать грехов своей организации. Там собрались самые упрямые. Могут быть нежелательные эксцессы внутри страны. Такие вопросы на съездах и пленумах не решаются, а последствия сказываются на всей стране. Обойти эти данные нельзя?

– Лин, на этой встрече будут решаться важные вопросы, да только упрямых и непробиваемых хватает кругом, а тупых… Вспомни шумиху поднятую по средствам жертв голохоста в банках Швейцарии? Такую вонь подняли, несмотря на то, что Швейцария в войне участия не принимала, а изменять условия приёма вкладов граждан закон о банковской деятельности не позволяет. Ну, кто ж виноват, что евреи, погибшие в концлагерях, открывая счета (жадность – порок), не пожелали вписывать туда имён родственников на случай смерти? И потом, разве одни евреи пострадали во второй мировой войне? Многие пострадали и многие там имели вклады.

– Тут ты как ярый антисемит толкуешь.

– И совершенно правильно. Ну, дали банки Швейцарии средства и где они оказались? Они и попали в руки ортодоксов.

– Все эти средства пропали так ли, иначе ли.

– Зато факт остался. Обязательно сыщется кто-то из интересующихся от потолка. А там, Лин, было что-то очень существенное. Не средства, но некие бумажки для остального мира ничего не значащие, а они за них вцепятся зубами. За святые мощи они слепнут, как при виде золота. Им надо отдать всё их барахло. Тебя понятно почему?

– Ещё как! Если так сделать, то они перестанут вонять по всему миру и разводить болтовню о своей принадлежности к народу господнему.

– Так и поясни несговорчивым коллегам в Пекине.

– Что там можно предположить?

– Возможен старый "талмуд", так думаю.

– Период?

– Скорее времён несторианства. Мне в одной из общин христиан в Тибете старец сказывал о каких-то свитках, переписанных в 2 веке до нашей эры с воловьих шкур, которые туда доставил проводник. Свитки эти пропали в 60-х годах. В них, с его слов, изложены некие вещи из Торы, но не так, как ныне трактуют в среде иудаистов. Был и намек на их исключительную древность.

– Впервые слышу, что последователи Нестора предавали значение Пятикнижию.

– Ой, Лин!! Это такие суки, что гавно готовы сожрать, если им доказать его божественное происхождение, чтобы отметиться в глазах присутствующих в своей исключительности. И будут дрожать, и подвывать над даже никогда не существовавшими реликвиями.

Лин бросил в воду реки камень, который упал с характерным звуком, что заставило обоих переглянуться и рассмеяться.