Машина стояла почти в центре города. Милнер предложил:
— Эй, Нумз, загляни-ка в багажник.
Ньюмен остановился на полпути к водительской дверце, распахнул багажник. Там лежала пара лыж и ботинки к ним.
— Срань господня!
— Твой размер — девять с половиной, так? — с невинным видом спросил Милнер.
— Ты-то как узнал?
Милнер улыбнулся и занял место пассажира. Ньюмен закрыл багажник, сел в машину и вставил ключ.
— Ты уверен, что не хочешь вести сам?
— Не, веди ты.
Ньюмен завел двигатель и дал ему прогреться.
— Я про тебя слышал, Милнз, что никому не даешь рулить. Никогда.
— А я слышал, Нумз, что тебе никогда нельзя садиться за руль.
— Где ты такое услышал?
— Неважно. Брехня, да?
— Я — приличный водитель. Не крутой. Просто — приличный.
Милнер отер запотевшее стекло тыльной стороной ладони.
— Я однажды читал опрос, в котором люди давали оценку собственным водительским способностям. Какой-то охрененно высокий процент считает их превосходными. Но, уверен, стоит проехаться с таким парнем пару минут, и поймешь, что он горшок с дерьмом. Мне приятно услышать, что ты в порядке. Возможно, это даже лучше среднего.
Ньюмен протер стекло перед собой тряпичной перчаткой.
— Я не могу взять эти лыжи, Дейв.
— Почему бы нет?
— Ну, тебе же они достались на халяву, да? Презент, да? Какой-нибудь парень из магазина спортивных товаров дал их тебе или что-то там, чтобы ты смотрел сквозь пальцы на автофургоны, разгружающиеся перед магазинными дверями или что-то подобное, верно?.
Милнер приложил руку к груди:
— Мне очень больно и прискорбно слышать подобное, Нумз. Во-первых, я работаю в отделе убийств. Мне по фигу, где разгружаются машины. Во-вторых, как я могу сделать напарнику подарок, который его скомпрометирует, смутит, в конце концов, сделает его причастным к вымогательству?
— Так где ты их взял?
— У Германа. У них сезонная распродажа. Нам здорово повезло, этот сезон уже заканчивается.
— Ты купил их?
— Да, именно купил.
— И, знаешь ли, заплатил деньги?
— Естественно. Наличные.
— Значит, они твои? Просто случайно совпал размер.
— Они для тебя, Джейк. Вот почему размер девять с половиной, понимаешь.
Ньюмен уцепился за руль, всем видом показывая, что своих твердых позиций так просто не сдаст.
— Я не могу их взять.
— Почему?
— Не знаю.
— Они зацементируют наше партнерство.
— Цементом?
Милнер пожал плечами:
— Да чем угодно.
Они засмеялись.
— Большое спасибо, что ты не вспомнил перед Клингером, как я ушел из офиса Мак-Нэлли.
Ньюмен включил передачу, автомобиль перевалил через бордюр на мостовую, развернулся и направился на запад.
— У меня ничего нет для тебя.
— Э, давать приятнее, чем получать. Но я положил глаз на твою шапку.
Ньюмен посмотрел в зеркальце на кепку с ушами.
— На эту?
— Да.
— Именно эту?
— Она теплая, да?
— Теплая-то теплая, но все надо мной смеются, мол, она глупо выглядит.
— Ну, если она греет, — сказал Милнер, — то кому какое дело, как она выглядит.
Ньюмен свернул к югу и немного проехал молча.
— Хочешь эту шапку?
— Не эту, а такую же.
Они еще немного помолчали.
— А почему ты просишься в отдел краж художественных ценностей?
Милнер засмеялся:
— Я у тебя хотел выяснить то же самое.
— Так ты правда туда метишь?
— Не знаю. Что-то наше дело затягивается, а?
— Затягивается?
Милнер опять засмеялся.
— А что, у тебя действительно жену зовут Мария? Говорят, она откуда-то вроде Венесуэлы, да?
— Точно, из Венесуэлы. А у тебя жена — тоже Мария, но из Пуэрто-Рико, верно?
— Si, — подтвердил Ньюмен.
Милнер засмеялся:
— Я тоже примерно столько же знаю по-испански. Знаю: «Cono de tu madre», и еще: «Yo no soy marimero, sou capitan».
Ньюмен неопределенно хмыкнул:
— Это из песни, которая была популярной пару лет назад, верно? Она мне нравилась, пока не затошнило. У тебя еще и дочка есть, правда? Приемная.
— Кармен, — уточнил Милнер. — Ей исполнится двенадцать лет в мае, если май когда-нибудь придет.
— Какое это ощущение, когда по дому бегает одиннадцатилетняя девчонка?
— Ни на что не похоже.
Ньюмен хмыкнул. Милнер повернулся боком:
— Так, что мы имеем, Нумз? То есть если мы верим рассказу Мак-Алистер, то это — самоубийство, и все. Не понимаю, зачем человеку отправляться в чужой дом для того, чтобы совершить самоубийство? Мне в голову приходят два объяснения: первое — он сам живет слишком близко к земле, на тот случай, если выбрал для этого сальто-мортале. Второе — он хотел показать всему миру, насколько близок с человеком, из квартиры которого выбросился.
Прошлым летом (помнишь прошлое лето, Нумз?) я прочитал книжку. Моей жене она понравилась, потому я тоже решил прочитать. Называется «Муж Дон». Не помню, кто автор, но книга о простом парне, обычном бизнесмене, который знакомится с киноактрисой. Они сидят в аэропорту и ждут самолет. Вылет откладывается из-за пурги на Среднем Западе. Они заговаривают, знакомятся, потом идут пить кофе, потом что-то покрепче, потом вместе обедают и наконец едут в мотель.
Утром парень садится в самолет, который все-таки появился. Но актриса уже пропустила событие, ради которого спешила. Она садится в другой самолет и летит в другом направлении. Они целуются на прощание, обмениваются телефонными номерами. Парень искренне надеется на новую встречу. И мы ему сочувствуем, поскольку он и правда милый, приятный, веселый, много знает о разных вещах, симпатичный, хорошо одет, неплохой спортсмен, играет в какой-то нью-йоркской баскетбольной лиге, его команда выиграла чемпионат, он принес тридцать два очка, но скромно молчит об этом, и ей все приходится прямо-таки вытаскивать у него.
Ее самолет разбился, она погибла. Парень прочитал некрологи в газетах, где сообщается о ее старых дружках, о том, что в последнее время актриса, в основном, жила сама по себе и была счастлива. Он пытается рассказать своим друзьям и коллегам, что был, так сказать, ее любовником. Они говорят: ну давай, заливай больше.
Он узнал, что будет панихида, со всякими там знаменитостями, старыми приятелями, парой кинозвезд, плюс политики, писатели и художники, целая свора. Она вроде Джейн Фонда — не только актриса, у нее имелась куча разных других делишек. Если задуматься, она в стиле Мак-Алистер, и это напоминает мне кое о чем, что я хотел сказать тебе, Джейк. Ты прав: тогда, когда мы пришли к ней, я очень нервничал.
Ньюмен пожал плечами:
— Я тоже. Просто дело приняло неожиданный оборот.
— Не знаю. Думаю, я выставился в плохом виде. Ну, вроде как подставил нашу команду. И всех полицейских заодно.
— Не думаю, — успокоил его Ньюмен. — А впрочем, если и так, что с того?
— Значит, я нас плохо представил? — надулся Милнер.
— Ну, возможно. Слегка не по-настоящему, что ли.
Милнер нагнулся, чтобы заглянуть Ньюмену в лицо:
— Ты на меня это действительно вешаешь, да? Не пойму.
Ньюмен засмеялся:
— Эй, Дейв, расслабься. Ну, нервничал ты, беспокоился, ничего особенного.
— Ты не считаешь, что из-за меня мы плохо выглядели?
— Нет.
— Правда?
— Ну…
— Что?
— Ты нас представил не лучшим образом, когда затеял перепалку у Мак-Нэлли.
— Я? Это ты первый начал драку.
— Разве я?
— Да. Разве ты не помнишь?
— Нет. А почему мы ругались?
— Не помню.
Ньюмен посмеялся еще.
— Расскажи, чем закончилась история.
Милнер уставился вперед.
— Так вот, он пошел в похоронное заведение, этот парень, но внутрь попасть не мог без приглашения. Никто его не знает, хотя он пытается убедить всех, что друг покойной. Ему просто советуют прогуляться: дружище, это серьезное сборище, тебе придется засвидетельствовать свое почтение позже, за углом уже собирается очередь, конец ее в районе Йонкерса.
У парня в конце концов съезжает крыша, он никому не может доказать, что у них была связь. И не просто связь, а кое-что настоящее. О’кей, пусть всего одну ночь, но его ночь оказалась последней в ее жизни. Он был с ней позже всех. У него поехала крыша, и он отправляется в Атланту, где находится штаб-квартира авиакомпании, самолетом которой она летела в последний раз, покупает машинку в ломбарде, идет в офис президента авиакомпании и убивает того. Президент этот типа Чака Йигера, и его гибель вызывает мощный резонанс в прессе. Парень во время вынесения обвинения поворачивается к репортерам и кричит, что отомстил за смерть любимой женщины.
Все равно никто ему не верит, но его физиономия пару дней мелькает в газетах и по ящику, он отказывается подавать на психиатрическую экспертизу. Его отправили в зону делать номера для машин. Но ему удалось бежать, с ним происходят разные жуткие случаи, не буду вдаваться в подробности и детали. Наконец он ввязывается в драку с бандитом, который наверняка его убьет, исход предсказуем. У того на счету несколько убийств. Книга намного лучше, чем я пытаюсь пересказать.
— Ты предполагаешь, Айвс относился к тому же типу, что и парень в книжке? — спросил Ньюмен.
— Ты верно улавливаешь, Нумз. Думаю, у него Мак-Алистер было что-то подобное. Она его любила по-настоящему. Все хорошо, но почему-то не хотела сделать соответствующего признания, столь необходимого ему. И он решил сделать нечто такое, что связало бы в глазах публики его и Мак-Алистер. Он пробрался в апартаменты или до, или после ее прихода, вышел на террасу и прыгнул. Тот факт, что мы не нашли ключа, ничего не означает. Он мог его держать отдельно, в другом месте. Ключ мог находиться у него в руке или в кармане. Вполне возможно, он выбросил его, этак вызывающе. Мог уронить во время падения. Должно быть, ключ найдется весной, если она только когда-нибудь наступит. А ты неплохо водишь машину, Нумз. Аккуратно, контролируешь ситуацию, не ставишь рекордов по скорости, но хорошо.
— Спасибо, — иронично отреагировал Ньюмен.
— Заходите еще.
— Я слышал, ты посещаешь кабинет Бернштайна? — словно бы невзначай поинтересовался Ньюмен.
— Какого хрена ты имеешь в виду?
— Эй, Дейв, расслабься. Я просто попытался поддержать разговор. У нас это общая проблема, мы оба хотим попасть в отдел искусства.
Они дружно рассмеялись.
— У нас жены из Латинской Америки, обе Марии, и мы оба ходим на прием к Бернштайну.
— Ты навещаешь Бернштайна? — удивился Милнер. — Раз в неделю?
— Дважды в месяц.
— А я — каждую неделю.
— Знаю.
— То есть как это знаешь? Это личное дело. Я Бернштайна в лапшу искрошу во время следующего визита.
— Это не он, это Клингер мне тебя выдал.
— Ну так его. Наплевать, что он шеф.
— У Бернштайна прибавится работы, когда он узнает, что мы подружились, да еще и зацементировали наши отношения, — пошутил Ньюмен.
Милнера его замечание развеселило.
— Я не сказал, что мы зацементировались. Лыжи — цемент. Посмотрим, как он будет держать, — он указал за стекло: — Вот и приехали. Черт, здесь одностороннее движение, все против нас. Я не сообразил. Не будем объезжать квартал, там парк, давай пройдемся. Ядрена вошь, встань на лыжи, испытай их в действии. Ты же учился на тренажере, а?
— Давай пешком, — не согласился Ньюмен. — Не хочу оставлять тебя позади, чтоб глотать пыль, так сказать.
— Ты имеешь в виду цемент?