18

Машина стояла почти в центре города. Милнер предложил:

— Эй, Нумз, загляни-ка в багажник.

Ньюмен остановился на полпути к водительской дверце, распахнул багажник. Там лежала пара лыж и ботинки к ним.

— Срань господня!

— Твой размер — девять с половиной, так? — с невинным видом спросил Милнер.

— Ты-то как узнал?

Милнер улыбнулся и занял место пассажира. Ньюмен закрыл багажник, сел в машину и вставил ключ.

— Ты уверен, что не хочешь вести сам?

— Не, веди ты.

Ньюмен завел двигатель и дал ему прогреться.

— Я про тебя слышал, Милнз, что никому не даешь рулить. Никогда.

— А я слышал, Нумз, что тебе никогда нельзя садиться за руль.

— Где ты такое услышал?

— Неважно. Брехня, да?

— Я — приличный водитель. Не крутой. Просто — приличный.

Милнер отер запотевшее стекло тыльной стороной ладони.

— Я однажды читал опрос, в котором люди давали оценку собственным водительским способностям. Какой-то охрененно высокий процент считает их превосходными. Но, уверен, стоит проехаться с таким парнем пару минут, и поймешь, что он горшок с дерьмом. Мне приятно услышать, что ты в порядке. Возможно, это даже лучше среднего.

Ньюмен протер стекло перед собой тряпичной перчаткой.

— Я не могу взять эти лыжи, Дейв.

— Почему бы нет?

— Ну, тебе же они достались на халяву, да? Презент, да? Какой-нибудь парень из магазина спортивных товаров дал их тебе или что-то там, чтобы ты смотрел сквозь пальцы на автофургоны, разгружающиеся перед магазинными дверями или что-то подобное, верно?.

Милнер приложил руку к груди:

— Мне очень больно и прискорбно слышать подобное, Нумз. Во-первых, я работаю в отделе убийств. Мне по фигу, где разгружаются машины. Во-вторых, как я могу сделать напарнику подарок, который его скомпрометирует, смутит, в конце концов, сделает его причастным к вымогательству?

— Так где ты их взял?

— У Германа. У них сезонная распродажа. Нам здорово повезло, этот сезон уже заканчивается.

— Ты купил их?

— Да, именно купил.

— И, знаешь ли, заплатил деньги?

— Естественно. Наличные.

— Значит, они твои? Просто случайно совпал размер.

— Они для тебя, Джейк. Вот почему размер девять с половиной, понимаешь.

Ньюмен уцепился за руль, всем видом показывая, что своих твердых позиций так просто не сдаст.

— Я не могу их взять.

— Почему?

— Не знаю.

— Они зацементируют наше партнерство.

— Цементом?

Милнер пожал плечами:

— Да чем угодно.

Они засмеялись.

— Большое спасибо, что ты не вспомнил перед Клингером, как я ушел из офиса Мак-Нэлли.

Ньюмен включил передачу, автомобиль перевалил через бордюр на мостовую, развернулся и направился на запад.

— У меня ничего нет для тебя.

— Э, давать приятнее, чем получать. Но я положил глаз на твою шапку.

Ньюмен посмотрел в зеркальце на кепку с ушами.

— На эту?

— Да.

— Именно эту?

— Она теплая, да?

— Теплая-то теплая, но все надо мной смеются, мол, она глупо выглядит.

— Ну, если она греет, — сказал Милнер, — то кому какое дело, как она выглядит.

Ньюмен свернул к югу и немного проехал молча.

— Хочешь эту шапку?

— Не эту, а такую же.

Они еще немного помолчали.

— А почему ты просишься в отдел краж художественных ценностей?

Милнер засмеялся:

— Я у тебя хотел выяснить то же самое.

— Так ты правда туда метишь?

— Не знаю. Что-то наше дело затягивается, а?

Затягивается?

Милнер опять засмеялся.

— А что, у тебя действительно жену зовут Мария? Говорят, она откуда-то вроде Венесуэлы, да?

— Точно, из Венесуэлы. А у тебя жена — тоже Мария, но из Пуэрто-Рико, верно?

— Si, — подтвердил Ньюмен.

Милнер засмеялся:

— Я тоже примерно столько же знаю по-испански. Знаю: «Cono de tu madre», и еще: «Yo no soy marimero, sou capitan».

Ньюмен неопределенно хмыкнул:

— Это из песни, которая была популярной пару лет назад, верно? Она мне нравилась, пока не затошнило. У тебя еще и дочка есть, правда? Приемная.

— Кармен, — уточнил Милнер. — Ей исполнится двенадцать лет в мае, если май когда-нибудь придет.

— Какое это ощущение, когда по дому бегает одиннадцатилетняя девчонка?

— Ни на что не похоже.

Ньюмен хмыкнул. Милнер повернулся боком:

— Так, что мы имеем, Нумз? То есть если мы верим рассказу Мак-Алистер, то это — самоубийство, и все. Не понимаю, зачем человеку отправляться в чужой дом для того, чтобы совершить самоубийство? Мне в голову приходят два объяснения: первое — он сам живет слишком близко к земле, на тот случай, если выбрал для этого сальто-мортале. Второе — он хотел показать всему миру, насколько близок с человеком, из квартиры которого выбросился.

Прошлым летом (помнишь прошлое лето, Нумз?) я прочитал книжку. Моей жене она понравилась, потому я тоже решил прочитать. Называется «Муж Дон». Не помню, кто автор, но книга о простом парне, обычном бизнесмене, который знакомится с киноактрисой. Они сидят в аэропорту и ждут самолет. Вылет откладывается из-за пурги на Среднем Западе. Они заговаривают, знакомятся, потом идут пить кофе, потом что-то покрепче, потом вместе обедают и наконец едут в мотель.

Утром парень садится в самолет, который все-таки появился. Но актриса уже пропустила событие, ради которого спешила. Она садится в другой самолет и летит в другом направлении. Они целуются на прощание, обмениваются телефонными номерами. Парень искренне надеется на новую встречу. И мы ему сочувствуем, поскольку он и правда милый, приятный, веселый, много знает о разных вещах, симпатичный, хорошо одет, неплохой спортсмен, играет в какой-то нью-йоркской баскетбольной лиге, его команда выиграла чемпионат, он принес тридцать два очка, но скромно молчит об этом, и ей все приходится прямо-таки вытаскивать у него.

Ее самолет разбился, она погибла. Парень прочитал некрологи в газетах, где сообщается о ее старых дружках, о том, что в последнее время актриса, в основном, жила сама по себе и была счастлива. Он пытается рассказать своим друзьям и коллегам, что был, так сказать, ее любовником. Они говорят: ну давай, заливай больше.

Он узнал, что будет панихида, со всякими там знаменитостями, старыми приятелями, парой кинозвезд, плюс политики, писатели и художники, целая свора. Она вроде Джейн Фонда — не только актриса, у нее имелась куча разных других делишек. Если задуматься, она в стиле Мак-Алистер, и это напоминает мне кое о чем, что я хотел сказать тебе, Джейк. Ты прав: тогда, когда мы пришли к ней, я очень нервничал.

Ньюмен пожал плечами:

— Я тоже. Просто дело приняло неожиданный оборот.

— Не знаю. Думаю, я выставился в плохом виде. Ну, вроде как подставил нашу команду. И всех полицейских заодно.

— Не думаю, — успокоил его Ньюмен. — А впрочем, если и так, что с того?

— Значит, я нас плохо представил? — надулся Милнер.

— Ну, возможно. Слегка не по-настоящему, что ли.

Милнер нагнулся, чтобы заглянуть Ньюмену в лицо:

— Ты на меня это действительно вешаешь, да? Не пойму.

Ньюмен засмеялся:

— Эй, Дейв, расслабься. Ну, нервничал ты, беспокоился, ничего особенного.

— Ты не считаешь, что из-за меня мы плохо выглядели?

— Нет.

— Правда?

— Ну…

— Что?

— Ты нас представил не лучшим образом, когда затеял перепалку у Мак-Нэлли.

— Я? Это ты первый начал драку.

— Разве я?

— Да. Разве ты не помнишь?

— Нет. А почему мы ругались?

— Не помню.

Ньюмен посмеялся еще.

— Расскажи, чем закончилась история.

Милнер уставился вперед.

— Так вот, он пошел в похоронное заведение, этот парень, но внутрь попасть не мог без приглашения. Никто его не знает, хотя он пытается убедить всех, что друг покойной. Ему просто советуют прогуляться: дружище, это серьезное сборище, тебе придется засвидетельствовать свое почтение позже, за углом уже собирается очередь, конец ее в районе Йонкерса.

У парня в конце концов съезжает крыша, он никому не может доказать, что у них была связь. И не просто связь, а кое-что настоящее. О’кей, пусть всего одну ночь, но его ночь оказалась последней в ее жизни. Он был с ней позже всех. У него поехала крыша, и он отправляется в Атланту, где находится штаб-квартира авиакомпании, самолетом которой она летела в последний раз, покупает машинку в ломбарде, идет в офис президента авиакомпании и убивает того. Президент этот типа Чака Йигера, и его гибель вызывает мощный резонанс в прессе. Парень во время вынесения обвинения поворачивается к репортерам и кричит, что отомстил за смерть любимой женщины.

Все равно никто ему не верит, но его физиономия пару дней мелькает в газетах и по ящику, он отказывается подавать на психиатрическую экспертизу. Его отправили в зону делать номера для машин. Но ему удалось бежать, с ним происходят разные жуткие случаи, не буду вдаваться в подробности и детали. Наконец он ввязывается в драку с бандитом, который наверняка его убьет, исход предсказуем. У того на счету несколько убийств. Книга намного лучше, чем я пытаюсь пересказать.

— Ты предполагаешь, Айвс относился к тому же типу, что и парень в книжке? — спросил Ньюмен.

— Ты верно улавливаешь, Нумз. Думаю, у него Мак-Алистер было что-то подобное. Она его любила по-настоящему. Все хорошо, но почему-то не хотела сделать соответствующего признания, столь необходимого ему. И он решил сделать нечто такое, что связало бы в глазах публики его и Мак-Алистер. Он пробрался в апартаменты или до, или после ее прихода, вышел на террасу и прыгнул. Тот факт, что мы не нашли ключа, ничего не означает. Он мог его держать отдельно, в другом месте. Ключ мог находиться у него в руке или в кармане. Вполне возможно, он выбросил его, этак вызывающе. Мог уронить во время падения. Должно быть, ключ найдется весной, если она только когда-нибудь наступит. А ты неплохо водишь машину, Нумз. Аккуратно, контролируешь ситуацию, не ставишь рекордов по скорости, но хорошо.

— Спасибо, — иронично отреагировал Ньюмен.

— Заходите еще.

— Я слышал, ты посещаешь кабинет Бернштайна? — словно бы невзначай поинтересовался Ньюмен.

— Какого хрена ты имеешь в виду?

— Эй, Дейв, расслабься. Я просто попытался поддержать разговор. У нас это общая проблема, мы оба хотим попасть в отдел искусства.

Они дружно рассмеялись.

— У нас жены из Латинской Америки, обе Марии, и мы оба ходим на прием к Бернштайну.

— Ты навещаешь Бернштайна? — удивился Милнер. — Раз в неделю?

— Дважды в месяц.

— А я — каждую неделю.

— Знаю.

— То есть как это знаешь? Это личное дело. Я Бернштайна в лапшу искрошу во время следующего визита.

— Это не он, это Клингер мне тебя выдал.

— Ну так его. Наплевать, что он шеф.

— У Бернштайна прибавится работы, когда он узнает, что мы подружились, да еще и зацементировали наши отношения, — пошутил Ньюмен.

Милнера его замечание развеселило.

— Я не сказал, что мы зацементировались. Лыжи — цемент. Посмотрим, как он будет держать, — он указал за стекло: — Вот и приехали. Черт, здесь одностороннее движение, все против нас. Я не сообразил. Не будем объезжать квартал, там парк, давай пройдемся. Ядрена вошь, встань на лыжи, испытай их в действии. Ты же учился на тренажере, а?

— Давай пешком, — не согласился Ньюмен. — Не хочу оставлять тебя позади, чтоб глотать пыль, так сказать.

— Ты имеешь в виду цемент?

Загрузка...