Пинсон закрыл книгу и встал, не в силах сдержать волнение. Его переполняла энергия, она бурлила буквально в каждой клеточке его тела. Будущее, представлявшееся таким безысходным и мрачным всего лишь несколько часов назад, теперь озарял свет надежды. Все вокруг него казалось напоенным дыханием жизни. Профессору чудилось, что Богородица на иконе ласково улыбается, обратив к нему прекрасное лицо, а распятый Христос отделился от огромного золоченого креста над алтарем и плывет по воздуху в его сторону.
Пинсон перевел взгляд на спящего внука. «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу… чтобы уничтожить врага и мстителя», — всплыли в голове строчки восьмого псалма. Мария держала Томаса в объятиях. «Какое же у нее ангельское личико, совсем как у ребенка», — мелькнуло у него в голове.
Он кинул взгляд на карманные часы. Десять минут третьего. До рассвета четыре часа. Огаррио будет ждать ответ фалангистов до восьми. Как же мало времени! Пинсону хотелось кричать во весь голос о чудесном открытии, но он знал, что доверяться надежде столь же опасно, как давать волю отчаянию. «Успокойся, — одернул он себя. — Вспомни одну из главных заповедей любого исследователя: все проверяй.
Пока я еще ничего точно не знаю. Нельзя строить план побега, основываясь на свидетельствах, почерпнутых в книге, написанной восемьсот лет назад. За долгие века многое могло измениться. Нет, ну а вдруг! Вдруг древняя рукопись, написанная еврейским алхимиком на классическом арабском языке, действительно содержит ключ к нашему спасению?»
Профессор подошел к спящему Фелипе, наклонился и тихонько, чтобы не разбудить солдата, отцепил висевший у него на ремне фонарик. Выпрямившись, Энрике, борясь с соблазном перейти на бег, направился к западному поперечному нефу.
«Удивительное дело, а ведь далекое прошлое взывало ко мне с того самого момента, как я переступил порог собора». Ему вспомнились образы средневековой Андалусии, запечатленные на изумительных витражах, статуя Паладона, которая будто двигалась, паря над саркофагом, украшенным надписью: «Просите, и дано вам будет; ищите, и найдете; стучитесь, и отворят вам», сумасшедший отец Самуила, велевший сыну искать белые буквы, сокрытые в Торе… То, что Пинсон прочел между строк книги, представлялось ему ничуть не менее удивительным.
Когда он спускался по лестнице, его охватило странное чувство, будто его неумолимо влечет воля самой Судьбы. «Все, что произошло, просто не может быть банальной цепью совпадений, — думал Пинсон. — Куда более логично предположить, что некая высшая сила, может нумен Саида, может небесная селитра Самуила, пробудилась от вековечного сна и решила прийти к нам на помощь».
Профессору казалось, что сама завеса реальности расступилась, позволив ему краешком глаза взглянуть на мир сверхъестественного. Наверное, схожее чувство испытывали и жрецы Кибелы, устраивавшие тут свои мистерии, и пастушок, которому явилась здесь Богородица, и мусульмане, спасенные странствующим мудрецом, наполнившим пещеру священным светом.
Пинсон как можно тише крался сквозь сумрак. Ему вспомнилось Рождество, когда он был маленьким, не старше Томаса, и оставлял туфлю за порогом своей комнаты в канун праздника. В детстве его будоражило ожидание чуда. Он знал, что оно обязательно произойдет и трое волхвов перед рассветом непременно принесут ему подарки. Мальчишкой он до боли в глазах вглядывался в усыпанное звездами, дышащее жизнью небо и представлял волхвов в образе ангелов. Тогда ему казалось, что Вселенная логична и упорядочена. Такие же чувства переполняли профессора и сейчас. Благодаря книге Самуила оставшаяся в далеком прошлом эпоха сделалась ближе и Пинсон снова оказался в мире, где ангелы и духи влияли на ход человеческих жизней.
Уверенно ступая, он миновал склеп со скелетами. Энрике не думал о них. Его словно вели за собой сверхчувственные эманации, которые излучал окружавший его камень. Пинсон едва удостоил взглядом статую Паладона. Нагнувшись, он забрался в саркофаг и принялся спускаться по веревочной лестнице, которую тут закрепили солдаты Огаррио. Через минуту профессор уже стоял на полу мечети.
В свете фонаря Энрике увидел перед собой михраб — в точности такой, как описал Самуил. Пинсон крепко-накрепко запомнил инструкции Паладона. Надо повернуть светильник в михрабе, и дверь откроется. Профессор подошел поближе. Лампа находилась прямо перед ним, в отделанной алебастром нише. Поставив фонарик так, чтобы свет падал на нее, Пинсон взялся за светильник обеими руками. Энрике била мешая дрожь. Камень был холодным и влажным. Пинсон выдохнул.
Два раза направо, один раз влево, а потом снова вправо.
Профессор чувствовал в себе присутствие нумена и был преисполнен святой уверенности в том, что сейчас он повелевает некой сверхъестественной силой.
Он попытался повернуть светильник.
Безрезультатно.
Он пыхтел, пыжился, давил.
Светильник не сдвинулся ни на миллиметр.
Пинсон без сил опустился на пол. Нумен оставил его. Профессор чувствовал себя выжитым как лимон. Он тяжело дышал от отчаяния. Холодный воздух, врывавшийся в легкие, казался прикосновением самой смерти. Сердце гулко билось в груди. Все пропало.
Он потратил на чтение кучу драгоценного времени, вымотался, а что в результате? Ничего! Ноль. Лучше бы он поспал. Тогда хотя бы проснулся с ясной головой. В ярости профессор выдернул книгу из кармана. Ему страшно хотелось изорвать ее в клочки. Ни слова правды, одно сплошное вранье. А он, дурак, поверил! Кретин! Хотя… Может, он что-то упустил или неправильно понял?
В поисках инструкций Паладона Пинсон принялся лихорадочно листать книгу. Объяснения четкие и ясные, никаких двусмысленностей. Он делал в точности так, как сам Паладон, когда тот открывал дверь с обратной стороны, и результат нулевой. Стоп! Профессор понял, в чем заключалась его ошибка. Самуил описал, как открывается дверь со стороны пещеры, а он, Энрике, стоит в мечети! Значит, все надо делать наоборот. Если бы он сначала повернул основание лампы налево, а не направо…
Силы снова вернулись к профессору. Он вскочил и опять схватился за камень. В этот раз стоило ему едва надавить, как тут же раздался щелчок. Радостно вскрикнув, Пинсон повернул светильник в обратную сторону. Механизм работал плавно и четко, будто его только что смазали. Так, теперь налево. Сердце было готово выпрыгнуть из груди…
Раздался рокот, скрип, и михраб начал поворачиваться. Профессор проскользнул в проем и оказался в пещере. Поводив фонариком, он увидел перед собой огромное пустое пространство, а также стол со стулом, которые были покрыты пылью и окутаны паутиной. На столе Энрике сумел различить стопку листов пергамента, чернильницу, маленький нож и останки пера. Пера, которым писал Самуил.
Пинсон тихонько вернулся в собор и окинул взглядом ряды скамей, на которых ворочались в беспокойном сне заложники. Интуиция подсказала ему, что человек, который ему нужен, скорее всего, бодрствует. Присев возле него, Энрике прошептал:
— Прошу вас, идите за мной. Мне нужна ваша помощь.
Пако нахмурился, но все же встал и двинулся за профессором.
— Ну и чем, во имя всего святого, я могу вам помочь? — осведомился он.
— Я нашел тайный ход. Из собора можно сбежать. Но мне надо понять, сработает мой план или нет. И вы мне можете помочь. Вы молодой, храбрый, умный — настоящий лидер. У нас может получиться всех спасти.
— Никогда вы, политиканы, не уйметесь, — резко рассмеялся Пако. — Не морочьте мне голову. Я не другие, я вас слушать не стану.
Пинсон внимательно посмотрел на него.
— Ладно. Хотите доказательств, извольте. — Сунув руку в карман, он вытащил оттуда ножик, который нашел на столе в пещере. — Вот, посмотрите. — Он протянул ножик Пако.
Тот с опаской его оглядел.
— Ну, нож, и что дальше?
— Посмотрите внимательней на рукоятку. Она серебряная, просто почернела от времени. Видите на ней вязь? Это арабские буквы. А лезвие иззубренное и вдобавок окислилось. Это значит, что ножу сотни лет. Любой музей выложит за него тысячи песет. Может, десятки тысяч.
Пинсон с удовлетворением заметил, что глаза Пако загорелись от жадности. Профессор протянул ему нож.
— Вот. Если хотите, оставьте себе. Когда выберемся отсюда, продадите и разбогатеете.
— Нет уж, спасибо, — Куэльяр скрестил руки на груди. — Думаете, я хочу схлопотать пулю за то, что таскаю с собой оружие?
Потом Пако прищурился, явно что-то прикидывая.
— Ладно, — наконец сказал он, — допустим, вы нашли старый нож, когда помогали коммунистам минировать мечеть. Какой нам от этого толк?
— Я его нашел не в мечети, а в пещере. В этом-то все и дело. Туда из мечети ведет потайная дверь. Я побывал в пещере буквально несколько минут назад. Из пещеры есть выход. Тоннель.
— Врете, — побледнел Куэльяр.
— Ладно, Пако, — Пинсон сделал вид, что собирается убрать нож в карман, — ваша взяла, я действительно лгу.
— Дайте-ка я еще раз на него взгляну.
Профессор протянул собеседнику нож. Пако недоверчиво провел пальцами по рукоятке.
— И как вы узнали про ту пещеру, где его отыскали? — спросил он.
— Отсюда, — Пинсон хлопнул себя по карману. — Из волшебной книжки.
— Что, правда? — выпучил глаза Пако.
— Правда, — кивнул Пинсон, — вот послушайте. — Он открыл книгу на нужном месте и прочел: «...жди меня в лощине Двух Джиннов… Отыщи скалу, которую называют Девой. Она чуть наклоняется к водопаду, отчего напоминает девушку, моющую голову…» — Профессор поднял взгляд на Куэльяра. — У вас это описание вызывает какие-нибудь ассоциации?
— Ла-Кальдера-де-ла-Бруха, — пренебрежительно фыркнул Пако. — Отсюда километров восемь на север по прямой. Я летом через это место овец гонял за перевал пастись на плоскогорье. Сейчас там дамбу поставили, с маленькой электростанцией и водохранилищем.
Однако Пинсон хотел рассеять все сомнения.
— Ну а скала, похожая на женщину? Она до сих пор там?
— Ну да, стоит у края дамбы. — Куэльяр сплюнул. — А зачем вам это надо знать?
— Дело в том, что туннель выводит как раз к тому месту, которое вы назвали Ведьминым Котлом.
— Ихо де пута![82] — Пако стукнул кулаком в ладонь. — Тогда мы спасены!
— Если мы сумеем туда добраться, вы сможете провести нас через горы так, чтобы мы не попали в лапы фашистов? — спросил Пинсон.
— Раз плюнуть. Вокруг сплошь леса, никто нас там не найдет. Мы… — Он замолчал и снова с подозрением посмотрел на профессора. — Секундочку. Что значит «если?»
— Дело в том, что кто-то должен сперва пройти по туннелю и все разведать, — ответил тот. — Напоминаю, что эта книга была написана восемь веков назад.
— А чего сами не идете? Ну, или свою шлюху не пошлете?
— Потому что нас могут хватиться. Огаррио нас обоих знает. А с вами он не знаком.
— Меня запомнил солдат, который нас сторожит.
— С ним я уже договорился. Фелипе на нашей стороне.
Пако растер ладонью поросшее щетиной лицо. Он все еще колебался.
— И вы хотите, чтобы пошел я? Один? А если вдруг обвал? Дело вроде опасное.
— Опаснее, чем пробиваться отсюда с боем? А может, вы предпочитаете сидеть и ждать, когда вас взорвут вместе с собором? Кроме того, вы же вроде член революционного совета. Как насчет долга перед народом?
— Показывайте дорогу, — бросил Пако, испепелив профессора взглядом.
— Прошу за мной, — кивнул Пинсон. Поворачиваясь к западному поперечному нефу, он заметил, как Пако сунул в карман ножик Самуила.
— Эй, политикан!
Профессор остановился и бросил на Куэльяра взгляд через плечо. Пако гадко ухмылялся.
— А с чего вы взяли, что мне можно доверять? Почему вы думаете, что я не сбегу?
— Пако, — вздохнул Пинсон, — давайте не будем тратить понапрасну время. Скоро рассвет.
Пинсон опустился на скамью рядом с Марией и Томасом. Они по-прежнему спали. Удивительное дело — столько всего произошло за последний час, а им пока что ничего не известно.
Итак, ставки сделаны. Чтобы добраться до выхода из тоннеля и вернуться обратно, у Пако уйдет около четырех часов. К его возвращению заложники уже проснутся. Отсутствие Пако почти наверняка останется незамеченным. А если Пако убьют? А если он заблудится или просто-напросто решит дать деру? Может случиться что угодно, и тогда все коту под хвост. «Правильно ли я поступил, доверившись Куэльяру? — терзался Пинсон. — И если я ошибся, возникает еще одна дилемма. Что делать, если Пако не вернется? Самому увести заложников в тоннель? Оставаться в соборе равносильно самоубийству, но что, если тоннель завален, а Огаррио подорвет храм? Тогда они окажутся в ловушке. Нет, не хочу пока об этом думать».
Пинсон заерзал на скамье и почувствовал, как ему в бедро уперлась книга. Он вспомнил, что не дочитал последнюю главу — так, лишь пролистал ее. Надо было как-то убить время и отвлечься от тягостных раздумий. Откинувшись на спинку скамьи, он принялся читать.