Дельвиг ни чуточки не соврал. Лучась едва ли не от восторга, вручил нам с Жекой билеты. У толстяка горели нос, глаза и уши от старания расписать нам, сколь же прекрасен театр с названием «Ъеатр». Не знаю, что там с магнум опусами у нашего поэта, но на рекламе он точно мог бы зарабатывать. Даже мне, не шибко обожающему эти ваши театральные постановки, захотелось взглянуть на спрятавшиеся там чудеса.
Билета лучились маной, о чем ясночтение не замедлило мне доложить. Бумага, «грязная» мана, чернила... Не иначе как вход в сие заведение был только для привилегированных особ. Что ж, не придется слушать ругань заводских работяг. Биска же, едва прочитав мои мысли, усмехнулась и поспешила заверить, что от светской болтовни сливок общества у меня тоже уши свернутся в трубочку.
Я почувствовал себя нищим, когда демоница швырнула звенящий мешочек на стол. Рубли — металлические, битые временем — будто говорили, что она насобирала их чуть ли не из ладоней просящих милостыню.
Дьяволица чуть обиженно заявила, что подобные мысли — это грубость, а мне бы лучше взять ее подарок и купить себе приличный костюм.
И тотчас же насмешливо ухмыльнулась: не в форме же с чужого плеча идти в театр...
Трижды прав Кондратьич — нет ничего такого, что от бисевого глаза мимо бы проскочило.
Я поставил себе зарок заглянуть к старику сразу же после концерта. Конечно, без приключений не обойдется, и впереди мне предстоит несколько не самых приятных разговоров с как-будто-бы сестрицей...
Для начала следовало эту как-будто-бы сестрицу выудить из ее родного дома. Дельвиг оказался щедр — и помимо лишних билетов всунул нам еще два про запас. Не иначе как его род, владеющий печатным изданием, печатью же билетов и заправлял.
Толстяк, не давая нашим ушам пропустить и мельчайшей детали, готов был из раза в раз, да в новых оборотах рассказывать, кто пожалует на этот прием. Если судить по его словам, то сам Господь Бог под ручку с Сатаной бы явились, если бы не крайняя занятость.
Я делал из этого один вывод — будут те, кто мне нужен. Мыслей Женьки я прочитать не сумел, но мог с уверенностью сказать: наш друг желал обзавестись там свежими влиятельными связями. Будто призрак коммунизма, бродили слухи, что он метит в политическую карьеру, а офицерский корпус — лишь ступенька к достижению цели. Может быть, потому он и не спешит с выбором подручного: не хочет портить чужую жизнь своими амбициями...
А вот кто уже обзавелся подручным, так это Орлов. Хвастался свежеполученной меткой, словно ребенок новой игрушкой. Лицо мажорчика так и лучилось от счастья, он начинал говорить громче, как только я появлялся рядом. Не иначе как желал, чтобы я узрел его величие на фоне своего ничтожества.
Там, где я предпочел видеть с собой рядом стройный стан фигуристой дьяволицы, он выбрал здоровенного мордоворота-велеса. Еще пара-тройка сантиметров роста, и тот бы с легкостью мог играть Кинг-Конга. Возможно, даже без грима.
Словно желая воплотить в себе все клише, велес был квадратен, грубо сложен и выглядел так, будто только и мечтал кому-нибудь двинуть в морду. Ясночтение же нашло ту изюминку, за которую выбор Орлова пал именно на него.
Человек-медведь, помимо огромной силы, до неповоротливости маленькой ловкости, обладал чародейским зрением, звериной яростью и грязным ртом. Нет, правда, способность так и называлась. Слова, после которых мамы требуют мыть рот с мылом, обещали лечь не только семенами оскорблений в души тех, кому предназначены, но и снижать характеристики. 10 % получить слабодействующее проклятие, 1 % — долгосрочное.
Прибавить к этому его класс костомола, навыки которого были сплошь заточены на то, чтобы увечить противника, и становилось ясно, что мои дела явно не на высоте.
Здравый смысл намекал, что вот теперь повестки на дуэль стоит ожидать с часу на час. Орлов не желал вступать в битву с тем, у кого уже есть подручный — а ведь это немалое подспорье. А обзаведясь подобной образиной, уравнял наши шансы.
По крайней мере, ему так казалось, ибо в реальности чаша весов резко качнулась в его сторону. Что ж, пока что улыбаемся и машем, делать-то больше нечего. Ну если только надеяться, что кровнорожденный слуга выскочит на меня из грязной подворотни и окажется в разы круче этого дуболома.
Орлов же сам стал опасней. Мне вспомнилось, как он резко стал лучше на занятиях ФИЗО, и все сразу же встало на свои места. Это не он вдруг окрутел, чтобы раскидывать всех и вся одной левой и не вспотев. Это немалая заслуга костомола. Словно я сам урвал от Биски, мажорчик взял себе тоже пару любопытных штук.
В этот раз все говорило, что привычный мне скакун надежды Авось выдохся и придется искать выход самому.
Я гнал от себя мрачные думы прочь. Уныние еще никогда не приводило к победам, а уж конченое отчаяние и подавно.
Институт благородных девиц напоминал собой хорошо вооруженную крепость. Словно изголодавшиеся по девичьей ласке кавалеры вот-вот должны были ринуться на твердость стен в желании добраться до вожделенных прелестей.
Да уж, сказанула мне ирония голосом дьяволицы, это тебе не из твоего захудалого корпуса бежать, тут головой думать надо.
К слову, о бесовке...
Я вспомнил, как, задремав, случайно раскидал очки навыков и, завалившись дрыхнуть, получил по кумполу сообщением, что уровень моей подопечной отныне вырос на единичку, тащите торт с свечами!
По утру демоница оправдывалась, потирая рога, что знать не знает, про какие я там уровни с опытом говорю, а слово «характеристика» вызывает у нее не интерес, а зевоту.
Надо было бы позвать ее с собой и сейчас: наверное, она подсказала бы, как преодолеть все выставленные здесь преграды. А может быть, и сумела бы позвать саму Майку — пролезла же она тогда через патефон в ее дом...
Нет, вряд ли бы. Скорее, отказалась бы, и я вскоре увидел почему. Автомобиль инквизаториев стоял у обочины грозным предупреждением всякой нечисти. Интересно, это от того, что благородных девиц по ночам приходили портить инкубы? Или простые меры предосторожности? А может быть, их здесь выставили после того терракта, что случился рядом с кафе?
Содрогнувшаяся от ужасов культурная столица немного приходила в себя от шока. Жители застыли в ожидании будущих убийств, взрывов, нападений. Белые Свистки во главе с усатым, толстым начальником, рыли землю носом, но оказались не в силах отыскать ни причины, ни исполнителей. Оптимисты наяривали на дуде надежды, пытаясь убедить всех и каждого, а в первую очередь самих себя, что это было лишь временное помутнение. Мало ли чего в мире случается? Пессимисты же с клинками здравого взгляда на жизнь и, заручившись выручкой реалистов, говорили, что следует готовиться. И лучше всего — сразу к худшему.
В воздухе и правда витало напряжение, словно в затишье перед бурей.
— Тебе чего, солдатик?
На девчонке, вставшей рядом со мной, были не по погоде короткие шорты, торчавшие из-под совсем уж бесстыдно короткого платья. Хвост и кошачьи ушки намекали, что передо мной велеска. Жиденькие косички, миниатюрные бантики — назвать худосочного подростка, окликнувшего меня, привлекательной можно было разве что с бодуна или по пьяни.
Ясночтение грозно намекнуло мне держать себя в руках — косящая под ребенка девица, поедавшая пломбир, в самом деле была ребенком.
Я оглядел ее с ног до головы. На бок был развернут белый, успевший вкусить грязь улиц, передник. Сама же девчонка привалилась задницей к тележке. Яркая надпись обещала детское счастье и ровно за три копейки. Я попытался вспомнить, когда в последний раз ел мороженое и не смог.
— К девчонке пришел?
— А тебе-то что? — тут же отозвался я. Малышка меньше всего походила на благородную. В ответ мне она лишь пожала плечами, будто говоря, что ей и в самом деле ни до меня, ни до моих проблем нет дела. Пришел, мол, и ладно. Лучше пломбир купи.
— Тут таких, как ты, много приходит. — Она слизнула с палочки последние остатки лакомства, но вместо того чтобы швырнуть ее мусором в урну, спрятала в карман передника. Нечто подсказывало, что это не первый ее пломбир за сегодня и что на дне кармашка покоится как минимум пяток дощечек.
Кто бы что в будущем ни ляпнул про ее красоту, женственность и привлекательность, но в одном ей отказать было сложно: намеки она и в самом деле умела подавать самые что ни на есть девичьи.
Я полез в карман. Биска, конечно, велела прикупить себе костюмчик от кутюр, но уж три копейки-то точно погоды не сделают.
— Ты знаешь Майю Тармаеву?
Ключ в женское царство бросила изучающий, по-философски задумчивый взгляд на стены крепости.
— Не знаю, так найду. Делов-то. Только ты вот грубиян какой-то. — Мне на миг захотелось копнуть девчонку ясночтением поглубже — не притаилась ли там где внутри Биска собственной персоной?
Торговка мороженным продолжила:
— Явился без цветов, ни здрасте, ни до свиданья, что делать — не знаешь. То ли не местный какой, то ли вовсе чужой. А может...
Она вдруг хищно, словно я должен был под ее взглядом обратиться в мышь, ухмыльнулась и потянулась к висящему, спрятанному под тканью платья свистку.
— Вот свистну, вот скажу дяденькам Белым, что ты тут шастал, мне всякие гадости предлагал делать...
Мне говорили, что в детях живут пока еще не выросшие садисты с шантажистами, а я не верил. Очевидно, зря, потому что у меня перехватило дыхание от ее наглости. Рука дернулась врезать нахалке затрещину, но сдержался.
Кошкодевочка же, устав ждать от меня какой-либо реакции, принялась играть с собственным хвостом.
— Чего ты хочешь? — Совесть предложила идти на сделку, и, пожалуй, это было не лучшим выбором, но самым разумным.
В глазах малышки сверкнул азарт. Ей удалось поймать мышку за хвост, теперь с ней можно играть как вздумается.
И просить, что захочется.
— На улице жарко.
Я бы так не сказал, но спорить с хвостатой шантажисткой не решился.
— У меня еще полный поддон пломбира. Увы, как же жаль, что нет в мире рыцаря, способного затушить мой внутренний пожар...
Я выложил перед ней те злосчастные три копейки, она же посмотрела на меня, как на идиота.
Наверно, и впрямь, только идиот решится купить ее за три копейки.
— Только три рубля спасут меня от палящего зноя.
— А ты не лопнешь? — вкрадчиво и шепотом спросил я, с трудом представляя, как в эту мерзавку можно запихнуть столько пломбира. Честно говоря, сомневался, что в ее тележке на самом деле покоилась добрая сотня эскимо.
— Грубиян, — мурлыкнула она, не переставая следить за тем, как я вытаскиваю деньги. Три рубля так три рубля.
— Только быстро, — потребовал я.
— Спешка важна лишь при ловле блох. — Она неспешно потащилась ко входу, а я чувствовал, что меня надурили. Нечто внутри подначивало заглянуть в тележку-короб — проверить, а было ли там мороженое хоть когда-либо? Мерзавка могла взять деньги и дать деру — с какой нее вообще спрос? А дураки, подобные мне, топчутся тут днями и ночами — поди, на каждом курсе находятся свои...
Сомнения нещадно точили надежду, громко и издевательски усмехаясь над моей глупостью, но решили затихнуть, когда девчонка вернулась.
Одна.
Ну, спрашивал сарказм, что ты сделаешь? Потребуешь деньги назад? Набросишься на нее, дав очередной повод Белым Свисткам спеленать тебя и отвезти к Егоровне на расспросы?
Вместе с тем во мне бурлило возмущение обманутого покупателя.
— Привет, — услышал я из-за спины и резко обернулся.
Алиска была красива как никогда. Форма горничной сменилась пышным корсетным платьем. Рыжие волосы были прикрыты белым, миниатюрным цилиндром. Вплетенный цветочный венок подчеркивал красивый овал лица, треугольниками из-под него торчали лисьи ушки. Пушистый хвост раскачивался при каждом шаге.
— Ты не рад меня видеть? — Мое удивление пришлось ей не по нраву.
— Рад, — выдохнул ей честное признание. — Но я ждал Майю. Мне казалось...
— Недостаточно благородна для тебя, Федя? — Она ухмыльнулась, обняв меня за шею. Бугорки плотной груди приятно прижались ко мне, а Алиске только того и надо было.
Она будто всем своим видом спрашивала — не ты ли желал меня видеть? Не ты ли жаждал ощупать меня там, там и даже там?
Спорить с ней было попросту невозможно.
Едва выпустив меня из объятий, Алиска подошла к кошкодевочке, благодарно коснувшись рукой ее головы. Монетка благодарности соткалась в ее ладони щедрым подношением.
— Она содрала с меня три рубля, — пожаловался я. Алиска же лишь улыбнулась, потрепала младшую подругу по волосам.
— Молодец. Усвоила мою науку. Идем. — Она подала мне ладонь, требуя, чтобы я взял ее за руку. Словно влюбленная парочка, мы устремились к раскидистому саду в прилежащем к территории института парке.
— Майя не может выйти, — выдохнула Алиска.
— Ее мама не отпускает? — ехидно отозвался я, но что лисица недвусмысленно кивнула.
— Отец. Тармаев-старший наказал ей своеобразным домашним арестом. Выйди она сейчас к тебе — и с десяток соглядатаев тут же доложат об этом.
— Ее отец узнал, чем мы занимались вечером?
— Огненных магов не так уж и много в самом Петербурге, чтобы можно было задаваться вопросом, кто устраивал той ночью пламенное представление.
Я кивнул, принимая ее правоту. Интересно, что еще Майя рассказала нашей общей подруге? Про святочерта, про Ночку?
— Тармаев-старший знает, что заводилой всего этого был ты. Выйди к тебе Майя — и он послал бы прошение на поединок.
Про поединки нам пока не рассказывали, только про дуэли. Все выходило так, как и рассказала мне Биска.
— А потому вышла я. Ко мне ведь тебе не запрещено подходить.
— А... Девчонка, мороженщица...
— Не дура, — заверила меня лисодевочка. — Она первым делом прискакала ко мне и указала на тебя пальцем. Ну, ты рад меня видеть?
В Алиске бушевал девичий напор. Прикрытая роскошью тряпок, она оставалась все той же дикаркой, какой и была. Звериная натура звала ее укрыться в ближайших кустах и уединиться вместе со мной, предаться пошлому разврату.
Стоящие торчком лисьи ушки вздрагивали, будто собираясь уловить появление некстати подкравшегося противника.
Противник то ли тушевался, то ли не спешил, а то ли и вовсе противником не был...
— Я отправлена в эту же школу на правах личной прислуги. Патриарх был против, но ты же знаешь Майю. Она затребовала меня и только меня — старику пришлось идти на уступки.
Лисичка выдохнула, будто такая роль была ей в тягость. Я же подозревал, что в тягость ей лишь тугой, мешающий движениям корсет. Меч, упрятанный в ножнах под подолами бесконечных юбок, висел неудобно и впивался яблоком рукояти прямо ей в бок. Даже примерив на себя роскошь с чужого плеча, Алиска не собиралась и не желала оставаться беззащитной.
Уж не знаю, что она там делала, но девчонке удалось заполучить с нашей прошлой встречи целых два уровня. Либо я слишком мало убивал, либо она знала где-то упрятанный в недрах системы клондайк экспы.
Она на миг выпустила мою руку, коснулась торчащего из-за ограды цветка — некое подобие розы с кремово-белой серединой и карминово-алым обрамлением лепестков. Та ужалила ее вдруг вынырнувшим шипом — уколовшаяся Алиска тотчас же сунула палец в рот.
— Тебе нужно что-то конкретное от Майи? Или ты решил просто ее проведать? Если второе, то для «просто проведать» есть я. Она спала с тобой чаще! — Алиска притворно надула губки, а я вдруг ощутил себя вымпелом, который передают из рук в руки и спорят, кто чаще держался.
Тело сказало, что насчет вымпела она не в курсах, а вот древко, за которое девичьи руки могут подержаться, очень даже окрепло.
Я прочистил горло, не переставая представлять Алиску без всей этой амуниции. Ее маленькое, плотное тельце изнывало от тоски по моим рукам. Руки вторили — они, мол, тоже изнывают, да еще как! Того и гляди полную перчатку слез нальют...
Я вытащил билеты из кармана — при виде их у Алиски глаза загорелись, будто у увидевшей цацку вороны. Даже на правах подруги единственной дочери Тармаевых ей не давали больше, чем простой прислуге. Взять девчонку с улицы, отмыть и накормить, сделать едва ли не фрейлиной — это одно, но совершенно другое тащить ее под свет ясных очей благородного общества. А достать билет на что-то подобное лишь своими силами Алиска не могла.
Вспомнив, что я все-таки явился к Майе, а не к ней, она сникла, опустила глаза.
— Хотел пригласить ее в «Ъеатр», да?
Я понял, что если ей билета не достанется, она не обидится. Но будет жутко подавлена и вообще во мне разочаруется. Благо, что Дельвиг выдал лишних билетов, будто мы собирались пригласить с собой целую толпу.
— Не совсем. Она все тебе рассказала?
— Что вы встретились с велеской-огненным магом? Да. Кажется, встреча с ней не прошла для Майки просто так. Она... сама не своя.
Я кивнул — пылающей дочери Тармаевых и в самом деле было за что чувствовать себя не в своей тарелке.
— А про Ушина? Про письмо, написанное почерком моей сестры?
— Говорила. И даже посылала меня украсть некоторые из ее записей. Хотела сверить почерк.
Что ж, расследование, оказывается, все это время не стояло на месте и продолжалось, даже когда я спал. Не сказать, что это замечательно, я попросту не мог.
— Я дам тебе три билета.
— Три? — Надежда вспыхнула в Алиске с новой силой. — Почему три?
— Ты и Майя приглашены, не могу же я вас бросить. А третий билет под любым предлогом передадите моей сестрице. Хочу поговорить с ней с глазу на глаз. Ты же понимаешь, что если она во всем этом замешана, будет избегать встречи со мной, верно?
Алиска кивнула, страстно облизнув губы. Мысль, что я не забыл о ней, горячила ей кровь.
Будто ополоумевшая, она схватила меня за руку и потащила за собой — не иначе как знала укромный уголок.
Он отыскался не сразу. Небольшая лавочка, укрытая от чужих глаз зеленой стеной. Если и были какие свидетели, то сейчас мы скрылись от них за надежной пеленой. Уверен, я не первый парень, наведывающийся сюда, вызывающий девчонку через мороженщицу — а потому место давно облюбовано и испытанно.
Только бы, просил я, не нашлось еще одного охочего до девичьих телес доходяги, которого поведут сюда же. Не хотелось, чтобы хоть кто мешал мне с Алиской.
Она скидывала с себя платье столь быстро и с таким азартом, что я терялся в догадках, чего же ей жаждется больше — наконец оголиться, избавившись от тесного плена непривычной одежки, или же меня.
Но, не дав мне раздеться до конца, сшибив меня с ног, оставшись лишь в легких, почти прозрачных трусиках, она все же дала понять, что второе...