Князь Рысев 3

Глава 17

Уж не знаю, как устояла под этими чарами Алиска, но в одном ей точно отказать было нельзя — осторожна она была, как настоящая лисица.

Я рванул прочь из ложи — Майка, вцепившаяся мне в руку, не желала просыпаться, чуть не упала. Взгляд почти стеклянных, невидящих глаз окинул меня взором. Счастливым ребенком, витая в грезах расчудесной истории, она улыбнулась.

Я клял все на свете — у меня совершенно не было времени ее будить. Алиска хвостиком тащилась за мной. Торчком стояли лисьи ушки, к себе, будто лучшую из драгоценностей, она прижимала собственный хвост.

Мы вынырнули в коридор, идущий вокруг концертной залы. Две пары изумленных глаз уставились на нас в недоумении.

Разодетые в гражданское, сообщники крадущегося убийцы стояли над трупом билетера. Тот, явно не желавший отдавать свою жизнь столь запросто, стискивал револьвер. Чуть дальше лежал рухнувший на трупы охраны бандит.

В руках убийц были пулеметательные машинки — не столь навороченные, как у уральцев, тяжелые и неповоротливые.

Выскочивший я был им жутко не по нутру. Они успели лишь испуганно переглянуться, когда я в один прыжок оказался рядом. Пули застрекотали, крошась в ничто о дьявольскую эгиду. Теневым хватом я пробил поганца насквозь, заставив его оружие замолчать, швырнул разом обмякшее тело во второго.

Алиске было не по себе без любимого клинка. Лишенная оружия, она решила использовать то, что было под рукой.

Или под ногой.

Шпилька каблука вонзилась прямо в лоб рухнувшему на пол бандиту, заставив его дрожать в предсмертных конвульсиях.

Не теряя времени даром, Алиска скидывала с себя ставшую неудобной одежку. Взяв в руки вторую туфлю, словно кинжал, полуобнаженная, она готова была свернуть горы.

Я решил, что мощь оружия — это всегда хорошо, но подвижность и свобода все же важнее.

Билетер нехотя расставался с оружием, я почти выдирал револьвер из мертвых рук.

И очень даже вовремя.

Друзья тех, кого мы только что прикончили, спешили воздать нам за их гибель местью.

— Лиса, правые на тебе, левые на мне!

Я сориентировался быстро. Очередь прошла у меня над головой, нещадно врезаясь в мрамор плит. Трещали коловшиеся вазоны, рассыпая по ворсу ковра землю и цветущие в ней кусты. Лепнина валилась со стен осколками, каменное изваяние одной из муз лишилось груди и теперь смотрелось до скверного смешно.

Вопя, будто надеясь напугать меня ором, стрелок лупил не глядя, надеясь, что хоть одна из пуль зацепит меня.

Его товарищ был иным. Шмыгая носом, он вскинул старую, давно истертую в боях винтовку.

Я рухнул на пол, перекатился. Выстрел из револьвера угодил прямо в разинутую пасть. Харкнув кровью, безвольно закачав головой, продолжая стискивать спусковой крюк, поганец рухнул.

Алиске повезло не больше моего. Там, где мне противостояли лишь двое, ей пришлось отбивать яростный натиск троих. Двое из них были вооружены клинками, я видел, как отчаянно и азартно загорелись глаза лисицы при виде знакомой стали.

Третий держался дальше остальных и был троекратно опасней.

Маг. Тут даже ясночтения не требовалось, чтобы понять. Разодетый в мантию старикан словно сошел с книги сказок. Халат, плащ, на голове тюрбан. Для полного счастья ему разве что лампы с джинном не хватало.

Алиска перескочила через брошенную в ее сторону молнию, заскочила на столик стойки, пинком ноги отправила фарфоровую чашку на свидание с лицом недруга. Никак не ожидавший ничего подобного, несчастный вскинул руки, роняя клинок.

В глазах моей лисицы сверкнул азарт. Ловко, словно родилась от акробатического этюда, девчонка-велес сделала стойку на руках — туфля с каблуком не хуже ножа полетела в чародея. Приземлившись, Алиска подхватила клинок, не дав ему коснуться земли, и, присев, наотмашь рубанула все еще падающего бандита.

Он умер раньше, чем успел вскрикнуть, его же собрат сумел отбить пару пробных ударов Алиски. Лисица чем-то напоминала мне учительницу по чистописанию — устрой меж ними дуэль на клинках, и я даже не знал бы, на кого ставить.

Лисица была на грани звериной ярости, ходила по самому ее краю. Боевой кураж горел в желтых глазах, когда она вспорола несчастному брюхо, легко и просто обойдя его защиту. Вторым ударом снесла поганцу голову и, не теряя боевой инициативы, бросилась к чародею.

Тот испепелил ее туфлю буквально на лету, щит, соткавшийся перед ним, достойно встретил сталь клинка. Алиска мигом отскочила назад, ожидая ответного удара — и тот не замедлил себя ждать. Турецкая сабля родилась из свежего заклинания, на лету обращаясь роем пчел и гигантской львиной лапой.

Маг словно желал запутать девчонку, надеясь обмануть.

Мои же противники решили, что пришло лучшее время для атаки. Я сумел заставить их залечь, но чуял, как каждый выстрел делает револьвер все легче и легче. Барабан, полный свинцовых ответов почти на все вопросы, пустел раньше, чем мне хотелось бы. Надо было действовать и срочно.

Они явно были из людей знающих — считали каждый мой выстрел и, когда мой ствол затих, выскочили сразу. Тень рванула с моей спины жуткой тварью — испугавшись, один из стрелков принялся палить в нее. Словно изодранная в клочья бумага, теневая сущность оседала, желая уйти на кулдаун восстановления. Она подарила мне лишь секунду...

Она подарила мне целую секунду. Я взвесил револьвер, схватился за ствол, рукоятью, словно молотком, врезал тому, кто только что извел на призрачный морок добрую половину боезапаса. Второй вскинул пулеметательную машинку, но я вмиг оказался рядом с ним, рукой отвел ствол в сторону — изрыгнувшая очередь машина изрешетила плюющего наземь зубы бандита. Лязгнул затвор, ладонь обожгло дикой болью. Я зло оскалился и решил поделиться этим даром со стоящим передо мной поганцем. Мой кулак врезался ему в живот, болевой импульс скакнул, тотчас же загуляв по его телу.

Парень отчаянно вскрикнул, не в силах устоять на ногах.

Я отшвырнул оказавшуюся у меня в руках пулеметательную машину — махина была громоздкой, неудобной и тяжелой, будто целый пулемет.

С этим-то теперь я справлюсь и голыми руками.

Клинок Алиски вспорол заклинание, словно гнойник. Сталь меча желала остаться сталью, но поддавалась вредоносным, кружащим в воздухе, словно призраки, проклятиям.

Словно ошпаренный кислотой, меч зашипел, растворяясь прямо в руках рыжеволосой лисицы. Проклятие облизнулось, решив опробовать на вкус и ладони рыжеволосой велески, но та отшвырнула ставшую бесполезной железку прочь.

Змеи, растущие прямо из рук чародея, лязгали пастью почти у самого носа Алиски — ей удавалось ускользнуть буквально за мгновение до того, как они ее настигнут. Чародей сражался отчаянно — в его руках, помимо мощи заклинаний, комом собрался опыт прожитых лет и десяток схваток на поле боя. Алиска словно желала посоперничать с ним в этом соревновании — на ее веку была не только сытая жизнь у Тармаевых. Каждым движением, прыжком, броском и перекатом она доказывала, что помнит науку улиц. Помнит, как выхватывала у жизни кусок хлеба в надежде дожить до завтрашнего дня и бежала от желавших ее юного тела насильников.

И дралась с уличными бандами не хуже помойных дворовых котов.

Ей удалось подобраться к нему слишком близко. Она пригнулась — и вовремя: над головой пронесся пылающий кинжал, врезавшийся в стену. Чародей управлял единым заклинанием ровным счетом точно так же, как Славя своим священным оружием. Магический плевок норовил ткнуть девчонку копьем под ребра, ятаганом отрубить руки, размашистой саблей лишить головы.

Алиска опрокинула паршивца подножкой — почти рухнувший чародей потоком воздуха отшвырнул лисицу прочь. Старые кости стонали в натруженном за годы теле, а будучи чародеем он не привык падать.

Лисицу швырнуло, приложило о стену, выбило дух. Наверное, приземлись Алиска мягче — и чародею уже настал бы конец. Словно в злую насмешку, она упала рядом с еще одним клинком...

Я добил своего противника, медленно встал, слезая с него.

Чародей стоял напротив меня, пытаясь унять дрожь в старых коленях и сбившееся дыхание.

Ясночтение ведало жестокость в своей правде, одними лишь цифрами намекая, что будь он на десяток лет младше, и мы были бы уже мертвы. Старость скушала его ману и силу воли, притупила интеллект, обращая некогда богатое воображение в тщету самоповторений.

И все же он был опасен, как никто другой.

Он лыбился мрачно и жутко, поднимая на меня взор подслеповатых глаз. Как будто спрашивал — что, малой? Отчаялся? Боишься? Бойся, ибо я здесь не один, придут и другие...

Взрыв, ухнувший где-то в зале, заставил меня действовать.

Словные цепные псы, мы бросились друг на дружку, норовя вонзить клыки в мягкую плоть супостата.

Заклинание побежало меж пальцев чародея, перескочило молнией на другую руку, снарядом устремилось ко мне. Я споткнулся, рухнул, покатился по полу и, не вставая, словно в крутых файтингах, ударил обеими ногами старцу в пах.

Ноги уперлись в жесткое — словно старик был соткан из армированных листов. Магической хваткой он поднял меня с земли — я зарычал, взывая к темным силам. Не желая ждать ни секунды, чуя исходящую от меня опасность, маг стиснул хват чародейских рук на моей шее.

Еще мгновение, подсказал мне страх, — и он бросит твою исковерканную тушку наземь.

Демон не желал моей смерти. Учуяв свободу, он вновь оказался хозяином моего тела. Взбугрились тяжелые, плотные мышцы. Мгла, покоящаяся в недрах души, будто черпая силу из греховности, разорвала хватку заклинания. Мана, которую отчаянно вкачивал в заклинание чародей, ударила по нему обраткой: старик охнул, не устоял, пал на колено.

Бедолага успел выставить перед собой руку — то ли в мольбе о пощаде, то ли желая сотворить очередную каверзу на мои плечи.

Его это не спасло. Я в один миг оказался у него, схватил за грудки. Взгляд жнеца проявился в моих зрачках, неизбывным ужасом протекая в душу несчастного. Широко раскрыв рот, завопив напоследок, он умер, когда я размозжил его голову о ближайшую стену.

Демон был голоден, демон хотел жрать. Рвать мертвую плоть зубами в надежде вместе с еще теплым мясом урвать хоть кусочек чужой души.

Голоса грехов на все лады заверяли, что не отведать будет глупостью — это же так просто. Разинь пасть и...

Я чувствовал, как подтачивается моя собственная уверенность.

— Ф-федя?

Пришедшая в себя Алиска видела меня таким в первый раз.. Я вспомнил, как точно так же во время погони за святочертым меня увидела Майка. Будто от шока, она не задавала лишних вопросов, запросто принимая мою вторую половину. А может, любовь стирала все грани...

Словно боясь, что я вот-вот накинусь на нее, она подходила ко мне осторожно и остановилась, когда я сделал ей шаг навстречу. Ей легко было принять наш тройничок с незримой для нее демоницей — она могла учуять ее по запаху. Но здесь и сейчас она видела во мне...

Я не знал, что она видела, но на миг проскочивший в ее глазах испуг пробудил во мне человеческое. Разъяренным джинном взвыл теряющий надо мной контроль демон, возвращая мне руль от самого себя. Пробившиеся сквозь одежку крылья спешили исчезнуть, раствориться теневым мороком, уходя в небытие. Я сам возвращался к прежним размерам, когда Алиска окончательно признала во мне меня и бросилась на шею.

Права была Славя. Любовь заставляет нас чувствовать самих себя теми, кто мы есть в полной мере.

Во всех ее проявлениях.

Здание театра сотряслось от очередного взрыва, как будто намекая, что любовь любить и сексом сексаться мы будем как-нибудь потом, а сейчас лучше поспешить.

Мы метнулись к лестнице. Я осторожничал, помня, как чародейские подарки оставляли мои похитители еще в доходном доме. Алиска же рвалась в бой — все ее звериное нутро будто так и говорило, что там кровь, драка, там весело!

И оно, без преувеличения, было право. Четвертый этаж театра «Ъеатр» едва ли не трясло от вершащейся там мясорубки. Предсмертные вопли, стрекот автоматных очередей, визг ткущихся заклятий. Я придержал Алиску — даже вооруженная уцелевшим клинком, она не могла просто так выскочить в самое пекло.

Лучше я сам.

Ад спустился на землю.

Ну, может быть, не на саму землю, но филиал на четвертом этаже театра все же открыть решился.

Инквизатории приняли бой — если на третьем этаже нам противостояла жалкая кучка оборванцев, то здесь собралась едва ли не целая армия.

Черти, наслаждаясь гоготом и возможностью лить кровь, сколько им влезет, нечистым духом заставляли револьверы бандитов давать осечки, заставляли спотыкаться, вызывали бурные приступы кашля.

И резали.

Я подался назад, когда к моим ногам рухнул молодой парнишка, широко расставив руки. Чертов ноготь, словно нож, полоснул его по горлу — уставившись стеклянными глазами в потолок, бедолага успел раззявить рот в беззвучном крике.

Кривохвостый продолжал озорничать. Его никто не видел, а потому он ударил копытами слишком близко оказавшегося поганца по ногам, словно натянутая пружина, поддел рогами его союзника. Третий, только что готовый в клочья изрешетить инквизаториев из своего автомата, сгинул, когда черт полоснул его когтями по животу.

Взгляд нечистого скользнул по нам с Алиской, словно выспрашивая — а мы, собственно, кто такие? Опыт подсказывал ему рвать сначала, думать потом, но нюх и чуйка говорили, что перед ним собрат.

Ну или как минимум полудемон.

Его размышления прервал выстрел. Благодать золотистым сиянием грянула из ружья, словно глиной с ног до головы окутывая черта. Успев вскрикнуть от дикой боли, тот воздел руки к небесам, прежде чем оплавленной тушей начал разваливаться на части.

Окна четвертого этажа взорвались градом осколков. Явившиеся солдаты, разодетые в закрывающее тело броню, были не хуже самого настоящего спецназа, откуда только взялись.

Градом грянули ружья, высекая ангельскую благодать — черти, что готовы были броситься на свежее мясо, гибли один за другим. Сгорая в священном огне, они оставляли после себя лишь вонь горелой шерсти. Следом ухнул залп автоматических машинок: недавние хозяева чертей, лишенные хоть какой защиты, падали, изрешеченные пулями насквозь.

Разодетая, словно игрушечные солдатики, Имперская гвардия пыталась дать достойный отпор. Привалившись к колоннами, прячась за дубовыми дверьми балконов, они казали стволы своих винтовок.

Те разом заговорили на языке свинца и стали, прорежая ряды противника.

Алиска ткнула меня в плечо — укрывшемуся мне на лестнице казалось, что за этой кавалькадой смерти можно смотреть целую вечность.

Своим оружием я избрал пулеметательную машинку. Да, громоздкая и тяжелая, но все же гораздо лучше, чем револьвер с опорожненным барабаном.

Выкрики на чужом, но до боли знакомом мне языке щекотали слух. Нападавшие не стеснялись переговариваться, как будто наоборот — больше всего на свете им желалось, чтобы их речь была услышана.

— Атакуй! Атакуй!

— Перезаряжаюсь!

— Меняю позицию!

В каждом их движении чувствовалась слаженность, подготовка, презрение к смерти. Я недавно спрашивал, где же находится та самая супер-вип-ложа, где уселся представитель самого Императора. И, кажется, ровным счетом сейчас я получил ответ на свой вопрос.

Внутри ложи звенела сталь. Оттуда вышвырнуло Егоровну, которя выбила верь своим телом. Старуха, лишь сплюнув, успела выхватить удачно оказавшегося под рукой бесенка. Он растянулся, словно щит, закричал в предсмертных муках, когда горячий свинец пуль начал щелкать по его брюху. Толстопузый черт, соткавшийся прямо из воздуха, с тяжелой челюстью, бесконечно угрюмый и клыкастый, осторожным рывком поставил ее наземь. Демоница, страшно похожая на Биску, расставив руки перед собой, схватила своим телом предназначавшееся Егоровне проклятие — то мерзким червем принялось елозить по телу дьяволицы, оставляя после себя лишь серную вонь да волдыри ожогов.

Я ухмыльнулся Алиске, принялся раскручивать диск пулеметательной машины, подготавливая ее к стрельбе.

В голове билась только одна мысль: сейчас по заявкам слушателей прозвучит новый диск!

Уверяю, будет сногсшибательно!