Князь Рысев 3

Глава 7

Ночь мягким покрывалом прятала под небесной синью Петербург. Солнце, борющееся с тьмой изо всех сил, слабело, а незримые черти спешили на арканах утащить его за горизонт.

Словно на прощание на дневную сестрицу смотрела чуть открытом глазом бездельница-луна. Лениво и нехотя она тускло подсветила россыпь бриллиантовых точек звезд — одна за другой те вспыхивали на небосклоне.

Прежний Петербург, знакомый по вечно спешащим жителям, с дымом из заводских труб, запахом французской выпечки и стрекотом деревянных колес давно вышедших из моды машин, уходил на сон. На смену ему, будто кутяге Брюсу Уэйну, приходил иной, мрачный, по-своему прекрасный, но от того не менее жуткий город.

Я смотрел, как лениво тащится капля дождя по стеклу. Подсвеченные где чародейскими силами, где чертовским электричеством рекламные плакаты заставляли морщиться, жмуриться и отворачиваться. Здесь, посреди улиц, магазинов, закрывающихся кафешек и ресторанов еще можно было быть в безопасности. Уличные фонари, шпилями уходившие едва ли не в самое небо, дарили до чарующего фальшивое чувство комфорта. Что вся людская нечисть в виде шлюх, уличной шпаны, головорезов всех мастей не посмеет подойти к тебе ни на шаг, стоит лишь спрятаться под спасительными лучами столь же фальшивых фонарей.

Интересно, что сказали бы люди, узнай, что вся их жизнь проходит бок о бок с нечистыми?

Нея гордо восседала на приборной панели неподвижной куклой. Крохотная фигурка припала к мокрому стеклу в надежде рассмотреть хоть что-то новое. Изредка она вздрагивала, когда включались «дворники», спеша очистить залитый взор.

Славя сама села за руль. Я, попытавшийся сначала занять водительское сидение, лишь пожал плечами. Ее дело — машина-то, в конце концов, принадлежала ей...

Лишь чуть погодя я заметил, что у водительского сидения не было спинки — ангел не собиралась всякий раз прятать крылья, обращая их в платье. А может быть, попросту не могла: кто ж его знает, как там у этих ангелов все работает.

Я с укором для самого себя отметил, что теряю хватку — второй раз торчу на пассажирском месте. Поначалу меня увозила навстречу судьбе вдруг ставшая оторвой Майя, сейчас же Славя вцепилась в руль, целиком сконцентрировавшись на дороге.

Нею она брать с нами не хотела. Самовольное, спасенное от расправы живое письмо, казалось, готово было поедать мир взором несуществующих глаз. Раньше у нее было две цели — доставить мне сообщение и вернуться, чтобы умереть. Сейчас же она как будто заново родилась.

Будь воля ангелицы, она бы разорвала ее в клочья, обратила назад в каплю святых чернил, размазала грязной каплей по салфетке.

Но, видимо, передумала, решив понаблюдать за тандемом ее собственного порождения и полудемона в моем лице.

Мы молчали — будто все, что только могли сказать друг другу уже озвучили там, в тесной келье-комнатушке. Почему-то на ум пришел не к месту оказавшийся там чайник, в воздухе, словно назло, запахло чаем.

А может быть, мне просто показалось.

Мне до безумного хотелось домашнего и самого обычного кофе — из растворимых пакетиков. Кто бы мог подумать, что я вообще буду по ним скучать?

Когда я опускался на пассажирское кресло, представлял, что же конкретно будет дальше. Словно в фильмах-погонях, Славя узрит пятнышко чернил, чудом сохранившееся на асфальте за целую неделю и рванет за ним?

Если так и было, то проходило оно как-то слишком незаметно. Машина ехала ровно и хорошо, в салоне бушевало ощущение уюта, усиливаемое тарабанящими в горбатый корпус автомобиля каплями дождя. Не хватало магнитолы и мерного жужжания диджея с какого-нибудь «Лапа-радио»...

Ангел нет-нет да на пару мгновений, остановившись на светофоре, бросала меня полные любопытства взгляды. Иногда ее рот растягивался в подобии самодовольной, жестокой ухмылки.

Ей хотелось видеть, как я выгляжу ночью. Зная, что я полудемон, она ожидала узреть что-нибудь грандиозное. Как у меня сквозь волосы пробьются рога, ноги затвердеют в копыта, а рубаху разорвут теневые, сотканные из самого греха, крылья.

Я сглотнул и понял, что она наверняка догадывается — по крайней мере, теперь, — кто устроил ту дикую погоню по улицам спящего нищего квартала Петербурга. Уверен, она уговорила дождаться ночи лишь по той причине, что хотела видеть меня этой ночью в полной красе.

Сейчас же мы катили в совершенно иное место.

Борясь с сонливостью, будто желая заверить всех и каждого, что усталь лишь для слабаков, горели окна роскошных, благородных особняков. Это не те же самые дома, как имение Тармаевых, вынесенное чуть за пределы Петербурга, а что-то вроде гостевых увеселительных домов. Там, пока я слушал унылый шепот дождя, кто-то наслаждался звоном бокалов и шипением игристого шампанского. Девичий смех, наверняка звучавший там, злой насмешкой раздавался у меня в ушах.

Я покачал головой, прогоняя засевшего внутри нытика. Тому снова хотелось затянуть свою привычную песнь про «а вот попади я в того, пил бы сейчас баварское»...

Тьфу.

— Куда мы хоть едем? Разве это секрет?

Мне вспомнилось, как Славя очень аккуратно подбирала слова, когда говорила о своих нечистых на руку собратьях.

— Скоро сам все увидишь.

Машина взревела двигателем, набирая скорость — лихачки уровня Майи из Слави бы не вышло при всем желании, но гордая дщерь небес определенно любила скорость.

У нее, к моему удивлению, оказалось то, что можно было бы с легкостью назвать спорткаром. Синий в темных тонах окрас, длинный до бесконечного капот, шесть колес вместо четырех. Чудо-машина на минималках, недостроенный бэтмобиль. Словно следуя мрачному стилю, на окатах, обрамлявших передние колеса, ждали своего часа чистые, будто только что сошедшие с конвейера колеса запаски.

Мне почему-то казалось, что вострокрылые обитатели рая выберут своим убежищем какой-нибудь захудалый, давно покинутый даже крысами склад. Любители вылепить златогривого льва из своих пописулек, умельцы ассирийского письма представлялись мне мрачными побратимами Слави. Серые крылья, квадратные подбородки, короткие стрижки...

Пистолет-пулеметы Томпсона в руках и ящики с бутлег-алкоголем...

Реальность оказалась круче всякой выдумки. Чудомобиль Слави сбавил скорость, переваливаясь на неровностях дороги. Рычащий тигром двигатель без единого намека на присутствие внутри него хоть какого-то подобия беса вдруг сменил гнев на милость и заурчал довольным котом, пока совсем не заглох.

— Здесь?

Я не мог поверить своим глазам. Точнее, мог, как же им не верить-то, но признавать, что ангелоподобные создания, едва ли не дети Бога, рожденные из слез, страданий, ревности и обид выберут своим домом магазин игрушек, мне не хотелось.

Магазин явно представлял собой мечту ребенка: огромный, словно особняк. Сквозь окна витрин проглядывали очертания старых, мало кому нужных плюшевых медведей в обнимку с не менее же плюшевыми зайцами. Безжизненные глаза кукол смотрели сквозь стекло приветливо. Ряженные в мундиры из красной краски солдатики словно сошли со страниц сказки про того самого оловянного.

Словно апофеоз, немалых размеров фарфоровая кукла, безжизненно склонив голову и опустив искусственные веки, восседала на крыше у самого входа. Будто желая подчеркнуть ее сонное состояние, магазин погасшей вывеской намекал, что звать его незатейливо и просто — Сплюша.

Я оценил игру слов, улыбнулся, когда выходил под тугие, норовящие пролиться прямо под белоснежный китель струи дождя. Наверно, родись я в этом мире и будь мне лет десять, сказал бы, что это самый настоящий рай.

Впечатления не портили решетки, защищавшие нехитрый товар от любителей поживиться на халяву. Впрочем, моя голова не избежала сумрачной, неприятной мысли, что игрушки здесь — узники особо жестокого, хоть и кажущегося карамельным концлагеря.

Наверное, здесь мог бы обитать какой-нибудь тролль, сказочный великан и не менее сказочный людоед, только и поджидающий норовящих броситься в кучу игрушек детишек.

Но уж точно не те, кто мог желать моей погибели.

Здравый смысл сопротивлялся, подкинув предположение, что наверняка их лежбище где-то чуть дальше по курсу, просто Славя решила дать нам немного форы и возможности зайти врагам неожиданно и прямо в тыл...

Вспомнив про ангельскую прямолинейность, я понял, что все как раз наоборот.

Славя, наконец, кивнула, решив, что после череды тяжких раздумий я заслужил хоть какого-то ответа.

— Удивлен?

— Не то слово! — в тон ей отозвался я.

Не стесняясь, не ведая слова «скрытность», Славя прямым шагом направилась ко входу в магазин, окончательно развеивая все мои сомнения.

Понять ее можно было — куда бы она ни двинулась, ей как ангелу везде давали дорогу и почет. К чему бы прятаться сейчас? Впрочем, она достала из кармана крашеное, почти пасхальное яйцо, швырнула его оземь.

— Купол, — немногословно пояснила, указывая на разраставшуюся над нами едва заметную стену. — Чтобы не слышали. Будем шуметь.

А она оптимистка, как погляжу — нисколько не сомневалась, что придется немало попотеть…

Она жестом остановила меня почти у самого входа, я затормозил, противно заскрипел песок под подошвой.

Я шустро понял, в чем дело, когда случайно поддел ногой попавшийся булыжник. Заклацав по влажному асфальту, он выкатился под свет уличного фонаря: не сразу, но я признал в нем взломанный замок.

По загривку пробежали мурашки. Всепропальщик внутри меня жадно заулыбался, готовясь звать шефа и орать, что все пропало.

Засада.

Я огляделся по сторонам, силясь уловить ясночтением хоть малейшее изменение — без толку. Если нас тут и ждали, то навстречу бежать никто не спешил. Да и мало ли кто мог взломать замок в магазин игрушек? Местная шпана под эгидой старшаков, наверное, Форт-Нокс могло бы взломать, не то что захудалый магазинчик.

Славя делала то же, что и я. Сейчас, укутанная в плащ, она излучала божественный, по-домашнему теплый свет. Выставив перед собой ладонь, позволила маленькой капле еще одного светляка опуститься и передать ей информацию. Нимб, незримо сиявший над головой, снова обратился аркой футуристических очков, опустился ей на глаза.

— Что там?

Моему нетерпению не было предела. Ангел выдохнула, сошлась на каких-то своих мыслях и толкнула дверь, кивнув мне на вход. Заходи, мол, первым, я уж как-нибудь потом.

Нея рвалась пойти вместе со мной, но послушалась приказа остаться и ждать. Сейчас я сам ругал себя за то, что позволил ей ехать с нами — может быть, она и живой разумный клочок света, но откуда мне знать, на какие фокусы она способна? И что бы я делал, если бы она не послушалась?

Я не знал, что делал бы сам, но с точностью до двухсот процентов мог заявить, что Славя при первом же сопротивлении сжала бы ее в кулаке, раздавив, как перезрелую сливу. Наверное, я еще никогда не видел такого пренебрежения к жизни, как в ее глазах.

Местный детский мир в ночи был страшен. Уверен, что закинь сюда кто Фредди Крюггера — и он бы первым делом обмочил штаны.

Неясные тени в редких лучах проникающего сквозь решетки лунного света шныряли по полкам. Спертый, душный воздух мешал дышать, повисшая вокруг, словно паутина, тишина нарушалась скрежетом скребущихся лапок и едва слышных шагов. Казалось, что все страшилки про ожившие игрушки избрали сей магазин своим домом. Вот-вот, казалось, можно будет услышать абсолютно неуместный сейчас детский жизнерадостный смех.

Я не давал волю ужасу, сделал несколько шагов вперед, вглядываясь в ночную мглу. Мне жутко не хватало фонарика, а Славя, кажется, подобных проблем не ведала. Может, она думала, что всякие полудемоны, как кошки, ночным зрением одарены? Я вдруг поймал себя на том, что толком не знаю, а что же делать дальше. Не искать же ангелов посреди игрушечных автомобилей и бестолково слепленных круглощеких кукол с вьющимися волосами.

— Ты знаешь, куда идти?

— На третий этаж, — бескомпромиссно отозвалась Славя.

— Тут есть третий этаж? — Мой вопрос точно был глуп. Ясное дело, что в огромных размеров магазине наверняка есть еще и четвертый, и пятый этажи.

Под ногой у Слави хрустнуло, заставив ее встрепенуться. На миг полное холодной уверенности лицо приняло недоумевающий вид.

Я прыгнул на нее до того, как успело хоть что-то произойти. Внутренний голос велел в таких случаях сначала делать, а думать уже как-нибудь потом и если будет чем.

Из раздавленной колбы вырвалось нечто пенистое, безобразное, нараставшее с каждой секундой. Жижа спешила заполонить собой пространство, воздух вокруг нее шипел как ошпаренный.

На миг мне показалось, что весь магазин разом пришел в движение. Мирно стоявшие на своих полках игрушки зашевелились, падая навзничь.

Пистолет я выхватил еще до того, как мы с Славей упали наземь — рифленая рукоять мягко и легко легла в руку.

Палец надавил спусковой крючок — я стрелял не глядя и на слух. Отдача ударила в руку, жар пороховых газов прокатился по коже. Загремела заскакавшая по плитчатому полу гильза.

Попал — и это стало понятно сразу же по отчаянному, предсмертному писку. Рыскавшая среди полок тварь подскочила поверженным зверем, разорванной тушей рухнула вниз.

Ноздрей коснулся тяжелый дух гнили и нечистот. Сарказм похлопал в ладоши — одна убита, осталась добрая тысяча...

Крысы нагло, будто давно избрали этот детский рай своим домом, спешили к набухающей, липкой опухоли, замедлившей рост, но захватившей ближайшие полки. Наборы железных дорог оказались в липком, клейком плену, из него же грустно смотрели увязшие куклы. Россыпью деталей на полу валялся конструктор — деревянный и предлагавший собрать из себя то ли телегу, то ли дом.

В голове кружилась мысль: неужели собратья Старого Хвоста самолично пришли отомстить за него? Здравый же смысл убеждал, что я возлагаю на бестолковый крысиный ум слишком уж большие надежды. Истинную причину нахождения этих тварей следовало искать в уже знакомых мне алхимиках…

Крысы одна за другой, не ведая печали и иных забот, спешили растерзать пленников. Резцы желтых, полных чумы резцов вгрызались в фарфор, крушили собой миниатюрные ручки и ножки, отрывали плюшевые головы.

Я не успел заметить, когда мы встали. Славя испуганно жалась ко мне. Ее былые равнодушие с холодностью пасовали перед серой, блестящей шерстью и лысыми хвостами противных мерзавок.

Едва они поняли, что их добыча в ином месте, протестующе заверещали, вскидывая розовые точки любопытных носов.

Где бы мы с ангелицей ни спрятались, запах выдаст нас с потрохами. Серой, скачущей волной, блестя бусинками глаз, ведомые голодом, они потекли на нас, окружая с обоих сторон.

Затвор Подбирина лязгнул еще несколько раз — оставляя за собой огненный след, пули взрезали мохнатые тела, оставляя лужицами кровавых ошметков на полу. Гром выстрелов бил по ушам. Если до этого момента у нас и была хоть какая-то возможность остаться незамеченными, то сейчас она испарилась вместе с последним патроном.

Я не стал тратить времени на перезарядку. Стрелял лишь исключительно от отчаяния и желания устрашить паршивок.

Славя тоже не желала сдаваться без боя. Попытавшиеся наскочить на нее твари тотчас же были отброшены святым потоком. Крылья мешали ангелице, не давая ей действовать в полную силу. Они цеплялись за полки, сносили собой наземь их содержимое.

И были желанной целью для паразитов.

Славя вскрикнула, когда троица пищащих нахалок запрыгнула ей на плечи. Грязными когтями они впивались в мягкость лебяжьего пуха, выдирая одно перо за другим.

Она вскинула крылья, с силой расправив их, светлой волной раскидывая напавших тварей.

Воздух тотчас же заполнился вонью паленой шерсти — сплетенные из солнечных лучей, они могли не только греть, но и беспощадно жарить.

Серые мерзавки, получив отпор, заспешили прочь. В трусливом отступлении, поддавшись панике, они метались, не ведая дороги, оставаясь вонючими, мертвыми тушками везде, где только можно и нельзя. Я посмотрел на ангелицу по-новому — да из нее можно самого настоящего дератизатора вырастить!

Радоваться было рано. По воздуху зашелестела нитка плети, щелкнувшая мне по руке — ладонь тотчас же обожгло болью, пистолет отскочил, скользнул под один из ящиков.

Взламывая один стенд за другим, устроив истинный игрушкопад, к нам неслось нечто огромное и неудержимое. Тяжкое дыхание, едва ли не огнем вырывавшееся из луженой глотки, бревно толстого, но короткого хвоста — выскочившая на нас крыса могла запросто посоперничать размерами с откормленным бородавочником.

Крысиный писк не был ей знаком, она ведала только медвежий рев. Резцы клыков готовы были ломать сталь и перекусывать шеи, а в черных, навыкате, буркалах глаз горело желание мести.

На этот раз крылья Славю не спасли: снова хлопнувшие по воздуху, они обдали гигантскую тварь священным жаром, но той лишь слегка подпалило шкуру.

Я же пытался справиться с дикой болью, пробудившейся в колене — незримый Индиана Джонс из мглы беспощадно жалил меня, словно озверевшая оса. Я пытался узреть негодяя ясночтением, но то сбоило от обилия окружавших нас предметов. В россыпи игрушечных солдатиков она видела обучающий артефакт, дарующий своему обладателю аж единицу к силе, и обещала накладывать вдохновение, уровнем обратно пропорциональным возрасту игрока.

Армия плюшевых медведей могла одарить харизмой, куклы обещали пробудить восприятие... Я чувствовал себя как тот самый телепат, что слышит мысли всех и сразу.

Змея плети щелкнула у меня над ухом, заставила обернуться. Лишь мгновение спустя я понял свою ошибку.

Меня самым нахальным образом попросту отвлекали! Хлыст ударил в спину, заставил потерять равновесие, чтобы тут же, едва ли не через мгновение, удавкой сплестись на моей шее.

Я успел лишь дернуться, прежде чем меня потащило во мглу...