Я выскочил наружу, стараясь не столкнуться с новыми знакомыми. Неделя в офицерском корпусе не прошла даром. А я хранил традицию давних времен — самое крепкое, что есть в мире, — это школьно-университетские связи, которые еще не раз и не два из любой жопы вытащат. Пара слов тут, шутка там, вовремя рассказанный анекдот — и из темной лошадки для остальных ты превращаешься если не в друга, то как минимум в своего парня.
Я старательно избегал мажорчиков, кто спешил лизнуть зад Орлову: с этими мне точно говорить было не о чем. Может, сами по себе они ребята и неплохие, но явно катятся незнакомой мне дорогой.
В кармане болталась Нея, я придерживал ее ладонью, боясь раздавить. В кобуре под кителем ждал своего часа пистолет — кто бы мог подумать, что можно вот так запросто купить короткоствол и никто не задаст лишних вопросов? Интересно, что скажут Белые Свистки, если найдут его у меня? Честно признаться, только сейчас задумался над этим вопросом — ведь никаких документов у меня по-прежнему не было. Кроме, конечно, некоего подобия паспорта — закристализованная бумаженция, изрядно пообтрепавшаяся по краям. Кондратьич вручил ее мне дня два, а может, и три назад, велев никуда без нее не выходить. Я ему кивнул, носил там же, где и подписанный в аду контракт.
К счастью, Белым Свисткам я был побоку — у них и без меня хватало дел. Встревоженные, будто ужаленные осами, они раздраженно всматривались в лица, будто злоумышленника по одной лишь роже можно определить.
Петербург оказался бандитским не только в родном мне мире — здесь он хранил традицию, изрядно отдавая ей дань. Следом за нападением на главу инквизаториев, Василису Егоровну, последовало затишье, сменившееся тем, что грязные улочки нищих кварталов стали заполняться трупами. Там мальчонка, тут девчонка, здесь еще кто-нибудь. Город замер в ожидании следующего преступления — мамаши прятали детишек под юбку, продавцы оружия накидывали цену на свой товар. А Белые Свистки… ну, им, как это заведено, вставили пистон — и начальство, и общественность, и даже лично губернатор. Газеты разве что не крали друг у дружки текст, перепечатывая одно и то же, переливая из пустого в порожнее.
Я же наконец вдохнул полной грудью — впереди меня ждала очередная встреча со Славей. Хотелось снова заключить ее в объятиях, немного потискать. Ладно, сказал я самому себе, с этим как-нибудь успеется.
Инквизаторий — их группа дежурила с самого моего первого дня — уныло и скучающе рассматривал протянутые мной бумаги на выход. Ему хотелось поскорее вернуться домой, принять ванну, выпить чашечку чая и завалиться спать, а мы тут, словно назло его сонливости, шныряем туда-сюда как тараканы…
Выдохнув, он поднял шлагбаум, качнул головой, давая проход — бдительная стража осмотрела меня с ног до головы, но не заметила ничего подозрительного.
Поначалу я боялся, что среди них найдется какой-нибудь ретивый молодец, что заподозрит во мне того самого полудемона. Егоровна-то, конечно же, знает, для нее это не станет новостью. А вот если здесь и на виду у всех устроят шоу-представление, моя репутация явно пошатнется даже в глазах Дельвига, не то что остальных.
А если они еще и узнают, что у меня появились способности жнеца… Думаю, тогда Орлов точно решит отменить дуэль — не станет со мной попросту связываться.
Полученный свежий уровень там, в храме, под присмотром Слави, после транса отблагодарил меня новым дополнением к классу. Такими темпами я стану скоро ниндзя-пиратом-зомби-киборгом…
Свободные очки навыков я распределил среди лидерских умений. Одарил самого себя умением чарующей улыбки — помогала добиться своего, закинул парочку очков в харизму для ее открытия. Оставшиеся очки достались все той же ловкости и пассивке, ловкость же повышающую. Я с содроганием вспомнил образок, который мне подарили в храме — я временно решил его выложить. Вещица пускай и уникальная, с необычной способностью, но она взяла гадкую привычку добавлять мне свой бафф в самый неподходящий момент. Лог долбил меня сообщениями о смене характеристик, о том, что мной получен свежий эффект, что эффект прошел…
Будто учась у самого Сатаны, образок спешил добавить мне пару очков интеллекта для ночных размышлений во время сна и норовил одарить излишней ловкостью, когда я тужился на толчке.
Я решил, что разберусь с этим безобразием немного позже, вот только как? Могла знать разве только что сама Славя.
Дня два назад я пытался зайти к ней сам, спросить — как дела, не было ли продвижения и успеха в общих поисках, на что получил грубый, холодный ответ — ангел разве что не вышвырнула меня взашей. Бабулька, вручившая мне образок, глядя на мою нерешительность, лишь вздорно, словно молодка, вскинула носик и одарила уничижающим взглядом — мол, неча тут всяким нетерпеливым рассказывать, пшел!
Я и пошел, что делать-то оставалось. А сейчас ангелица аж расщедрилась породить Нею только ради того, чтобы пригласить меня к себе. Дело обещало быть опасным, завораживающим и грандиозным — как я и мечтал.
При мысли о последнем захотелось сплюнуть. Прав, может быть, Кондратьич, что я не думая голову в самое пекло пихаю. Может, надо быть вдумчивей и осторожней? Уверен, доложи я старику о своих терзаниях, он одарит меня всего лишь одним вопросом — а чего ты, конкретно, барин, отыскать хочешь? Чего добиваешься? Справедливости?
Ответа, пожалуй, я не знал и сам.
Я шмыгнул мимо Института Благородных Девиц, угрюмо выдохнул — если верить словам Биски, то где-то там от скуки томится Майя. Может быть, я и не испытывал к ней того самого неприязненного чувства под названием любовь, не поддаваясь его пьянящему плену, но скучал по девчонке. Огненная дочь Тармаевых явно сумела запасть мне в душу, да и вместе мы наворотили немало дел. А еще Алиска…
Я прикусил губу, едва разум нарисовал ее образ. Рыжая обнаженная лисичка с пылающим клинком наперевес в последнее время любила захаживать в мои сны. А я все больше и больше испытывал желание самолично проверить — на месте ли все ее соблазнительные бугорки и ложбинки?
Из размышлений меня вырвало стойкое ощущение опасности — словно натянутая струна, оно звенело, давая мне сигнал. Я напрягся, вдруг остановившись, принялся озираться. Схватиться за пистолет? Но что тогда подумают прохожие?
Ответить самому себе на этот вопрос я не успел — в мои уши врезался противный визг тормозов. Пузатый фургон Белых Свистков остановился рядом со мной, разве что не сверкая сигнальными фонарями. С гулким грохотом распахнулась дверь. Разодетые в белые мундиры бойцы правопорядка выскочили прямо передо мной с дубинками наперевес.
— Господа, в чем дело? — успел выдавить из себя — отвечать они не спешили.
Вместо этого один из них посмел опустить на меня занесенную для удара дубинку — чтобы тотчас же получить от меня зуботычину. Дьявольская эгида сама поглотила урон. Мысленно я пожелал призвать тень, но не успел. Сразу трое они накинулись на меня — под грузом их тел я попросту повалился наземь. Клапан кармана раскрылся, Нея заспешила прочь, чудом избежав грозящей ей смертью давкой.
— Ах он сука! Вяжи его, падлу! — Пытавшийся вправить выбитую челюсть полицай плевал вязкой, липкой слюной, зло сверкая глазами. Кровь, идущая из носа, заливала лицо, ладонь и белизну формы.
К нам было приковано три десятка любопытствующих взглядов. Мальчишки-беспризорники из подворотен внимательно смотрели за происходящим — и часа не пройдет, как об этом узнают все, кому надо и не очень.
Мне заломили руки за спину, мое сопротивление было бурным, но абсолютно бесполезным. Ноги служителей правопорядка кольями впивались в мои бока, трещали ребра, легкие готовы были взорваться. Поддавшись естественному рефлексу поверженного, я пытался сжаться, стать как можно меньше, защищая лицо и живот — не помогло.
Сталь наручников захлопнулась на моих руках, лишая возможности действовать. Тело стонало, прося передышки — били со знанием дела, пытаясь выколотить все желание сопротивляться.
— Что происходит? Мы будем жаловаться! — вопила какая-то бабулька с балкона, выронившая поливальник. — Прямо посреди улицы, разве так можно, на глазах у детей?
Побитый мной полицай погрозил ей кулаком, как будто обещая старой перечнице, что она вполне может стать следующей.
Меня, словно мешок, зашвырнули в фургон. Сидевшие внутри полицаи уже держали наготове веревку для моих ног. Фургон резко рванул с места, я почти слышал, как завыл от боли бес внутри — ох и несладко же ему пришлось. Тащить и на себе такую-то махину…
Словно побоев было мало, едва меня усадили на лавку, дали затрещину. Здоровяк, орудовавший больше остальных, вдруг хищно ухмыльнулся, а я понял, что уже видел его.
Как и сидевшего передо мной человека.
Он не изменил самому себе — выглаженный костюмчик, хорошая укладка волос, добродушная, располагающая к себе улыбка.
Проблемы, о которых мне говорил Кондратьич, только что подъехали. Я лишь ухмыльнулся, отрицательно покачав головой — знал же, что наша встреча рано или поздно состоится. Но не ждал, что при таких обстоятельствах.
Пытавшиеся выкупить у нас с Кондратьичем кортик бандиты сейчас были передо мной во всей красе.
Крепкие, знающие руки шмонали мои карманы, вытаскивая их скудное содержимое.
— Это что такое? — Здоровяк с бараньими рогами нащупал у меня кобуру, вытаскивая из нее пистолет. — Ствол, шеф, ага. Представляете? Может, вальнем его из него же — скажут, самоубийство…
— Ума, как погляжу, у ваших дуболомов не прибавилось, — отозвался я. Велес, обиженный моими словами, подтянулся, замахнувшись для очередного удара, но ему дали знак опустить руки.
— Он прав, Коленька. У тебя не только бараньи рога — содержимое головы точно такое же.
Здоровяк засопел, садясь на место, обиженно насупился. Хитрюга решил пояснить, повертев мой пистолет в руках:
— Если убить его здесь, какое же это самоубийство? Все прекрасно видели, что его забирали Белые Свистки, а потом р-р-раз — и застрелился? Вопросы пойдут. Ты хочешь, чтобы были вопросы?
— Нет, шеф, — угрюмо и виновато буркнул великан и замолк.
— Здравствуйте, князь. — Посланец Старого Хвоста, наконец, повернулся ко мне, положил волыну на миниатюрный столик. Фургон, еще мгновение назад взявший цель догнать адских гончих, теперь скучающе переваливался по дороге. Я не видел сквозь зашторенные окна, куда меня везут. Но терзали жуткие сомнения, что пункт назначения приведет меня в неописуемый восторг.
— Я не поздоровался при встрече, а это, как-никак, не вежливо. Вы так не думаете?
— Иди к черту, — с усмешкой ответил ему. На меня смотрело четыре угрожающих рожи, разодетых в костюмы Белых Свистков. Уж не знаю, где они сумели все это достать, но мой мастер-слуга точно был прав: административные возможности у них и в самом деле богатые.
Жаль, что методы как были разбойничьими, так ими и остались.
Хитрюга передо мной сидел, закинув ногу на ногу, в барской, повелительной позе. Так сидят хозяева не только своей, но и твоей судьбы. Он склонил голову набок, насмешливо погрозил мне пальцем.
— Вы перешли своими выходками и словами дорогу тем, кому не следовало. Рысев, может быть, этой маленькой демонстрации вам достаточно?
— Вам нужен кортик? — спросил, на что мне мягко покачали головой.
— Старый Хвост не отбирает у стариков купленные игрушки. Теперь ему уже не нужна железка, он хочет вашу голову. Или, точнее сказать, вашей боли.
— Ты не ссысь, паря. Мы тебя всего лишь немного поломаем в разных местах. Делов-то. Поболит-поболит да перестанет. Агась?
— Я ученик офицерского корпуса, — решил пойти издалека и сослаться на то, что должно было служить защитой по словам Кондратьича-же.
Если оно и служило защитой, то точно не от этих ребят. Мне ответили дружным гоготом. Мерзавчик-хитрец позволил себе ухмылку, закинул ногу на ногу.
— Что же вы, князь, так резко перешли к угрозам? Когда были в чуть иных обстоятельствах, вы готовы были рвать и метать, низвергнуть на наши головы кары небесные. А теперь желаете спрятать свой нежный, юношеский пушок за воротами учебного заведения. Не ай-яй-яй ли?
— Легко говорить с тем, у кого связаны руки. — Я вернул ему усмешку. Тот ей подтерся и пропустил мимо ушей.
— Всякий из вас, благородных, чтит себя пупом мироздания. Там, на улице, под защитой закона, вам кажется, что вы безнаказны…
— Не знаю, что у тебя за дела с благородными, но это ты пытался выкупить у меня клинок, и выслал наперед двух дуболомов, дабы они меня припугнули. Будь у тебя возможность не платить, ты бы с радостью прикарманил деньги себе. Старый Хвост-то, поди, куда больше велел заплатить, чем ты мне предлагал?
Он тяжело задышал — кажется, мне удалось задеть его самолюбие и честь, но ответить ему было нечем. Сквозь пелену благочестия в нем пробуждалось бешенство.
— Ничего, юный князь, — выдохнул он, вдруг расслабив плечи и поудобней устроившись на сидении. В конце концов, это я связан, а он везет меня на расправу. Что-то подсказывало, что сейчас я в самом деле оказался в невыгодном положении. Будь сейчас ночь, все было бы гораздо лучше. Я бы расшвырял этих паршивцев, как кегли.
Может быть, стоит позвать Биску?
Я покачал головой, прогоняя вполне разумную мысль. Глупость, царствовавшая на троне здравого смысла, подсказывала, что если бы меня хотели убить, сделали бы уже. Много ли надо, чтобы придушить человека в закрытом фургоне? Да и застрелить меня из моего же ствола — не такая уж и глупая затея. Как-нибудь бы отбрехались — сумели же они как-то раздобыть и автомобиль Белых Свистков, и их форму.
Если оно все так, то скверно. Я пожевал губы, проворачивая в голове мрачные думы о том, что делать дальше. Одно знал точно: прощения просить не буду.
— Ничего, юный князь, — повторил посланник Старого Хвоста, выдохнул. — У нас с вами еще будет возможность поговорить. С глазу на глаз и без, как вы выразились, дуболомов. Желаете?
Я просмотрел его ясночтением. Уровнем он всяко был повыше меня, характеристиками тоже. Возраст, правда, нещадно откусывал добрую десятину, обещая с каждым годом наращивать аппетит. Но даже так выходило немало.
Под рубахой он прятал сталь мышц и толщину бицепса: силой его природа не обделила, как и интеллектом. Я горько усмехнулся — в голову полезла пошлая мысль, что если у него тут все так распрекрасно, то пиписька, должно быть, маленькая.
Ребячество.
— Куда же вы меня везете?
— На твои похороны, дружок, — гаркнул в ответ велес, едва не уткнувшись в мой лоб рогами. Ему казалось, что я испуганно попытаюсь закрыться. Качнул головой. Когда запугать меня не получилось — подивился. То ли моей бестолковости, то ли отваге.
А может быть, и тому, и другому разом.
Хорошая городская дорога сменилась ухабами слишком быстро — вряд ли меня вывезли за пределы города, но мы наверняка катим по нищим кварталам города. Бедность, к который я привык с самого детства в голодных девяностых, спешила за мной по пятам. И как только в посмертии мне удалось вырваться из жадных объятий, она спешила снова загнать меня на свою территорию.
Машина качнулась, сбавляя ход, заскрипели старые, давно не ведавшие смазки тормоза. Пузатый фургон неохотно парковался. Мерзавчик достал из своего запаса свежую, ранее невиданную, заготовленную для одного лишь меня ухмылку. На миг стало не по себе — показалось, что вместо разухожистого гангстера на меня хищно лыбится мерзкая, лысехвостая крыса.
— Приехали, юный князь! — Он возвестил это как лучшую весть за последние несколько дней. Здоровяк-велес с бараньими ногами схватил меня за шкирку и, едва только хлопнули открывшиеся дверцы, вышвырнул, будто кусок мяса.
Тело заныло от боли: бетонный пол такой себе материал для мягких приземлений. Перед глазами на миг сверкнуло лезвие — острозаточенная сталь вспорола веревки на моих ногах, заныла ушибленная икроножная мышца. Я поспешил тотчас же оказаться на ногах, но огромной тяжестью на мои плечи легли руки, прижимая к земле.
— На колени перед Старым Хвостом! — басовито возвестил голос здоровяка. Я заскрипел зубами: чтобы я, да на колени, перед каким-то бандитским прощелыгой?
Старый Хвост был в лучших традициях Крестного отца: бесконечно стар, с уставшим взором чуть прикрытых глаз. Пушистый, больше похожий на дубину хвост раскачивался из стороны в сторону за спиной. Чуть приподнятый нелепого вида котелок на голове, из-под него торчали мохнатые кошачьи уши. Усы из-под носа струнками торчали в стороны. Старик стоял надо мной, словно повелитель моей судьбы. Жирный кошара, далекий собрат велеса-бандита покоился на его руках, жмурился, с охотой принимал даруемую руками ласку.
Думал, что он скажет хоть слово, что вдруг повисшую тишину вот-вот разрежет хриплый глас. Он же ожидал от меня, что я, едва увидев его перед собой, не просто паду на колени, но утоплю самого себя в ничтожных извинениях. Рассыплюсь в мольбах о пощаде.
Что ж, не очень люблю расстраивать стариков, но этому придется смириться с реальностью. Рывком нагнав в мышцы демонических сил, я встал, спиной отшвырнув от себя разбойника — тот, нелепо попятившись, грузно завалился на пятую точку. Оскалившись, я рвал путы за спиной. Опешившие бандиты бросились на меня, желая удержать спешащего из меня на волю демона. Жаль, как же жаль, что не успело стемнеть — иначе бы их исход был предрешен.
Я угомонился, когда моего лба коснулся тупой холодный ствол револьвера. Смерть из черного дула обещала быть быстрой и почти безболезненной. Старый кошак смотрел на меня исподлобья, будто на злейшего врага. Он не привык к неповиновению и к тому, что кто-то смеет сопротивляться.
Я выдохнул — лучше попробовать еще раз чуть позже, чем попросту сдохнуть сейчас. Мерзавчик коснулся плеч старика, словно желая его успокоить, что-то жарко зашептал ему на ухо. Старик кивнул и тут же отвесил мне затрещину пистолетной рукоятью. Во рту появился металлический привкус, я выплюнул остатки зуба. Получилось, наверное, даже лучше чем хотелось. Метил в пушистого поганца, а попал в улыбчивого мерзавчика. Плевок кровавой полосой лег на его белоснежный костюм.
Расстроившись, он покачал головой, цокая языком и погрозив пальцем.
— Несносный мальчишка, — наконец, заговорил он. — Если бы ты проявил уважение к старости нашего патрона, то, как знать, он, может быть, и простил бы тебе твою прошлую дерзкую выходку. Но вместо того чтобы одуматься, ты решил, что все еще возишься где-то среди сверстников в вашем благородном детском саде.
Он выдохнул, отошел, а меня посетила неоднозначная мысль. Они сколько угодно могут заверять, что эта старая развалина с не по возрасту пушистым хвостом и есть тот самый Старый Хвост, при упоминании которого даже Кондратьич вздрагивает, да вот только что-то подсказывало, что этот титул принадлежит совсем другому человеку.
Или не человеку.
— Ага, как же смело говорить с тем, у кого руки связаны за спиной. Меня ведь тут целый один, а вас всего лишь с добрый десяток, не считая вашего блохастого… за кого он тут у вас? За домашнюю скотину? Чешете ему за ушком перед сном?
Я чувствовал, как у старика сдают нервы. Что ж, если давить на больные мозоли, то лучше идти до конца — на полпути не останавливаются.
— Эй, ушастая погань! Как там тебя зовут? Драный Хвост? Херовый из тебя бандит, раз ты так запросто готов потерять голову от слов такого наглого мальчишки, как я. А может, ты попросту боишься? Потому что в одиночку-то я скрутил бы тебя в бараний рог. Но я знаю, что тебя может успокоить. У меня там в кармашке клубок шерсти завалялся — может…
— Довольно! — Голос Старого Хвоста оказался на редкость грубым и неотессанным. Никакой старческой хрипотцы, только басовитая брань. Таким гласом обычно приказывают расстрелять перед строем или повесить. Палач бы из местного криминального авторитета получился отменный.
Палачом он быть и собирался.
— Я уже говорил вам, юный князь, как меня зовут? — Мерзавчик вдруг выступил вперед. Я покачал головой в ответ.
— Мне вполне хватает ума, чтобы понять, как тебя зовут на самом деле. Ты притащил вшивую кошку — на какой только помойке ты его откопал? — чтобы выдать его за Старого Хвоста. Вот только он мало чем отличается от простого бандита. А вот ты…
Мерзавчик кивнул в ответ, словно принимая правоту моих слов.
— Ну раз уж вы во всем так прекрасно разобрались, юный князь, то позвольте мне рассказать, что вас ждет.
— Надеюсь, что девки, горячий ужин и теплая постель. Найдется что-нибудь в эдаком роде?
Истинный глава гангстеров теперь смотрел на меня без всякого намека на насмешку. Он словно давал понять, что шутки закончились и вот сейчас будет самый настоящий разговор.
Я попробовал на крепость веревки еще раз, но узлы накладывал точно не зря жующий свой хлеб человек. Ослабить путы не удалось ни на йоту.
— Вы правы, Рысев. Я тот, кем вы меня только что назвали. Но, знаете, свою кличку я получил ведь не просто так. Вижу, вы остры на язычок и до жути жаждете пойти со мной на конфликт. Что ж, думаю, мне следует уважить ваш благородный выбор.
— Босс, может, не стоит? — Велес, только что державший меня за плечи и грозивший больше остальных, вдруг испытал нечто похожее на помесь отвращения с ужасом. Ого, а вот это уже и в самом деле интересно!
— Стоит.
Он вдруг резко выпрямился. Все тело мерзавчика заходило ходуном — наружу из-под стискивавшей одежды рвались точеные мышцы. Серая шерсть побежала по телу, прорастая прямо сквозь кожу. Гулко затрещала разрываемая в клочья рубаха, лопнули штаны. Хвост, лысый и длинный, вывалился наружу.
Такое можно было узреть разве что в фильме ужасов. Человек прямо на моих глазах обращался в гигантских размеров крысятину. Вытянулась морда, пробилась розовая, наглая точка носа. Глаза будто залило красными чернилами — без зрачков они выглядели до безумного жутко. Дикий вопль вырвался из глотки гангстера — схватившись укоротившимися лапами за разросшуюся голову, он застонал, когда наружу полезли желтые, способные перегрызать сталь резцы. Я закусил губу, ловя себя на мысли, не замешана ли здесь каким боком семейка Менделеевых. Похимичить они любители, а уж как к крыскам-то своим относятся…
— Ну как, юный князь? Я говорил ведь, что у вас будет шанс встретиться со мной лицом к лицу? А может быть, теперь лучше сказать, лицом к морде?
Мне хотелось вжаться в стоящих за спиной великанов, те же, кажется, желали сделать то же самое с ближайшей стеной. Холодный пот градом покатился по позвоночнику, рубаха мерзко прилипла к телу, в глазах заслезилось.
Коротенькие серые лапки с когтистыми пальцами сжимались, будто в желании прямо здесь и сейчас ухватить свою добычу. Голос, льющийся из недр чудовища, приводил в животный ужас. Желание бежать без оглядки проснулось во мне.
Ясночтение вопило, будто обезумевшее, крича, что рядом не просто опасность, а самая настоящая погибель.
Моих рук коснулось лезвие. Веревки, еще пару мгновений назад стискивавшие запястья, обрезанным хламом рухнули наземь, даруя долгожданную свободу.
Велес-баран, не давая и шанса прийти в себя, что есть сил отвесил мне затрещину — словно кукла, я отлетел на груду ящиков. Здоровяк в пару прыжков оказался рядом со мной, чтобы тотчас же встретиться с каблуками моих ботинок — клинком они врезались ему в брюхо.
Его дружки были рядом. Не спеша хвататься за стволы, они полагались на силу рук. Я вскочил на ноги, принимая боевую стойку. Не знаю, как глупо в ней смотрелся, но уловил лишь ухмылки на лицах моих похитителей.
Ощущение того, что попал в ловушку, пискнуло во мне умирающей крысой в тот миг, когда я услышал шорох взведенного механизма. Земля из-под ног ушла в никуда, тьма грязного подвала добродушно приняла меня в свои объятия…