Когда тело говорит НЕТ

9. Существует ли «Раковая личность»?

Поздней осенью 1990 года состоялась свадьба Джимми и Линды. Церемония проходила в часовне отделения паллиативной помощи больницы Ванкувера. Спустя пять дней Джимми умер от рака кожи, который поразил его позвоночник. Невеста была на восьмом месяце беременности. Вся семья Джимми, не считая отца, приехала, чтобы принять участие в церемонии и провести с ним последние недели его жизни. Спустя месяц и один день после того, как я объявил о его смерти, я присутствовал при родах их дочери, Эстель. Я также помогал Линде во время родов ее двух старших детей от первого брака.

Джимми не очень жаловал врачей. Несмотря на то что они с Линдой были вместе уже пять лет, я встретился с ним только тем летом, когда он пришел на прием и пожаловался на постоянную боль в спине. Как оказалось, это был симптом того, что рак кожи, который несколько лет назад был удален на его ноге, дал метастазы в позвоночник. Злокачественная меланома — это опасная для жизни опухоль из меланоцитов, пигментных клеток кожи. Меланома часто метастазирует в другие органы и нередко поражает людей в расцвете лет.

Я плохо знал Джимми, но с первой встречи он производил впечатление чрезвычайно обаятельного человека. Это был 31-летний мужчина, вежливый и дружелюбный, со светло-каштановыми волосами желтоватого оттенка, голубыми глазами и широким, открытым ирландским лицом, покрытым веснушками.

Главным физиологическим фактором риска развития злокачественной меланомы является воздействие ультрафиолетового излучения на светлую кожу. Судя по всему, люди кельтского происхождения особенно этому подвержены, тем более если у них, как у Джимми, светлые волосы, веснушки, а также голубые или серые глаза. У этнических групп с темной кожей риск развития данного вида рака незначителен: на Гавайях рак кожи у представителей европеоидной расы встречается в 45 раз чаще, чем у темнокожих людей¹. На пляжах Ванкувера летом местные дерматологи на общественных началах проводят «патрулирование», во время которого они предупреждают загорающих об опасности, которую те на себя навлекают. К сожалению, с проблемой подавления эмоций справиться труднее, чем с отсутствием солнцезащитного крема. Злокачественная меланома — тема научных исследований, результаты которых демонстрируют самое убедительное доказательство того, что подавление эмоций и развитие рака взаимосвязаны.

Болезнь Джимми стремительно развивалась, из-за химиотерапии и облучения он стал чувствовать себя еще хуже. «С меня хватит, — наконец сказал он. — Это безумие. Я умираю, но не хочу умирать в такой агонии». Вскоре после этого у него отказали ноги, и он поступил в отделение паллиативной помощи. Смерть настигла его спустя несколько недель. Прежде чем я оставил врачебную практику два года назад, Линда и ее дети были моими пациентами. Недавно я позвонил ей, и она согласилась дать интервью для этой книги, как и Донна, старшая сестра Джимми.

Я попросил Линду описать личность ее покойного мужа. «Джимми был беззаботным, спокойным и уравновешенным человеком. Ему нравилось находиться в окружении людей. Когда вы спросили меня о том, какие трудности он испытывал в жизни, мне пришлось задуматься. Он не был особенно нервным человеком. Но он был алкоголиком. Он пил ежедневно и много. Вот почему все эти годы я не выходила за него замуж, причина в пьянстве. Он каждый день выпивал минимум по четыре банки пива, а то и больше».

«Он становился совсем другим человеком?»

«Только если он выпил лишнего… После чего он превращался в такого большого и доброго медвежонка, который признавался всем в любви. Когда он выпивал, он сразу лез обниматься. И к ребятам тоже, будто они были его старшими братьями. Стоило ему сказать: „Ты мой лучший друг“, как у него тут же наворачивались слезы.

Он не был жестоким человеком, не был сердитым или недовольным. Он был грустным. Он был преисполнен грусти, и я не знаю почему.

Единственное, что приходит в голову, так это какой-то секрет, связанный с его отцом, о котором он не хотел мне рассказывать. Он не мог говорить о таком. Он вообще не говорил о своих чувствах, не делился личным».

«Какое у него было детство?»

«Он вырос в Галифаксе. И всегда говорил, что был счастливым ребенком. Его родители жили вместе. Оба были алкоголиками — отец, насколько я понимаю, надолго уходил в запои. Я думаю, его мать начала пить, когда Джимми был подростком».

Позже я узнал от Донны, сестры Джимми, которая была старше его на два года, что все их детство отец был запойным алкоголиком. У нас с Донной состоялись два разговора. «Мне очень нравилось мое детство, — сказала она мне вначале, — младшие братья и сестра не разделяют мою точку зрения… но я считаю, что у нас было отличное детство. Очень счастливая семья…

Джимми был славным маленьким мальчиком, счастливым ребенком. Мы все время играли. Бывало, мы выходили на задний двор и устраивали водные бои — знаете, с такими небольшими пистолетами-распылителями. Я просто вижу в нем ребенка с очень счастливым лицом».

«Какими вы запомнили своих родителей?»

«Мой отец был самым милым и дружелюбным человеком на свете. Он был большой шутник. Постоянно дурачился с нами, понарошку дрался, играл или щекотал. Он часто пародировал Дональда Дака. Случалось, к нам приходили гости и говорили: „Попроси своего папу сказать что-нибудь как Дональд Дак“.

Он был смешной, но его приходилось слушаться. Мы дурачились с ним, но если папа сердился, дрожала земля… Когда он был раздражен или злился, наступал предел. Если он требовал что-то сделать, ты это делал».

«Почему?»

«Потому что в противном случае тебя наказывали или орали на тебя».

В девятнадцать лет Донна вышла замуж и переехала в другой город. Джимми жил с родителями до двадцати двух лет. Потом он уехал в Ванкувер (как сказал, ненадолго, якобы навестить друга), позвонил родителям и сообщил, что не вернется. Он сдержал свое слово и лишь изредка наведывался к ним в гости.

«Он просто позвонил и сказал, что не приедет домой. Он оставил письмо с объяснением в верхнем ящике своего стола».

«Он сбежал».

«Именно так. Я помню, как он говорил родителям о том, почему это сделал: „Слушайте, я не мог вам все рассказать, не хотел вас обидеть…“»

«Значит, у Джимми было ощущение, что если он станет независимой личностью, то тем самым ранит своих родителей».

«Нам всем внушали это чувство. Мы заменяли собой весь мир для мамы. Мы были для нее всем. Она старалась изо всех сил, но была очень привязана к нам — в ущерб и мне, и особенно Джимми. Оглядываясь назад, я понимаю, что это была чрезмерная, нездоровая привязанность. Я считаю, что в какой-то момент надо выпустить своих детей из родительского гнезда. Думаю, психологически мама так и не отпустила нас. Во многих ситуациях я чувствовала себя ей обязанной, как и Джимми. Когда ты становишься взрослым, родители, как правило, стараются понять и принять твое решение жить отдельно».

«Тот факт, что Джимми сбежал на Западное побережье, не означает, что он почувствовал внутреннюю свободу».

«Конечно нет. Он чувствовал себя ужасно. Он ощущал огромную вину. Он переехал, но ему пришлось жить с этими чувствами».

По словам Донны, даже на пороге смерти душевная боль родителей была невыносима для Джимми: «Незадолго до празднования Дня труда мне позвонил брат. Он рассказал мне о том, как обстоят дела с меланомой, и добавил: „Понимаешь, Донна, я не в состоянии позвонить маме и папе, я с этим не справлюсь. Можешь позвонить им вместо меня?“ Я ответила, что, разумеется, сделаю это. И он добавил: „Просто преподнеси это так, чтобы потом они не звонили мне в расстроенных чувствах и слезах, потому что я этого не выдержу“».

Я высказал Донне предположение о том, что «очень счастливое лицо» Джимми, которое, по ее воспоминаниям, было у него в детстве, возможно, вовсе не отражало его истинный облик. По крайней мере отчасти, это могла быть защитная реакция, которую он использовал в ответ на беспокойство и гнев родителей. Это был способ отгородиться от той боли, которую переживания родителей ему причиняли. Он защищался путем отрицания собственных чувств. Донна перезвонила мне спустя несколько дней. Наш разговор пробудил в ней много воспоминаний. Она хотела поговорить со мной.

«После нашего разговора я весь день продолжала думать об этом. Я легла спать поздно ночью. И проснулась около четырех утра. Просто невероятно, как много воспоминаний пробудилось и продолжало появляться.

Вы упомянули слова Линды о том, что Джимми переполняла грусть. Возможно, это было связано с отцом. Я знала Джимми очень, очень хорошо, и он действительно испытывал сильную грусть. Вернусь к истокам, к воспоминаниям о его детстве. Я помню только один раз, когда папа вел себя с братом грубо — из-за того, что он слегка испортил ковер в гостиной. И вспоминаю много улыбок, смеха. Но отец не принимал никакого участия в жизни Джимми. Никогда не водил его на хоккей. Никогда не играл с ним.

Самое удивительное: наш отец всегда говорил, что любит нас, но при этом мог сильно обидеть. Один из моих братьев был довольно полный, и он высмеивал его на глазах у чужих людей. Он мог сказать в его адрес просто ужасные вещи, так же как и Джимми.

Я никогда не сердилась на отца — всегда выгораживала его, возможно, сознательно, а может быть, сама того не подозревая. В ту ночь ни с того ни с сего я сильно разозлилась. Я начала размышлять о Джимми и обо всем, что происходило с ним в детстве и сопровождало его на протяжении всей жизни. Я постоянно прокручивала в голове те многочисленные случаи, когда отец повышал голос. Если он пытался что-то починить, а рядом не было нужных инструментов, или винты падали на пол, или что-то шло не по плану, он начинал громко орать, и мы страшно этого боялись. Мы сразу прятались по углам. Неожиданно в голове всплыл его голос, все его крики и вопли, и я подумала: так не должно быть. Мы не должны были проходить через подобное.

Даже перед смертью… Отец пришел увидеться с Джимми — он приехал из Галифакса. Всю дорогу за рулем были моя сестра и ее муж; отец все это время не отрывался от бутылки. Они приехали за пару недель до того, как Джимми положили в отделение паллиативной помощи. Отец зашел в квартиру и сидел там, потягивая пиво. Он даже не удосужился зайти в спальню, чтобы посмотреть на собственного сына, чтобы встретиться с Джимом.

Мы пытались скрыть это. Мы не хотели, чтобы Джимми узнал, что его отец не может посмотреть ему в лицо, потому что боится увидеть, как выглядит его сын. Наконец папа набрался смелости, вошел в комнату и спросил: „Джимми, тебе что-нибудь принести? Ты что-нибудь хочешь?“

Отец покинул комнату, подошел к холодильнику и вдруг сказал: „Почему здесь нет яблочного сока? Уму непостижимо!“ Он начал рвать и метать. Мы были поражены. Надев пальто, он ринулся в магазин и принес Джимми яблочный сок.

После этого отец уехал домой, и на этом все закончилось. Он ни разу не навещал Джимми в больнице. Он вернулся в Галифакс и больше никогда его не видел. И самое смешное… Ну, вы знаете, что Линда была беременна Эстель, и они поженились за пять дней до смерти Джимми. В тот день он находился в полукоматозном состоянии».

«Да, он был сонным. Нам пришлось увеличить дозу обезболивающего препарата».

«Я до сих пор вспоминаю одну вещь… После свадьбы, несмотря на слабость, он поднял руку и сказал: „Посмотри, кольцо прямо как у папы“. Его обручальное кольцо выглядело в точности как кольцо отца. Забавно, что именно Джимми произнес эти слова. Кольцо прямо как у папы».

Способ психологической адаптации, который использовал Джимми, был подробно описан в результате исследования пациентов с меланомой. В 1984 году проводилось замечательное исследование, во время которого оценивались физиологические реакции на стрессовые раздражители у трех групп участников: пациентов с меланомой, людей с сердечно-сосудистыми заболеваниями и контрольной группы без заболеваний. Каждого человека подключали к дермографу — устройству, которое регистрирует электрические реакции организма на поверхности кожи, и показывали ряд слайдов, предназначенных для выявления эмоционального стресса. На слайдах отображались оскорбительные, неприятные и угнетающие высказывания, например «Ты страшилище» или «Ты сам виноват». Во время измерения физиологической реакции участников просили записывать свою субъективную оценку того, насколько спокойно или встревоженно они себя чувствовали при чтении каждого утверждения. Таким образом, исследователи получили не только распечатку с данными о фактическом уровне стресса, который испытывает нервная система каждого участника, но и отчет об индивидуальном психологическом восприятии эмоционального стресса.

Физиологические реакции трех групп участников были идентичны. Однако люди из группы пациентов с меланомой чаще всего отрицали, что сообщения на слайдах расстраивают их или вызывают беспокойство. «Данное исследование показало, что пациенты со злокачественной меланомой демонстрируют способ психологической адаптации и склонность к тому, что можно охарактеризовать как признак „подавления эмоций“. Их реакции значительно отличались от реакций пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями, которые, можно сказать, продемонстрировали диаметрально противоположный способ психологической адаптации»².

Больные меланомой проявляли наибольшую сдержанность в выражении эмоций; пациенты с сердечно-сосудистыми заболеваниями, наоборот, показали в этом отношении наименьшую сдержанность. (Может показаться, что люди с сердечно-сосудистыми заболеваниями проявляют здоровую реакцию, но это не так. Между подавлением эмоций и гиперреактивностью есть золотая середина.) Это исследование доказало, что психологический стресс, который испытывают люди, оказывает физиологически измеримое воздействие на системы организма, при этом человек вытесняет свои переживания в подсознание и не распознает их.

Именно в связи с меланомой впервые было введено понятие «личность с поведением типа С»[25]. Была определена совокупность особенностей характера, которая у людей с онкологией встречается чаще, чем у тех, у кого нет рака. Личности с поведением типа А воспринимаются как «злые, напряженные, торопящиеся, агрессивные, желающие все контролировать»; они более подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям. Личность с поведением типа В представляет собой уравновешенного, сдержанного человека, который позволяет себе чувствовать и выражать эмоции, не теряя рассудка и сохраняя самообладание во время неконтролируемых вспышек эмоций. Личностей с поведением типа С характеризуют как «чрезвычайно отзывчивых, терпеливых, инертных, неуверенных в себе и податливых… Человек типа С может напомнить человека типа В, так как они оба кажутся приятными в общении людьми, но… одновременно с этим тип В с легкостью выражает свой гнев, страх, грусть и другие эмоции, тогда как личность типа С, на наш взгляд, подавляет или вытесняет „негативные“ эмоции, особенно гнев, при этом стараясь сохранить образ сильного и счастливого человека»³.

Может быть, сама болезнь меняет личность человека и влияет на его модель преодоления трудностей, которая отличается от той, что он использовал до болезни? История Джимми, рассказанная его женой и сестрой, показывает, что вытеснение в подсознание, «доброжелательность» и отсутствие агрессии — модели поведения, которые формируются в раннем детстве и сохраняются на протяжении всей жизни. Исследователи, изучающие физиологические реакции на стресс у пациентов с меланомой, отмечают: «Когда у людей обнаруживают болезнь, будь то рак или сердечно-сосудистое заболевание, они продолжают справляться со стрессом привычным для себя способом и не формируют новые модели поведения… Под воздействием стресса люди, как правило, мобилизуют все внутренние ресурсы и защитные механизмы».

Каким образом психологический стресс трансформируется в злокачественные поражения кожи? По-видимому, именно гормональные факторы объясняют тот факт, что число опухолей меланомы увеличивается в участках тела, не подверженных воздействию солнечного света. Исследователи предположили, что гормоны могут излишне стимулировать пигмент-продуцирующие клетки⁴.

Во время проведения исследований многих других видов рака также выявлялись черты, свойственные личности с поведением типа С. В 1991 году исследователи из Мельбурна определяли, являются ли определенные личностные особенности фактором риска развития рака толстой или прямой кишки. Ученые сравнили более шестисот человек, у которых недавно диагностировали рак, с соответствующей контрольной группой. Больные раком в статистически значимой степени чаще демонстрировали следующие особенности: «элементы отрицания и подавления гнева, а также других негативных эмоций… видимость „милого“ или „доброго“ человека, подавление ответных действий, которые могут обидеть других людей, а также избегание конфликтов… Риск развития колоректального рака с такой моделью поведения не зависел от ранее обнаруженных факторов риска, связанных с питанием, употреблением пива и наследственностью»⁵. Больше случаев рака кишечника было замечено среди пациентов, которые рассказывали о несчастном детстве и неудачах во взрослой жизни. Мы уже замечали подобные особенности у пациентов с раком молочной железы, меланомой, раком простаты, лейкемией и лимфомой, а также раком легких.

В 1946 году ученые из Университета Джонса Хопкинса начали долгосрочное проспективное исследование, чтобы выяснить, есть ли у молодых людей определенные психобиологические особенности, которые помогли бы предугадать предрасположенность к заболеваниям в будущем. В последующие 18 лет психологическое тестирование прошли 1130 белых студентов мужского пола, которые обучались в Медицинской школе Университета Джонса Хопкинса. Им задавали вопросы о том, как они справляются с психологическими трудностями и какие отношения с родителями у них были в детстве. Также фиксировались биологические показатели (пульс, кровяное давление, вес и уровень холестерина) и привычки вроде курения, употребления кофе и алкоголя. К окончанию исследования почти все участники, чей возраст варьировался от 30 до 36 лет, уже окончили университет, и большинство работали врачами. В этот момент их состояние здоровья было проверено повторно; у большинства не было проблем, но некоторые из них страдали от сердечно-сосудистых заболеваний, высокого кровяного давления, психических расстройств, рака или совершили самоубийство.

Когда ученые начали проводить данное исследование, они не ожидали обнаружить взаимосвязь рака с психологическими факторами. Тем не менее результаты их работы подтвердили эту взаимосвязь. Между теми, у кого обнаружили рак, и группой самоубийц было поразительное сходство: «Результаты нашего исследования, по-видимому, согласуются с выводом о том, что больные раком более склонны отрицать и подавлять конфликтные импульсы и эмоции, чем другие люди»⁶.

Ученые выяснили, что и большинству здоровых участников, и участникам с каждой категорией выявленных заболеваний соответствует определенная совокупность психологических особенностей. Первоначально самые низкие показатели депрессии, тревоги и гнева были зафиксированы среди студентов-медиков, у которых впоследствии развился рак. Они также сообщали, что у них нет эмоциональной близости с родителями. Эти участники хуже всего умели выражать свои чувства. Означает ли это, что есть особый склад личности, подверженный онкологии? Ответ на этот вопрос неоднозначен.

Пример с меланомой подтверждает ошибочность упрощенного подхода, при котором развитие рака объясняют чем-то одним. Одна светлая кожа не может стать причиной появления меланомы, поскольку не у всех людей со светлой кожей развивается данный тип рака. Одного ультрафиолетового повреждения кожи для этого тоже недостаточно, так как лишь у небольшой части светлокожих людей солнечные ожоги приводят к раку кожи. Подавление эмоций само по себе также не объясняет всех случаев развития злокачественной меланомы, так как не у всех людей, которые подавляют чувства, появляется меланома или любой другой вид рака. Смертельно опасно сочетание этих трех обстоятельств.

Пока мы не можем утверждать, что определенный тип личности является причиной рака, но определенные личностные особенности, несомненно, повышают риск его развития, так как они чаще провоцируют физиологический стресс. Подавление эмоций, неумение говорить «нет», а также отсутствие осознанного понимания своего скрытого недовольства значительно повышают шанс того, что человек окажется в ситуации, когда окружающие будут подавлять его чувства, игнорировать его потребности и пользоваться его добротой. Подобные ситуации провоцируют стресс независимо от того, осознаёт это человек или нет. На протяжении многих лет они повторяются, происходят все чаще и могут привести к нарушениям гомеостаза и иммунной системы. Именно стресс, а не свойства личности, разрушает физиологический баланс и иммунную защиту, тем самым увеличивая предрасположенность к заболеванию или снижая сопротивляемость организма.

Таким образом, связующим звеном между личностными качествами и болезнью является физиологический стресс. Определенные особенности, известные как копинг-стратегии, повышают вероятность хронического стресса и тем самым увеличивают риск развития заболевания. Общей чертой является ограниченная способность к эмоциональному взаимодействию. Психологические переживания преобразуются в потенциально разрушительные биологические события, когда людям уже в детстве не дают возможности научиться правильно выражать свои чувства.

Воспитание формирует отношение человека к собственному телу и психике. Психологическая обстановка в семье взаимодействует с врожденным темпераментом и порождает личностные качества. Многое из того, что мы включаем в понятие «личность», — это не фиксированный набор характеристик, а лишь механизмы адаптации, которые человек усвоил в детстве. Есть важное различие между врожденной чертой характера, которая изначально заложена в человеке, вне зависимости от его окружения, и реакцией на окружающий мир — моделью поведения, которая формируется, чтобы обеспечить выживание.

То, что мы считаем неотъемлемыми чертами характера, возможно, не более чем неосознанно усвоенные привычные способы защиты. Люди часто отождествляют себя с такими выработанными моделями поведения и считают их своей неотъемлемой частью. Иногда из-за этого они даже ненавидят себя: например, человек может называть себя «помешанным на контроле». В действительности у него нет врожденной склонности все контролировать. За «манией контроля» скрывается глубинное чувство тревоги. У младенца и ребенка, которые чувствуют неудовлетворенность своих потребностей, могут сформироваться обсессивные копинг-стратегии, например беспокойство по каждому поводу. Когда такой человек боится, что происходящее выходит из-под его контроля, он испытывает сильный стресс. Бессознательно он считает, что, только контролируя каждый аспект своей жизни и окружающей обстановки, он сможет обеспечить удовлетворение своих потребностей. Когда он повзрослеет, окружающие станут на него обижаться, и он будет испытывать неприязнь к тому, что изначально было отчаянной ответной реакцией на эмоциональную депривацию. Стремление к контролю — это не врожденная черта, а копинг-стратегия.

Подавление эмоций также представляет собой копинг-стратегию, а не неизменную черту характера. Никто из множества взрослых людей, с которыми я общался для написания этой книги, не смог утвердительно ответить на следующий вопрос: когда в детстве вы испытывали грусть, были расстроены или злились, рядом с вами был человек, с которым вы могли поговорить, — даже если именно он вызывал у вас эти негативные эмоции? За 25 лет медицинской практики и 10 лет работы в отделении паллиативной помощи я никогда не слышал, чтобы кто-то из пациентов с раком или другим хроническим заболеванием утвердительно отвечал на данный вопрос. Многие дети подвергаются такому обращению не в результате жестокости родителей или их желания причинить вред, а потому, что сами родители слишком боятся тревоги, гнева или печали, которые они ощущают в своем ребенке, либо слишком заняты или обеспокоены, чтобы обращать на него внимание. «Мои родители хотели, чтобы я был счастлив», — эта простая формула научила многих детей — ставших взрослыми людьми, которые страдают от стресса, депрессии или физической боли, — подавлять свои чувства на протяжении всей жизни.

Джилл, режиссер из Чикаго, у которой обнаружили прогрессирующий рак яичников, признает, что она перфекционистка. Ее подруга сказала мне, что на протяжении всего года до постановки диагноза она чувствовала беспокойство, видя, как Джилл переживает серьезный стресс: «В тот момент я чувствовала, что это окажет не только психологический вред», — сказала ее подруга.

«Примерно три года назад Джилл начала совместную работу над фильмом. Киностудия плохо справилась со своей работой. Для нее это превратилось в настоящий кошмар, поскольку она ожидала, что завершит проект. Если уж она согласилась на проект, то он должен быть очень высокого качества. Она проводила за работой в три, а то и в пять раз больше оплачиваемого времени. Я считаю, что именно это послужило главным толчком для того, чтобы тело Джилл сказало: „Я этого не выдержу“».

Во время моего разговора с Джилл она демонстрировала невероятную обезоруживающую честность и психологическое отрицание. Джилл рассказывала откровенные истории о стрессовых ситуациях в своих отношениях с родителями и супругом, ни на секунду не признавая, что они могли способствовать развитию ее болезни. Сейчас ей пятьдесят лет, она очень красноречива и склонна углубляться в лабиринт подробностей, обсуждая любой вопрос. Я понимал, что таким образом она пыталась обуздать тревогу. Казалось, ей было не по себе даже от малейшей паузы в разговоре. Во время нашей первой встречи Джилл, потеряв волосы в результате химиотерапии, по-прежнему носила парик.

В браке она приняла на себя роль матери. Когда ее муж Крис страдал от обострения изнуряющего заболевания, она ухаживала за ним с материнской заботой и самоотверженностью: вызывала врачей, нянчилась с ним по ночам, чтобы удостовериться, что о нем как следует заботились, пока она была на работе.

Одновременно она готовилась к выступлению на национальной конференции и вела вечерние семинары для начинающих режиссеров. Вечером перед отъездом на конференцию у нее было одно из таких занятий, затем в два часа ночи она собрала вещи и улетела утренним рейсом.

Вскоре после того как необходимость ухаживать за мужем отпала, она почувствовала первые симптомы рака яичников. Различие между супругами в отношении к болезням друг друга было огромно. Несколько месяцев Крис, казалось, вообще не обращал внимания на страдания жены, невзирая на то, что она буквально жила на обезболивающих. «Иногда в лифте посторонние люди спрашивали, все ли со мной в порядке», — говорит она. Как часто бывает в случае рака яичников, врачам потребовалось несколько месяцев, чтобы поставить диагноз.

Когда Джилл сообщили о том, что у нее рак яичников, ее первые слова были: «Мой бедный муж, моя несчастная мать». Она была для них опорой и жалела их, осознав, что они могут лишиться ее поддержки.

Онколог-гинеколог объяснил супругам, что шанс Джилл прожить хотя бы еще пять лет крайне мал, учитывая стадию, на которой у нее обнаружили заболевание. Крис находился в состоянии отрицания. «Он будто не слышал этого, — говорит Джилл. — Я хотела обсудить с ним то, что мне только что сообщили, но всю дорогу домой Крис говорил о том, как мы будем бороться и победим болезнь. Он вообще не вспоминал про прогноз врача. Эта информация обошла его стороной».

Когда Джилл предстояло пройти операцию, ей пришлось смириться с тем, что ее мать решила быть рядом с ней. «Она не собиралась приезжать. Она привыкла быть в центре внимания и не любила летать на самолетах. Но все повторяли: „Твою дочь кладут в больницу, и ты не поедешь к ней?“ В ответ на это ей пришлось примерить на себя роль матери и приехать ко мне».

«Если вы видели это в таком свете, как вы восприняли ее визит?»

«Поначалу я была счастлива, что она не приедет. Я не хотела ее видеть. Я знала, что она использовала меня, чтобы играть роль хорошей матери. Но я всегда заботилась о ней, с тех самых пор, как умер отец, — он попросил меня об этом».

«Мне кажется, вы заботились о ней с самого рождения».

«Ладно, с самого рождения. Мой папа часто повторял: „Знаешь, оставь ее в покое“. Когда она действовала ему на нервы, он все равно очень деликатно к ней относился. Он по-своему любил ее. К тому же он прекрасно понимал ее недостатки и в ущерб себе пытался приспособиться к ее характеру.

Как-то раз после возвращения из долгой командировки в Юго-Восточную Азию отец забрал меня в аэропорту. Я была измотана. Мама была учительницей, и папа хотел отвезти меня в школу, в которой она работала. „Встретишься с мамой — она и все ее ученики уже ждут тебя там“, — сказал он. Я ответила: „Нет, пап, я не поеду. Я очень устала. У меня была выматывающая поездка. Я просто хочу поехать домой и побыть одна“, — „Сделай это ради мамы. Ты ведь знаешь, как сильно она этого ждет“. Он отвез меня в школу, где она уже ждала меня со всеми детьми, а чтобы развлечь их, уговорил меня надеть соломенную шляпу, которую я купила в Азии. Мама была окружена любовью всю свою жизнь, и он знал, что именно так необходимо проявлять к ней свое уважение. Она демонстрировала детям, что ее дочь была за границей, а теперь вернулась, чтобы увидеться с ней. Я играла эту роль, чтобы угодить отцу, и так происходило постоянно».

«Разве вы не побуждаете своих детей отстаивать свою позицию вместо того, чтобы заставлять их заботиться о ком-то в таком смысле? Джилл, у вас серьезное заболевание, предстоит сложная операция, и ваша мама не просто приезжает, а остается с вами на целый месяц».

«К тому же она очень требовательная. Я целый месяц ей угождала. Понимаете, я очень исполнительная, я на самом деле очень исполнительный человек. Я заботилась о ней. В то время я обсуждала это с моими друзьями, и многие из них советовали мне не разрешать ей приезжать.

Я множество раз прокручивала в голове ситуацию: если бы одному из моих детей назначили операцию и он бы не захотел, чтобы я была рядом, то я смирилась бы с этим. Хотя, я надеюсь, они не стали бы возражать против моего присутствия. В случае с моей матерью я чувствовала бы себя виноватой и страдала, если бы не позаботилась о ней, это стало бы для меня еще большим стрессом».

Джилл вспоминает себя не как покладистого ребенка, а как бунтарку: «В подростковом возрасте я была далеко не идеальным ребенком. Отец говорил, что никогда не пожелал бы мне воспитывать ребенка вроде меня. Я была сущим наказанием. Меня считали очень трудным подростком. Я хорошо училась в университете, мне просто не нравилась школа. Потом я вышла замуж за человека с хорошей профессией. В итоге родители были мной довольны».

Мать Джилл умерла в прошлом году, после нашего интервью. Ее дочь ощущала потребность заботиться о ней даже после ее смерти. В некрологе она восхваляла свою мать за то, что та преодолела огромное расстояние, чтобы быть рядом с дочерью и ухаживать за ней после операции по удалению рака яичников.